Креатив

— Нравится тебе это или нет, но ради хорошего вина лоза обязана пострадать! — выкрикнула гарпия, топнула по тучке, на которой стояла, и даже кулачком поддала подвернувшемуся под горячую руку облаку. Оно полыхнуло ало и пролилось на далёкую Землю радужным ливнем. Увидевший сие поэт тут же написал оду.

— Повторяю: мне — это — не — нравится! — и образцово синеглазый блондин демонстративно развернул золотистые крылья во всю нехилую ширь. Много чего на своём миллениуме повидавшая гарпия впечатлилась, но виду не подала. Плавали, знаем: этих амуров перед каждым делом непременно обаянием подкачивают. Так что, она лишь подбоченилась, картинно выставила вперёд точёное бедро и сверкнула на амура коленкой:

— Как амброзию с нектаром вкушать, так вы на Олимпе первые. А как всё это растить, так это — вам — не нра-а-авится. Белоручки! — она тряхнула пышной каштановой гривкой и обдала амура презрением. Но он продолжал недоуменно смотреть на неё.

— Ай, чтоб мне ладана вкурить, ты только вчера из людей, что ли? — от адской дивы во все стороны брызнули искорки догадки.

Блондин нежно зарделся в ответ:

— Позавчера.

Ворча что-то про недоучек, про их лентяев-учителей и про бедную себя, вынужденную делать чужую работу, гарпия извлекла из пространства ослепительно-чёрное копьё, выгодно оттенившее изгибы её тела. Поистине, создавая диву эту, творец всего сущего был в ударе, подумалось амуру.

— А теперь угадай с трёх раз, что было бы, не устрой бабуля Орида деду Хаосу того ещё Биг-Бума, — и бесстыже глядя в глаза, гарпия поманила амура конфетой одной из своих лучших улыбок.

"Гарпий перед заданием феромонами подкачивают, так что, смотри там, парень", — вспомнились амуру слова наставлявшего его на путь истинный Эрота. Амур старательно отвёл взгляд от улыбки, так и звавшей её попробовать, даже в крылья запахнуться попытался.

— Ну, так чего, — промямлил он из-за их прикрытия и посмотрел вниз, на поэта, который рвался прочитать некой надменной брюнетке новоиспечённую оду, — ревность или пусть в кого ещё влюбится?

Во взгляде гарпии заплясали бесенята — она просчитывала варианты.

— По варианту "влюбится" навара больше, — произнесла дива, с невинным видом рассматривая покрытый красным лаком шип на кончике своего хвоста. Интересно, как именно этот недотёпа клюнет.

Ого! И откуда только взялся такой? Молча взял да и шагнул вперёд, крылья за спину отводя — весь готовность действовать. Гарпия тихонько перевела дух, стараясь не смотреть на широкую и крепкую мужскую грудь.

— Ну да, — сумела всё же проговорить красотка, — с нас же лепта ещё...

Чудовищное копьё оказалось меж стажёром с Олимпа и посланницей Аида. Она неторопливо поднесла к губам кончик хвоста, вдумчиво облизала его, пощекотала язычком острие шипа и нервы этому недо… ай, ладан с ним… и уколола амура точнёхонько под левый сосок. Аккуратно приняла на шип горячую алую каплю, опустила её на наконечник копья.

— Больше дезинфицировать не буду, — сверкнув молнией из зрачков, заявила она зачем-то, и не дожидаясь, когда амур хоть как-то отреагирует, быстро кольнула шипом под левой грудью и себя.

Капля адской крови смешалась с кровью божества, и копьё вдруг утратило черноту, сделавшись почти прозрачным, словно застывшая вода.

— Что ж, так наверху и передай, — на дело шли с чистой совестью, — хмыкнула гарпия и протянула копьё амуру. — Твой выход.

Тот поудобнее перехватил оружие, примерился, глубоко вздохнул и… Лёгкая снисходительная улыбка на лице гарпии сменилась сначала восхищением, затем испугом и, наконец, ужасом: он не стал бросать копьё сразу! Он ринулся вниз, изо всех сил работая крыльями, стремительно сливаясь с копьём в ослепительное гигантское острие! И вместо того, чтобы пронзить только поэта, со всего маху пропорол и высокомерную брюнетку, да так и оставил их трепещущими на одной оси.

— Сто тысяч роз тебе в задницу! — неэротично заорала с тучки гарпия, — ты чего наделал-то?

— А ничего, — восстанавливая дыхание, фыркнул подлетавший к ней амур. — Поэтов надо слушать. Теперь она ему прохода не даст.

— Но мы так не договаривались! Он должен был влюбиться в другую и снова страдать, добиваться, пылать. О, какие были бы стихи! Олимпийцы от наших отстали бы века на полтора-два, дали бы покоя… А ты… Ты! Ты хоть знаешь, что отнял у искусства?

— Знаю, — неожиданно мрачно отозвался амур. — Поэтому и сделал, что сделал.

— А мой навар? — продолжала базарить гарпия. — За тобой теперь душа! Ты мне душу должен, понял!

И адская дива вдруг расплакалась:

— Да что ж мне так не везёт?! Такую идею — и запорол! А у меня — второй прокол! Третьего же не прощают! — гарпия уткнулась лицом в тучку и завыла. — Мы с тогдашним стажёром так всё рассчитали, а тот художник возьми и… ы-ы-ы… застрелись! Видишь ли, объект любви не желает до него снисходить. Писал бы себе изо всех сил картины — а годиков через пять мы бы дали ей… а-а-а… снизойти. Я лично её курировала. А он ждать не пожелал… б-б-бунтарь! И ты тут ещё на мою голову!

Он опустился рядом с нею и поцеловал в дрожавшую каштановую макушку, прямо между пикантно торчащими бугорками рожков.

— Ты же хотела вариант "влюбится"? И ты его получила, душа моя.

Рыдания прекратились, лицо инфернальной красотки осталось опущенным, но острые мохнатые ушки повернулись к говорящему.

— Я ж эти ваши игры быстро раскусил. Что ж ты, думала, художника можно обмануть? Думала, не увижу, что выражение глаз у моей модели другим стало? Манящим, дразнящим… где, кстати, та конфета, что ты сулила?

Гарпия изумлённо вскинулась, но рта ей раскрыть не дали.

"А что, — томно подумала дива, когда Вселенная перестала, наконец, танцевать вокруг неё фламенко, сальсу, танго и вальс, — кажется, Муза из нас получится".

Она собралась было продолжить прервавшиеся зачем-то сладкие игры, но оказалось, они с амуром не одни. И давно ли тут всевышний Свет?

— Целую вечность, — улыбнулся тот. — Искал слова одобрения вашей новой тактике. Что ж, поэт удался на разрыв сердца. Так держать. Олимп ждёт от вас ещё музыканта, скульптора и, конечно, художника. Впрочем, лучше художницу или даже двух.