Костры

Яркие сполохи прыгают по стволам, отблескивающим янтарем. Тени, кружащиеся в танце, дико и непредсказуемо, а потому завораживающе. Веселые девичий смех, эхом гуляющий по лесу, ему вторят раскаты мужского хохота, утверждающие свое главенство в этом лесу. Большие поляны и костры в рост, мелькающие вокруг фигуры, легкие тела, взлетающие над огнем, чтобы с восторженным криком приземлиться по ту сторону.

Прятки между темными деревьями, так похожими на застывших богов в эту ночь… Главное, спрятаться так, чтобы тебя непременно нашел именно тот, кто нужно. Неудачи, конечно же: кто-то не смог, а кто-то и не захотел, но даже слезы сейчас легки и быстро проходят.

Протяжный хоровод, скрытые летящими рукавами лица, и без того трудно различимые в бешенной пляске огненных сполохов и теней. Быстрые прохладные пальцы, скользящие по любимым чертам, обнимающие запястье, крепко-крепко: чем сильнее держишь, тем легче будет удержать потом, когда эта ночь останется воспоминанием. Легкое журчание воды, изредка перебиваемое тихим шепотом. Мягкий смех, и вот уже снова шепот, и не разберешь, где тут человеческий голос, а где вода славит древний праздник любви. Вот кого-то зовет мужской голос, спокойно и уверенно: знает, что подойдет, хочет подойти, но еще больше хочет, чтобы позвал. Эта уверенность, поутру снова сменяющаяся на замкнутость, строгость, показную пренебрежительность и яркие ночные сны, прерывистое дыхание в одиночестве и такие сладкие воспоминания. Эта же уверенность и в ее шагах, она знает, что подойдет, только сегодня — но подойдет, и он не будет ее гнать, отгораживаясь заветами предков и стыдливостью. Эта ночь заставляет самых застенчивых смело встречать чувства любимых — когда же еще, как не сегодня? И ни один не отведет завтра глаз: у Ночь Любви свои законы.

Чьи-то клятвы под древним, как мир, дубом. Святые клятвы — теперь их уже не забудешь и не оставишь, и родители завтра лишь вздохнут, глядя на любимую дочь, отданную такой клятвой в род кровного врага. И его родители не посмеют ее тронуть — его клятва обязывает и их тоже. Оба знают это, и в сердцах бесшабашная отвага и дикая радость: мы обошли запрет! Да так, что теперь никто слова против не скажет! Ликующий смех, вызывающий на девичьих лицах мечтательные улыбки и не оставляющий места осуждению и раздорам. Вопль молодого мужчины, который дотянулся наконец до мечты и ухватил ее: не вырвется. Ему вторят друзья, глубоко в душе желающие для себя такого же умения мечтать и ждать. В деревне откликаются лошади и собаки, на лицах молодых парней и подростков расцветает гордость: столько искренне мужской радости в этом вопле, что кровь вскипает в жилах и разносит по всему телу отголоски чужого счастья.

Грусть, куда же без нее. Одиночество отставшей от подруг девушки, неотрывно смотрящей во вскипающие бурунчики воды. Холод вокруг нее, не дарящая спокойствие прохлада, а заставляющий стиснуть зубы холод. Вода мудра, она знает: холод не бывает вечным. Пройдет время, и древний лес будет слушать прерывистый шепот такой одинокой сейчас девушки, листья поймают и навсегда запомнят ее тихий счастливый голос, а дуб протянет ветку и погладит ее по щеке легким движением чуть огрубевших пальцев. И неизвестно, когда это будет: может, через год, а может, и позже. Но будет, будет точно… И вода легким журчанием проводила девушку, утянутую к кострам ватагой молодых ребят, не обративших внимания на грусть, а потому разом сделавших ее такой незначительной...

Пожилая пара, когда-то, годы назад точно также аукавшая друг друга по лесу, а теперь с понимающими улыбками смотрящая друг на друга всякий раз, как чей-то голос раздавался из леса. Их жизнь уже почти прошла, сейчас там, в темноте, кто-то делится счастьем с их внуками — но они еще помнят себя в точно такую же ночь много-много лет назад, и она снова становится похожа на самую красивую девушку в деревне, а у него расправляются плечи и руки перестают дрожать, и кажется, он сейчас снова, как тогда, подхватит ее и унесет далеко-далеко, туда, где их только двое и нет запретов. Это только на эту ночь, такая молодость у двух стариков, но она все же есть — и оба будут жить до тех пор, пока в Ночь Любви раз в году у них будет по-молодому бурлить кровь.

Она уже кончается, эта ночь, единственная в году, самая светлая, самая бесшабашная, самая молодая. Последние объятия, взгляды на восток, легкая грусть в движениях и светлые слезы на глазах, убираемые чуткими пальцами — это все тоже последнее. Как только встанет солнце — все изменится: вернется возраст, вернется стыдливость, вернутся в кровь заветы предков. И двое отодвинутся друг от друга, и в ответ на призывный взгляд парня девушка опустит глаза: сватайся, если дозволят. А дикое, ни на что не оглядывающееся счастье, бьющее из всех отверстий, не скрываемое и не скрывающееся, оно снова притаится — до следующей Ночи Любви, прорываясь лишь изредка отблесками костров в глазах да детьми, чьих родителей когда-то свели священные клятвы.