AC DC. Highway to Hell

Эта история случилась в 1979 году. Не знаю, насколько она достоверна (некоторых участников уже нет в живых), но услышал я её из первых уст. Летом 2010 года, мне довелось побывать на Sonisphere Festival в Праге, после выступления, я попал на вечеринку, там было полно продюсеров, разных прихлебателей, праздно шатающихся мажоров, конечно гениальных музыкантов (ко мне это не относится), в том числе и наши герои. У них на следующий день был концерт в Дрездене (это всего 150 км от Праги) и они заехали повидать своих коллег по ремеслу ну, и естественно повеселиться. Итак, представьте: вечерняя прохлада, небольшой уютный ресторанчик в исторической части чешской столицы, на дубовых столах полно выпивки и закуски (насколько чехи это понимают), Энгус то, вскакивая, то с грохотом падая на деревянный стул, при этом попивая скотч и размахивая руками, ведёт повествование о былых временах…

*******

…И тогда Бон прокричал:

— Отправляемся в Ад!

Я взял первый аккорд. Что-то произошло, но в сознание это не вмещалось. Вокруг как будто стало темней и прохладней, я машинально огляделся. Откуда-то сверху, голос с дикторской интонацией произнёс:

— Уважаемые пассажиры, будьте внимательней, экспресс «Сидней — Преисподняя», отправляется с 666-го пути.

Всё переменилось, помещение студии и так с приглушённым светом, вдруг стало наполняться какой-то осязаемой темнотой. Её можно было потрогать, она была противная, скользкая, масляная. Полы дёрнулись, слева от меня упал усилитель, по стенам поползли ели заметные трещины, они расходились во все стороны и заполняли пространство. Конечности окаменели, их сковывал мрак, я не мог пошевелиться, как будто меня погрузили в смолу. Первым стал исчезать наш вокалист Бон Скотт, он так и замер на пол ноте, рука с микрофоном стала покрываться миллионами трещинок, дальше они распространялись по телу, и когда охватили его полностью, раздался глухой треск, и Бон превратился в пепел. Тут же сквозь какофонию звуков мне удалось расслышать ещё один такой же треск. Я с трудом повернулся, и понял, что наш барабанщик Фил тоже исчез. Краем глаза я видел, как круг сужается, за ударником последовал мой брат Малькольм. Тьма сжималась и подступала ко мне. Пальцы пристыли к гитарному грифу, затем ноги стали ледяными, холод поднимался, я уже не чувствовал половину тела, лишь видел, как всё пространство вокруг скрючивается. Изнутри это было похоже на сферу, она становилась всё меньше и меньше, её края съёживались, подбираясь ко мне. Наверное, всё произошло за секунду, но для меня время растянулось; ведь я всё понимал, слышал, ощущал. Последнее, что вспоминается, это яркая вспышка, тихий, какой-то приглушённый хлопок и привкус серы во рту…

Безоблачное, красноватое небо прижимало меня к жёлтой земле. По безбрежной пустыне гуляли небольшие буруны, ветер задувал в глаза песок, но, глаз не было, точнее они были, но того места, где они были — не было! Вообще ничего не было! Я пытался ощупать себя и не мог! Я всё чувствовал, слышал, видел, даже мог кричать и угадывать вкус, но меня не было! Кстати про вкус и запах; поначалу растерявшись, не обратил внимания — воняло ужасно! Тлетворный запах заполнял несуществующие легкие, и оставался кишащими пауками ползать по моим потрохам, тошнота подкатывала к горлу. Я сделал шаг и упёрся в дорожный указатель, торчащий из песка, мой взгляд пополз вверх, знак указывал налево, и на нём красовалась надпись: «АД — 100 футов». В эфемерном желудке забурлило. Газы, вместе с тошнотой и икотой, стали подниматься. Организм протестовал! Я пытался оказать сопротивление, но напор был слишком сильный, и меня вырвало. Изо рта стали вываливаться ящерицы, какие-то комочки, они падали на землю, рассыпались на сотни маленьких змей, жужелиц, сороконожек и мокриц. Это зрелище меня ещё больше вывернуло. В конце концов, выплюнув желудок вместе с кишками и ещё какими-то внутренностями, я прокашлялся и заметил три химерические фигуры впереди, они двигались одна за другой вопя во весь голос.

«Это же наши!» — пронеслось в «пустой» голове.

Бон Скотт тянул заглавную песню с нашего нового альбома «Highway to Hell». Слова долетали до моих воображаемых ушей:

…Нас сопровождает смрад,

Пред нами Ад! Пред нами Ад!

Дорога-а в А-а-ад!

— Как тонко подметил, — сорвалось с губ, вместе с остатками требухи.

Я сделал ещё несколько шагов по направлению к моим призрачным коллегам. Под босыми ногами что-то хрустело, безжалостно впивалось в ступни, смешивалось с песком, кровью и лопалось, становилось скользким. Я попытался рассмотреть сквозь мутную пелену природу этого явления, тёр несуществующие глаза, а затем, скорее почувствовал спинным мозгом, чем увидел! Вся земля была покрыта слоем каких-то насекомых, членистоногих и ракообразных, они ползали, сплетались в клубки, издавали жуткие звуки! Я попытался найти место, где их не было, бежал, и на ходу вертел мнимой головой. Внезапно одна нога провалилась в пустоту, раздался металлический лязг, и тело врезалось в ещё один дорожный указатель. На долю секунды сознание превратилось в «боль», она электрическим разрядом пробежала от ноги по всему телу к затылку, ударила в него, как молот о… как молот о голову, черепная коробка треснула, макушка с комочками мозга, кусками скальпа и кепкой взмыла ввысь!.. Пошли круги, искры рассыпались снизу вверх, сначала перед глазами проплыл знак, на нём была изображена переломанная нога, и ниже было написано: «Осторожно, капканы!», после, я почувствовал металл на своей конечности. Я всё ещё не видел себя, но, как уже говорилось, ощущал всё изнутри: огромные стальной зубья, с острыми, ржавыми кромками, впились чуть выше лодыжки и раздробили берцовую кость. Кровища хлестала из разодранных вен, сухожилия, как спагетти путались в густом кровавом кетчупе. Крик отчаянья и нестерпимого страдания вырвался из моих выблеванных лёгких, в ушах звенела песня:

…Мы стоим у Дьявольских врат,

За ними Ад! За ними Ад!

Дорога-а в А-а-аД!

— Знаки надо ставить за 15 футов до препятствия или перекрёстка! — орал я, сглатывая песок, на адских дорожных рабочих и полисменов. Вы что, ПДД не читали?

Взгляд пополз вверх по покосившемуся указателю. Под надписью «Осторожно капканы», я увидел, как кто-то от руки криво нацарапал: «до Ада 40 футов!»

— Спасибо, что предупредили, — с рёвом вырвалось у меня.

Сидя на пятой точке и раздавая проклятия; проклиная матерей тех, чья сила, забросила мою задницу в это место, я осматривал ногу, зажатую в металлической западне. Насекомые исчезли, где-то впереди слышался шум, и он приближался.

— Ну, что на этот раз? — вопрошал я у адовых небес. — Что ещё?

Вдалеке поднималась пыль, шум усиливался и приближался, превращаясь в лязг, как будто разматывали огромную железную цепь.

«Цепь!» — только и успело закрепиться в мозгу.

На пару секунд всё замерло, звуки затерялись, в этот момент я нащупал стальные звенья, они были прикованы к капкану, огромным замком. Мои руки сами собой стали шарить вокруг, ища какой-нибудь предмет, чтоб разжать капкан, или сбить замок. Правой, я наткнулась на острый булыжник. Превозмогая боль, стиснув зубы так сильно, что один из них хрустнул и сломался, мне удалось подтянуть камень к себе, и я стал молотить по заржавелому замку в ритм последнего куплета, нашего бесовского творенья:

…Брат, тащи сюда свой зад,

Ворвёмся в Ад! Ворвёмся в Ад!

Дорога-а в А-а-аД!

— Ну почему это случилось со мной? — выл я, — почему сейчас? Почему в Ад?

Одна мысль сменяла другую, эмоции давили и переполняли. Я долбал валуном по замку, по цепи, и всё орал:

— Дорога-а в А-а-ад!

Удары резкой, режущей болью отдавались во всём теле. Вдруг впереди, стал закручиваться небольшой смерч. Безоблачное небо стали заволакивать чёрные тучи. Пыль, камни, какие-то предметы кружили в окаянном танце. Земля содрогнулась, и до меня вновь донёсся металлический лязг цепи, как будто кто-то скинул дьявольский якорь в домоническое жерло. Звенья молотили о край воронки, всё ускоряясь! Я дубасил изо всех сил куда попало, но мои потуги оказались тщетны. Мне уже мерещилось, как последние метры ржавого железа исчезают из вида, через несколько мгновений эта цепь утащит меня в логово нечистой силы и Князя тьмы! Я успел схватиться обеими руками за дорожный указатель. Рывок был такой, что вначале показалось, что капкан вместе с закованной ногой умчался в смерч, оставив мне только страдание, но когда боль прорезалась, я проникся такой скорбью, что по сравнению с ней зубья капкана казались кошачьим укусом, причём это была не физическая боль. Внутри всё похолодело, становилось жутко! Волны страха накатывали на меня! Сначала казалось, что не хватает воздуха, я задыхался и хватал раскрытым ртом кислород, как выброшенная на берег рыба, после в груди стало учащённо биться, тук… тук… тук, быстрее, тук, тук, тук, ещё быстрее, туктуктук! Биение внезапно замерло, сердце стало наполняться кровью и раздуваться, волосы на голове зашевелились, по коже пробежал мороз, страх не отпускал, поджилки затряслись, душа ушла в пятки, и началась паника! Я мчался как «Конкорд», с выкрученной ногой, зажатой в ржавом капкане, меня мотало из стороны в сторону, на пути попадались огромные куски асфальта, покорёженные остовы зданий, вывернутые с корнем рельсы, завязанные в узлы, штопоры, и бантики! Моё сердце наполнялось кровью, и я испытывал жуть!

— Та-ам же бы-ыло напи-исано-о сорок фу-уто-ов! — пытался орать я, но в рот попадали какие-то измельчённые осколки, врезались в горло и язык, я опять ощутил приступ тошноты и паники.

«Только не сейчас! Только не сейчас!» — носилось в мозгу.

Торнадо становился больше, он подхватывал всё, что попадалось ему на пути. Вокруг проносились обломки строений, куски автомобилей, самолётов, другой техники, деревья, трупы людей, разнообразная одежда, мне в лицо попал огромных размеров бюстгальтер, я схватил его и, пытаясь шутить, крикнул:

— Это не мой разме-ер!

Так же было много мелких острых предметов, они вонзались в тело, терзая его, всё кружилось, уши были заложены, только внутри меня играла музыка. Гитарный риф раздирал невидимые (но осязаемые) звуки и барабанные перепонки. Ударные и бас-гитара, ритм секцией — давали «мясо», голос Бона надрывно тянул:

…Поклонимся кровавому закату,

Вот мы в Аду! Уже в Аду!

Нас привела на променад,

Дорога-а в А-а-ад!

Как только последние ноты растворились в моём призрачном сознании, я увидел, как слева и справа в дьявольскую клоаку тянутся такие же, как у меня цепи, приглядевшись, я различил, что и спереди что-то, или кто-то несётся, так же прикованный проржавевшим металлом! Через мгновение стало понятно, это мои коллеги по рок-группе, с бешеной скоростью мчатся навстречу друг другу и мне! Мы образовывали стилистический крест. Прошло уже немало времени, но мы не сближались, оказалось, что смерч не затягивает под землю, а наоборот, высасывает землю из-под нас! Она пролетает под нашими телами и исчезает за пределами гигантского урагана! Когда же мы очутились в самом центре, то увидели огромнейшую полную луну, она отбрасывала яркий свет на кружащие вокруг нас стены воронки, теперь они зашевелились, стали превращаться в неизмеримый крутящийся столб, сотканный из скандирующих людей. Смертные (именно это выражение пришло мне тогда на ум) пели нашу песню, кружась в анафемском ветровороте. Музыка стала заглушать шум бури, можно было различить, как из пыли, камней и мусора, неведомая дьявольская десница, рассекая восприятие, кроила опасной бритвой огромные готические буквы: А, С, D, С. Затем яркая вспышка с оглушающим громом взорвала над нами небо, молния срезала тучи и воткнулась в землю тысячами искр между средними C и D! Образовалась аббревиатура AC/DC! О да, это было впечатляющее зрелище, зрелище достойное королей! Королей Рок-н-Ролла! Мы давали адский концерт, и за дирижёрским пультом стоял сам Сатана! Время и бытие треснуло...

Перед самой пропастью, я увидел ещё один указатель, как при въезде в населённый пункт. Он гласил: «АД», и указывал вниз. Дальше за ним стояла железобетонная стела, на самом верху которой тоже были две огромные, почерневшие буквы, а внизу торжественная надпись: «Добро пожаловать!». Ниже стояло электрическое табло, по которому пробегали слова: население пятьсот миллиардов душ, всегда свободные места, осторожно с огнём, не оставляйте детей без присмотра, не стой у котла, рады приветствовать…

— Надеюсь, здесь полно хорошеньких девушек и односолодового виски! — вопил истошным голосом я.

Под грохот цепей, наши всё ещё бренные оболочки провалились вниз. До меня доносилось, как кто-то кричит мне:

— Энгус! Ты меня слы-ышишь? Э-энгу-ус! То-ок! Электри-ический то-ок!

Моя душа пыталась вырваться из тела и упорхнуть вверх, но лязг падающего железа воротил меня на дно — к музыке! Ноты переплетались кельтским узором и складывались в сцену, на которой уже стояли мои коллеги, склонившись над человеком с гитарой. Сознание брезжилось, как плохо работающая люминесцентная лампа, и тут я увидел Его! Враг рода человеческого тоже фосфорицировал, то появляясь, то исчезая, он медленно подходил, держал наперевес бас-гитару, и был похож на нашего пятого коллегу, опоздавшего на репетицию — Клиффа Уильямса…

Я открыл глаза, они были на месте, ощупал лицо — на месте, руки, ноги — всё цело. Пустыня исчезла, взгляд упёрся в мигающую ртутную лампу. Звуки из эфемерных превращались в аутентичные. Надо мной склонились мои друзья Бон Скотт, Клифф Уильямс, Фил Радд, и мой брат Малькольм Янг. Размахивая руками, и перебивая друг друга, они хором что-то говорили, из их пересказа стало понятно, что меня ударило током. Я приподнял голову, мои собратья притихли, на их лицах читалось недоумение и не было ровных бровей, одни сползли озадаченно к носу, другие, приподнялись для вопроса: « Жив?»

Я спросил:

— Каким током меня долбануло?

Колебание было секундным.

— Пошёл ты! — в один голос выдавили они.

— Переменным (AC), или постоянным (DC)? — не унимался я.

Им уже было не до меня, я смотрел в их спины и слышал одобрительные смешки. Взгляд опустился на гитару. Лампочка-пробник между мной и заземлением от гитарных струн светилась, как пламень в ночи...