Пока горит очаг

Дом стоял на пепелище. Старом, отболевшем долгие годы назад. Хозяйка давно позабыла памятные даты, и только камни фундамента, изредка теплея до слез, возвращали отголоски былого пожара.

Время замкнулось в круг, необъятным воротом раскручивая ось маленького мира. В положенный срок солнце поднималось над верхушками сосен, золотило деревянные черепицы крыши и дорожку к горбатому мостику. В положенный срок облетали листья, и таял снег. Иногда оконные стекла заливались дождливыми слезами, но очаг неизменно согревал дом — хозяйка трудолюбиво поддерживала ручной огонь. Умело и безопасно.

В ту ночь не спалось. Лунный свет тонул в ложбинках половиц. В шкафу вздыхала чистая посуда. Тикали часы. Рядом, на соседней подушке, мерно посапывал тот, для кого на пепелище когда-то был выстроен дом. Тот, с кем этот дом был выстроен.

Потрескивали угли. Очаг остывал.

Хозяйка осторожно выскользнула из постели, босиком прошлась по холодному полу, подкинула сухое полено. Ручной огонь ожил — сердце согрелось в груди. Она медленно и глубоко вдохнула знакомые запахи: выглаженное белье, печеные яблоки, корица, сырая вода.

Дымоход исправно отводил искушение прочь.

Рваными языками пламени сгорали мечты. Сны. Сгорали и поднимались из пепла. Медленно доводя до кипения вязкую от безвременья кровь. Прозрачным шепотом напоминая яростные сцены былого пожара. Плясали, взлетали, отрывались от поленьев и опадали на угли. Жили. По ту сторону огня бушевал не придуманный мир, тянулись к высокому небу скалы, плескалось море, подошвы крутили землю и бились сердца.

Тот мир вращали сердца, а не время.

Скрипнули половицы. Муж перевернулся на спину. Лунные блики растеклись по высокому лбу, скулам, чуть вздернутому носу. Ресницы подрагивали в такт незнакомым снам. Совсем другим снам — не ее. Но сны не важны, пока дома горит очаг. Пока она охраняет ручной огонь.

Зашуршал дождь. Луна продолжала серебрить стекла, преломляясь в крохотных бусинах воды. Ночь струилась за окнами черным шелком, скрадывала звуки бархатом. Манила.

Хозяйка приоткрыла дверь. Совсем чуть-чуть.

Прохлада лизнула влажным языком, скользнула под платье, толкнула сердце. Тяжелый сладостный запах хвои сжал грудь, окутал горло. Дождь поцеловал в губы.

Далекий дым заставил шагнуть за порог.

Влажные камни дорожки блестели луной, холодили босые ступни. Мурашки осыпали шею, пощекотали руки, схлынули по позвоночнику. Платье промокло. Но она не остановилась. Даже когда путь перерезала протока. Серебристая и прозрачная. Темная и быстрая. Протока, почему-то потерявшая этой ночью горбатый мостик. Чтобы удержать хозяйку?

По ту сторону на темных стволах скакали отблески огня. И она побежала, проваливаясь по пояс в воду, разрезая ноги об острые донные камни, скользя на глинистом берегу. Дождь обернулся ливнем. Корни поднялись из земли, преграждая дорогу. Но она лишь подпрыгнула выше и побежала на свет.

Высокий костер согревал поляну. Тьма пугливо жалась к деревьям. Дождинки с шипением испарялись в воздухе. Пахло дымом. Горьким. Настоящим. Свободным.

— Доброй ночи, — он сидел по ту сторону пламени и улыбался. В глазах искрился смех, плескался жидкий огонь.

— Доброй, — кивнула она и села на землю, сухую и теплую.

Он приподнял брови:

— Не спится?

Она вновь кивнула.

Он подбросил хворост — искры звездопадом взметнулись ввысь. В рваных языках пламени рождались мечты — не сны. Петляли не пройденные дороги, острые скалы вгрызались в тяжелые облака и бились сердца. Оглушительно. Рвано. Кипящая кровь обжигала вены, поднимая над горизонтом лохматое рыжее солнце. Мир помещался в раскрытых ладонях и тянулся необъятным простором от края до края. Хотелось смеяться промозглому дождю и бесприютной ночи, а яркий день и вовсе с головой захлестывал детским восторгом. Хотелось дышать до головокружения. Хотелось бежать, не чувствуя под ногами дороги. Хотелось жить.

Они болтали всю ночь. Она не помнила, о чем, но никак не могла уйти. До слез. Она протянула руку и держала ее в пламени, пока пальцам не стало больно. Она бы даже шагнула в огонь. Она бы даже сгорела на пару с несбыточными мечтами. Чтобы не густела кровь. Чтобы не время крутило ее мир, а сердце. И стертые подошвы.

Но на ту сторону — не перейти. Костер до небес — не протока по пояс.

И кто-то должен каждый день разжигать очаг в доме на пепелище.

Если вернуться до рассвета — все останется сном.

Она последний раз взглянула в пламя. Он улыбался. Она зажмурилась изо всех сил, закрыла уши ладонями, развернулась и шагнула под дождь. Глухая и слепая — она найдет дорогу домой. Иначе — шагнет в огонь.

Если вернуться до рассвета — все останется сном.

Слезы стягивали щеки. Едкий запах дыма рвал сердце.

Сны не важны, пока дома горит очаг?