Ангел

Илья знал, что Артёма необходимо остановить во что бы то ни стало; знал, но уже ничего не мог сделать. Он взбежал по лестнице на третий этаж, открыл дверь, вышел в коридор; было пусто и тихо. В другом конце коридора стояли трое: Артём и ещё двое фигур, пониже ростом. Илья слышал, как те двое подтрунивали над Артёмом, смеялись над ним.

— Артём… — хотел было выкрикнуть Илья, но страх, сковав горло и тело, не дал этого сделать. Голос просто напросто исчез в громадном и залитом светом солнца пространстве коридора.

"Всё как во сне! Всё как в том сне!" — говорил себе Илья; от напряжения в висках бурлила кровь, к глотке подкатила тошнота, взор обволокла муть. Илья вышел в коридор и замер, словно само время уже запустило неизвестный никому механизм событий, над ходом которого уже ни у кого нет власти, даже у Ильи. И он стоял на месте, прерывисто дыша, и его фигура, вся облачённая в чёрную школьнкую форму, была ясно видна в солнечных лучах.

— Давай, ударь. Разочек, — говорили Артёму. — Нам интересно. Сил-то хватит?

Артём что-то промямлил.

— Ударь же. Гляди!

Раздался глухой, еле слышимый удар ладони по стеклу. Илья вздрогнул; почва начала уплывать у него из-под ног.

"Артём, просто уйди! Просто уйди оттуда! Я уже не могу тебе помочь — помоги себе сам!" — это были глупые мысли. Конечно же, ответственность за жизнь Артёма целиком и полностью лежала на плечах Ильи, но вот слишком поздно об этом Илья узнал. Если судьба распорядилась таким образом, и тот сон, который Илья должен был увидеть давно, он увидел только сегодня — не значит ли это, что Артём в любом случае должен пострадать? Зачем тогда нужны видения, предзнаменования? Пусть зло свершается, ибо им до отказа полон мир — зачем же дарить человеку иллюзии счастья? По щекам Ильи покатились слёзы.

— Ударь! Ударь! Ударь! — кричали фигуры.

"Артём, услышь меня! Уйди оттуда. Уйди! Ради бога, уйди!"

Стены молчали. Пол молчал. Пространство являло собой мертвенный покой и почти полное небытие, в котором бессмысленно бурлят страсти, кипят чувства, искажаются в гримасах ужаса, радости, печали многие и многие лица; Илья не сводил с Артёма глаз, иногда поглядывая на те две фигуры — они представлялись Илье чем-то инородным, страшным, от чего надо избавиться, и как можно скорее, ибо только зло исходит от этих странных фигур, только тьма клубится вокруг их существ, отравляя свет и людские души. Но ведь эти фигуры — люди. Те самые люди, у которых есть душа, у которых есть нечто другое, отличное от тела и от всего, что с телом связано. Быть может, они не зло, быть может, они — заблудшие души. Внутри Ильи всё горело, а сердце раздирало от осознания роковых противоречий, которыми полнится мир, более того, на которых мир стоит и здравствует.

Артём был готов совершить свой главный в жизни поступок; Илья только успел вновь мысленно воскрикнуть: "Прекратите!", как молчание коридора нарушилось оглушительным звоном стекла и последовавшим за ним криком боли. Две фигуры быстро скрылись в лестничном пролёте. Артём сел на пол, стеная и плача. Под его ногами лежало битое стекло.

Илья опрометью бросился к Артёму. Артём поднял на Илью полные отчаяния и слёз свои серые глаза.

— Что же ты так, а! — Илья присел к нему. — Покажи, давай. Что там?

Артём отвёл под живота раненную руку. Она была по локоть в крови, в запястии застрял кусок стекла. Пальцы судорожно дрожали. От увиденного по коже пробежала паническая дрожь; первые секунды Илья совершенно не понимал, что делать, но потом он взял себя в руки.

— Вставай, Артём. Потерпи. Я знаю, больно, но мы должны дойти до медпункта. Поднимайся.

Илья взял Артёма под мышки и потянул его наверх. Артём перестал плакать и напряг ноги. Когда он встал, Илья закинул здоровую руку Артёма себе на плечи, открыл дверь с разбитым стеклом, и они начали путь вниз, на первый этаж, где находился кабинет школьного врача.

Пока они шли, голова у Ильи была совершенно пуста, в ней горела только одна мысль: помочь Артёму хотя бы в этот раз, пусть когда всё, что должно было, свершилось. В чём же смысл жизни человеческой? Илья шёл, тяжело ступая со ступени на ступень, рядом сопел Артём, понимая, что без Ильи он не доберётся до медпункта, и эти два человека вместе символизировали собой ту загадочную, непостижимую для ума силу, которая заставляет биться сердце смертельного раннего человека, которая заставляет жизнь подниматься из своих собственных руин и возрождаться, чтобы потом снова рухнуть и умереть — чтобы вновь восскреснуть.

Они спустились на первый этаж.

— Осталось немного, — сказал Илья.

Им навстречу словно бы из ниоткуда вышла Марина, одноклассница Ильи.

— Господи, что с Артёмом?

— Глупый… глупый спор, Марина, — ответил Илья.

— Помочь?

— Нет, спасибо.

— Я помогу, помогу.

Марина побежала к кабинет школьного врача, чтобы сразу предупредить его по поводу Артёма. Илья увидел, как из кабинета вышла сначала Марина, потом врач — высокий мужчина лет пятидесяти в белом докторском халате.

— Так они долго идти будут. Орлов (такая фамилия была у Артёма) быстро теряет кровь.

Илья услышал, что сказал Марине врач, и обернулся: за ними тянулась аккуратная алая дорожка из крови, льющейся из раны Артёма. Лицо того уже начало бледнеть, а губы стали терять красноту.

К ним подошёл врач и, попросив Илью отстраниться, лёгким быстрым движением взял Артёма на руки, и понёс в кабинет.

— Пока я буду делать перевязку, вы вызовете "скорую", — сказал врач Илье.

— Да.

Артёма спасли. Долгое время его не было в школе, и в один из дней, когда зима уже отступила и снег начал таять, а солнце — греть сильнее, он пришёл на занатия. Та ладонь, которую Артём повредил, почти не двигалась — лишь пальцы иногда подрагивали. Илья долго ещё казнил себя, не смотря на то, что после Артёма он многим людям спас жизнь.

В тот день, когда было разбито стекло, Илья после уроков вышел в сад, разбитый в школьном дворе. Сумерки к тому времени уже сгутились, уже зажглись огни в домах, блеснул пар. Илья встал у одного массивного дерева и, сжав губы, заплакал; в ту же секунду холод защипал мокрую кожу. Стоны Илья топил в груди в гулких, похожих на вздохи океанских глубин, рёвах. Проходящие мимо сада дети, взрослые, слыша, как мычат высокие, покрытые снегом деревья, в шутку думали, что в саду поселилось приведение. Илья поднял взор к верху и увидел, как среди ветвей раскинулись по небесам грязновато-оранжевые облака, за толстым слоем которых скрывалось настоящее звёздное небо, с настоящими звёздами, с настоящими планетами. Медленно приближалось к Илье какое-то таинственное осознание. Вот он повзрослел. Может быть, лет на десять. Или — на всю жизнь.