Всё это было...

«Они были созданы друг для друга. И даже были друг на друга похожи. Высокие, стройные, подтянутые… Тёмно-русые оба, зеленоглазые… Только Слащёв смотрел на всех сквозь хитроватый прищур, а Нина глядела на мир широко открытыми глазами. А так — как брат и сестра. Красивая пара была…».

Именно такими увидел автор романа «Долгая дорога в ад» украинский писатель и актёр Алексей Курилко генерала Якова Слащёва и Нину Нечволодову.

Об этих людях я и собираюсь рассказать…

Долго подбирал стихотворение для эпиграфа. Перечитал прекрасные стихи белогвардейских поэтов — Н. Туроверова, П. Сухотина, князя Касаткина-Ростовского, В. Сумбатова, Н. Снесарева-Казакова, К. Бертье де ла Гарда, А. Мальчевского, Н. Чудинова… Но они, к сожалению, не совсем подходят для этой небольшой зарисовки.

И вдруг, нужное стихотворение нашлось! Его написал один из уважаемых мною авторов — поэт Александр Рак…

Поклон отвесив беспощадной доле,

Что слабых бьёт и сильным не попустит,

Я мог бы написать трактат о Боли.

Я мог бы написать трактат о Грусти.

Я мог бы написать трактат о пуле,

Несущей избавленье… и поверьте —

Так написать, чтоб всё вы зачеркнули,

Что до меня написано о Смерти.

И мог бы о Любви — цинично, грубо,

Убив её и схоронив без тризны...

Но наплевав на боль и стиснув зубы,

Я всё-таки пишу стихи о Жизни.

***

Сто лет назад жил на свете человек по имени Яков Александрович Слащёв. Блестящий офицер, отчаянный храбрец, удачливый полководец и… жестокий диктатор. Его любили и ненавидели, боялись и обожали. О нём вполне справедливо говорили гадости, но знакомством с ним дорожили. Его знаменем была воинская честь, а берегиней — прекрасная женщина.

Мы оставим за скобками детство, юность, учёбу в академии Генштаба и участие в Первой мировой, где он получил ранения и награды.

Даже о неудачной женитьбе на генеральской дочке не скажем ни слова. Давайте лучше начнём повествование с 1918 года, когда Слащёв служил начальником штаба в казачьем отряде убежденного монархиста генерала Андрея Григорьевича Шкуро.

В этом же отряде была юная сестра милосердия — Нина Нечволодова. Несмотря на свой возраст, она уже успела добровольцем повоевать в годы Первой мировой, где за проявленную отвагу по спасению раненных бойцов была награждена двумя Георгиями.

В отряде они и познакомились. Но справедливости ради замечу, что полковник Слащёв совсем не обращал внимания на девушку. Он постоянно был занят планированием операций, подготовкой бойцов и многими другими неотложными штабными делами. А вот Нина, напротив, сразу влюбилась в отважного и требовательного начштаба.

Взглянуть на Нечволодову другими глазами Слащёву помог случай, когда в ходе боёв с частями Красной Армии под командованием Павла Дыбенко на Ак-монайских позициях он был тяжело ранен…

Вот как это описывает белоэмигрант Аверьянов: «… Когда фронт едва уже держался, на нашу позицию, на виду находившегося в 400-600 шагах противника, с большим шумом влетел автомобиль. Из него вышел Слащёв, обошел офицеров и солдат и сообщил, что вслед за ним якобы идут сильные подкрепления в лице французских и греческих войск, на что на нашей позиции войска отвечали громким "ура"...

Воодушевив войска, Слащёв вошел в свой автомобиль, стоявший уже задним ходом к противнику; на несколько мгновений, стоя во весь рост, он очутился спиной к противнику, и в эти мгновения три пулеметные пули попали ему в спину: две в легкое, одна в живот.

Как подкошенный, сел Слащёв на сиденье, и в тот же момент шофер пустил автомобиль быстрым ходом вперед, так что никто на позиции, кроме бывших вблизи немногих офицеров, не заметил, что их любимый начальник ранен...

Между тем пришлось отступать с позиции, и селение, в котором расположился Слащёв, оказалось в районе, захваченном красными. Спасла Слащёва молоденькая сестра милосердия, бывшая при гвардейском отряде, т.к. была сестрой служившего в этом отряде офицера. Она верхом отправилась в селение, в котором лежал Слащёв, метавшийся в жару и беспамятстве, взвалила с помощью крестьян раненого на лошадь и прискакала с ним к гвардейскому отряду. Эта сестра милосердия неотлучно оставалась при боровшемся со смертью Слащёве и выходила его...».

Как читатель уже догадался, сестру милосердия звали Ниной Николаевной Нечволодовой. Вскоре после выздоровления Яков Александрович женился на ней. С тех пор под видом ординарца она постоянно находилась при генерале Слащёве — и в радости, и в горе.

В своё время какой-то недалёкий человек придумал мерзкое и оскорбительное выражение для характеристики женщин на войне — «походно-полевая жена» (ППЖ). Уж не знаю, почему оно прижилось в войсках…

В любом случае, к нашей героине это не относится. Она была верной и любящей женой полководца. Не раз рисковала своей жизнью ради спасения любимого, вместе с ним стояла на линии огня и поднимала бойцов в атаку. Так было и во время боёв за Крым.

В марте 1920 года генерал-лейтенант Слащёв уже был командующим Крымским корпусом и отвечал за оборону Крыма. Однажды в боях за Чонгарскую гать он лично возглавил атаку юнкеров Константиновского училища на позиции красных войск. Это была так называемая психическая атака (помните кинофильм «Чапаев»?). А впервые она реально была осуществлена (и успешно) именно на чонгарских позициях.

Дело было так. Слащёв построил юнкеров в колонны, развернули боевые знамёна и под музыку оркестра без единого выстрела двинулись на позиции красноармейцев. Впереди шёл сам генерал, а рядом его неизменная спутница ординарец Нина Нечволодова. В этом бою она была ранена, получил ранение в ногу и сам командующий. Однако победа была добыта…

Где-то я прочитал, что Слащёв поступил очень жестоко по отношению к молоденькой девушке — своей жене — поставив её под пули. Наверное, это так и есть. Но, думается, что Нина при любых обстоятельствах была бы рядом с любимым. И Слащёв знал это…

Командир Крымского корпуса генерал-лейтенант Я. А. Слащёв после ранения весной 1920 года вместе со штабом, любимой женой и племянником Никитой Березневым.

Пожалуй, аксиомой является утверждение, что война жестокая вещь, в которой остается мало места для сострадания к противнику. Особенно, в войнах гражданских, когда брат убивает брата. Но даже и в этих жестоких войнах бывают исключения. Так произошло и с Ниной.

Летом 1920 года во время ожесточенных боев за Крымский полуостров Нечволодова попала в плен к большевикам. Расстреливать её сразу не стали, а отправили в Москву. С ней лично беседовал «железный нарком» Феликс Дзержинский. О чём — неизвестно, но на следующий день он распорядился освободить женщину из-под ареста и переправить со всеми предосторожностями через линию фронта к мужу.

Странная история, необычная. Даже, в какой-то мере, душеспасительная…

Как бы то ни было, гражданская война подходила к концу. Как шагреневая кожа сжимались войска белогвардейцев, оборонявших Крым, фронт разваливался...

Для поддержания дисциплины вовсю лютовал генерал Слащёв. Казни провинившихся случались почти каждый день. На расстрел и виселицу шли дезертиры и мародёры, насильники и вороватые чиновники, пособники большевиков и случайные люди, оказавшиеся не там и не в том месте.

Командующий посерел лицом, стал нервным и своенравным деспотом. После многочисленных ранений для утоления боли он пристрастился к морфию и кокаину…

Вот как вспоминает о встрече со Слащевым и Ниной Нечволодовой знаменитый артист Александр Вертинский в своей книге «Дорогой длинною» (простите за объёмную цитату — С.В.).

«…В огромном пульмановском вагоне, ярко освещённом, за столом сидело десять — двенадцать человек.

Грязные тарелки, бутылки и цветы…

Все уже было скомкано, смято, залито вином и разбросано по столу. Из-за стола быстро и шумно поднялась длинная, статная фигура Слащёва. Огромная рука протянулась ко мне.

— Спасибо, что приехали. Я ваш большой поклонник. Вы поёте о многом таком, что мучает нас всех. Кокаину хотите?

— Нет, благодарю вас.

— Лида, налей Вертинскому! Ты же в него влюблена!

Справа от него встал молодой офицер в черкеске.

— Познакомьтесь, — хрипло бросил Слащёв.

— Юнкер Ничволодов.

Это и была знаменитая Лида, его любовница, делившая с ним походную жизнь, участница всех сражений, дважды спасшая ему жизнь. Худая, стройная, с серыми сумасшедшими глазами, коротко остриженная, нервно курившая папиросу за папиросой.

Я поздоровался. Только теперь, оглядевшись вокруг, я увидел, что посредине стола стояла большая круглая табакерка с кокаином и что в руках у сидящих были маленькие гусиные пёрышки-зубочистки. Время от времени гости набирали в них белый порошок и нюхали, загоняя его то в одну, то в другую ноздрю. Привёзшие меня адъютанты почтительно стояли в дверях.

Я внимательно взглянул на Слащёва. Меня поразило его лицо.

Длинная, белая, смертельно-белая маска с ярко-вишнёвым припухшим ртом, серо-зеленые мутные глаза, зеленовато-черные гнилые зубы.

Он был напудрен. Пот стекал по его лбу мутными молочными струйками.

Я выпил вина.

— Спойте мне, милый, эту… — Он задумался. — О мальчиках… «Я не знаю зачем…»

Его лицо стало на миг живым и грустным.

— Вы угадали, Вертинский. Действительно, кому это было нужно? Правда, Лида?

На меня глянули серые глаза.

— Мы все помешаны на этой песне, — тихо сказала она.

Я попытался отговориться.

— У меня нет пианиста, — робко возражал я.

— Глупости. Николай, возьми гитару. Ты же знаешь наизусть его песни. И притуши свет. Но сначала понюхаем. Он взял большую щепотку кокаина.

Я запел.

И никто не додумался

Просто стать на колени

И сказать этим мальчикам,

Что в бездарной стране

Даже светлые подвиги —

Это только ступени

В бесконечные пропасти

К недоступной Весне!

Высокие свечи в бутылках озарили лицо Слащёва — страшную гипсовую маску с мутными глазами. Он кусал губы и чуть-чуть раскачивался.

Я кончил.

— Вам не страшно? — неожиданно спросил он.

— Чего?

— Да вот… что все эти молодые жизни… псу под хвост! Для какой-то сволочи, которая на чемоданах сидит!

Я молчал.

Он устало повёл плечами, потом налил стакан коньяку.

— Выпьем, милый Вертинский, за родину! Хотите? Спасибо за песню!

Я выпил. Он встал. Встали и гости.

— Господа! — сказал он, глядя куда-то в окно. — Мы все знаем и чувствуем это, только не умеем сказать. А вот он умеет! — Он положил руку на моё плечо. — А ведь с вашей песней, милый, мои мальчишки шли умирать! И ещё неизвестно, нужно ли это было…».

Конечно же, мы простим А. Вертинского за то, что его память не удержала правильного имени и фамилии Нечволодовой, ведь в данном случае это неважно. Куда важнее — увидеть всё глазами свидетеля тех событий. Спасибо ему за это…

……………………………

Мы погружались днем, а уплывали ночью...

Из труб упорно шел тяжелый черный дым...

А утром, с палубы, мы видели воочию,

Как медленно тонул за горизонтом Крым...

 И. Автомонов

Дни белогвардейской армии были сочтены. В Севастополе началась спешная эвакуация войск и лояльного прежней власти населения. Каждый день от причалов отходили на чужбину переполненные людом корабли.

Генерал Слащёв посадил ещё слабую после родов жену с маленькой дочкой на крейсер «Алмаз» и, пока позволяло время, попытался разыскать на берегу своих бывших сослуживцев по лейб-гвардии Финляндскому полку (в нём он начинал армейскую службу). С большим трудом нашёл нескольких офицеров и три десятка солдат, а также в обозах разыскал и тем самым спас от поругания воинскую святыню — полковое знамя.

Всё было кончено! Пылающий берег Крыма постепенно растаял в утренней дымке…

…………………………….

В эмиграции (Турция, Константинополь) Слащёв вступает в жёсткий конфликт с бывшим главкомом Русской армии в Крыму бароном Петром Врангелем. Суть конфликта сводилась к тому, что Слащёв упрекал главкома в сдаче Крыма. Врангель в ответ распорядился назначить суд чести. Приговором этого суда с генерал-лейтенанта Слащёва были сняты офицерские погоны, и он в звании рядового был уволен со службы. Ответом Слащёва и суду, и Врангелю стала публикация в январе 1921 года его книги «Требую суда общества и гласности. Оборона и сдача Крыма». Однако на неё уже мало кто обратил внимание…

Оставленный без пенсии и сколь-нибудь значимого пособия, бывший отчаянный командир корпуса перебивается случайными заработками, пытается выращивать домашнюю птицу, безуспешно занимается огородничеством. Нина старается помогать мужу, но всё чаще встречает его отрешённый и полный отчаяния взгляд.

— Будем возвращаться на родину, — однажды твёрдо сказал ей Слащёв и добавил: — Большевики — мои смертельные враги, но они сделали то, о чем я мечтал, — возродили страну. А как при этом они ее называют, мне наплевать!

Вскоре такая возможность представилась. В ноябре всем участникам Белого движения решением ВЦИК РСФСР была объявлена амнистия.

Слащёв с женой и дочкой, а также преданными ему офицерами на пароходе тайно отправляются в Севастополь.

А уже в Москве была решена дальнейшая судьба бывшего генерал-лейтенанта Якова Слащёва. Один из вопросов состоявшегося заседания Политбюро ЦК ВКП(б) звучал так: «О приглашении бывшего генерала Слащёва на службу в Красную Армию».

При голосовании Сталин и Ворошилов были «За», Бухарин и Зиновьев — «Против», Ленин — «Воздержался». В конечном счете, всё решила горячая речь Дзержинского о необходимости использовать боевой опыт Слащёва в интересах советской власти.

Феликс Эдмундович помог ему устроиться преподавателем Высшей тактической школы комсостава «Выстрел».

Генерал Батов вспоминал о Слащеве: «Преподавал он блестяще, на лекциях — всегда полно народу, и напряжение в аудитории порой, как в бою. Многие слушатели сами недавно сражались с врангелевцами, в том числе и на подступах к Крыму, а бывший белогвардейский генерал, не жалея язвительности, разбирал недочеты в своих и наших действиях. Скрипели зубами от гнева, но учились!»

Именно Яков Слащёв обучал искусству войны будущих славных Маршалов Советского Союза — Василевского, Будённого, Малиновского, Толбухина…

Нина Николаевна обнаружила у себя литературные и режиссерские способности. Она успешно работала в драмкружке «Выстрела» и даже ставила «Дни Турбиных» Михаила Булгакова.

Известно, что Слащёв вместе с женой принимал участие в съёмках фильма «Врангель», где они играли самих себя. К сожалению, плёнка не дошла до наших дней.

Так они и жили — в любви и согласии до 11 января 1929 года.

В этот день троцкист некий Лазарь Коленберг разрядил свой револьвер в Слащёва. Мотив убийства — месть за расстрелянного по приказу генерала брата.

Коленберга признали невменяемым и не стали привлекать к суду.

Что было дальше с Нечволодовой — неизвестно. Есть только несколько предположений. Озвучу лишь два из них.

Первое — печальное — в лубянских подвалах Нину Николаевну постигла участь Слащёва.

Второе — оптимистическое — её никто не тронул, и она благополучно дожила до положенного ей судьбой срока.

В пользу второй версии говорит вышедшая в 1937 году картина «Юность». Фильм рассказывал о подпольщиках во время гражданской войны в Крыму. Сценарий фильма был написан Ниной Николаевной Нечволодовой (соавтор Л. Резниченко). А в начале 50-х годов вышла книга «Юность Ленина». Только там Н. Нечволодова имеет отчество Павловна, а не Николаевна. Вполне возможно, что она намеренно сменила отчество, чего-то опасаясь. Книга была написана опять в соавторстве с Л. Резниченко.

Наверное, это именно она — жена и боевая подруга Слащёва, которая всегда была рядом с ним и в радости и в горе.

О судьбе их дочери неизвестно вообще ничего…

Вот здесь можно было бы поставить последнюю точку, но меня что-то удерживает от этого. Наверное, ощущение незавершённости повествования и отсутствие каких-то очень важных слов в конце его...

Закончить этот небольшой рассказ мне помогут режиссёры Александр Алов и Владимир Наумов, которые создали смелый по тем временам и удивительно честный и трогательный фильм «Бег» (1970).

Он был снят по мотивам одноименной пьесы Михаила Булгакова и рассказывает о судьбах русской эмиграции после гражданской войны.

Один из главных героев фильма — генерал Хлудов. Он — прототип Якова Слащёва. И не только он — генерал Чарнота — это тоже Слащёв! А ординарец Чарноты (Люська) — это Нина Нечволодова…

Великий писатель так и не сумел объединить в одном образе такого разного Слащёва. Один из них — смятенный, страдающий и тоскующий по покинутой родине. Другой — отчаянный, бесшабашный и обольстительный красавец.

Если читатель ещё не смотрел этот фильм, то следует обязательно посмотреть. И тогда он многое поймет из того, о чём я, в смятении душевном, пытался написать.

А писал я о людях, которых свела вместе жестокая братоубийственная война — Якове Слащёве и Нине Нечволодовой. И сегодня совсем не имеет значения, на чьей стороне они воевали. Они любили друг друга и берегли. А значит — жили!

Потому и я, через сто лет после них, тоже написал о жизни...

..............................................

Яков Александрович Слащёв-Крымский, "Крым, 1920" https://www.litmir.co/br/?b=122721

Александр Вертинский, "Дорогой длинною", https://www.litmir.co/bd/?b=260426

Кинофильм "Бег", 1970 г.

Александр Рак, стихи http://h.ua/story/383802/