Вкус лета

Художница Лев Елена

Искрящаяся вода и шум прибоя. Воздух кажется прохладным, а вода почти горячей. Мне не хочется совершенно из неё выходить. Порыв лёгкого ветра покрывает кожу мурашками, тело протестует, требует настойчиво: "Оставайся… Задержись ещё хоть на минуточку! Здесь так хорошо...!" Но волна поднимает меня и несёт к берегу.

Жаркий полдень. Середина августа. Последние дни отпуска.

Когда приезжаешь на море, кажется, что время остановилось: нервы натянуты, движения торопливы, мысли возвращаются к незавершенным делам, планируют новые встречи. Напряжённый ритм города отпускает не сразу. Через пару-тройку дней ты отсыпаешься, просаливаешься в морской воде, глаза впитывают яркость неба, а на губах поселяется улыбка. Кожа становится гладкой, как шелк, и заменяет аристократичную голубизну на теплоту простонародной бронзы. Голова освобождается от забот, а мечты приобретают яркость. Ненасытный голод желаний замирает на время, и ты становишься единым с родным телом, как в детстве, когда не было ничего важней «его-тебя». А потом обнаруживаешь себя в полосе прибоя, растворенным в «легкости бытия», чувствуешь, как время песчинками выскальзывает из рук, и понимаешь, главное теперь — не упустить ни крупиночки впечатлений, чтобы потом, в городе, было чем согревать себя студёными зимними вечерами.

На террасе бара темно, шумно и весело. Танец заканчивается, и я возвращаюсь за столик, сажусь напротив подруги.

— Как зовут? — Валерия показывает глазами в сторону бара. Парень, с которым я только что танцевала, стоит к нам спиной, беседует с барменом. Высокий, хорошо сложенный, лет тридцати, одет со вкусом, коротко стрижен. Симпатичный. На мой вкус, по крайней мере.

— Саша, — я отвечаю с напускным безразличием, не хочу показать свою заинтересованность — вдруг он больше не подойдёт? — Или Лёша… Не расслышала. Думаешь, нужно было переспросить?

Валерия хмурит глубокомысленно лоб, оценивающе прищуривается, кивает.

— Да ничего такой. Он нам подходит.

Мы переглядываемся и смеемся, понимаем друг друга с полуслова. Ведь этим дружба и ценна. Если есть на свете человек, которого я знаю так же хорошо, как и себя, то это моя подруга.

Валерия поднимает бровь, многозначительно улыбается. То ли Саша, то ли Лёша стоит рядом (я даже не заметила, когда он подошёл), в одной руке держит пустые бокалы, в другой бутылку коньяка.

Очень любопытно. А он не жадный...

— Лера, — подруга с интересом рассматривает нового знакомого.

— Игорь.

Валерия давится смешком, я пожимаю плечами.

Ну, ошиблась… Я же с ним танцевала, а не разговаривала. Но с именем забавно вышло, даже близко не угадала.

Игорь садится рядом, неспешно разливает коньяк, пододвигает бокал, легонько чокается. Меня охватывает странная скованность. Если находишься так близко от человека, то воспринимаешь его движения, словно они адресованы только тебе, взгляд цепляет, даже если смотришь в сторону. В сердце растёт беспокойство. Смеюсь, чтобы снять напряжение, слежу за пляшущим огоньком свечи в красном подсвечнике и понимаю, что мне не хватает воздуха. Похоже, я забываю дышать. Что-то странное происходит. Наверное, не следует больше пить.

Лера смеется, болтает без умолку, задаёт вопросы. Я подхватываю реплики, дополняю. Мы — мастера вести беседу с незнакомцами. Игорь говорит мало, слушает внимательно, шутит к месту и не пошло. Коньяк пьёт как воду, но пьяным не выглядит. Хотя об этом мне сложно судить, я больше не воспринимаю мир реальным, словно блуждаю в сновидении. Неподвижный воздух насыщен солью. Густой запах эвкалипта смешивается с дымом сигарет и липнет к коже. Над головой шатром перепутаны ветви платанов. Среди ажурной листвы сияют разноцветием фонари, выхватывают из темноты лица, ложатся витражным кружевом на столешницу. Музыка оглушает, заставляет вибрировать тело вместе с басами. Отбиваю ногой такт, наблюдаю за танцующими и недоумеваю. Что я здесь делаю? Так хочется танцевать!

Игорь наклоняется и доливает коньяка в бокал. Я отстраняюсь, чтобы избежать прикосновения. Кажется, одно неосторожное движение — проскочит искра и кожа засияет огнями святого Эльма, я стану невесомой и буду потеряно блуждать в темноте, пока не растаю в предрассветной дымке. Вдыхаю сладость древесного аромата, согревая янтарный огонь ладонями, надкусываю ломтик лимона. Кислая свежесть кожуры чуть пощипывает язык, смешивается с обжигающей терпкостью алкоголя, разливается жаром по телу. Я не слежу больше за разговором. Смотрю на беспокойную черноту моря, перерезанную лунной дорожкой, на два силуэта, склонившихся головами друг к другу у полосы прибоя. И думаю: «Как жаль, что там у воды сижу не я».

Музыка меняет ритм, становится певучей и печально-светлой. Толпа танцующих редеет, словно вспугнутая стая птиц. Игорь берет меня за руку и ведёт в центр светового круга. Первые минуты танца особенно ценны — площадка ещё пуста, под звездным небом медленно кружатся несколько пар, и кажется, что певучая мелодия звучит только для тебя, словно ты избранна. Музыка соединяет нас, направляет движения, и то, что минуту назад было объятием, становится танцем. Касаюсь щекой его плеча, чувствую себя беззащитной и одновременно успокоенной — странная смесь настороженности и доверия создают легкое послевкусие обмана. Прячу глаза, чтобы не расплескать проснувшуюся нежность, слушаю, как под ладонью бьётся его сердце. Подчиняюсь музыке и улыбаюсь.

Мы возвращаемся к столу, пьём, смеемся, разговариваем о пустяках, снова танцуем. Пока не стихает последняя мелодия и опустевший бар напоминает, что пришло время расставаться. Наступившая тишина делает звуки неожиданно резкими: голоса усталых официанток, звон посуды, басистый гудок автомобиля на набережной, выкрики и смех потерявшихся в темноте. Толпа неспешно расходится. Мы улыбаемся, заполняя паузы словами, допиваем коньяк, оттягиваем минуту прощания. Вечер слишком хорош, чтобы произнести короткое «до встречи».

Почему приходиться выбирать? К одному стремиться, от другого отказываться? Нет никакой определенности в происходящем. То, что случается однажды, ничего не значит. Один раз — все равно, что никогда и не происходило — случайность. Невыносимая легкость бытия.*

Игорь не даёт разговору прерваться, говорит немного отстраненно, обращаясь сразу к двоим:

— У меня есть бутылка редкого вина. «Черный доктор». Хотите попробовать?

— Конечно! — Валерия, не раздумывая, соглашается. Я поддерживаю.

— Вино у меня дома, — поясняет Игорь. — Это недалеко отсюда, минут пятнадцать пешком.

— Показывай дорогу, — командует Лера. — А ты почему так далеко от пляжа жильё снял? В городе свободных комнат не было?

Игорь улыбается.

— У меня свой пляж под боком. Дом по наследству от бабки достался. Приезжаю летом на месяц, в сезон — сдаю. Зимой стоит запертым. Руки не доходят им заняться.

Мы сворачиваем с набережной на неширокую улицу. Город почти сразу заканчивается, огороженные участки переходят в виноградники.

— Вот уж не думала, что в этих зарослях кто-то живет, — я всматриваюсь в кустарник, темной стеной стоящий вдоль дороги. Грунтовая дорога понимается в гору, каменистая земля под ногами едва освещается одинокими фонарями. Далеко внизу поблескивает море, почти не отличимое от черного неба, изогнутая линия берега светится точками огней, темным силуэтом горбится на подсвеченном небе Аю-Даг. Воздух звенит от треска цикад. Застывшие ряды виноградников шагают с нами в ногу. А над головой стремительно проносятся черные тени, почти задевая волосы.

— Кто это? — спрашиваю я. — Разве птицы охотятся ночью?

— Летучие мыши, — поясняет Игорь. — Не бойся, они не нападают. Теперь осторожнее, идите за мной. Дай руку. Нам вниз, на эту тропу.

Извилистая дорожка упирается в калитку, заросшую кустарником. Ветки деревьев тяжелы от созревших плодов, провисают почти до земли. Двор кажется просторным, стены дома и хозяйственных построек увиты виноградом, под ногами каменная плитка. Игорь включает свет в беседке, и темнота резко сгущается, застывая декорацией спящего сада. Мы сидим за деревянным столом в круге желтого света, над головой висят гроздья винограда, огромные, упруго-цельные — не разделить. Ягоды лопаются на языке фонтанчиком ароматной сладости, кожица чуть кисловата и так тонка, что можно рассмотреть косточки.

— Еды в доме нет, — извиняется Игорь, разливает вино в десертные рюмки, рассказывает о редком сорте лозы и ценности напитка. Пробую. И растворяюсь в шоколадно-мускатном волшебстве. Время застывает пылью на виноградных листьях, слова падают в круг света блестящими монетами, звенят и скатываются со стола. Смех щурит глаза, а чувства путаны и закрыты. Понятия не имею, что в голове у этого парня. Одна бы я с ним сюда точно не пошла. Поэтому он пригласил двоих?

Сложно думать, если подчиняешься желанию, да и не к чему… Я же с подругой. Если бы Игорь хотел большего, вёл бы себя иначе. Не был бы таким сдержано-ровным. Мысль ускользает, едва определившись.

Часа через два усталость берёт свое — самое время возвращаться.

— Оставайтесь до утра, — предлагает Игорь, — вы сами дорогу не найдете. Я постелю на диване, а утром вас проведу.

С очевидным трудно спорить. Мы идём в дом, осматриваемся. Он невелик, всего пару комнат. Игорь выдает простыни, подушки и уходит, выключив свет. Дверь в спальню оставляет открытой. Я лежу с краю, Лера ворочается, устраиваясь у стены. Мы смеемся, разбираем в темноте простыни.

— Удобно? — спрашивает Игорь. — Всего хватает? Может нужно что ещё?

— Нет, спасибо.

Я слышу как под тяжестью тела скрипит кровать, там в темноте лежит мужчина и очевидно, что спать он не желает. Мы обмениваемся репликами, пространство ощутимо вибрирует от низкого голоса, и вдруг Игорь произносит:

— Иди ко мне.

Я даже не знаю, что отвечаю, происходящее похоже на детское дурачество. Лера вторит мне, мы хохочем, а Игорь продолжает звать и тоже смеется:

— Я тебя жду… Приходи, ты мне очень нужна… Сейчас. Немедленно.

И что-то ещё в таком духе. Идти я никуда не собираюсь — я же с подругой. Что может быть глупее? Мы хохочем, обмениваемся репликами, и вдруг происходит невероятное. После очередного призыва Валерия встаёт и, даже на меня не глянув, уходит на звук голоса. Дверь с легким щелчком закрывается и повисает тишина.

Никогда в жизни не испытывала большего удивления. Провести вечер с парнем, танцевать, разговаривать, веселится и даже не заметить, что он интересуется другой! Я так озадачена, что начисто забываю, чем эти двое сейчас занимаются.

Мне же не пятнадцать лет, чтобы так обмануться! Хотя… если подумать, Игорь моего имени не назвал. И пару раз приглашал Леру на танец. Но за столом смотрел на меня и говорил со мной. Как я могла обмануться? А если бы я пошла к нему? Вот ужас-то… Представляю его лицо, когда вместо одной приходит другая.

Как ни интересна тема для размышлений, усталость, идиотизм ситуации и алкоголь берут свое. Сон поразительно крепок, когда за стеной занимаются сексом.

Утром просыпаюсь с ясной головой и сладким вкусом мускатного винограда по рту. Парочка смотрит на меня без тени смущения. Да и что собственно произошло? Мы же взрослые люди.

Лера болтает и смеется. Игорь равнодушно-спокоен. Если бы эти двое не вышли из одной комнаты, ни за что бы не догадалась, как близко они знакомы.

На пляже почти никого нет. Мы пришли пораньше — всё-таки последний день на море, завтра улетаем. Лера осматривает ноги, покрытые безупречным загаром, достаёт крем из сумки и, как бы между прочим, сообщает:

— Кажется, я влюбилась! Нет, точно влюбилась.

— Так хорош? — любопытствую я.

— Мечта, — вздыхает Валерия и многозначительно улыбается.

Я не верю ни единому слову, но не возражаю. Мы же подруги, знакомы лет сто, не меньше, и до сих пор ни разу не ссорились, тем более из-за мужчины. Даже повода не возникало. Ведь знаешь о подруге всё — мысли, желания, поступки. Поэтому и доверяешь, как себе. Но самое главное — мужчины появляются в жизни и исчезают, а подруга — она с тобой всегда.

Вот только теперь я не уверена, что так уж хорошо знаю Леру. А что хуже всего, я не уверена в себе, потому что не знаю больше, как поступила бы, будь я, действительно, влюблена.

Что, если бы мне пришлось выбирать между дружбой и мужчиной?

Перед нами искрится лазорево-зелёная вода. От неё на коже остаётся белый налет, делающий поцелуи солеными, как слёзы. Над головой нещадно палит кусачее солнце. Мы сидим в тени эвкалиптовых сосен, стол и земля засыпаны иглами, пахучими и скользкими, пьём ароматный кофе, гадаем на гуще. Лера взволнована в предвкушении вечера, неуверена, что Игорь придёт, переживает. Наши чувства схожи, только я их не высказываю. Говорю коротко: «Как я тебя понимаю!» и улыбаюсь. Мне даже не нужно притворяться. Пальцы измазаны шоколадным кремом, на юбке крошки от пирожного, миндально-сладкие и липкие. Разве не это состояние называют счастьем?

Вечером на набережной не протолкнуться. Обмениваемся приветствиями со знакомыми, обсуждаем завтрашний отъезд, решаем, куда направиться. Лера беспокойно оглядывается, всматривается в лица, ждёт, нервничает. Здорово же её зацепило. Спрашиваю:

— Вы договаривались о встрече?

— Нет, — подруга отвечает неохотно.

— Тогда не ищи. Он же мужчина. Захочет, появится. Что толку ждать?

Лера соглашается, но так потеряна и несчастна, что мне её жаль. Даже не знаю, верить этим чувствам или нет. Летние увлечения похожи на посещение кинотеатра. На короткий миг живёшь другой жизнью, переживаешь, радуешься, даже влюбляешься, а потом включают свет и… Будьте добры, освободите места для следующих зрителей. Выходишь на улицу, окунаешься в привычный мир и опять становишься собой.

Спускаемся к морю, садимся у кромки воды. Волна едва заметна, неслышно набегает, касается ног и отступает, белой пеной растворяясь между камней. Я смотрю на звездное небо. Невероятно яркое и живое. На тёмную массу воды, слитую с небом на горизонте. Словно мы сидим у края пропасти и наблюдаем бесконечность. Почему говорят, что земля круглая? Я думаю, земля — это плоская чаша на спинах тритонов, и вода выплёскивается через край в бездну, чтобы пролиться дождём нам на головы.

Игорь находит нас поздно вечером. Приходит не один. С ним друг — немногим выше меня, худой и гибкий. Первые минуты знакомства всегда неловкие. Представляется:

— Олег.

— Янина.

— Редкое имя.

— В честь бабушки назвали. Я не выбирала.

Ладонь у Олега гладкая и прохладная.

Идём в бар на горе. Здесь не так шумно, как внизу, можно разговаривать и танцевать. У Леры невероятно счастливое лицо. Олег дружелюбен и держит дистанцию, зато Игорь смотрит на меня тяжёлым, неотступным взглядом.

Воздух кажется наэлектризованным, а фразы приобретают двойной смысл. И возникает ощущение, что вчера произошла идиотская ошибка, и мы запутались, как мотыльки в паутине, а хозяин этой на совесть сплетенной сети притаился и выжидает, пока обед увязнет как следует, перестанет трепыхаться и подчинится неизбежному. Тёмные глаза преследуют. Чувствую взгляд, даже отвернувшись, знаю, что Игорь смотрит, словно моя одежда стала прозрачной. Тело отзывается желанием и кружится голова.

Глупости. Я опять всё придумала.

Но мы сидим напротив друг друга. Лицо Валерии в тени, а Игорь разговаривает только со мной, словно мир вокруг нас не существует. Во мне бродит крепчайшая смесь неприкрытого влечения и угрызений совести. В таком настроении легко пить.

А потом коньяк отключает в голове пару очень важных связей, замыкает, что надо где не надо, и я не помню совершенно, что меня смущало. Точнее, помню, но причина больше не волнует.

Лера отправляется в туалет, теперь уже я не желаю составить ей компанию, Олег идёт к барной стойке расплатиться, а мы с Игорем выходим из бара. На улице никого нет, кроме целующейся парочки у дерева. Игорь садится на низкие перила ограждения и довольно грубо сжимает мое запястье. С силой тянет вниз, принуждая сесть к нему на колени. Держит крепко, не отпускает. Нетерпелив и, похоже, нервничает. Руки не отнять, поэтому присаживаюсь на корточки, смотрю снизу вверх. Меня хоть и поймали, но не подчинили.

— Почему ты не пришла вчера? — Игорь смотрит требовательно и властно. — Я тебя звал.

Что на это ответить? Ситуация до чёртиков неразрешимая.

— Ты уже сделал свой выбор, — я провожу пальцами по загорелой руке, вглядываюсь в мрачные глаза, ищу надежду. — Твой выбор был неправильным. Но ты его сделал.

На лице Игоря нет эмоций. Хотела бы я знать, о чём он думает. Краем глаза вижу, как на лестнице появляются Лера с Олегом. Игорь отпускает мою руку. Мы поднимаемся навстречу друзьям, молчим.

Во мне всё звенит от веселого безрассудства. Если вчера и произошла ошибка, то это не моя вина. Завтра мы исчезнем из жизни друг друга, и никогда больше не встретимся. Зачем всё это? Но между нами существует странная магия, нечто необъяснимое разумом, не имеющее названия. То, что не желает быть понятым, разжёванным и уложенным на полку разума. И это странное, невысказанное чувство сближает, а темнота вводит в заблуждение. Начинает казаться, что всё происходящее нереально, словно ты видишь яркий сон, и стоит только сделать шаг в темноту, как всё исчезнет из света вместе с тобой, словно ничего и не существовало.

В воздухе нарастает напряжение, и кажется, что абсолютно все вокруг его ощущают. Такое тянущее чувство где-то в межреберье, словно стоишь у края лестницы, на которой нет перил, и всеми силами пытаешься отойти к стене, чтобы к ней приклеиться, но тебя что-то тянет посмотреть вниз, и переселить этот страх невозможно.

— Что будем делать? — Игорь задает вопрос и смотрит требовательно, ждёт ответа. — Бар закрыт. Предлагаю пойти ко мне домой.

Три пары глаз направлены на меня. Лицо подруги в тени, но я уже знаю, что Лера решила. Олег спокойно выжидает. Ему, похоже, всё равно. Игорь как сжатая пружина, словно держит палец на курке — неверное движение и тебя разорвёт в клочья. Глаза тёмные, как омуты.

Шоколадная сладость муската, прохлада набегающей волны, теплота нагретого солнцем камня, полированная кожа, высушенная ветром, смятые жаркие простыни… Нужно выбирать.

Невыносимая лёгкость бытия.

________________________________________________

*Невыносимая лёгкость бытия — роман Милана Кундеры.

Согласно Кундере, бытие полно невыносимой лёгкости, потому что каждый из нас живёт всего один раз: «Einmal ist Keinmal» (нем. единожды — все равно что никогда, то есть «то, что произошло однажды, могло совсем не происходить», «один раз не считается»). Значит, каждая жизнь несёт в себе таинственную случайность, каждое наше действие не может полностью предопределить наше будущее. Любой выбор не отягощён последствиями, а потому не важен. В то же время наши действия становятся невыносимыми, если задумываться об их последствиях постоянно, потому жизнь можно охарактеризовать как «Невыносимую лёгкость бытия».