Остановка в пути

Электричка стоит на месте уже седьмую минуту. Осталось всего восемь, а потом еще двадцать и наконец, можно будет помыть синие ладони, выскребите из-под ногтей раздражающие черные полоски, проверить, не прицепился ли где клещ… Только сначала нужно сдать с таким трудом добытое ведро черники. Второе ведро, чуть поменьше — себе на варенье. Все деньги за ягоды на сахар уйдут...

Пять минут. Нет ничего гаже остановок пути. Ждать — вообще неприятно, но ни медленно ползущая очередь, ни нервное ожидание запаздывающего автобуса не раздражают так сильно, как замерший транспорт. В других случаях все равно остается иллюзия движения, а сейчас время тянется невыразимо медленно, духота и людские голоса давят, а унылый пейзаж за грязным стеклом, монохромно-серый от предгрозового неба, сковывает, опутывает черными проводами, не позволяя сдвинуться с места, вырваться из бесконечной апатии.

Дома уже третий день невозможно найти, где несутся куры. Осталось только полазить по соседским кустам...

Четыре минуты.

Студентам, возвращающимся с учебы проще — они закупорили уши и сидят в своем контактике, слушают музыку, бездумно играют, уткнувшись в планшеты. Жаль, не у всех получается заткнуть мысли песнями и разноцветными шариками.

— Помогите, пожалуйста...

Мальчик, чумазый-цыганенок, с жалобным видом протягивает руку за милостыней.

— Можешь чернички покушать.

Злобно пожелав сдохнуть, уходит искать более сердобольных людей.

Электричка начинает монотонно урчать, тяжело лязгают двери, и в вагон протискивается, пиная всех увесистыми сумками, последний пассажир. Потный и до тошноты знакомый.

Поспешный поворот к окну не спасает — он замечает, приветственно улыбается и садится напротив. Загородил своим багажом весь проход.

— Уф, ну духота. Вечером такую грозу передавали.

Он начинает разговор без приветствия. Будто бы расставались на час, а не на два с половиной года.

— Я тебя сразу и не узнал. И это наша деловая леди, такая растрепанная и румяная, с загаром не из солярия.

Он говорит тепло, без иронии, искренне рад видеть старую подругу. Сам совсем не изменился за прошедшее время, только больше морщин в уголках глаз.

Не удивительно, после того как любимая жена повесилась, оставив мужа с трехлетним ребенком.

Ответить — хоть что-нибудь — не получается.

Электричка все гудит, но традиционно задерживается.

Он не выносит длинные паузы и продолжает.

— У меня, помнишь, тут дед жил. Теперь умер. Перевожу потихоньку нормальные вещи к родителям. Сашка сейчас у них. Совсем большая деваха выросла… на маму похожа. Юлины родственники все просят, чтобы я им внучку привез, хотя бы на месяц. Но… ты же знаешь, где они живут, у меня денег нет на такие поездки, да и Сашки жалко — столько часов подряд в поезде, со всеми пересадками. Пусть сами приезжают.

Раньше перед этой семьей подобные финансовые проблемы не возникали. И на электричках за древним тряпьем Сергей не ездил. Был у него и пафосный мерседес, и миловидная ауди для Юли. И квартира в центре, а не старый деревянный родительский дом. Все ушло на уплату штрафа.

— Прикинь, я сейчас по специальности работаю. Платят, конечно, гроши, но как ни странно — мне даже нравится.

Когда Юля умерла, Сергей пил слишком долго и буйно, чтобы продержаться на должности директора по маркетингу.

Очередная пауза. Электричка стоит на месте уже лишние девять минут.

— Слушай, а… — Сергей прерывается, не знает, как тактично задать вопрос. — А ты-то чего? Зачем уволилась, переехала непонятно куда… Ты хоть работаешь? В смысле… Конечно, то как они поступили с Юлей, подставили ее — это чудовищно, но тебе-то зачем было жизнь ломать? Из принципа? Это ведь глупо, ты же чертовски способная, в другой компании с распростёртыми объятьями бы приняли.

Он подозревал, в глубине души, за искренним дружелюбием, чуял правду. Знал, что девочки имеют свойство влюбляться в лучших друзей детства. Что за улыбками и посиделками с Юлей крылась дикая, выжигающая рассудок и совесть, ревность.

Что я достаточно умна, чтобы по просьбе руководства, подтасовать факты и свалить все на одну, не самую внимательную, но жутко доверчивую, женщину.

Электричка медленно тронулась, и я облегченно вздохнула.

Мимо с жутким грохотом прокатились грузовые вагоны. Сергей встал и приоткрыл форточку, впуская ветер и пыль.

А потом спрятался за мобильник, не дождавшись от меня ответа.

Подозревал, но верить категорически не желал.

— Я просто не могла там больше работать. Знаешь, то, что случилось с Юлей — это ужасно, я их там всех ненавидела, но и уволиться из принципа… извини, я не настолько благородна. У меня просто ничего не получалось, я боялась ответственности. Работы с такими деньгами, которая потом оборачивается...

Я замолчала, наслаждаясь движением. Сергей расслабился, отложил телефон, вновь начал что-то расспрашивать и рассказывать.

Будь он мне до сих пор нужен — и все бы получилось так, как я и мечтала. Мы вместе справляемся со всеми трудностями, Сашка называет меня мамой. А деньги — не так уж и важно. Тем более на моем счету их хватает.

Но Коля, после долгих часов в разъездах по полям, приходит домой жутко голодный, и меня больше волновало, что приготовить на ужин: картошку или плов. Когда успеть с вареньем. Как собраться с силами и закрыть еще пару баночек огурцов. Убраться на чердаке, прополоть клумбы, зашить стопку одежды… я вспоминала, зацикливалась на всех мелких делах, что всегда найдутся в деревне, выбрасывая из памяти офис с мощным кондиционером и собственные липкие ледяные пальцы на клавиатуре. Главное — не останавливаться.