Нарисованная

У меня была подруга.

Светлая, добрая, всегда помогала и никогда не завидовала. Я бы ей жизнь доверила.

Я шептала ей на ухо все свои секреты, напивалась вместе с ней, после очередной неудачи с парнем, ходила часами по магазинам.

Мы рыдали над романтичными драмами и заливались хохотом над комедийными сериалами, изобретали кулинарные шедевры, что потом выбрасывали дворовым котам, пели караоке и танцевали неуклюжее танго.

Вот какая совершенно идеальная подруга у меня была.

Понятно, что на самом деле таких не существует. На самом деле подруги шепчут гадости за спиной, врут, что выгляжу прекрасно, и парней отбивают. Я на таких уже не раз обжигалась, вот и нарисовала себе настоящую и идеальную.

Рисовать-то я умела — что угодно и кого угодно. Я и парня себе рисовала, да только толку мало — я ведь малыша хотела, а что от нарисованного получить можно кроме краски?

С подругой куда проще, думала я, а в результате еще сложнее оказалось.

Она сейчас на кухне сидит — в белом гольфике, в белой юбочке и в колготках тоже белых. Наклонила голову, будто задумалась, а из спины нож кухонный торчит, и вытекают на белый трикотаж цветные ручейки акварели.

— Ты, Лина сама виновата! — заявила я ей, пока чай заваривался. — Ты же должна была быть моей, только моей подругой, я тебя для этого и создала. Ты вести себя должна была так, как я того пожелаю!

Лина ничего не ответила — жизнь из нее вытекла вместе с краской.

Раздался дверной звонок, и я чуть кипяток от неожиданности не пролила. Ко мне гости отродясь не заглядывали, только если сама кого приведу.

Заглянув в глазок, я увидела эту гадюку Маринку, расфуфыренную и взволнованную. Что она тут забыла, гадкая воровка?

Не снимая цепочку, я дверь приоткрыла.

— Чего тебе? — я недобро нахмурилась, но та и внимания не обратила.

— Ты не знаешь, где Лина? Я к ней никак дозвониться не могу… А она говорила, вы тут вместе живете.

Если бы моя предательница-подруга была еще жива — убила! Взяла и разболтала какой-то посторонней девке, где мой дом. Ах, как хотелось сделать с Мариной, то же самое — воткнуть нож, чтобы лилась и лилась из нее красная краска, но с ненарисованными людьми так сложно. Я ведь не сумасшедшая, все осознаю. Нарисованные люди появляются из неоткуда и в никуда исчезают — никаких документальных свидетельств и беспокойных родственников иметь не могут, не то что такие как эта...

— Ты что-то не так поняла. Лина у меня просто иногда ночует, только вот мы поссорились и уже пару дней не виделись, — разумно придумала я отговорку, но Марина не поверила ни единому слову.

— Все я так поняла, Аня. Может впустишь меня? Я хочу поговорить с Ангелиной!

— Вот еще! — возмутилась я. — Нет здесь твоей Лины. И вообще, оставь меня в покое, может, она просто с тобой общаться больше не хочет. Я тут при чем?

Я попыталась захлопнуть дверь, но Марина как в фильмах ногу протиснула и злобно прошипела:

— Впускай сейчас же! Я знаю, что она у тебя. Иначе позвоню папе, он у меня мент — быстро во всем разберется.

Ах так! Я разозлилась и резко дверь распахнула, что Маринка чуть на пол не грохнулась.

— Проходи, проходи, ищи свою Лину. Потом еще будешь прощения просить за наглость.

Маринка только гордо фыркнула и поправила миленькое платье в горошек. Платье-то само по себе миленькое, но на ней смотрелось отвратно. Мне бы куда больше подошло. Наверняка вместе с Линой выбирали… Я чуть от злости не зарычала.

Марина стала заглядывать в каждую комнату, задержалась в моей мастерской, где стены оклеены разрисованными ватманами и мольберты в каждом углу стоят, а потом вдруг заверещала как резаная, сунув свой любопытный нос на кухню.

— Ой, ну чего ты орешь, — я насмешливо похлопала ее по плече. — Увидела, что на самом деле представляет твоя подруженька? Просто кукла нарисованная!

Я чувствовала себя победительницей.

— Господи! — из глаз Марины полились слезы, какие-то странные слишком голубые слезы. — Что ты несешь? Что ты натворила, чокнутая! Ты же ее убила, совсем убила!

Марина подбежала к Лине и обняла ее, захлебываясь в рыданиях, обляпалась вся.

— Ты что, слепая? Это же не настоящий человек, а нарисованный! Взгляни, из нее не кровь, а краска акварельная вытекает — лиловая, зеленая, голубая, желтая — всяких разных оттенков.

Вот как можно на такое внимание не обращать? Какая же эта Марина тупая.

И упрямая. Посмотрела на свои выпачканные цветные руки и с ужасом выдала:

— Это же кровь, Аня. Обычная настоящая кровь, которая течет по венам каждого обычного настоящего человека. И нет никаких нарисованных, понятно тебе, убийца!

Марина вскочила и вытащила нож из Лины, набросилась на меня что-то крича и проклиная, как чокнутая, и понять ничего не успела, как эта ненормальная проткнула мне живот. Раз, второй, третий, и я почувствовала жуткую боль, и хотела заорать, но не могла издать и звука. В глазах темнело, и я упала, хрипя и корчась. Только и видела измазанный разными цветами — зеленым, голубым, лиловым — нож. Видела, как вытекала из меня краска всех цветов радуги.

Надо же, удивилась напоследок, оказывается я тоже нарисованная.