Крымская натура

— А обнажённую натуру рисуйте с кого угодно, денег на натурщиц у нас нет, но вы можете пригласить за свои, — профессор даже не улыбался, сейчас на искусство вообще мало выделяют.

Студенты академии почесали затылки, сложились из небогатых своих доходов, да и пригласили девицу с пониженной социальной ответственностью. Только натурщица из неё так себе. Нет, оголиться она огласилась без проблем, а вот сидеть в одной позе достаточно времени, это для неё тяжко. Но студенты набросали кое-как, пока натурщица отрабатывала свой час, а остальное уже писали по памяти.

— Однако, — преподаватель осмотрела работы, — и натура подкачала, и остальное не на высоте. Этой дамочке проще в порно ролике сняться, чем позировать. А потому задание на каникулы, найти натуру и сделать хоть одну приличную работу.

С тем и ушли на каникулы студенты Питерской академии. Всё хорошо в городе Петра, но вот солнышка не хватает. По этой причине и укатили практически все на море сразу, после зачётов.

Валерка, коренной петербуржец, привык к питерской погоде, но тоже укатил в Крым погреться на солнышке, прихватив с собой всё, что нужно для живописи. Поезд тронулся, и Валерка уставился в окно, ловя впечатления. Куры с картошкой на станции сменились вишней и абрикосами, значит и юг уже вот он. Помня наставление преподавателей, Валерка пытался писать с натуры, только пляж дал мало материала, хотя у некоторых барышень оставалось убрать тонкие полосочки ткани, представив, что скрывается за ними. Но пляж остаётся пляжем, там и натура специфичная, а красоток рисовать чревато, ухажёру может не понравиться.

Кустодиевскими барышнями Валерка уже сыт по горло, пора искать натуру, которая впечатлила бы. На нудистском пляже Валерке чуть физиономию не отрихтовали, хотя парочка натур оказалась вполне достойными кисти художника. А вообще голые бабы скорее убивают всякое желание, особенно писать с них что-либо. Пребывая в размышлениях и творческой тоске, Валерка ходил по диким пляжам, вдруг что-то попадётся достойное. Карабкался по едва заметным тропкам, известным только местным жителям и редким любителям тишины. Морских зарисовок у него набралось предостаточно, и вот однажды.

Она сидела в полосе прибоя, абсолютно обнажённая и море омывало её, как будто совокупляясь с молодым, загорелым телом. Темноволосая красавица наслаждалась волнами, омывавшими её роскошное молодое тело. Просидев так какое-то время, она поднялась и кинулась в волны. Девушка прекрасно плавала, а Валерка отчаянно рисовал в альбоме наброски. Вот это натура! Её Валерка готов писать всё лето. Да что там лето, такую можно писать всю жизнь.

Девушка вышла из моря и уселась на камень, устремив свой взор в морскую даль. Валерка позабыл обо всём на свете, лихорадочно пытаясь зарисовать хотя бы позу, потом попробует додумать остальное. Руки работали, а мысли уже понеслись, рисуя в воображении его в образе капитана парусника с молодой красавицей у моря. Валерка не Аполлон, но бегает по утрам и гантели таскает тяжёлые. Художнику твёрдость руки совсем не помеха.

Девушка поднялась, накинула лёгкое платье прямо на голое тело и пошла в лёгких шлёпанцах навстречу Валерке. Тропа оказалась единственной, по которой можно спуститься на берег в этом месте.

— Налюбовался? — озорно спросила она.

— Я художник, — выдавил, краснея, Валерка, — вот рисую пейзажи.

Отмазка не прошла, девушка прекрасно понимала, что он именно её изображал на бумаге.

— Врунишка ты, ладно, пошли, будешь учить меня рисовать. — произнесла она своим красивым голосом.

Домик где жила девушка, находился в таком же тихом месте. Небольшой беленький домик с парой комнат, одна из которых служила кухней.

— Я уехала из Питера сюда, — пояснила она Валерке, — врачи посоветовали сменить климат. Вот, живу тем, что продаю сувениры.

— Климат у нас нездоровый, — согласился Валерка.

— А ты тоже из Питера? — обрадовалась девушка.

Поговорить им было о чём, но девушка усадила Валерку на табурет и всучила… плоский камень.

— Давай, учи, — озорно подмигнула она, — это мой заработок, я продаю ракушки, камни с картинками, бусы из мелких ракушек, надо же на что-то жить. Только переводные картинка плохо идут, а рисовать я не умею.

Валерка никогда не был миниатюристом, но подводить такую девушку не решился. Впрочем, нарисовать Ласточкино гнездо, это не обнажённую натуру. Просто представил, что это край пейзажа, и получилось замечательно.

— Только это масло, долго сохнуть будет, а акриловых у меня нет, — оправдывался он.

— Как здорово, только я ничего не поняла! — восхищённо смотрела на картинку девушка. — Как ты это сделал?

— Научить за один день сложно, — смутился Валерка, — для этого надо хотя бы неделю, а вообще мне всех каникул не хватит.

— Так оставайся, будешь жить у меня и учить, хоть чему-нибудь. — Она так просто всё решила. — Такую картинку с руками оторвут.

Так и перебрался Валерка жить к Элле, сложно было не познакомиться за это время. По дороге он купил акриловых красок, всё-таки ждать, прока просохнет масло, это перебор. День начинался с прогулки к морю, где Элла ныряла за ракушками, а Валерка старался запечатлеть её и море. Потом он рисовал на камешках Ай-Петри, Ласточкино Гнездо, морские пейзажи, всё то, что так любят покупать на память отдыхающие. Снова море и теперь уже Элла позировала ему у моря, на камнях, представая то в образе русалки, то прекрасной купальщицы.

А когда прохлада с моря приходила вместе с темнотой, происходило то, что и должно происходить между молодыми людьми, ведь у Эллы была всего одна кровать в доме. Валерка оказался хорошим учителем, и Элла осваивала тайны композиции, игру света и тени, подбор красок и прочие премудрости непростого ремесла художника. Иногда они продавали сувениры вместе, и Валерка рисовал карандашные портреты, которые тоже приносили какой-то доход.

— Ты знаешь, — рассказывала Элла, — мне очень повезло, этот домик стоил поразительно дёшево, а всё потому, что к нему нет дороги. Зато у меня есть свой собственный пляж и тут такая красота. Здесь даже электричества нет, но мне и не надо. Когда темнеет, я зажигаю свечи и сижу вот в этом кресле-качалке, вспоминая самые приятные воспоминания в жизни. Зимой бывает холодно, но я приношу баллоны, чтобы готовить, да иногда топлю печь. Летом готовить лучше не улице, чтобы в доме не было жарко, а вода вон, даром течёт, — указала она на небольшой ручеёк.

Остаться бы тут навсегда, но каникулы кончились, и Валерка укатил в Питер, увозя с собой такое количество этюдов и готовых картин, что хватило бы надолго.

Расставались на удивление просто, видимо, Элла не любила торжественных проводов, а Валерка не нашёл каких-то особенных слов. Поезд стучал колёсами, за окном мелькали пейзажи, а Валерка всё думал об Элле. Вот так бросила всё и укатила жить в другой край страны. Лёгкая на подъём, да и к жизни относилась просто, не претендовала на большую любовь, на какие-то особенные отношения. Домик крошечный поменяла на питерскую коммуналку и не жалела. Эх, уехать к ней насовсем, но надо же и доучиться, родители не поймут.

В академии его работы оценили очень высоко, даже предложили выставить на одной известной выставке. Работы купили по довольно высокой цене. Но самой удачной оказалась картина, где Элла рисует на камне Ласточкино гнездо. Валерка прорисовал не только её фигуру, но сам рисунок. Прекрасная обнажённая художница рисовала на камне, а посетители буквально застывали у картины. В итоге купили всё, что он выставил, да ещё и хотели впредь познакомиться с его работами. Валерка почему-то не потратил деньги, сам не в силах объяснить, почему.

— Ты летом куда поедешь? — спрашивали родители и сокурсники.

Валерка отмалчивался, но решение принял твёрдое, как камни у моря, на которых сидела Элла. Поезд стучал колёсами, а Валерка ехал в Крым.

— Ой, как хорошо, что ты приехал! — обрадовалась Элла, — Я с ним совсем замучилась, даже в море искупаться некогда.

Валерка стоял и не понимал, с кем там замучилась Элла, пока из домика не донёсся крик младенца. В кресле-качалке лежал маленький свёрток и усиленно напоминал о себе.

— Иду, мой хороший, — подхватилась Элла, взяв малыша на руки. — Ты извини, кроватку я ему не могу пока купить, да и как я с ним принесу её.

Валерка стоял, широко раскрыв рот, слова убежали куда-то. Элла скинула платье и приложила сына к груди. Малыш довольно засопел, поглощая мамино молоко, а Элла счастливо улыбалась.

— Кушай, мой хороший, — ворковала она над ребёнком.

Малыш поел, закряхтел и улыбнулся.

— Ох, Александр Валерьевич, горазды вы пелёнки разукрашивать, — рассмеялась Элла, — весь в папку.

Элла мыла розовую попку в ручье, заворачивала сына в пелёнки, а Валерка с трудом понимал происходящее.

— Подержи, я быстренько застираю, — Элла вручила сына Валерке и побежала к ручью, стирать пелёнку.

Валерка держал не руках ребёнка и млел, отцовский инстинкт проснулся в нём, и папаша пребывал в приподнятом состоянии.

— Ты только не думай, — Элла развешивала пелёнку на верёвке и поглядывала на Валерку. — Это тебя ни к чему не обязывает. Просто так получилось и я решила оставить его. Жизнь приобрела смысл, только вот надолго я отойти не могу.

— Погоди, это же мой сын, — Валерка держал на руках малыша и счастье вливалось в него щедрой струёй.

— Валерочка, — Элла так его впервые назвала, — ну вот представь, поженились бы мы, а тебе ещё учиться надо, а ты тут зависнешь, а потом начнёшь тосковать по Питеру, по академии и даже на камнях начнёшь халтурить. От безысходности ты станешь выпивать, и мы будем скандалить. Зачем вот это всё нам нужно? Ты лучше приезжай к нам на лето, так будет лучше всего.

Валерке и сказать нечего, но помогал, как мог, даже принёс кроватку, памперсы и распашонки с ползунками. Элла снова стала нырять за ракушками, рисовать на камнях и даже делить с Валеркой кровать на двоих, когда малыш спал. Жизнь вошла в свою колею, и Валерка даже вспоминал о красках и кистях, поскольку спокойно смотреть на кормящую Эллу просто невозможно. Руки рвались в работу, и Валерка трудился, как никогда.

— Между прочим, картины я продал благодаря тебе, поэтому ты имеешь право на свою долю, — заметил он, вручая Элле деньги.

— Хорошо, — ответила она без эмоций, но продавать сувениры не перестала.

Лето в этот раз пролетело так быстро, что Валерка даже не успел заметить, как пришла пора возвращаться. Поезд увёз Валерку от любимой и от сына, а в Питере Валерка учился ещё старательнее. Его картины снова произвели впечатление, вылившееся в итоге в определённую сумму. Только теперь Валерка даже не думал, куда потратить эти деньги. Весь год он думал только о лете и маленьком домике в Крыму, а летом снова уехал помогать Элле растить сына, писать с натуры и помогать по хозяйству. Элла рисовала на камнях с каждым сезоном всё лучше. Сын уже топал своими ногами и серьёзно разгрузил маму, хотя и требовал довольно много внимания. «Крымская мадонна» на выставке произвела фурор, а Валерка блестяще закончил обучение в академии.

*****

— Родители не могут понять, что я забыл в Крыму каждое лето, — Валерка улыбался, качая на руках дочку.

Сынок с мамой наловили зеленух и готовили уху на газовой плитке во дворе.

— На следующий год поедем, познакомишь нас с родителями, — улыбнулась Элла, — просто Мариночке ещё рано ездить так далеко. Она уже спит, положи девочку в кроватку, да давай, учи меня с Сашей рисовать.

— Ну да, на камнях именно рисуют, это картины пишут, — усмехнулся Валерка, — между прочим, твои камешки отправили на конкурс в Симферополь, растёшь на глазах.

— У меня талантливый учитель, — Элла поцеловала Валерку в щёку. — Жалко, что ты все картины продал, вот состарюсь и забуду какой я была тогда, когда мы познакомились. — Элла посмотрела на Валерку, а он, загадочно улыбнулся.

Ставить руку сыну лучше с раннего детства, да и Элла уже становится настоящим художником. Вот так они и живут до сих пор, известный питерский художник Валерий Николаевич, и Элла, крымская художница самоучка со своими детьми. Он в Питере, а она в Крыму, счастливые и радостные, ведь разлука всегда способствует укреплению семейных отношений, даже в гражданском браке.

В маленьком домике так всё и осталось неизменным, только на стене висит картина, где обнажённая купальщица сидит в полосе прибоя и волны омывают её, как будто желая совокупиться с нагой красавицей.