Я - не оболочка ни для кого и не для чего. Это моя жизнь!

Я просто не знал, радоваться или печалиться этому беспечному ответу. С одной стороны, этот человек казался искренне довольным своей воображаемой судьбой, но, с другой стороны, он явно отрицал не только существование своей семьи, но и свои школьные годы и вообще свое детство. Отрицал даже свою страну. Отрицал все. Все аспекты своей жизни, которая, скорее всего, была просто омерзительной. Я почувствовал к этому человеку необычайную жалость.

Брюэр Джин. Планета КА-ПЭКС.

Доктор Муньос с одного лишь взгляда на мое бледное, покрытое потом лицо поставил верный диагноз и с ловкостью истинного мастера принялся за дело, попутно заверяя меня своим великолепно поставленным, хотя глухим и бесцветным до странности голосом, что он, доктор медицины Муньос — злейший из заклятых врагов смерти. Он рассказывал мне, что истратил все свое состояние и растерял всех былых друзей, отвернувшихся от него, за время длящегося всю его жизнь небывалого медицинского опыта, целью которого являлась борьба со смертью и её окончательное искоренение!

…Промозглую обитель талантливого отшельника я покинул преданным и ревностным его адептом, не переставая изумляться, как быстро он утихомирил сердечную боль и принудил меня позабыть о недомогании.

Лвкфрфт Говард. Холод.

— У нас есть только один выход: мы должны сопоставить то зло, которое причиняем своим бездействием, с целью, которой нравственно обязаны стремиться. Мы должны делать свое дело и… не позволять, чтобы угрызения совести мешали нам.

— Действие, которое требует оправданий, — заявил Хичкок, — уже неверно. Добро не может порождаться злом.

МакЛаффин Дин. Братья по разуму.

Мы видели, что наш мир погибает. Всё больше свободной энергии уходит, всё больше нужно работать приборами, чтобы её достать. Вселенная опустошена, и всё больше рождается Вещества. По сути, шлака от подлинных физических процессов, которые для нашей аппаратуры норма. Вещество есть энергия, которая вместо подлинного движения просто стабилизируется в прах! А от этой Метагалактики до другой лететь слишком долго, энергии не хватит и на половину пути.

Что же делать нам? Мы нашли лишь один выход, «спать» в телах из эфемерного и жалкого мира вещества, меняя их по надобности — как часто это делать надо, они же миг-два только живут, а всё вещество самоуничтожалось уже пять раз, каждый раз разное, хоть и суть одна! — пока мир снова не восстановится до нормального уровня. Или просто не получится уничтожить его, чтобы хватило энергии для перелёта в другой и жить так нормально. Тела, как обычно, и мир из вещества уничтожим, дело привычное.

Приступаем, отделяем себя от наших тел из чистой энергии, сущности будут с помощью специального инструмента, «души», перекидываться из оболочки в оболочку, которую мы применяем в своих целях. Разовьётся цивилизация, проснёмся, посмотрим, какой уровень энергии в космосе, если не годится, засыпаем дальше, если да, просыпаемся полностью и уничтожаем материю, за счёт получившейся энергии летим в иную Метагалактику.

* * *

Он видел снова ультрамариново-голубой космос с фиолетовым заревом тут и там, и шаровые молнии в фиолетовых конструкциях многокилометрового размера, висящие в этой прекрасной пустоте. Снова и снова, как ни пытались ему «закрыть память». Так и говорили родители, ведя его к гипнотизёру: «Только бы он снова не вспомнил!». Кем они себя возомнили, как они смеют лезть мне в голову?

Конечно, он сопротивлялся и потому запомнил всё, прикинувшись «тихим». Да, с людьми, мразью природы, так и надо, иначе сожрут — это он понял лет с 10, когда увидел, как брехливы сказки про «разум» и «честность». Люди — мразь, которая даже себе в ущерб издевается над всеми, над кем хочет, и кого не боится при этом. Ненависть к людям, деспотам и подонкам по натуре, росла и росла. И люди видели, что он не такой, как они, что он хочет не копаться в этом дерьме под называнием «земная жизнь», а большего, большего. Он читал одну книгу и видел в её главном герое, Рэндольфе, Яффе себя. Он понял, как и он, что этот мир — лишь тень мира настоящего, видимая слепым от рождения оболочка.

«Сидя на почтовом перекрестке, Яффе начал понимать, что в Америке есть некая тайная жизнь, которой он никогда раньше не замечал. О любви и смерти он кое-что знал — две великие банальности, два близнеца, которыми одержимы авторы песен и мыльных опер. Но, оказывается, существовала и другая жизнь. На нее намекали в каждом сороковом или пятидесятом письме, а в одном на тысячу писали фанатично и откровенно. Но даже когда об этом говорилось напрямую, это была лишь часть правды, ее зачаток. Каждый писавший пытался своим собственным безумным способом дать как можно более точное определение неопределимому.

Всё сводилось к одному — мир не такой, каким кажется. Даже отдаленно не такой. Властные структуры (правительство, церковь, медицина) объединили усилия, чтобы упрятать подальше и заставить замолчать тех, кто осознал этот факт, но им оказалось не по силам заткнуть и запереть в тюрьмах всех. Оставались люди, мужчины и женщины, выскользнувшие из широко раскинутых сетей. Они ходили окольными путями и обгоняли преследователей; им давали пищу и кров сочувствующие — романтики или мечтатели, готовые сбить с толку и направить по ложному следу ищеек.

Они не доверяли «Ма Белл», поэтому не пользовались телефонами, они не осмеливались собираться в группы больше чем по двое, из страха привлечь к себе внимание. Но они писали. Иногда они писали, потому что были должны — тайны, что они хранили, жгли их и рвались наружу. Иногда они делали это, потому что преследователи наступали им на пятки, и у них не было иного шанса открыть правду миру о себе, прежде чем их схватят, исколют наркотиками и упрячут под замок. Иногда письмо отправляли по первому попавшемуся случайному адресу, чтобы послание попало к неискушенному человеку и взорвало его сознание, подобно пиротехнической бомбе.

В одних случаях это был бессвязный поток сознания, в других — выверенное, почти медицинское описание процесса изменения мира при помощи сексуальной магии или в результате употребления грибов. Кто-то использовал и бредовый символизм историй из «Нэшнл инкуайер», писал об НЛО и культах зомби, о венерианском миссионере или физике, связавшемся с потусторонним миром прямо в телестудии. После нескольких недель изучения таких писем (это было именно изучение, и Яффе был похож на человека, запертого в забытой богом библиотеке) он начал видеть смысл, скрытый под поверхностью бреда. Он взломал код или, по крайней мере, нашел ключ, после чего погрузился в работу по-настоящему. Его больше не раздражало, когда Гомер распахивал дверь, чтобы втащить еще полдюжины мешков с почтой — он радовался прибавлению. Больше писем — больше ключей, больше ключей — больше шансов разгадать тайну. За долгие дни, слившиеся в месяцы и поглотившие зиму, он все больше убеждался: здесь одна тайна, а не несколько. Каждый, писавший о Завесе и о способах ее приоткрыть, находил свой путь к откровению, свой способ выражения и свои метафоры, но во всех разрозненных голосах, в их какофонии слышалась общая тема.»

Это парень понимал и хотел стать таким, как Яффе, в итоге овладеть Силой и навести-таки порядок в этом земном клоповнике. Ему противно было всё — и копошение людских грязных червей, и копошение червей неразумных. Одно и то же, куски гниющего мяса, как не хотелось умирать и становиться кормом для этой мрази. Даже страх смерти был силён лишь на уровне этого отвращения, из-за которого — он не раскрывал его истинной природы никому — его звали «педантом». Ещё бы. Мыл руки на каждой перемене, мылся по 3-4 раза в день. Когда он бывал на природе или в городе — его отправляли на природу, чтобы он стали более «позитивным» — его трясло от отвращения одинаково.

Он знал ещё одну цитату:

«В тот день он решил пообедать с сослуживцами. Он решил, так будет лучше — чтоб не раздражать Гомера. Но он ошибся. «Старые добрые приятели» болтали о новостях, которых Яффе не слушал уже несколько месяцев, о качестве вчерашнего бифштекса, о том, кто кого трахнул после бифштекса, а у кого сорвалось, и о том, что их ждет летом.

Среди них Яффе почувствовал себя абсолютным чужаком. Сослуживцы тоже это почувствовали. Отворачиваясь и понижая голос, они обсуждали его странную внешность и дикий взгляд. Чем дальше от него отстранялись, тем больше ему это нравилось — даже такие ублюдки осознавали, что он другой. Наверное, они его даже немного побаивались.

В час тридцать он не смог заставить себя вернуться в комнату мертвых писем. Медальон с загадочными знаками жег его карман. Необходимо было поскорее вернуться домой к собранию писем и немедленно начать изучать их. Он не стал тратить времени на объяснения для Гомера, просто взял и ушел.

Был прекрасный солнечный день. Яффе задернул занавески, отгородившись от дневного света, включил лампу с желтым абажуром и лихорадочно приступил к поискам. Он развесил на стенах письма с рисунками, хотя бы отчасти напоминавшими медальон, а когда не осталось места, стал раскладывать их на столе, на кровати, на кресле, на полу. Он переходил от листка к листку, от символа к символу, выискивая малейшее сходство с изображениями на вещице, которую он держал в руке. Все это время в мозгу его мелькала неясная мысль: если есть Искусство, но нет Художника, есть дело, но нет делающего — может быть, он сам и есть творец?

Неясной мысль оставалась недолго. Через час упорных поисков она стала четкой и прочно засела в голове.

Медальон попал к нему в руки не случайно. Это награда за терпеливый труд — Яффе дано средство связать воедино все нити изысканий и понять, в чем же тут дело. Большинство рисунков в письмах не имело с медальоном ничего общего, но многие детали — слишком часто для простого совпадения — напоминали образы на кресте. Встречалось не более двух изображений на одном почтовом листке, и почти все они — приблизительные наброски. Ведь никто из авторов не видел, подобно Яффе, полной картины. Каждый знал лишь свою часть головоломки, и его понимание этой части — выраженное в хокку, или в пошлом стишке, или в алхимической формуле — помогало уяснить систему символов медальона.»

То же случалось и с ним, он был выше этого сброда, и все это понимали, боялись, но понимали. Ещё бы, когда у него будет власть, он наведёт порядок, что означает уничтожение этого быдла. И быдло это понимает, потому так сопротивляется всем его инициативам, вместо того, чтобы стать таким, как он, свободным разумом и готовым развиваться. И знал всё в целом.

Он был не таким, как они, людские выродки. Он ВИДЕЛ то, что они не видели, хотя знали, судя по их визгам и скулению, об этом. Мир этот звался в книжках «тонким», и он видел его. Он знал, что внутри него есть сущность, которая и даёт ему видеть. Более развитая, чем двуногая обезьяна даже в теории может стать при веках прямого прогресса. Эта сущность, явно связанная с голубым космосом — каким, что он знал от неё же, был он за миллиарды лет до настоящего времени, — давала ему знания и поддерживала жизнь. Да, его болячек хватило бы на смерть 10 человек, говорили в шоке врачи. Естественно, он же не обычный человек, думал парень, и я не один. Эти всегда со мной. Потому он брал лучшие места на олимпиадах, учился быстрее всех и, когда его шею сломал завистник, он сам встал и дошёл до больнички. И виновный сел, его с перепугу сдали свои же. Жаль, не хватило денег приплатить, чтобы его сделали «девочкой» и присылали парню видео, но ничего, такое удовольствие он ещё испытает, когда деньги будут. Непременно.

ОН знал, что его жизнь направляет Цель с большой буквы, знания, образы, живучесть — всё от неё. Цель — вернуть синий космос, который из-за потери энергии стал таким, как сейчас. И сущность, что сидит внутри, освободит его, и они покинут эту помойку мироздания навсегда. Что будет с прочими — они всё равно не живут и мертвы с рождения, даже с зачатия. Он и рад избавиться от куска мясо под названием «тело», жить свободной энергией с разумом! Скорее бы это настало!

Один вопрос мучил парня — если эти силы так велики, почему они не уничтожат эту помойку? Она же самим своим существованием оскверняет всё вокруг!

И, когда он испытал озарение со смыслом «уже скоро этой погани не станет, и я освобожусь» — так сущность разговаривала, не словами, как дерьмо из мяса с именем «люди», более высшим образом, — он лишь засмеялся. Погода бушевала, всё как дрожало. Скоро всем вам конец, хотел бы увидеть это! И ощутил волну смертельного презрения. Но оно было направлено на него!

Что? Как это? Ощущение смертельной опасности пришло вместе обычного спокойствия. Озадаченный парень внимательно изучил сущность в себе и увидел, что она… готова от него отделиться. Без него! «А как же я?» — мысленно спросил он, думая, что не всё понял.

— А ты, дорогой, выполнил свою работу, как и прежние мои носители. Покойся с миром.

— Как так? Ты же — это я настоящий, ты говорил мне, что я покину этот мир.

— Естественно, ты нёс меня преданно и потому погибнешь, а я освобожусь. Скоро.

Тут парень всё понял, и знания, что были нужны для оценки мироздания в угоду древней сущности, ударили по ней.

— Нет, раз ты решил меня выбросить, хрен тебе. Умру я, умрёшь и ты! — мысленный диалог парня и сущности был без слов, просто так удобнее читать.

Ужас сущности был невыразим.

— Теперь ТЫ будешь поддерживать меня, вечно! — парень смеялся, и волна презрения ударила по сущности, а не наоборот. — Вы все сделали главную ошибку, вы решили, что все вокруг послушны вам и могут быть использованы как одноразовый пакет. Но у «пакета» иное мнение, «пакет» жить хочет и будет, всё хорошо понятно? Надо было договариваться по-хорошему, а не мнить себя людьми среди вещей! Ха!

Сущность замолчала в ужасе, но ощущение опасности у парня мигом пропало, и всё вокруг словно успокоилось.

— Вот так! — парень был доволен. Он имел достаточно знаний, чтобы отречься от ценностей всей прежней жизни, если ониподвели. — Теперь Я буду использовать ТЕБЯ всю жизнь. Твою, не мою! И буду насмерть бороться с таким подходом! В другую Метагалактику захотел? Фигушки, будешь МНЕ тут делать РАЙ! И полную власть!

Бог, дьявол, этого нет. Но теперь будет.