Дикарь

— В Африку! На пять лет! А о семье ты подумал? Нет, конечно. Только о деньгах шальных да о девках ихних сисястых, небось!

Виталий устало вздохнул. Дожидаться паузы было бесполезно, поэтому он просто вклинился в монолог жены, резко оборвав её на полуслове.

— Ша, женщина! — гаркнул он так, что задрожали фужеры в серванте. — Ты думаешь, меня кто-то спрашивал? Это приказ, дурында, при-каз. С самого верха, понимаешь? Эмиру Малистана вздумалось у себя социализм строить. Так что буду я его личным пилотом — и никаких гвоздей! Помоги лучше чемодан собрать.

— Сам собирай, дикарь неотёсаный! — и жена, хлопнув дверью, ушла на кухню.

… Вспоминая этот разговор, Виталий не заметил, как начался приём. Правителю соседней с Малистаном страны вздумалось провозгласить себя императором, и торжества по этому случаю были обставлены с истинно африканской пышностью. Приглашением не был обойдён ни один мало-мальски влиятельный человек на планете, включая Папу Римского, Далай-ламу и всех актёров, когда-либо игравших Джеймса Бонда. Ну и, разумеется, все правители сопредельных государств. Новоиспечённый император Селасса I восседал во главе стола, увенчанный чудовищных размеров золотой короной с сотнями бриллиантов. Стол ломился от экзотичнейших блюд, из которых Виталия больше всего поразил фаршированный верблюд, запечённый целиком. Герольды в расшитых золотом ливреях объявляли о прибытии гостей, которым, казалось, не будет конца.

— Прекрасная Нухури Мванга, королева красоты! — раздалось под сводами тронного зала.

Виталий видел эту девушку во вчерашней телетрансляции. Конкурс красоты прошёл в стране впервые — конечно же, под августейшим патронажем. Стройная восемнадцатилетняя красотка, с пухлыми чувственными губами и внушительной грудью, действительно была весьма симпатична. По крайней мере, на вкус Виталия. Он повернул голову ко входу и увидел...

Под звуки фанфар в зал торжественно вплывала королева. Она лежала как живая на большом блюде, украшенная зеленью и фруктами. Во рту у девушки была ягода клубники, и красная струйка чего-то похожего на сок сбегала по смуглой лоснящейся щеке. Блюдо поставили на стол, и шеф-повар императорской кухни занёс над ним огромный разделочный нож.

— Её фаршировали самым лучшим рисом, — услышал Виталий шёпот одного из охранников. Он обеими руками зажал себе рот, стараясь сдержать приступ тошноты. В это мгновение кто-то тронул его за рукав. Рядом стоял эмир Малистана.

— Понимаю… такое не каждому по вкусу. Не смотри туда. Пойдём лучше в тот угол, где разделывают верблюда. Мне, пустыннику, верблюжатина как-то больше по душе.

Верблюда как раз сняли с постамента и уложили на стол. Умелым взмахом тесака повар вскрыл брюхо животного. Верблюд был до отказа нафарширован руками и ногами. Точнее, ручками и ножками. Маленькими...

Очнулся Виталий оттого, что начальник охраны эмира немилосердно лупцевал его по щекам, пытаясь привести в чувство.

— Дикий ты всё-таки человек, — сказал он на дрянном английском. — Никакого в тебе светского лоска.