О Сумарокове замолвить слово

О Сумарокове замолвить слово

ЭССЕ

Если вам скажут, что русская литература начиналась с Сумарокова, то скорей всего вы пожмете недоуменно плечами. А кто это такой? И почему с него? А как же «Слово о полку Игореве»? Ломоносов? А солнце русской поэзии Пушкин?

Но тем не менее совершенно незнакомый широкой читающей публике товарищ Сумароков (пардон, господин!) был первым профессиональным российским литератором, который работал во всех существующих жанрах того времени, а речь идет о восемнадцатом веке, второй его половине. Причем литератор он был не только плодовитый, но и новатор. Русская светская литература благодаря его долгому и всестороннему труду перестала быть служанкой западноевропейской музы, которая старательно копирует манеры и стиль жизни своих господ.

Но я хочу коснуться только одной стороны его творчества.

Библейская тема всегда звучала очень громко в русской литературе, впрочем, и в живописи также. Так вот Александр Петрович и к этой теме подошел по-революционному для своего времени. То, что он сделает, будет неожиданно. Можно сказать, что это была литературно-философская революция. Библейские образы, сюжеты, мотивы он опустит на землю, сделает их актуальными для современников.

Сумароков всю свою жизнь работал над поэтическим переложением библейских псалмов, он собрал их, а затем в 1774 году издал книгу «Духовных стихов», которую считал своим главным творением. В этом традиционном для русской литературы жанре он выступил новатором, создав произведения, в которых в центре находится простой человек и его душа, в которой происходит борьба добра со злом. Написаны духовные стихи простым языком. Таким образом, он отказался от высокого штиля с обилием церковнославянизмов, которые придавали произведениям в эти времена сильный привкус архаизма.

В сумароковском переложении псалмов более явственно звучит авторское личностное начало, чем у Ломоносова и Тредиаковского. Он как бы примеривает библейский стих на себе.

Сумароков не расширяет, как Ломоносов, а как бы сужает масштаб псалмов, он переводит их в более интимную обстановку. Еще заметнее такое сужение по сравнению с переложениями Державина, например, 81-го псалма, названного у Державина «Властителям и судиям». Сравним библейский оригинал и переложение его у Сумарокова.

«Псалтырь», псалом 81

Воста в сонме богов,

посреди же боги рассудит.

Доколе судити неправду и

лица грешников приемлете;

судите сиру и убогу, сми-

ренна и нище оправдайте,

измите нища и убога, из

руки греничи избавите

его. Не познаша ниже

уразумеша, по тме ходят:

да подвижатся вся основа-

ния земли. Аз рек: бози

есте, и сынове вышняго вси.

Вы же яко человецы

умираете и яко един от

князей падаете. Воскресни,

боже, суди земли: яко ты

наследивши во всех языцех.

Сумароков, «Из 81-го псалма»

Во сонме стать судей

Была господня воля.

Вещает вышний, возглаголя,

Толпе неправедных людей.

Доколе судите, судьи,

Людей не по закону страстно

И обвиняете напрасно,

Прибытки множаща свои.

К вам тщетно ходят во врата,

Лишаяся вседневной пищи,

Пред суд идущие к вам нищи,

Вдова и бедный сирота.

Отвергли истину суды;

Да вами ложь превознесется:

Вселенна вами вся трясется

И еювластвуют беды.

О, господи, внемли, внемли:

Восстани к нашему покою.

Спаси нас сильною рукою,

Восстани и суди земли!

(А.П. Сумароков. Стихотворения духовные. СПб., 1774, с. 82 — 83).

Сумароков заменил богов судьями и перевел тему в земную плоскость, обличая неправедных судей, т.е. библейский текст послужил для него толчком для политической сатиры и филиппики.

Судья — это не простой чиновник, он носитель Божьей воли, ибо от его решения зависят судьбы людей. Поэтому главным качеством судьи должна быть праведность, по справедливости. Не в силе Бог, но в правде. А далее сатира, обличение тех судей, которые выносят приговор не по правде, а из материального интереса, получая мзду. И тем самым они совершают самый большой грех, искажая Божью волю. Надежда, упование на Божий суд. «Но есть и Божий суд, наперсники разврата» — это уже Лермонтов.

Это только один из мотивов творчества Сумарокова. А сделано им немало. Он стоял у истока, у порога «золотого века» русской литературы.