Бесстрашный новый мир

Бесстрашный новый мир

«And much of Madness, and more of Sin,

And Horror the soul of the plot»

“The Conqueror Worm”

Мы все наследники великих. Строим свое хрупкое счастье на их костях. Смотрим, слушаем, впитываем, переосмысляем. Потом что-то выдаем как будто от себя. И самый оригинальный творец не конденсируется из наэлектризованного воздуха.

У каждого признанного гения был свой предтеча, и только эпохальный Гомер творил в полном одиночестве. Хотя, вполне вероятно, что до нас богоизбранные скальды древности просто не дотянулись (вот потому так важна письменность — тесаком не вырубить, в подвалах НКВД не запытать), а сам слепец был лишь талантливым компилятором.

И всё же есть в потоке творцов такие визионеры, что порождают свои собственные уникальные цепочки продолжателей и подражателей. А одна изломанная фигура стала создателем сразу нескольких оригинальных жанров. И без этого злосчастного провидца мы существовали бы не то что на выжженном поле, но в гораздо более суровых и скудных условиях утолить свой привередливый сенсорный голод.

Фантасмагория разгоняется, герои выпиливаются из бытия, польщенный Фрэнк Капра уютно вертится в гробу:

А как вам такая история:

Эдгар Аллан По не рождался бы на свет.

Да, это именно он первопроходец, ясновидец, предвосхитивший на сотню лет с гаком всё развитие массовой литературы, основатель охапки новых жанров и направлений, интеллектуал, алкаш и просто гений.

Лопнула нить, и бусины разлетелись. Каждая под свой комод или старое кресло, и теперь томится в пыльной полумгле.

Линия I

…andmoreofSin

Детектив держит нас на подлом крючке до самой развязки. Непрерывно экзаменует интеллектуальные навыки: способны ли мы вперед сыщика додуматься, опознать злодея в галерее таких невинных, добропорядочных персонажей?

Эдгар По создал протагониста — мастера разгадывать запутанные ребусы и прозревать людей насквозь, использовать весь диапазон глубокого ума, действующего по строгой логической системе. И в отличие от фантазеров-последователей, По применял свой детективный метод на практике и реально распутал известное нераскрытое дело, ставшее основой для рассказа «Тайна Мари Роже».

Но в нашем мире 2.0 нет умника Эдгара, нет самого жанра по раскрытию преступлений с помощью индукции, дедукции и иной мозговой продукции, и незадачливые авторы влачат совсем жалкое существование.

Если кто и «написал убийство», то так и не додумался скрывать от читателя личность злодея вплоть до предпоследней страницы (а ведь и сейчас есть уникумы, кто сначала перелистывает в конец книги или смотрит мафию с открытыми ролями — мне вас искренне жаль; ведь весь смак — это думать и разгадывать самому), криминальный роман выродился до полудокументальной хроники, т.н. «true crime», пресноватой фиксации в истории разнообразных выродков и их богомерзких деяний.

А что же с мэтрами жанра?

Конан Дойл до старости писал свои никому не интересные исторические романы про благородных рыцарей и их заунывные подвиги, а одинокими промозглыми ночами проводил нескончаемые спиритические сеансы с мошенниками-медиумами, спуская на них последние шиллинги. Списанный с Огюста Дюпена чуть больше чем целиком и полностью Шерлок Холмс, соответственно, не был явлен миру. Актеры Ливанов и Камбербэтч спиваются от невостребованности в местечковых ТЮЗах.

Гилберт Кийт Честертон еще в молодости ушел в монахи, где тридцать лет писал богословский трактат «Человек, которого Бог создал в четверг», еретический и антропоцентричный, был расстрижен и предан анафеме всеми ветвями христианства (кроме толстовства), основал жанр подкаста на своей собственной локальной радиостанции, истово проповедовал в эфир, обрел массу последователей и чуть не подорвал основы христианства.

Агата Кристи окучивала в огороде клумбы с цветочками, а на досуге строчила в стол любовные романы, забитые по уши морализаторством и полезными советами по домоводству. Пропала в рекреациях пасторального Харрогейта, но никто даже не заметил.

Борис Акунин создавал бесподобные исторические романы десятки упорных безысходных лет, но никто даже не заметил.

Донцова просто не родилась; все подвальные мартышки разнесли об пол, стены и собственные тыквы пиш. машинки и обрели свободу…

Линия II

…AndmuchofMadness

Одержимость смертью и перерождением, жуть неумолимого увядания, та самая мрачная атмосфера безысходности, что породили декаданс, сопутствовали По неспроста. В продолжение всей жизни он хоронил любимых женщин одну за одной от матери до молодой жены. И где у декадентов поза и эпатаж, броская обертка при сомнительном содержании, у Поэта непрерывная трагедия в самом нестерпимом изводе. По создал из мук изящный культ; трагедия ушла вместе с ним, а культ остался, оросил депрессивную Европу и разросся пышным кустом.

Всё началось, само собой, в столице Франции, где Шарль Бодлер растлевал малолетних поэтов (не как Верлен Рембо, а в хорошем, художественном смысле). Без помощи демонического предшественника с эбеновым вороном на плече, он не осмелился написать «Цветы зла», где сублимировал все свои разрушительные, сатанинские порывы. В результате непоправимых повреждений психики мир получил Джека Потрошителя на полвека раньше и в Париже.

Далее действие переметнулось в Рим, куда же ещё?

Габриэле д’Аннунцио был скорее первым акционистом в истории, нежели поэтом. Именно тот случай, где надменная поза и подача образа оказались важнее самого творчества, хотя можно рассмотреть и ракурс, что вся его непутевая жизнь была непосредственным творческим актом. В нашей альтернативной вселенной без стильной субкультуры декаданса д’Аннунцио обретает себя сразу в лобовом акционизме и прямом эпатаже публики, становится Павленским и Куликом начала XX века. И в компании оголтелых чернорубашечников захватывает он не какую-то жалкую Риеку на задворках Европы, а сразу мать городов италийских — Рим. Объявляет себя новым римским папой и одновременно возрожденным императором. Сквадристы истерично зигуют, но подоспевшие карабинеры освобождают Ватикан и свозят нашего героя в ближайшую лечебницу, где его дальнейшие следы теряются.

Движемся дальше на восток и встречаем страну, где декадансу самое место.

Заснеженное ночное поле, по которому бродит лихой поэт.

Причем если Валерий Брюсов и его радикальные и мгновенные переобувания, вызванные упущенным пьяным земским врачом маниакально-депрессивным психозом — это прямая дорога в некрофильский лимб, то что там забыл жадный до мира Константин Бальмонт — большой вопрос.

Но декаданс успешно захватывал податливые умы, перерождался в символизм, и всё благополучно подгнивало бы дальше, если не парочка революций.

А молодая Советская республика любила поэтов: морила голодом и холодом, репрессировала, да и просто ставила к стенке. Собственно, делала ровно то, что и с остальным подневольным населением.

Умница Бальмонт быстро раздуплил расклады и красиво свалил в Париж, а придавленный декадансом Брюсов попал под очарование творившей прямую дьявольщину власти и остался на собственную погибель.

Но в нашей истории без По, Бодлера, декаданса, культа смерти и клубов самоубийц Брюсов лучше справляется со своей биполяркой и вослед призыву лягушки-путешественницы Бальмонта мастырит лыжи в Париж, где и живет долго и несчастливо, в нужде и ностальгии, но живет, в отличие от Блока, Гумилева, Мандельштама и других жертв бесчеловечного режима.

Линия III

…AndHorrorthesouloftheplot

Человек — зверь парадоксальный. Вроде бы как послушный биологический механизм должен избегать страха и боли, и вот вам банальность БДСМ-практик и триумф хоррора в литературе и кино.

Эдгар По, возможно непредумышленно, расковырял эту сладкую язву для каждого жадного потребителя щекочущего нервишки контента, за что мы все премного благодарны. Ведь без него тут пришлось и вовсе тяжко. Если кто и пытался напугать читателя, то выходило лишь романтически напыщенно или конфузливо смешно. Жанр быстро зачах, отцы-основатели свалились на совсем иную стезю.

Амброз Бирс даже не попытался попробовать себя в художественной литературе, всю жизнь занимался журналистикой, предвосхитил, даже изобрел жанр «gonzo» и оставил ужасающие детализованностью и откровенностью военные мемуары о четырех годах гражданской бойни 1861-1865гг.

Ганс Эверс оставался малоизвестным деятелем киноиндустрии, пока не вступил в отряд штурмовиков, действительно написал для него гимн и популярный роман «Санькя Вессель», вошедший в школьную программу некоторых фашистских государств, а впоследствии сложил свою буйну голову в ту самую «ночь длинных ножей».

Говард Лавкрафт строчил очерки в местную ультраправую газетенку о расовой теории и большой черной угрозе, а долгими бессонными ночами сочинял в стол романтические легенды про затерянные города и одиноких смотрителей дозорных башен, которые никто никогда не увидел. Metallica не записала самый гениальный инструментал в истории «The call of Ktulu», ибо не было его, Ктулху.

Carry, испытав на себе harassment & bulling, ворвалась на seniorprom с assault rifle М16А4 и устроила mass shooting, а StephenKing стал первым bestseller автором в категории youngadult (не понимаю, как это написать на русском). Кубрик не снял усыпляющее «Сияние», Николсон не просунул безумную голову в запертую дверь, продольно истерзанную топором.

Да, жизни многих артистов оказались непоправимо урезаны: ни Роберта Инглунда с ломающим психику бессонных детей «раз, два, Фредди заберет тебя», ни Дэвида Суше с его изысканным Пуаро.

Гришковец и Цекало не нашли друг друга и провели лучшие годы жизни в одиночестве: один — гоняя заунывные моноспектакли, другой — отбраковывая сотни бестолковых сценариев в стенаниях, что никто не принес скрипт «Wednesday» по верному, тождественному адресу. То есть, по сути, для них ничего не изменилось.

Хотя (страшно подумать!), Wednesday с ее виолончелью и «Paint it black» тоже бы не было, вот это уж и вовсе…

P.S. А как вам такая история:

Если призраки реально существуют, в чем упорствовал наш несравненный Э.А.По, почему они обязательно должны пугать живых? Ведь по сути это души мертвых, по большому счету адекватных людей.

Но если бы я умер и выяснил, что посмертное существование, в которое я ни разу не верил, каким-то хреном продолжается, я бы, наверное, в первую очередь обрадовался, и только затем начал пугать людей. И нет, я бы не был тем страшным полтергейстом из фильмов ужасов — я вообще не улавливаю их мотивацию. Я бы лучше стал эдаким призраком-комиком, исполнял экспериментальный стендап. И если привидения немые, я бы всё равно придумал, как развеселить поселившихся в моем доме людей. Я бы брал кукол из детской и раскладывал их в позах из групповухи, писал бы шутки-oneliner’ы кровью на стенах или зеркалах. Да, жильцы могут не уловить юмор и отдать концы, едва лишь увидев такое, но, во-первых, мы вместе посмеемся уже post mortem, а, во-вторых, как я понимаю, у призраков очень ограниченный спектр возможностей. Они способны на небольшой локальный полтергейст или завывания в трубах, но писать на твердых поверхностях могут по дефолту только кровью или, на худой конец, испражнениями (не вариант!). Почему-то обычной краски каких-нибудь радужных цветов в их палитре не предусмотрено. Ну и пусть, кровью так кровью, главное — придумать хорошую шутку.

И вот представь: ты просыпаешься, открываешь глаза, а на потолке уже дожидается веселая цитата из Камеди-клаба (не, нормального, из 2006-го) для бодрости и хорошего настроения. Я потом сам же всё и подмою: и на потолке, и лужу под кроватью, ведь заниматься целый день, когда новые владельцы разбегутся все на работу или, там, в дурку на освидетельствование, ну абсолютно нечем.