Великая сушь

Погода шепчет. И мы шепчемся. Шептунов на мороз?

На мороз не на мороз, а чуть-чуть понизить градуc не мешало бы.

Жарко.

— Не знаешь, по какой шкале измеряется страсть?

Ответом лишь улыбка, а глаза опущены в тетрадь. Эта тетрадь — невидимая защита, за которой мы спрятались.

Со стороны посмотреть — ничего необычного; сидят двое, уткнувшись в тетрадь, не иначе к экзаменам готовятся. И разве кому-то придёт в голову, что экзамены остались в прошлом году, а в тетрадке… в ней время от времени пишется такое, что даже шёпотом не прошепчется. Шепчется, конечно, но не тут, на глазах случайных прохожих, а дома, а не то… эта шкала без названия может зашкалить так, что «великая сушь» на барометре с её невыносимой жарой, покажется тем самым морозом, на который выгоняют шептунов.

А сзади лавочки кусты, распушились неизвестными цветами, и никаких свидетелей, кроме чирикающих воробьёв. И можно незаметно прикоснуться рукой…

— Ты что?! Перестань…

— Что?..

— Не скажу.

— А ты напиши, — шепчу я.

Чуть дрожит рука, выписывая в тетради неизвестные вензеля. Напишет или нет?..

— Бессовестные! Как не стыдно-то? Совсем распоясались! Стыд-совесть потеряли!

Нет, это не нам. Это той парочке, что обосновалась в нашей беседке. В ней «готовиться» было бы куда удобнее — в стороне стоит, не на дорожке. Поэтому мы полностью разделяем гнев проходящей мимо бабульки.

Но мы не завидуем этой парочке. Если двое, едва оставшись наедине, сразу теряют «стыд-совесть», то у них не барометр с его «великой сушью», а обыкновенный градусник за окном, пусть и с плюсовой температурой.

Барометр — это когда давление начинает расти постепенно, начиная, например, от… «переменно».

— Посмотри на меня…

Теперь на губы… будь сейчас одни,

Твои бы губы взяли в плен они,

И не для вдоха, только лишь для слова,

На миг бы отпустили, чтобы снова

Взять в плен…

— И что за слово?..

— «Постой… дай дух перевести».

— О, это целых три…

— Так, значит, слишком волю дал большую? Куда ты смотришь?

— Велосипедист…

Проехал. Оглянулся. Смотрел бы лучше на дорогу!

Чуть-чуть замирает стрелка на барометре…

А тетрадь большая, и если под неё незаметно…

— Ты что?!..

И качнулась стрелка к «ясно».

— Не надо… увидят же…

— Я только лист хотел перевернуть…

— В желании неверный выбрал путь?

А голова склоняется ещё ниже над тетрадкой. Прикасаюсь губами к шёлку волос. Раз вопрос задан, невежливо не ответить.

— О, нет. Дорожный знак показал, что я на правильном пути.

— А разве на этом знаке не стоит «ограничение скорости»?

— Что-то случилось с тормозами, — шепчу я, стараясь преодолеть этот шёлк и подобраться губами поближе к уху, — можешь выписать мне штраф…

А сзади нет никаких велосипедистов… И дорожки нет. И можно вновь незаметно прикоснуться рукой…

— А-ах… тогда ещё один штраф. За езду в неположенном месте…

— Не принимается… я не вижу встречного движения… как только почувствую, сразу заторможу.

— Нет! Увидят же… хорошо. Хорошо…

А со стороны… нельзя же сидеть неподвижно?

Что у нас там на барометре? Давление растёт. Никак уже «хорошая погода»?

— Три нарушения…

— Я согласен заплатить любой штраф, если ты мне покажешь удостоверение.

В ответ — быстрый взгляд, лукавая улыбка и кончик языка.

— Вот оно что? Фальшивое удостоверение? А знаешь, что за это бывает?..

— Нет…

— Нет? А так?..

И встречное движение…

— Не надо… помню… помню.

«Великая сушь»…

«Великая сушь» — это когда ощущаешь её каждой клеткой, когда исчезает окружающий мир с его влажной зеленью, дающей тень и прохладу, и мы оказываемся в раскалённой пустыне и жаждем глотка воды. И потом, когда уже не в силах выносить эту нестерпимую муку, несёмся к своему оазису (благо, дом недалеко), и начинаем пить, пить, пить, смакуя каждый глоток, едва только за нами захлопнется дверь…