Три недели суеты

Утро. До боли однообразное, скучное время дня, не привносящее в жизнь ничего нового. Разве что радио деда Акима хоть как-то исправляет столь печальную ситуацию.

Лежу, себе, значит, в кровати, а из соседнего окна доносится привычный голос диктора: «На сегодняшней пресс-конференции в Москве Президент Российской Федерации Владимир Владимирович объявил о том, что непременно поддержит инициативу внесения поправок в конституцию. Напоминаем, что в связи с грядущими законопроектами планируется отменить часть прав и свобод гражданина РФ, в частности право каждого человека на жизнь».

Каждый день ровно в семь часов радио соседа-старика служит мне и будильником, и вестником событий в мире и России. За четыре года проживания в этой прекрасной однокомнатной квартире радио стало неотъемлемой частью моей жизни, без которой я уже и не представляю себя самого. Удивительно, насколько глубокий след в душе оставляют такие, на первый взгляд, незначительные, мелкие вещи.

Пока что только семь часов. Я, как обычно, встаю с кровати, подхожу к окну и любуюсь утренним видом Заушинска, моего родного города, в котором я прожил все свои двадцать шесть лет. В это время суток Заушинск кажется либо спящим, либо мертвым, так как не происходит абсолютно ничего. Невозможно увидеть ни одного человека, проходящего по улице, ни одной птицы, пролетающей над крышами пятиэтажек, старше которых в этом крошечном городке лишь сам дед Аким. Вообще никакого движения. Даже облака, казалось, замерли в одном положении и до наступления, как минимум, восьми часов, не смели шелохнуться.

Я позавтракал остатками макарон с добавлением масла (что немаловажно), которые принес вчера вечером с работы. Всю ночь мешавшее спать урчание в животе прекратилось, и жизнь вмиг стала веселее.

К слову о работе. Я — повар в одной из двух столовых Заушинска. Эти столовые напоминают мне уличные банды из американских фильмов, которые бесконечно устраивают перестрелки друг с другом, подставляют и всячески мешают жить. Моя «банда» была из тех, кто обычно огребается по полной программе. Скудное меню, грязные тарелки, безответственные поварихи, которые воруют продукты в отсутствие Семена Степановича — нашего грозного администратора.

Я терпеть не могу эту столовую, и Семена Степановича вместе с ней, но уйти не могу, поскольку мой паспорт заперт в сейфе начальника, который он прячет под столом в своем кабинете. Я мог бы пожаловаться в соответствующие службы, но брат Семена Степановича Яков Степанович — влиятельный человек в Заушинске. Ни одно действие, ни один вздох, ни одна мысль в этом городе не допускается без его согласия. Поговаривают даже, что Яков Степанович — тайный племянник самого Владимира Владимировича, но он говорит, мол, слухи всё это, и сразу же краснеет, а на его усах, словно роса, проступает пот.

Когда я прихожу на работу, первым делом на глаза мне бросается вывеска над дверью: «Столовая со вкусом». Четыре года питания со вкусом явно не прошли даром — гастрит, бульбит и язва желудка записаны красной гелевой ручкой в моей медицинской карточке. Увидев это, Семен Степанович явно испытал бы чувство гордости за собственное заведение. Ну да ладно.

Внутри столовой меня ожидают десять огромных женщин, я бы даже сказал бабищ, размеры которых не поддаются логике и здравому смыслу. Все они — без преувеличений монстры, порождения Ада и просто плохие люди. Кроме того, они — часть коллектива, в котором кроме меня и администратора мужчин больше нет.

Внешний вид поварих «Столовой со вкусом» настолько одинаков, что порою даже они и сами путают друг друга. У меня ушел целый год на то, чтобы запомнить их имена и научится различать их по поведению и уникальным жестам. Вот их список — Оля, Алла, Наташа, Марь Иванна, Лепёшка (она сама придумала это прозвище, так что…), Лада, Лера, Люба, Зинаида Григорьевна и Лидка. Компания отменных девах, что тут ещё скажешь.

Самое удивительное, что при всём их внешнем и внутреннем уродстве объектом насмешек постоянно становлюсь я, а не они. Сдув щёки, они при моем появлении каждый раз выкрикивают какую-нибудь глупую фразу, по их мнению, целиком и полностью пропитанную юмором. Например, «Афанасий, ты опасен!», «Одиннадцатая повариха на месте», или же «Афоня — тощая тихоня». Не в моих правилах отвечать тем же на подобное ребячество, поэтому я просто прохожу мимо, к моему рабочему месту.

Не важно, сколько сегодня будет посетителей. Не важно, что они закажут. Не важно, в каких количествах. Я всегда готовлю одно и то же. В моем арсенале три коронных блюда — сушеные макароны с добавлением масла, липкие макароны без добавления масла и местный деликатес — яичница с добавлением соуса, в состав которого входят внутренности селёдки. К слову, Зинаида Григорьевна однажды сказала, что готова отдаться мне за рецепт яичницы с соусом, но я проигнорировал сиё заманчивое предложение.

Как обычно и бывает, большинство из наготовленной мною вкуснятины никем не покупается, поэтому часть еды бригада поварих забирает домой, часть забираю я, а часть отправляется в холодильник. Затем остатки измельчаются, спрессовываются, переплавляются, обрабатываются внутренностями селёдки и предстают передо мной как свеженький ароматный соус. Я обожаю этот соус так же, как и свою работу.

Отдав долг столовой, родному городу и даже всей стране, я гордою походкою шагаю по улицам Заушинска в направлении своего дома. Под вечер здесь становится намного больше людей, чем было утром, и в связи с этим я испытываю некоторый дискомфорт. Как бы более точно выразиться? Я боюсь людей. Их слишком много, я их не знаю, и от них можно ожидать всего, что угодно.

Вот, например, идут повара из соседней столовой. Что примечательно, они все мужчины, и они также смеются надо мной, как и бригада наших поварих. Следом за ними катится девушка на инвалидной коляске. У неё нет одной ноги. Печально, конечно, но тут же задаешься вопросом: а где она? То есть, где, блин, нога? На ум не приходит ни одной ситуации, в которой простой нормальный обычный человек теряет ногу. Только маньяки и террористы теряют ноги, меня мама так учила.

Сзади меня стоят местные наркоманы в компании полицейских. Они что-то бурно, со смехом обсуждают, периодически указывая пальцами в небо. Я стараюсь как можно скорее отвести от них взгляд, а то ещё заметят, что смотрю на них, да привяжутся. Шутки с наркоманами так же ужасны, как и с законом.

Ещё я вижу толпу казахов, которые по документам азербайджанцы. Откуда я знаю? С этим связан один очень забавный случай, когда как-то раз мне пришлось иметь дела с женой одного из казахов, в своё время она заказывала две яичницы подряд в нашей столовой. После чего её муж с друзьями доходчиво объяснили мне, что когда они переехали в Азербайджан, то многому научились у тамошних бандитов, и что, мол, за яичницу можно и «дашагов лишиться» и «последним гиджиллахом стать». У меня и в мыслях ничего такого не было, но кто ж этих казахов-то разберет.

И вот я подхожу к своему дому. Вид мой становится значительно проще, когда рядом никого нет. Даже тень улыбки проскакивает на лице, когда вижу свою старенькую потрёпанную пятиэтажку, в подъездах которой при свете луны местные гопники справляют нужду или того хуже.

Захожу, поднимаюсь по лестнице на свой второй этаж. Ржавым ключом открываю дверь квартиры под номером «шесть». Достаю из пакета аккуратно сложенные макароны в пачке из-под семечек, выкладываю их на тарелку и ставлю в микроволновку. Пока кушанье греется, ставлю в DVD диск с каким-нибудь фильмом, который уже пересматривал на несколько раз. Не, ну а что? Надо же как-то убивать время, дожидаясь очередного дня.

Приблизительно в полночь кино оканчивается. Время сна. Я ещё раз подхожу к окну, полюбоваться на ночной Заушинск. Но он уже не тот, что был утром. Окна соседних домов сверкают, как новогодняя ёлка, дороги освещены фарами проезжающих машин. Между гаражей чьи-то малолетние отпрыски впервые пробуют водку на вкус. А в это время силуэт деда Акима в соседнем окне танцует польку под композицию «Олина попа» за исполнением Басты, которая доносится из его пусть и старого, но, тем не менее, громкого радио.

Столь поэтичный припев сразу же напоминает мне об Оле, моей коллеге по работе. Я так и вижу, как она слизывает остатки соуса с тарелки, размазывает своим влажным языком его по полости рта, и наконец, сглатывает. Сегодня я видел, как она уронила пучок собственной волосни в суп и продолжила варить его, как ни в чем, ни бывало. Интересно, впервые ли такое происходит? На прошлой неделе я брал суп домой… Выходит, это был не переваренный укроп?

Обычно с такими мыслями я и ложусь спать. В любой понедельник, как и вообще в любой день недели, я часами лежу в постели, изучая узор на обоях, оставленных прошлым хозяином. Но кто мог знать, что этот понедельник стал началом совсем иных трех недель? Я назвал их тремя неделями суеты, поскольку они через чур выделяются из моей обычной серой жизни. Это было лишь вступление. Так сказать, знакомство с моим типичным бытием. Посмотрим, как будут обстоять дела дальше.