Же м'апель

«Всё проходит — пройдёт и это»

Приписывают царю Соломону.

— Кэнт бай ми лов, оу, эврибади телз ми со, — пел Степан. — Кэнт бай ми лов, оу, ноу, ноу, ноу … ноу!

Припев ему нравился больше всего, но Мишка сломал весь кайф.

— Стоп, стоп, — Степан не выдержал. — Миша, бл…ть, ты че опять «ля ми нор» в припеве пропускаешь?

Миша в их группе был ритм-гитаристом и лажал чаще других.

— Да там лишний аккорд, — стал оправдываться тот. — Смотри. С «ми минор» сразу на «до» легко идет, а во второй строчке надо сразу с «ми минор» на «ре минор септ».

— Легко — не значит правильно! — возмутился Степа. — Ты еще слова подправь!

— А че? Легко! — согласился Миша и запел. — Кинь бабе ло-о-м …

Парни заржали.

«Вот кони,» — подумал про себя Степа, а в слух сказал:

— Все, харош! Миша, ты же хочешь стать профессионалом? Тогда не ленись, работай пальчиками. Еще раз по новой и без ошибок.

Профессионалами они действительно хотели стать, а, вернее, начать работать по вечерам в ресторане «Незабудка». Прежний состав ансамбля, развлекавший публику в этом заведении общепита, распался. Один из музыкантов спился, другого стал двигать по комсомольской линии дядя из горкома партии, а третий, Вадим, собрался на заработки в Москву. Этот Вадим дружил со старшим братом Степы, которому и рассказал, что место освобождается. В общем, Степа и его парни были первыми в очереди, чтобы занять место на сцене ресторана.

Сейчас они репетировали на акустике, так как электричества в гараже деда не было. Степа, как и полагается лидеру группы, вел солягу, Миша был ритм-гитарой, Олег — басистом, а Егор, за неимением в гараже ударной установки, стучал по табуретке. Табуретка никого не смущала, так как Егор учился в музучилище по классу ксилофона и на барабанах играл отлично.

Вчера провели смотрины в актовом зале родной школы. Были летние школьные каникулы, и Степа смог договорится с директрисой попользоваться и залом, и музыкальными инструментами.

Вадим послушал их. Удивился количеству песен Битлз, которые вполне сносно играли Степа и его команда.

— Битлз — это хорошо, — сказал Вадим. — Но если хотите, чтобы вам башляли, то надо десять-пятнадцать популярных песен на русском знать.

— Про «этажи», что ли? — съюморил Миша.

— И про «этажи» тоже, — серьезно ответил Вадим. — В общем я вас рекомендую. Хорошо мне зашла ваша «эстудей». Не подведете?

Все хором стали уверять, что не подведут.

Под конец репетиции парни собрались, и все сделали хорошо. Даже песню про «этажи». Петь на русском Степа не любил. Как ни странно, песня Юрия Антонова «Это жизнь» лучше всего получалось у Миши, который посмеивался над ней, но пел с душой.

— Браво, браво, — из-за занавески, которой загораживалась дверь в гараж, вышла Нинка.

Она была певицей в прежнем составе ресторанного ансамбля и, можно сказать, досталась их группе по наследству. Пела Нинка на французском, благо песни в исполнении Мирей Матье были очень популярными. Девушка старалась копировать великую певицу во всем: от прически до интонаций голоса. Правда, прическа получалась у Нинки лучше всего. Быстро поняв, кто в этой группе за старшего, девушка уже через неделю после знакомства оказалась в одной постели со Степой. Тот и не возражал, хотя никаких серьезных отношений с Нинкой заводить не собирался.

В постели Нинка не была похожа на великую, но холодную французскую певицу. Она много смеялась, прижимала лицо Степки к своей груди и говорила:

— Какие же у тебя усищи! Ты настоящий котик! Скажи «же м’апель шато»*. Ну, пожалуйста, котик.

(* Меня зовут котеночек. — Перевод автора).

От приятных воспоминаний Степу оторвал мусорный бак-тележка, которую он катил по дороге. Зима выдалась снежной. Маленькие колесики мусорного бака постоянно застревали, бак тормозил и выдергивал Степу из плена прошлых лет.

Дворником Степа работал второй год. Эту работу ему подкинул Мишка, он же председатель их жилищного кооператива, он же сосед по лестничной площадке. Семья таджиков, которая до этого обслуживала и их дом, куда-то исчезла.

— Пандемия, инфляция, — сокрушался Мишка. — Пойдешь?

Пенсия у Степы была небольшая, и он согласился. Глупо, наверное, было предлагать пенсионеру под семьдесят работать дворником, но Мишка знал, что делает. У Степы было на редкость хорошее здоровье, если не считать почти полное отсутствие зубов во рту.

— Ты че его не выдернешь? — спрашивал Степу Мишка.

— Я — антипод Овечкина*, — шутил Степа. — У того нет одного зуба, а у меня только один и остался.

(* Овечкин — известный хоккеист. — Примечание автора).

Он вообще старался много шутить последнее время. После того, как три года назад умерла Нинка, с которой он прожил всю жизнь, тоска словно пелена повисла у него перед глазами. А так, пошутишь, гладишь и щелочка в этой пелене образуется.

Когда Степа очистил застрявшее колесо от снега и разогнулся, перед ним стояла молодая девушка с микрофоном в руке, а на него самого нацелился камерой бородатый мужик.

— Муниципальное телевидение, — улыбаясь сказала девушка. — Можно пару вопросов?

Степа пожал плечами. Хотите снимать старика в фуфайке, шапке ушанке и с одним зубом? Кто вам может отказать в таком удовольствие?

— Вы знаете, какой завтра день?

— Воскресенье, — сказал Степа.

— Завтра день всех влюбленных, — растягивая последнее слово, сказала девушка и тут же задала новый вопрос.

— А как вы считаете, любовь можно купить?

— Нет, — ответил Степа, а пелена тоски стала почти не проницаемой. — Мани кэнт бай ми лов, эврибади телз ми со.

— Вау! — обрадовалась девушка. — А скажите еще что-нибудь?

— Же м’апель Степан, — сказал Степа. — Аревуар, мадемуазель.

Он развернулся и потащил свой бак к главной мусорке. Ему надо было работать. Четыре сброса мусоропроводов он очистил, осталось еще столько же.

Зима, снег, короткие дни и длинные ночи. Иногда кажется, что это будет вечно. Но это тоже пройдет. Дворники знают это лучше других.