Второй шанс

Когда война переходит в затяжную фазу, переходит в столкновение отрядов двух сторон, перерождаясь в войну различных группировок и формирований, то уже сложно найти правых и виноватых. Все правы и все отстаивают человеческие ценности, безжалостно убивая врагов и просто инакомыслящих. Если ты не гражданин одной из воюющих стран, какая собственно разница на чьей ты стороне? Воевать люди будут всегда. Почему бы не сделать это профессией? Были бы желающие платить. Но только одни тебе платят за то, что ты убиваешь их врагов, а другие тебя убьют сами. Вот и вся разница. Мне не повезло. Весь мой отряд уничтожили, только я остался в живых. Меня не убили сразу, а зачем-то привезли в какой-то город. Видимо, будет трибунал, приговор и, конечно, казнь. Что же еще полагается в таком случае.

Я не ошибся. Уже через час меня поволокли в какое-то подобие суда, где некто председательствующий со строгим лицом быстро зачитал обвинительный приговор. Я просто сражался не за них, вот вся моя вина. Приговор — расстрел. Завтра утром приведут в исполнение, а до этого момента меня отволокли обратно в камеру местной тюрьмы.

День клонился к завершению, сгущались сумерки. Но в таком захолустье электричества нет. И хоть я чертовски устал, спать я не мог. Говорят, в последние мгновения жизни перед глазами проносится вся жизнь. Вот завтра и узнаю так ли это. Как жаль, что так получилось, хотя я и знал, чем все может кончиться. Я непроизвольно стал подводить итог. Жизнь по-дурацки прошла. Ни жены, ни детей. Нет дома, постоянной работы. Конечно я получал, что хотел — много денег и веселья. Полная свобода, никому ничего не должен. А стоило оно того? Все это, чтобы завтра умереть? И я сам выбрал такой путь. Опять самокопание. Рефлексия. Ни к чему это сейчас, кончено все. Хоть бы часок поспать. Нет, не могу. Жена, дети — это не для настоящих мужчин, так я всегда говорил. Хочу принадлежать сам себе. Хочу мир повидать. Хочу денег. Я получил все сполна. Много где побывал, денег заработал кучу. А еще стрелял в людей. Азартное это занятие. Адреналин. И в меня тоже стреляли. Снова адреналин. Веселая была жизнь. Да, именно что была. Все равно по-дурацки все заканчивается. А вот интересно, выбрал ли я тогда этот путь, знай я наперед, как все закончится. Нет, я и тогда знал, что вот так может. Но одно дело предполагать, что тебя могут убить, другое дело знать наверняка, что и половину жизни не проживешь. А что, может и отказался бы. Устроился куда-нибудь работать в глуши, не люблю большие города. Женился бы, дом купил. Зачем я об этом сейчас думаю? Ничего уже не изменить. Как же раны ноют. А я бы изменил? Вот сейчас, если бы все закончилось иначе? А что, вполне. Кое-какой капиталец я сколотил, можно и осесть где-нибудь. Хватит, постранствовал. Ведь знал, что так будет, но до чего же не хочется умирать! Нет, никак мне не уснуть сейчас.

Бледный рассвет я встретил на простом деревянном лежаке в камере местной тюрьмы захолустного городка богом забытой страны. Как я устал этой ночью. Скорей бы уж все закончилось. Ожидание смерти хуже самой смерти, так говорят. Но вот слышу, лязг замков в конце коридора. Наверно, это за мной.

К камере подошли несколько человек в военной форме. Двое зашли внутрь и связали мне руки за спиной. После чего вывели из камеры и повели по коридору. Со стороны камер слышались улюлюканье и выкрики на незнакомом мне языке — местные уголовники радовались, что сегодня казнят не их самих.

Долго идти не пришлось. Меня вывели на внутренний двор, огороженный кирпичной стеной. У ближайшей стены в ряд стояли солдаты — расстрельный отряд. Противоположная стена была завалена мешками с песком. Туда меня и повели. А в отдалении слышались звуки выстрелов и разрывов, где-то шли бои. Нашли время возиться со мной, там они были бы нужнее. Хотя, видимо, дела у них идут хорошо, добивают последние группы моих нанимателей.

Вблизи я увидел, что мешки во многих местах прострелены, кое-где были темные красные пятна. Да, я тут далеко не первый и процесс значит отлажен. Интересно, завяжут глаза повязкой или просто мешок на голову накинут?

Странно, но не стали ни повязку, ни мешок. Так даже лучше. Хочу их видеть. Одни молодые кроме командира. Специально что ли отобрали помоложе для закалки духа. Щенки еще, встретились бы вы мне на поле боя, я бы вас одной левой уложил. Однако громыхает вроде ближе, может это их последние отряды достреливают, а не наоборот?

Ну вот и все. Солдаты выстроились в шеренгу, офицер в стороне слева. Как же умирать не хочется! По-дурацки жизнь прошла. Нет, только не сейчас, опять рефлексия. А если не сейчас, то когда? Больше некогда. Стоило ли оно того. Офицер что-то гаркнул, солдаты передернули затворы и подняли винтовки. Неужели это все. Сам, я сам это выбрал. Оседлая жизнь не по мне. Но если бы можно было переиграть. Попробовать просто. Офицер снова что-то гаркнул и поднял руку. Солдаты прицелились...

* * *

Тут стена за спиной офицера пришла в движение, кирпичи хлынули волной, и кладка рухнула, образовав широкую брешь. В проем выглядывали траки танка. С той стороны раздались выстрелы. Офицер упал, сраженный пулей, солдаты палили в проем из своих винтовок и тоже падали. Несколько минут яростного боя, и все кончено. Мои палачи валялись по всему дворику, а с той стороны в проем залез плотный вояка с камуфляжной раскраской и радостно осклабился. Да это же Мясник!

— Ну, чего стоишь? Давай сюда! — гаркнул он.

Я побежал и перелез через остатки кирпичной кладки. Танк разворачивался поодаль, а здесь стояли солдаты моей стороны, некоторых я знал.

— Как же я рад вас видеть, парни, — заорал я.

— Еще бы не рад, — сказал Мясник, усмехаясь.

— Мы уж думали не успеем, — поддакнул Страшила.

Кто-то ножом разрезал мне веревки и освободил руки.

— Так парни! — рявкнул незнакомый мне сержант. — Мы здесь закончили. Уходим! Ты… — он мне кивнул, — переходишь пока под мое командование. Залезай!

Солдаты уже запрыгивали в подъехавшие БМП. Следом забрался и я. В отдалении еще звучали выстрелы, местные давали отпор, но было ясно, что уже все кончено. Этот населенный пункт взят. Но для меня гораздо большее значение имело, как вовремя пришли наши бойцы. Вот это везение, так везение!

За эту последнюю войну мне хорошо заплатили. И я решил, что для меня она действительно будет последней. Второй шанс выпадает раз в жизни, и то не для всех. Знакомые, решившие сменить поприще, устраивались телохранителями, охранниками, инкассаторами. Но я решил кардинально изменить жизнь. Сложить оружие в буквальном смысле. Конечно, работа в офисе не для меня. Но разнообразие велико, подберу что-нибудь на свой вкус.

И я стал жить кочевой жизнью, пробовать себя везде. Работал на стройках, водителем, автомехаником. Занимался всем понемногу, там, где не требуется квалификация. Постоянно переезжал с места на место, выискивая города небольшие, провинциальные. Не люблю шумные мегаполисы, хотелось места тихого, устоявшегося. В итоге устроился на железную дорогу составителем поездов Работа физически тяжелая и чертовски опасная, опять-таки адреналин. Как раз для меня. Здесь я задержался.

А через какое-то время понял, что нашел то что искал… Проработал здесь почти целый год, так долго я еще нигде не задерживался. Город небольшой, но имеет крупный сортировочный железнодорожный узел, пути лучами разбегаются во все стороны. Тяжелые гудящие локомотивы, перегоняющие грузовые составы, маневровые локомотивы, сортирующие вагоны, манящий запах креозота со шпал, басовитые гудки и грохот сцепляемых составов. Всюду поезда, поезда, поезда. Вот она моя страсть. Почему я не понял этого раньше? Я нашел свое любимое дело.

А недавно я встретил одну женщину. И не сказать, что бы уж раскрасавица, хотя и не дурнушка. Раньше я бы на нее и внимания не обратил, но то раньше. Чувствую, я ко многим вещам изменил отношение. По-другому стал воспринимать разные аспекты этого мира. Что-то в ней такое было, в этой женщине, что-то меня зацепило. Мы начали встречаться. О своем прошлом я не распространялся, говорил полуправду. Мол, работал по найму тут и там, много где побывал. Она сама местная. Здесь родилась, выросла. Но потом уехала учиться в большой город. Ну а там работа, одна, другая, третья. Искала себя. Вышла замуж, через пару лет поняла, что неудачно. Развелась. С работой толком не складывалось. Решила вернуться сюда, в родной город. Здесь же живут ее родители. Устроилась в небольшую фирму, да так и осталась. Есть глубокозамужняя сестра, у нее большая семья, живет очень далеко. Звонит часто, а приезжает редко даже на праздники, и они давно не виделись.

Ее родителям я сразу не понравился. Вернее, ее отцу. Ее мать меня совершенно равнодушно приняла, мол, человек и человек. А вот ее папаша смотрел на меня, как будто я ему жизнь испортил.

— Не переживай, — сказала мне потом моя милая, — папа никого не любит.

Я окончательно перешел к оседлой жизни. Мы поженились, на мои сбережения купили вполне приличное жилье и стали вить семейное гнездышко — дражайшая супруга очень хотела детей. Меня она уговорила оставить опасную работу, а так как мне предлагали другую должность с повышением, то вот теперь я дежурный по станции. Зарплата больше, риска меньше, и мои любимые поезда никуда не делись.

А летом у нас родился сын! Наш первенец. Отчетливо вижу яркий солнечный день, деревья благостно помахивают ветвями от несильного ветерка. У меня на руках заветный сверток, который я держу как самую большую драгоценность в мире. Рядом жена, счастливая и гордая. Улыбающийся добродушный старикан, в котором трудно узнать моего вечно всем недовольного тестя, и безумолку тараторящая теща, что-то рассказывающая про свою молодость, ее никто не слушает, но все улыбаются.

Теперь старики, как я их называл, стали частыми гостями в нашем доме. Отношение тестя ко мне переменилось. Он охотно разговаривал со мной на разные темы и даже иногда советовался по различным вопросам.

Я в полной мере ощутил вкус к жизни. Все что было до этого периода теперь казалось чем-то ненастоящим фальшивым. Я старался не вспоминать. Вот теперь, здесь и сейчас — моя жизнь. И не желаю ничего другого.

Через три года родилась дочка, прелестное создание. Старики приходили каждый день и тесть, став совсем сентиментальным, часами возился с внучкой.

— Я надеюсь, ты понимаешь, как тебе повезло? — временами говорил он, когда мы присаживались теплым вечерком на веранде с бутылочками пива и тарелкой жареных сосисок.

Конечно понимаю, думал я. Вот только я считал поначалу, что он имеет ввиду свою дочь. Как мне повезло, что я женился на ней, и вот теперь она одаривает меня детьми. Только много позже я понял, что он имеет в виду мою теперешнюю жизнь вообще.

Да, мне повезло. Годы летят, дети растут. Вот уже сын окончил школу и учится в университете. Дочь растет красавицей. Старики теперь заходят редко — тяжело стало, здоровье не то. Стараемся сами навещать почаще. Сейчас даже странно вспомнить, как меня невзлюбил тесть поначалу. Мы с ним как закадычные приятели давно.

Старшой выучился, теперь работает инженером-конструктором в крупной автомобильной компании. Начал с низов, но быстро пошел вверх. Эвон оно как. Высоко взлетел, молодец. Не чета мне в его годы. Семьей обзавелся. Жена мне его понравилась, хорошая девушка. Жаль живут далеко, редко приезжают. Зато младшая здесь осталась, школу окончила, работает поездным диспетчером на ж/д станции. Вышла замуж за человека без особых запросов, но работящего. Я за нее спокоен. Внуков мне нарожала, аж две штуки сразу! Поверить не могу до сих пор — теперь я дедушка! Жена оставила работу, чтобы посвятить себя хозяйству и внукам. Мы это можем себе позволить, ведь я теперь начальник железнодорожной станции. Уважаемый человек, между прочим.

Они приходят каждый день. Женщины о своем толкут, болтушки. Внуки сразу на меня залазят. Я делаю суровое лицо, но это не срабатывает, сорванцы требуют интересных историй, а я стараюсь, чтобы лицо не расплылось умильной гримасой. В такие минуты я всегда вспоминаю тестя, понимаю, что он испытывал по отношению к своей внучке. Жаль, что он ее теперь не видит, какая она взрослая женщина, обоих стариков нет уже. Ушли быстро, тихо, один за другим.

Годы летят как листья с деревьев опадают. С возрастом мозг работает медленнее, восприятие времени сокращается, вот и кажется, что течение жизни ускоряется. Сорванцы выросли, скоро школу окончат. Теперь редко видимся. У них свои подростковые интересы, компьютерные игры, музыка и, конечно, девушки. Я им больше не нужен. А я теперь редко из дома выхожу, ходить тяжело стало, ноги болят. Да и ходить некуда — на пенсии уже давно, все как полагается. Коротаем с женой век затворниками, кроме телевизора уже ничего и не надо.

Вот и жена меня покинула. Тихо ушла, во сне. Я плохо это перенес, врачи сказали нервное истощение. Но оклемался, такова жизнь, уходят близкие люди, а приходится жить дальше… Вот только что мне теперь делать одному дома?

Еще пара лет и вот и мой черед подошел. Я чувствую, что недолго осталось. Сообщил всем родным, попрощаться. Все решили прийти, приехать, правда, не все смогли. Народу собралось много. Какая у меня все-таки большая семья. Моя семья? Ну да, несмотря на то что дети давно уже не дети, а напротив, в приличном возрасте, старшой, вон вообще с сединой, у них уже внуки, и у каждого своя отдельная жизнь, все они — моя семья. Я прожил долгую жизнь. Многое повидал, были взлеты и падения. Как у всех, наверно. Больше интересов не осталось, не манит ничего, потому и умирать не боюсь, все в этой жизни у меня было. И вот теперь, оглядываясь назад, находясь в окружении близких мне людей, могу с уверенностью сказать — я прожил очень хорошую жизнь...

* * *

Говорят, в последние мгновенья перед глазами проносится вся жизнь. Как в замедленном кино я увидел начавшую опускаться руку офицера, услышал грохот множественных выстрелов. Резкая вспышка боли, а потом ничего. Медленно падаю от слабости в ногах. В глазах темнеет. И затухающим сознанием понимаю, что безвольно лежу на каменном дворике местной тюрьмы богом забытой страны.