Волчья пустошь

— Мелодию в телефоне надо поменять. Так ведь можно и любимого композитора возненавидеть.

Дима включил свет и посмотрел на часы.

— Двенадцать ночи, какого черта. Специально лег пораньше, чтоб хоть раз на неделе выспаться, — недовольно подумал он и снял трубку.

— Привет, Дим. Это Эдик. Извини, что так поздно, но дело очень важное. В субботу мне нужно в деревню ехать, а приятель заболел. Выручай.

Не так давно Эдику была продана машина, трехлетняя ”Нива” в очень приличном состоянии. Водить он толком еще не умел, и поэтому часто просил знакомых, имеющих права, помочь. С Эдиком его свел приятель, и виделись они лишь при переоформлении машины, да на банкете после сделки. Парни очень хорошо посидели у Эдика дома, и после первой бутылочки армянского коньяка Дмитрий немножко расслабился, дал свой телефон и пообещал помочь, если будут проблемы с машиной.

— Что случилось? — спросил он, думая о том, что сейчас придется тащиться на другой конец города и заниматься какой-нибудь ерундой.

— Съезди со мной в деревню, — попросил Эдик, — я в безвыходной ситуации. Боюсь ехать один. Во-первых, далеко, а во-вторых, вдруг что-нибудь случится с машиной, я ведь ничего в ней не соображаю. В деревне родственники ждут, у них провиант закончился, да надо кое-что забрать оттуда. В субботу утром уедем, в воскресение к полудню будем дома. Выручай, ты же обещал помочь, если что.

— Братка, все так неожиданно. У меня совсем другие планы на субботу, — попытался отказаться Дима. — Попробуй найти кого-нибудь еще.

— Всех обзвонил, никто не может. На тебя вся надежда. К тому же гарантирую отличный отдых на природе. Чистый воздух, за грибками сбегаем, — задел слабую струну Эдик.

— Ну, хорошо. Умеешь ты уговаривать.

— Тогда подходи к семи утра на стоянку. Очень на тебя надеюсь, — довольно сказал Эдик и повесил трубку.

В субботу Дмитрий встал рано, но все равно опоздал, искал как сквозь землю провалившиеся сапоги, и прибыл на стоянку минут пятнадцать восьмого. Еще из окна автобуса он увидел бегавшего вокруг машины Эдика.

— Слава богу, — облегченно сказал тот, — я уж думал, что ты не приедешь.

— Клади свой рюкзак в машину, — Эдик протягивал ключи, — да и поедем потихоньку.

Дима поднял крышку багажника. Среди его еще недавно собственных вещей — полиэтиленовых мешков с запасными камерами, проводами прикуривателя и прочей мелочевкой, стояла небольшая корзинка с бутылкой коньяка, плиткой шоколада и скромным свертком из плотной бумаги.

— А где же провиант для родичей, — спросил Дима, укладывая рюкзак.

— Не беспокойся, все, что нужно я взял, — как-то странно улыбнулся Эдик и сел на место пассажира, — поехали быстрее.

Дима повернул ключ в замке зажигания, и «Нива» легко завелась. Через пять минут они выехали на Московское шоссе.

Машин было немного, дорога отличная, и Дима с удовольствием притопил педаль акселератора, стрелка спидометра замерла на цифре 100. Яркое солнце, низко висевшее над горизонтом, слепило глаза, и ребята надели темные очки.

— Как насчет музыки, — спросил Эдик и, не дожидаясь ответа, вставил диск в магнитолу.

Из динамиков полилась приятная мелодия с жизнерадостным текстом:

— Приятнее нет эмоций, чем смерть от стекла,

— Как музыка кровь прольется в бокал для вина…

— Обожаю старые вещи, — прокомментировал текст Эдик.

В течение часа Дима наслаждался психоделическими песнопениями, где в обязательном порядке присутствовали вампиры, опиумный дым и белые саваны.

— Куда хоть едем, — спросил он, покосившись на барабанившего по коленкам Эдуарда.

— Пока прямо, а где свернуть я скажу. Рядом с тобой лучший штурман Веселого Поселка, — засмеялся тот. — Ехать нам часов пять, а потом пешком часа полтора. Впрочем, если так поедем и дальше, то к часам шести будем в деревне. Я учел еще и то, что нам с тобой необходимо устроить небольшой пикничок где-нибудь на обочине, а потом большой пикник с коньяком, когда машину спрячем.

— Интересно, на что этот штурман живет, — подумал Дима, — Оля с Игорем говорили, что он уже год нигде не работает, а денежка не переводится. Квартиру купил, обставил итальянской мебелью, аудиотехника дорогущая, одна плазменная панель, чего стоит — домашний кинотеатр. Машину мог себе и новую позволить, да в подпитии сказал, что пока учится — покатается на «бэушке”.

— Эдик, а где ты работаешь, — закинул удочку Дима.

— По коммерческой части, брат. Доставка спец грузов из пункта А в пункт Б, — неохотно ответил Эдик.

— Окажи протекцию.

— Боюсь, ничего не выйдет. В нашей фирме только одна такая штатная единица. Кстати сверни на заправку, — резко поменял тему штурман.

Подбежавшему мальчишке он дал ключи от бака и приказал залить его до краев. Пацан был шустрым и честно заработал сдачу, а потом на радостях даже протер лобовое стекло.

— За детство счастливое наше — спасибо родная страна, — подумал Дима и вырулил на автостраду.

Через полчаса они пересекли границу родной области. За границей ничего не изменилось, кроме качества дорожного покрытия. Строго за пограничным столбом ровная, как стол, дорога превратилась в место, по которому ездят. Пришлось заметно снизить скорость и какое-то время привыкать к медленно проплывающим за стеклом деревьям.

— Справа, через пять километров будет полянка с молодыми сосенками, очень живописное место, — сказал Эдик. — Там отдохнем немного и перекусим.

Спустя пару минут Дима свернул на грунтовку, ведущую к поляне, и метров через сто они были на месте. Эдик достал c заднего сидения термос и пестрый полиэтиленовый пакет.

— Я всегда здесь останавливаюсь, — сказал он, вылезая из машины. — Ты пока разомни конечности, а я соберу на стол.

Дима набрал полную грудь пахнущего смолой воздуха и огляделся. Место действительно было живописным. Редкие сосны с ярко-зеленой хвоей окружали небольшой пятачок, заросший невысокой густой травкой, стрекотал кузнечик, над головой кружилась парочка синих стрекоз. Сделав несколько шагов, он очутился в лесу и решил поискать грибы, пока Эдик заботится о хлебе насущном. Подняв с земли палку, Дима подошел к зарослям невысоких елочек и раздвинул лапник. Под елкой что-то желтело.

— Лисички, — обрадовался он и присел на корточки.

В опавшей хвое лежала позолоченная зажигалка “Зиппо”. Точно такая же была у его приятеля Женьки.

— Сто лет ведь не виделись, — подумал он и подобрал зажигалку.

— Димыч, — услышал он крик Эдика, — все готово. Давай по быстрому, а то я все съем.

Дима вернулся на поляну и присел на травку возле полиэтиленовой скатерти, на которой уже стояли кружки с ароматным чаем и большие бутерброды с ветчиной, копченой колбаской, приправленные петрушечкой, помидорами и еще какой-то зеленью. Проголодавшийся Эдик уже активно работал челюстями.

— Ты, великий шаман, — похвалил Дима, откусив большой кусок ветчины.

Пару минут они трудились в полной тишине. Прикончив первый бутерброд, Дмитрий полез в карман и извлек находку.

— Смотри, что я нашел. Точно такая же у Женьки Петрова, моего приятеля.

Продолжавший жевать Эдик, увидев зажигалку, подавился. Глаза у него вылезли из орбит, лицо побледнело. Дима долго колотил его по спине, пока не прошел кашель.

— Ты в порядке?

— Нормально, — ответил Эдик, тяжело дыша.

После обеда ребята решили перекурить. Дима вытащил пачку “LM”, и предложил сигарету Эдуарду.

— Спасибо, я привык к своим, — ответил тот, достав дорогущий “Parliament”.

Дима откинул крышку зажигалки, крутанул колесико и протянул ее Эдику. Эдик как-то неохотно нагнулся над скатертью и, придерживая сигарету пальцами, прикурил. Руки у него заметно тряслись. После этого, веселившийся всю дорогу штурман, не проронил ни слова. Перемена в настроении показалась Диме странной, но расспрашивать о причине он не стал. Мало ли что бывает, не зажигалка же в том виновата.

Часа через два притворяющийся спящим Эдик открыл глаза и распорядился свернуть на проселок. Пройдя километров двадцать по отвратительной грунтовке, они свернули в лес и, наконец, остановились. Штурман сам сел за руль и пару раз “заглохнув”, въехал в заросли малины. Помятые кусты он расправил, и старательно замаскировал машину зелеными ветками.

— Ну вот, почти добрались. Еще восьми километровый марш-бросок с полной выкладкой, и мы дома, — наконец обрел дар речи Эдик.

— Насчет полной выкладки он явно загнул, — подумал Дима, закидывая за спину рюкзак. В руках у Эдуарда была лишь вышеупомянутая корзинка весьма скромных размеров.

— Родня-то голодной смертью не умрет?

— Абсолютно исключено, — криво ухмыльнулся Эдик.

Пройдя минут десять по лесу, они вышли на старую дорогу, которая скоро вывела их в поле. Лес остался по левую руку, а справа в сотне метров был довольно крутой обрыв, за которым до горизонта простиралось болото с редкими высохшими деревцами. Над обрывом стояло несколько красавиц берез с ровными белыми стволами.

— Вот, где мы устроим пикник, — сказал Эдик.

Ребята сошли с дороги и, пройдя по давно некошеной траве, очутились в чудесном тенистом местечке. Опять на земле появилась скатерть-самобранка с бутылочкой пяти звездного коньяка, походными стаканчиками, плиткой шоколада и парочкой огромных спелых груш, сочных и сладких.

— Первую за тебя, Димыч, — поднял стаканчик Эдик.- Без тебя я бы пропал. Сегодня последний день….

— Последний день? — переспросил Дима.

— Это я …… Родне ты понравишься. За тебя, — тот ушел от ответа и медленно выпил коньяк.

Напиток был просто великолепный и стоил, наверное, недешево. Дима надкусил грушу, и капли теплого сока брызнули на ладонь. Мякоть просто таяла во рту и, вообще, груша была явно к месту.

Эдуард еще раз наполнил стаканы и стал рассказывать о деревне. Было в ней дворов десять, но жили лишь в трех домах. Электричества там не было, и на всю деревню был один радиоприемник на батарейках. Жили там Эдиковы бабка с дедом, еще одна старуха с внуком, мальчишкой лет восьми и мужик лет около сорока, надежда и опора всего народонаселения.

— Невеселая жизнь, — посочувствовал, опрокинувший второй стаканчик, Дима.

— У них нет выбора. А потом … им нравится. Они не хотят, чтобы кто-нибудь мешал….

Вскоре бутылка опустела и ребята, достав сигареты, молча дымили.

— До чего же место странное, — подумал Дима, — лежу в березовом оазисе, а под ногами Гнилое болото.

Он сильным щелчком отправил окурок вниз и долго наблюдал как тот, подхваченный порывом ветра, медленно планировал в покрытую зеленой ряской воду. Было очень тихо, и только иногда с болота доносились какие-то похожие на вздох звуки. Болото дышало.

— Солнце уже низко. Пора идти, мои уже, наверное, волнуются, — прервал молчание Эдик.

Они быстро собрались и, продравшись через густую траву, вернулись на дорогу. Заметно охмелевший Дима собрал небольшой букетик васильков, которые видел лишь однажды, в далеком детстве, и расчувствовался. Вскоре дорога опять свернула в лес, и идиллия закончилась. Дима вдруг обнаружил, что давно не слышно птичьего пения, огромные ели-исполины окружили дорогу, а из грибов, для которых припасена корзина солидных размеров, попадаются лишь немыслимых габаритов мухоморы, да какие-то фиолетовые поганки. Было жутковато. Дима посмотрел на быстро шагавшего впереди Эдуарда и прибавил шагу. Перебираясь через упавшую на дорогу елку, Дима увидел вдалеке просвет, и дорога пошла под уклон.

— Почти пришли, — обернулся Эдик, — сейчас перейдем Волчий ручей, потом немного в горку, а оттуда уже и деревню видно.

— А как деревня называется? — спросил Дима.

— Волчья пустошь.

— Ну и название, жуть берет, — подумал почти протрезвевший Дмитрий.

И действительно, вскоре деревья поредели, и все чаще стали встречаться невысокие кусты волчьей ягоды, густо усыпанные ярко-красными плодами. У ручья их стало настолько много, что сверху это напоминало большое кровавое пятно. Сам ручей, густо заросший тростником, был невелик, около метра шириной, но прозрачен и чист. Дима сел на корточки и набрал в ладони холодной воды. Сделал глоток — вкуснотища. На глине в двух шагах от себя он увидел четкий отпечаток дорогих кроссовок, а вокруг много крупных звериных следов, похожих на собачьи.

— Кто это у вас в модных шузах по грязи гуляет? — улыбнулся Дима.

— Это я неделю назад приезжал, — не сразу ответил Эдик.

— Что-то все это перестает мне нравиться, — подумал Дмитрий. — Ведь сам же мне в дороге говорил, что не любит кроссовки, когда обсуждали в чем лучше машину водить. Заврался в конец.

— Напился? Пойдем дальше. Еще с километр осталось.

Они поднялись на крутую горку, и Дима увидел, наконец, то ради чего он на ногах уже почти двенадцать часов. Десяток почерневших от времени домов, окруженных со всех сторон лесом. Людей в деревне видно не было, лишь одинокая коза шлялась без привязи у околицы. Солнце уже наполовину скрылось за гигантскими елями, которые приобрели какой-то сизый оттенок. Войдя в деревню, они прошли по заросшей подорожником и ромашкой тропинке в самый конец деревни, к высокому, покосившемуся, как Пизанская башня, дому. Вокруг него стоял частокол, окружавший то, что раньше было огородом. Среди зарослей сорняков угадывались кусты смородины и крыжовника, опустившиеся грядки, а в дальнем конце участка, почти соприкасавшимся с подступающим лесом, стояли несколько старых яблонь. Эдик поднялся на гнилое крыльцо и несколько раз сильно ударил кулаком в дверь. Занавеска на окне дрогнула, и внутри послышался шум.

— Здорово, внучок. Мы уж думали, что не приедешь сегодня, — из-за дверей выглядывал крепкий дед в темных очках, ультрасовременный вид которых казался странным в этом забытом богом месте.

— Могло и такое случится, если бы не Дмитрий, — Эдик отступил в сторону и Дима предстал пред черны дедовы очи.

Старик осмотрел его с ног до головы и беззубо улыбнулся.

— Ну, проходите быстрее, а то у меня глаза на солнце болят, — отступил в сени дед.

Дима вслед за Эдиком шагнул внутрь, и хозяин захлопнул дверь. Стало темно. Старик прошел мимо по скрипучим половицам, обдав каким-то затхлым запахом, и отворил дверь в жилое помещение. Все вошли в комнату средних размеров, полумрак которой немногим отличался от кромешной темноты.

— Посидите пока, — дед показал на деревянную лавку со спинкой, — а я бабку разбужу.

Дима опустился на гладкие холодные доски и осмотрелся, благо глаза уже начали привыкать к новой обстановке. Справа угадывалась русская печь, небольшой стол с чугунами разных калибров и настенный рукомойник. Прямо перед лавкой стоял стол побольше, сколоченный из толстых “пятидесяток”. В красном углу вместо привычной иконы висел отрывной календарь, где обычно присутствует много нужных и ненужных сведений, восход и заход луны и солнца, продолжительность дня, кулинарные рецепты и прочая ерунда. Больше собственно описывать и нечего, за исключением того, что в комнате напрочь отсутствовали какие-либо цветы. На подоконнике стояла пара горшков с землей, покрытой мхом, и это было все, что призвано создавать домашний уют.

— Здравствуйте, мальчики, — в комнату вошла высокая худая старуха с длинным сморщенным лицом.

— Что же вы в темноте сидите.

Она сходила на кухню и вернулась с зажженной свечой. На носу красовались такие же, как у деда, черные очки.

— Сейчас я на стол соберу, а ты Корней за соседями сходи, — приказала она мужу.

— Мы тут все вместе собираемся, когда новый человек приходит.

Бабка вернулась на кухню и загремела посудой, а старик безропотно отправился исполнять приказ. Дима, сидящий у окна и прекрасно видящий калитку, мог поклясться, что дед со двора не выходил. Тем не менее, спустя минут пять, он вернулся и сказал, что скоро все будут.

На столе к тому времени уже стоял небольшой графинчик с густым темно-красным напитком и квадратный штоф с прозрачной жидкостью. Дед пошел на кухню и принес, в несколько приемов, хлебницу с крупно-нарезанными ломтями ржаного хлеба, громадную сковороду с жареной картошкой и пару банок рыбных консервов. А затем пододвинул к столу тяжеленную табуретку и сел напротив Димы. В этот момент дверь широко распахнулась, и в избу вошли тщедушный ребенок, ведущий за руку слепую старуху, и квадратный мужик с руками до колен.

— А вот и наши соседушки, — подала голос хозяйка.- Рассаживайтесь поудобнее, да и приступим, пожалуй.

Гости, увидев свечу, закрыли глаза и тоже надели очки, за исключением старухи, которую уже ничего не волновало.

Хозяин разлил красный напиток в маленькие лафитнички, стоящие перед каждым аборигеном, включая и несовершеннолетнего, а Эдику и Диме плеснул самогона в стограммовые граненые стаканчики.

— Первый тост я хочу поднять за Эдика, нашего кормильца, — начала хозяйка. — Без него всем нам было бы нелегко.

Сто грамм хорошо очищенного самогона, упавшего на старые дрожжи, произвели благоприятное впечатление на Дмитрия.

— А все-таки Эдик молодец, — подумал он,- помогает старикам. Тимуровец, однако.

— Странно, что недостаток продовольствия несколько преувеличен. Вот ведро с картошкой, батарея консервов не полке.

После второй Дима был вынужден рассказать о себе, о том, где работает и с кем живет. Больше всего стариков почему-то интересовало его здоровье и, поразмыслив немного, он решил, что это вполне естественно, годы есть годы. Полумрак сделал свое дело, и через десять минут он был изрядно пьян. Люди сидевшие рядом с ним казались старыми добрыми знакомыми, милыми чудаками, живущими вдалеке от цивилизации и нашедшие в этом свое счастье. Дима вытащил сигарету и потянулся за свечой.

— Спрячь хохулину, или во двор выйди, — строго сказала бабка. – В доме не курят.

Пошатываясь, он вышел из-за стола и, чуть не упав в сенях, выбрался на свежий воздух. Тяжело опустившись на крыльцо, Дима достал сигарету и прикурил от своей роскошной находки. Напрягая зрение, нашел стрелки на циферблате. Начало первого. Над лесом появился краешек луны, небо было звездным и ясным. Первые сентябрьские заморозки посеребрили траву и довольно быстро привели Дмитрия в чувство. Он поежился и нырнул обратно в сени. Найдя, наконец, дверную ручку, он уже было, собрался открыть дверь, как вдруг услышал голоса, где-то впереди по коридору. Дима вытянул руку и на цыпочках двинулся вперед. Через несколько шагов рука его коснулась холодного металла. Деревянная дверь была, похоже, обита железными полосами. На уровне груди находилась замочная скважина, сквозь которую пробивался слабый лучик света. Дима приник к отверстию и увидел любопытную картину. В маленьком, заваленном старой рухлядью, чулане друг напротив друга стояли старуха-хозяйка и Эдик и о чем-то спорили. На деревянном ящике, заменяющем стол, тускло блестели несколько колец с камушками.

— Мы с тобой о другом договаривались, — шипел Эдик, глядя на старуху.

— Бери, что даю, а то ничего не получишь. Опять привез, черт знает что. На всех может и не хватить.

Старуха пристально посмотрела на Эдика и зловеще добавила:

— А может, еще и останется.

Тут он сник, молча сгреб украшения со стола и рассовал по карманам.

— Так вот откуда денежки, — подумал Дмитрий. – Интересно, что за пакет был в его корзинке. Может быть лекарство?

Дима отпрянул от двери и, в два прыжка, вернулся на крыльцо. Через мгновение там появился Эдик. Было он чем-то озабочен, разговор не поддержал и, пару раз затянувшись, предложил вернуться и еще что-нибудь выпить.

Когда Дима опустился на свое место, то увидел наполненный до краев стакан и полную тарелку с картошкой. Пили и закусывали, похоже, только он с Эдиком, у остальных тарелки были чистыми, а из рюмок едва отпито. Вся эта лесная братия не отводила от него глаз и молчала.

Наконец молчание прервала слепая старуха и медленно прошамкала:

— Выпьем за Димочку, гостя дорогого. Пей, закусывай, наш сладкий, а потом пора и отдохнуть. По последней и закаемся.

Все подняли свои рюмки и полезли чокаться, дружелюбно улыбаясь. Дима опрокинул стакан, пообещав себе, что это точно последний и, сразу же, почувствовал сильное головокружение. Комната поплыла перед глазами, и фигуры аборигенов стремительно завертелись вокруг стола.

— Намешали что-то гады, заклофелинили, — подумал он и из последних сил крутанул под столом колесико, неизвестно как оказавшейся в руке, зажигалки.

На несколько мгновений он все же потерял сознание, но потом обжегся и пришел в себя. Чуть-чуть приоткрыв глаза, он увидел, что свечу уже успели погасить, что занавески полностью раздвинуты и при мертвенном свете полной луны сидят, закрыв глаза, аборигены, Эдика нигде видно не было.

— Надо делать ноги, — пришла в голову отличная мысль.

Дима уже начал, слегка покачиваясь, вставать из-за стола, как вдруг раздался какой-то резкий звук, напоминающий треск рвущейся материи. Челюсти аборигенов стали вытягиваться вперед, лица, которые еще мгновение назад можно было назвать человеческими, быстро превращались в звериные рыла. На коже, сидевших, как истуканы, соседей появились черные точки — пучки шерсти, которые почему-то напомнили Дмитрию извивающийся фарш, медленно выползающий из мясорубки.

— Этого не может быть. Чушь собачья. Мерещится с перепоя.

Первым открыл глаза мальчишка или точнее то, что от него осталось. Это был получеловек-полуволк, густо заросший черной шерстью, с заостренными большими ушами. Невыносимо запахло падалью.

— Акселерат, мать твою…., — подумал с ужасом Дмитрий и окончательно пришел в себя.

Волчонок дико завыл, и глаза открылись у остальных монстров. Дима схватил со стола штоф и ударил по оконной раме. Со звоном посыпались стекла и створки распахнулись. Рыбкой нырнув в окно, он, на редкость удачно кувыркнулся через голову и тут же поднялся на ноги. Волки, тем временем, завыли хором, громко и многообещающе. Дима ногой снес с петель калитку и стремительно помчался к ручью. От ужаса волосы на голове поднялись жесткой щетиной. Пару минут его никто не преследовал, и он сумел добежать до горки, за которой протекал ручей.

Вой прекратился, и Дима понял, что начинается охота. Перемахнув через ручей, он опять устремился в гору, к спасительным деревьям. На противоположном берегу послышался топот и хруст ломающегося тростника. Расстояние по прямой между ним и волками было метров пятьдесят, но им нужно было спустится вниз, преодолеть ручей и снова подниматься в гору.

— А ведь догоняют, — мелькнула невеселая мысль.

Подъем окончательно измотал его, и в лес он вбежал, еле волоча ноги. В нескольких метрах стояла молодая сосна, сантиметров сорока в обхвате, к которой он и пошел, собираясь с силами. Пара сухих сучков помогла ему добраться до первой ветки. Он подтянулся, сделал “выход силой” и уселся на сук, а потом полез наверх, обдирая в кровь руки. Внизу послышалось злобное рычание, он оглянулся и увидел пять пар красных точек.

— Слезай обезьяна, — услышал он. — Лучше сразу, чтобы и не мучаться….

Звуки, исходящие из неприспособленной для человеческой речи волчьей пасти, производили ужасное впечатление.

— Сами вы козлы. Можете Эдиком, ублюдком вашим, поужинать, — выкрикнул Дима, стараясь подавить панический страх.

— Отличная мысль, — прогавкал монстр, в котором можно было угадать квадратного мужика с длинными руками. — Приведите кормильца.

Акселерат и дедок сорвались с места и побежали в сторону деревни. Остальные расселись вокруг елки и, подняв морды к луне, завыли. Диму трясло так, что дрожал ствол, во всяком случае, ему так казалось.

Спустя несколько минут, Эдик был доставлен под конвоем. В руках у него был топор, и он выглядел весьма напуганным.

— Руби сосну, внучок, — приказала старуха- волчица.

— Какого черта, все, что нужно я сделал, — возразил он, стараясь говорить уверенно.

— Руби, если не хочешь оказаться на его месте, — с угрозой прошипел акселерат.

Тяжело передвигая ноги, Эдик направился к дереву и неумело ударил топором. Несколько щепок полетели в стороны, оборотни отошли на несколько шагов. Эдик бросил топор и довольно ловко прыгнул на дерево. “Выход силой” он сделал так, что позавидовал бы гимнаст. Маленький монстр попытался достать его, но опоздал на мгновение, и ударился о ствол.

— Димыч, не бойся, — тяжело дыша, сказал Эдик, поднимаясь вверх.

— Стой, где стоишь, урод, — крикнул Дима.

— Успокойся, ты же видел, они и меня хотели….

— Стой, я сказал. Иначе вниз спикируешь.

— Эдик, сволочь. Мы же тебя и в Питере достанем, ты уже труп, — прорычал ушибленный акселерат, а потом проникновенно добавил, — расчлененный.

— Без денег быстро на помойке окажешься, — добавила старуха.

— Ты ведь и Женьку, гад, сюда заманил, его ведь зажигалка, — плюнул вниз Дмитрий.

Оказавшийся меж двух огней Эдик, затих. Было лишь слышно, как он затравленно дышал. Пару минут он, видимо, обдумывал, что же делать, а потом внезапно встал на носки и схватил Диму за ногу. Нападение было неожиданным, и Дмитрий стал съезжать по стволу, отчаянно пытаясь удержаться. Боясь потерять равновесие, Эдик левой рукой обхватил дерево, и тем самым ослабил захват. А затем получил сильный удар ногой по голове. Он покачнулся и, завизжав, полетел вниз, ломая ветки. Послышался удар о землю и громкий стон.

Внизу его ждали. Несколько минут Дима слышал треск рвущихся тряпок, хруст костей и жадное чавканье.

— Эй, обезьяна, — послышалось снизу. — Ты тоже долго не проживешь, не повезло тебе. В полнолуние жди гостей.

Потом послышался звук удаляющихся шагов, и наступила звенящая тишина. Через полчаса стало светать. Начиналось пасмурное унылое утро. Под деревом уже можно было разглядеть остатки одежды и темное пятно метров двух в диаметре. Посидев еще с полчаса, Дима спустился вниз и, стараясь не смотреть на то, что еще недавно было человеком, побежал. Он бежал все восемь километров, чего не делал никогда в жизни. За вторым дыханием открылось третье, и до машины он добрался меньше, чем за час. Разбив стекло, он открыл дверь и, поколдовав с пучком проводов, вырванных из замка зажигания, завел машину. С силой провернул руль, сломал противоугонку и выехал из малинника. А через минуту уже гнал по грунтовке, поднимая тучи пыли.

— Жди гостей..., жди гостей..., жди… — звучал в голове злобный шепот.