"Урод"

Я окинул взглядом сонные дома и улицы с высоты птичьего полёта. По дорогам пробирались редкие автомобили. Казалось, что даже они стараются передвигаться как можно тише и не производить лишнего шума, чтобы не разбудить людей, мирно спящих в своих квартирах. Конечно, их же ждут какие-то архиважные дела, часто сводящиеся лишь к тому, чтобы заполнить никому не нужные документы, после засунув их в вычурный дипломат. Или к тому, чтобы встретиться с человеком, которого они терпеть не могут, но упорно делают вид, что он им небезразличен. Смешные.

Один я, бездельник, сижу на крыше и дожидаюсь тех волшебных минут, когда рассветное Солнце покажется из-за огромного забора серых многоэтажек. А его всё не было. Небо стало серым, и я уже испугался, что Светило больше не покажется. И бесконечно серые дни будут протекать год за годом под таким же серым небом. Но, к счастью, я ошибся. Вскоре Солнце выкатилось на небосклон во всей своей утренней красе.

Старая, скрипучая железная дверь распахнулась, и на крыше появился какой-то человек, судя по униформе, ремонтник.

— О, Боже! Господи, урод какой! — завопил он, глядя прямо мне в лицо.

Хоть бы Бога не упоминал, скотина!

— Пошел вон отсюда, страшилище! — визжал мужчина, размахивая руками и шарахаясь от меня, как от прокаженного.

Я молча вышел. Когда тебе делают больно, всегда уходи молча. Не проронив ни слова, ни звука. Только в этом случае никто не поймёт, насколько тебе больно. Ведь если поймут, то добьют до конца. Будут бить до тех пор, пока ты не захлебнёшься собственной кровью.

Хотелось сбежать. Не сказать, что я был слабаком, нет. Просто всякому терпению и показной толстокожести рано или поздно приходит конец. Однажды настаёт такой момент, когда ты больше не в состоянии терпеть издевательства, оскорбления, устал от того, что все тычут в тебя пальцем лишь потому, что ты отличаешься от других. Да, я не такой! Да, пусть моё лицо отличается от ваших! Но это не даёт вам права издеваться надо мной!

Я, намотав шарф до самых глаз, забрался в трамвай и поехал куда-то. В тот момент мне не казалось нужным запоминать номер маршрута или направление движения. Просто ехать, просто бежать. От людей бежать. Бежать, чтобы найти человека. Человека среди людей. Как же тяжело его отыскать, вы бы только знали…

Вышел я лишь на конечной остановке, когда салон практически полностью опустел. Вышел через распахнутые двери и осмотрелся, куда же меня занесло. Ничего знакомого или интересного не увидев, я медленно побрёл вверх по улице. Без маршрута и без плана. Я просто искал. Искал Человека среди людей.

На детской площадке бегала детвора. Много маленьких девочек и мальчиков. И, знаете, я невольно остановился, присел на качели и начал, глядя на весёлые забавы детворы, вспоминать собственное детство. Что у меня было? Больницы, врачи, пилюли, лампы с белым светом внутри, медицинская карта, которой, кажется, можно было оглушить слона. И всё. Я никогда не мог просто вот так выйти во двор и играть с ребятами. Вышел всего один раз, воспользовавшись тем, что родителей в тот момент не оказалось дома. Я даже не закрыл дверь в квартиру.

Дворовые ребята сначала шарахались от меня, девчонки визжали такими тонкими и высокими голосами, что уши закладывало. А мальчишки, решив, что я — злобное чудовище, девочки — принцессы, которых надо защищать, а они — рыцари, избили меня за одним из гаражей. Не помню, как пришел домой, честно. Ей-богу, не помню.

На небе собрались тучи, и вскоре пошел дождь. Лило как из ведра. Даже из двух, чего уж там. Дети тотчас же брызнули во все стороны, двор опустел. Почти…

Под небольшим зонтиком, где обычно прохлаждались родители, пока их чада играют, стояла девочка с четырьмя смешными косичками и в полосатом платье. Мне даже издали было понятно, что она вот-вот разревётся, чего допустить было, конечно же, нельзя.

— Ты чего тут стоишь? — спросил я, подойдя к ней — Ты почему домой не идёшь?

— Папа на работе, а мама в магазине, — захныкала девочка — А у меня ключа нет! Даже от подъезда нет ключа!

Налетел сильный ветер.

«Она же заболеет!» — испугался я — «Здесь так холодно, она может заболеть и попасть в больницу».

Повернувшись к девочке спиной, я размотал шарф и протянул ей. Шарф был смешной. Фиолетовый с зелёными пальмами. Зачем на шарфе пальмы?

— Это мне? — спросила девочка.

— Возьми, а то простынешь, и твои мама с папой будут переживать. И я тоже буду.

— Дядя… — протянула девочка, дёргая меня за рукав.

«Дядя», — мысленно засмеялся я — «Какой же я дядя? Мне и лет-то не много…».

— Повернись, — попросил ребёнок.

Я сделал вид, что не расслышал, и хотел было уже уходить, бросив на прощание «Всего тебе хорошего, не болей», но она буквально повисла на мне. Вот же приставучая! Вцепилась как клещ какой-то. А потом она и вовсе изловчилась и, обежав меня, заглянула в лицо. И тут же разрыдалась. Господи! В этот момент я готов был провалится сквозь землю. Да что там сквозь землю! Я готов был вернуть время и снова очутиться в том дне, когда соседские ребята избили меня до полусмерти.

— Прости, прости меня! — мне пришлось успокаивать девочку, старательно пряча своё лицо, чтобы не пугать ещё больше — Я не хотел тебя пугать!

— Я не испугалась, — глухо проговорила девочка, вытирая слёзы.

— Что?

И правда, в глазах её не было ни капли страха. Она не испугалась меня и моего лица.

— Я плачу потому, что мне тебя жалко…

Вообще-то я ненавижу, когда меня жалеют и при этом заявляют об этом вслух, как о чём-то совершенно естественном. Раздражает до ужаса. Стоишь, скрежещешь зубами и слушаешь…слушаешь этот бред, эту фальшь. И так мерзко на душе становится.

Но не в этот раз. Сейчас я сам чуть не расплакался, когда она сказала это. «…плачу потому, что мне тебя жалко…».

Вот он Человек среди людей.

С тех пор я иногда приходил повидать моего Человечка, играющего во дворе. Они никому не рассказала моей тайны, а своим друзьям сказала, что я — Волшебник и поэтому мне нельзя показывать своё лицо, чтобы всякие злые создания меня не нашли. Какая же она забавная, вы бы только знали! Я вообще люблю детей, несмотря на то, что с ними связаны самые страшные воспоминания моего собственного детства. Но ведь они не все такие…

А люди из толпы продолжали обзывать меня уродом, толкать, тыкать в мою сторону пальцами и мерзко гоготать. Или вопить. Но я знал, что есть Люди среди людей, что есть Личности среди толпы, что есть Понимающие, среди глупых.

И сейчас я сижу в комнате и смотрю на Луну, рассказывая вам эту печальную историю. Потом мой взгляд падает на зеркало, что стоит на полке. Рассматриваю своё отражение. У меня есть только половина нормального лица. Остальное — сталь. Холодная, как общество, как моё сердце когда-то. Вы можете называть меня уродом и бежать подальше. А я могу разбить все зеркала и навсегда забыть о своём обезображенном лице. Я смогу убежать от своего отражения, ведь, если разобраться, оно мне не так уж и нужно, не буду лишний раз расстраиваться. А вот вы…те, кто оскорблял меня и издевался. Вы не сможете убежать от тех слов, что бросали в меня в надежде ранить мою душу. Вы не сможете удрать от собственной совести. А знаете, почему? Потому что где-то там, в глубине себя вы понимаете, что я прав.

Вы пытаетесь унизить меня, потому что я отличаюсь от вас. Но я могу унизить вас точно также, потому что вы отличаетесь от меня…Каково вам будет, а?