Ты придёшь ― нас больше нет

Ты придёшь ― нас больше нет

1. Отец

Всеволод оторвал голову от сложенных на столе рук, медленно открыл глаза. Тягостные ощущение слабости в теле и неопределённости в мыслях тревожно сдавливали голову. Он, по сути, не понимал, что происходит. Во рту чувствовалась сухость, как после алкогольного опьянения, только организм не призывал повторить возлияние ― значит, нечто иное.

Рядом стояла, опустив голову, словно избегала взгляда отца, младшая дочка ― пятилетняя Ира. Всеволод посмотрел на её исхудалое, бледное личико, затем повернул голову направо в сторону приоткрытой двери из спальни. Оттуда с мрачным выражением лица глядела супруга Марина, она стояла в глубине комнаты. На двери зачем-то висело тёмное покрывало, именно оно заняло мысли на короткое мгновение, пока дочь не начала говорить. «В этом доме жили вместе, ― произнесла Ира так, как обычно рассказывала стишки. Оглянулась на маму, уловила её настойчивый взгляд и продолжила: ― Ты придёшь ― нас больше нет». Она задержалась возле отца. Мать одёрнула её намерение продолжить общение: «Ира!» Дочка послушно пошла к маме. Дверь за ними закрылась.

Всеволод уронил голову на руки, закрыл глаза. Ощущение потерянности заполнило сознание, и вскоре сменилось на всепоглощающее недоумение. «Что же произошло?» ― вновь и вновь повторял он, пытаясь нащупать ниточку памяти о вчерашнем дне. Усталость постепенно склонила ко сну…

Ночью Всеволод проснулся. Мучила жажда. Из опасений разбудить нечаянными звуками семью он терпел. Порой забывался в полудрёме, снова приходил в сознание. Так продолжалось несколько раз, отчего потерялась грань между явью и сном. Периодические сновидения были на удивление яркими, красочными. Действие возвращалось в одну и ту же комнату, наполненную цветами, растущими прямо из пола и доходящими до пояса. Цветы находились и в горшках, которые ступенчато возвышались в углу. Стены колыхались, будто выполненные из ткани. А он всё ходил без конца по комнате: бесцельно и однообразно. Всеволода охватил ужас: не сходит ли он с ума, не понимая, происходит ли это наяву или во сне. Это состояние не прекращалось ни на миг, в мятежном сне и в полудрёме.

Сознательное пробуждение лишь усилило тревожность и ощущение слабости в теле. Всеволод даже не придал значения месту своего ночлега ― двум рядом стоящим стульям. Собравшись с силами, мужчина побрёл совершать обычные по утрам действия. Лицо после бритья слегка посвежело, что придало толику бодрости. Вернулся в кухню и только сейчас с недоумением уставился на стулья. Вскоре воспоминание о словах дочурки больно кольнуло сознание. Всеволод встрепенулся, озадачившись мыслью: «Где они?» Поспешил в спальню, дверь которой оставалась закрытой, и покрывало по-прежнему висело на ней. Дверь открыл осторожно ― вдруг спит кто-то. Никого! Всеволод начал лихорадочно соображать, насколько позволяло самочувствие, куда могли пойти члены семьи: «Младшая в садике… старшая ― в школе, Марина на работу пошла…» Он долго стоял посреди казавшейся ему пустынной комнаты и всё думал, думал. Что же произошло до вчерашнего вечера?.. Почему не помнится ничего, что предшествовало его странному появлению дома в непривычно болезненном состоянии? Марина могла разозлиться на пьяный вид, только подобное случалось редко, а вчерашнее выражение её лица не походило на ворчание, скорее, на злость… или даже отвращение. «Боже мой, что же произошло?!» ― произнёс он страдальчески. Он непроизвольно сдёрнул покрывало с двери, охватил голову руками, медленно опустился на кровать, обмяк и упал на спину. Полежал с закрытыми глазами, словно прячась от пугающей действительности.

Когда веки разомкнулись, взгляд привычно переместился вверх по стене, туда, где висели часы: без пяти минут восемь. Всеволода бросило в жар, и он вскочил с мыслью об опоздании на работу. Не думая о том, как он одет, как выглядит, есть ли деньги и документы в карманах, вскочил с намерением бежать. Поискал привычную обувь, которая куда-то запропастилась, вытащил из коробки новые туфли, надел их, затянул шнурки слегка трясущимися руками, взял с полки у двери ключ и вышел.

По лестнице навстречу поднималась соседка. Она как-то странно посмотрела и нарочито любезным тоном поинтересовалась:

― Как дела у Ирочки?

― Хорошо, ― буркнул Всеволод и поспешил уйти, ибо неестественное выражение лица женщины не ускользнуло от его пусть ослабленного внимания.

Ноги, привыкшие передвигаться по одной и той же дороге, сами несли отяжелённое страданием тело. Всеволод ничего и никого не замечал вокруг, лишь изредка отрываясь от раздумья каким-либо резким звуком. Встретился знакомый, он окликнул Всеволода.

― Воронов, привет! Куда собрался?

Всеволод задержался, стоя вполоборота.

― Что? А-а, здравствуй, ― отозвался Всеволод, окончательно не опознавая мужчину и не стараясь, впрочем, напрячь память.

― Не узнал, что ли? Ну, ты даёшь! Я ― Сашка из соседнего гаража. Слушай, видок у тебя какой-то… Болеешь?

― Всё нормально, ― сухо проронил Всеволод и развернулся уходить.

― Ладно, как знаешь, ― выразил недовольство Сашка.

Всеволод поспешил дальше с мыслью, а который час сейчас. Залез поочерёдно в карманы брюк, телефона не оказалось, значит оставил дома, а наручные часы он не носил. Мимо проходили люди, а он не решался остановить кого-либо. Наконец одна встречная женщина визуально показалась ему отзывчивой и благосклонной к разговорам.

― Подождите, ― сказал Всеволод и преградил ей путь, выставив руку.

Женщина удивлённо вскинула глаза, а он даже покраснел чуть-чуть.

― Что… ― произнесла она то ли вопросительно, то ли начиная выражать недовольство.

Всеволод мысленно продолжил её возможные слова: «Что вы себе позволяете!» Поэтому поспешил объяснить:

― Извините, на работу опаздываю, это… ― он показал на руку, где обычно располагаются часы, ― время какое?

Женщина мельком глянула на часики и, окидывая сверху-вниз его неприглядный вид, спокойно оповестила:

― Восемь пятнадцать.

― Спасибо, ― сказал он невнятно уже на ходу.

Всеволод задумался над новой задачей: что-то знакомое послышалось в этой фразе ― «восемь пятнадцать». Непонятное напоминание о чём-то знакомом ему, но сейчас вышедшем из памяти. Впрочем, попытка вспомнить вскоре забылась: он подходил к административному зданию предприятия «Металлист». «Опоздал!» ― с досадой подумал Всеволод, не наблюдая вблизи входящих и выходящих людей, как это происходит обычно после начала рабочего дня. В просторном вестибюле также пустынно, лишь у турникета восседал охранник, он же вахтёр. Служивый глянул на вошедшего с любопытством, даже с изумлением, что насторожило Воронина ещё больше. «Что он так смотрит? ― подумал Всеволод. ― Сейчас начнёт бранить за опоздание, что ли? Так ему-то какая разница…»

― Вы для какой надобности? ― прервал размышления Всеволода охранник. Он тоже осмотрел пришедшего сверху до низу, обнаружил некое несоответствие внешнего вида намерению работать.

― Так… я на работу пришёл.

― Пропуск предъявите.

Всеволод ошарашенно замер, суетливо полез якобы во внутренний карман пиджака. А пиджака как раз и не было. Руки похлопали по всем имеющимся карманам, ничего не обнаружив, кисти растопырились в виде большого бутона, но изображали не цветок, а знакомое многим «упс».

― Извините, в спешке не надел пиджак. Не возвращаться же. Я инженер из техотдела, Воронов ― фамилия моя.

― Воронов, говорите?

― Да, так и есть, ― постарался придать бодрости своему голосу Всеволод.

― Во-первых, господин Воронов… Всеволод Николаевич, если не ошибаюсь, сегодня выходной ― воскресенье, а во-вторых, вас же уволили. Вон приказ на доске висит.

Всеволод стоял с минуту, опустив голову и осмысливая услышанное. Наконец произнёс:

― Воскресенье?

― Да, не сомневайтесь. Никого на работе нет. Я уж подумал, забыли что-то в кабинете… ― объяснял словоохотливый вахтёр, но его слова уже улетали мимо внимания Всеволода.

Воронов двинулся мелкими шажками, словно опасаясь поскользнуться, к пресловутой доске приказов и объявлений. Понадобилось не менее пяти минут, пока он нашёл и прочёл несколько раз приказ о нём. Опустив напряжённые плечи и уронив голову на грудь, поплёлся к выходу. «Ещё один удар судьбы!» ― вспомнил Вячеслав фразу, прочитанную в какой-то забытой уже книжке. Текст приказа остался вне сознания, хотя Всеволод пробежал глазами строчки документа несколько раз, посекундно возвращаясь к только что прочитанному, словно увиденное не укладывалось в понимание, осталось лишь одно ― уволить! «Какой такой прогул?!» ― переспрашивал себя Воронов, и это напомнило о тех часах настораживающего, умопомрачительного недоумения, что началось со вчерашнего дня.

Вышел на улицу. И тут пространство вокруг вдруг наполнилось автомобильным гулом, падающими осенними листьями, множеством пешеходов ― всего этого он словно не замечал, когда шёл сюда. Теперь бурлящая вокруг жизнь будто изолировала его, а он остался в некой оболочке и в одиночестве. «Мне нужно возвращаться! ― понял Всеволод. ― Возвращаться к жизни, к работе… к семье».

Всеволод долго ходил по улицам, не намечая маршрута, просто сворачивал, где вздумается, и всё думал, думал. Оказался возле детского сада, куда ходила Ира. Всеволод оживился при виде знакомого места, мысли повернулись к самому близкому и родному. Зайти за дочкой, забрать её домой, мелькнула у него идея, но, быстро спохватившись ― выходной ведь, ― огорчённо прошёл мимо.

Постепенно созрело разумное решение, и он направился к гаражам. Соседние с ним двери затворены, лишь в конце шеренги виднелся приоткрытый вход. Всеволод понимал, что попасть без ключа в своё пространство не получится, на это он и не надеялся, а пришёл на случай встречи с теми, с кем мог загулять. Давненько уже не увлекался гаражной гульбой, но на всякий случай хотелось расспросить бывших приятелей. Подёргал двери соседей ― как и ожидалось, заперто. По инерции подошёл к своему и дёрнул. Неожиданно дверца легко открылась, Всеволод сделал шаг и замер. Внутри незнакомый человек переодевался: на капоте «японца» лежала одежда для работы, а сам он натягивал джинсы. Мужчина вопросительно уставился на вошедшего. Всеволод же оторопел от странного присутствия в его гараже чужого, совершенно не знакомого человека.

― Что хотел? ― наконец спросил незнакомец. ― Я же сказал, что не пью.

― Я… не за этим. Извините.

Всеволод закрыл чуть скрипнувшую дверцу, почувствовав несуразность ситуации. Оглядел дверь гаража: ну, его же гараж, «семнадцатый»! На всякий случай ― вдруг на соседнюю линию забрёл ― пробежал взглядом по линии гаражей. Сомнений не было: вторая линия и его гараж. Воронов вновь заглянул внутрь. В этот момент мужчина подходил к двери, так что они оказались лицом к лицу.

― Вы как оказались в этом… в моём гараже? ― смело заявил Всеволод. ― Вон и абажур в углу подтверждает ― я недавно повесил.

― А у меня документы подтверждают, что я вполне законно купил этот гараж две недели назад. Показать? Забыл, что ли, как продавал. Впрочем, женщина оформляла документы… по фамилии Воронова.

― Воронова? ― переспросил Всеволод. ― Коли так ― простите.

Всеволод вновь принял унылый вид и двинулся в конец линии, где открыт гараж. Там он никого не знал, но всякий случай решил порасспрашивать.

Сначала заглянул в слегка приоткрытую дверь. На капоте автомобиля, как это часто случается, разложена кое-какая еда. Трое мужчин в этот момент опрокидывали содержимое стаканов в глотки, поэтому их лица частично заслонились. Один за другим гуляки поставили пустую тару, кто крякнул, кто прочистил горло непередаваемым на словах звуком, но никто не глянул в сторону двери. Впрочем, тот, кто стоял ближе к выходу ― и оттого был повёрнут к Всеволоду боком со спины ― почувствовал присутствие наблюдателя и резко оглянулся.

― О! Сева, заходи, ― воскликнул Сашка (как раз он и оказался здесь). ― Что, передумал? Так и быть ― с тебя пол литра. На дорожку ― посошок.

Сашка, под неодобрительные взгляды сотрапезников, взял откуда-то снизу бутылку водки, наполнил стакан до половины и подал вошедшему внутрь Всеволоду.

― Благодарю, но я не за этим. Александр, мне надо поговорить с тобой… Может, пройдёмся.

― Бутылку поставишь ― поговорим!

― Ладно, ладно, ― согласился Воронов. ― Пойдём.

Всеволод вышел. Услышал за спиной Сашкино пояснение приятелям:

― Вернусь с бутылкой. Этот поставит, если сказал.

Не успели отойти и на десяток шагов, как Александр начал говорить:

― Ну, ты даёшь! Где пропадал? Я уж думал: загнулся где-нибудь, раз не появляется…

― Сегодня восемнадцатое сентября? ― перебил Всеволод вопросом болтовню соседа по гаражам (теперь уже бывшего).

Сашка изумился, что проявилось в вытянувшемся лице; он прищурился и, заподозрив некоторое помешательство в голове бывшего приятеля, всё же не стал щадить нервную систему собеседника, а выпалил с сарказмом:

― Ага! Только девятнадцатое… октября!

― Ок-тяб-ря, ― рассеянно протянул Всеволод.

Сашка покрутил у виска, изображая сумасшествие, но на словах смилостивился.

― Что-то с памятью твоей стало… В загуле был?

― Не знаю… где я был.

Всеволод ускорил шаги, видимо, собрался покинуть спутника. Сашка вслед потребовал:

― Обещал бутылку!

Воронов остановился, повернулся вполоборота и начал шарить по карманам, вывернул их для наглядности.

― Видишь ― нет денег. В другой раз.

Сашка махнул рукой, с досады плюнул и поплёлся обратно…

Всеволод после долгого блуждания вернулся домой. До темноты сидел в кухне с горестными мыслями о том, что за день не продвинулся в решении свалившихся на него загадок. И лишь урчание в желудке заставило подняться и заняться приготовлением пищи, ведь в холодильнике, как он помнил с утра, нечем просто перекусить. Остановился в выборе на каше: просто, без мороки и завтра пригодится.

Поедая несолёный сыроватый рис, вдруг решил позвонить тёще, потому что интуитивная догадка о возможном местонахождении семьи, витавшая на задворках подсознания весь день, наконец проявилась. Искал телефон очень долго, но безрезультатно. «Итак, потерял кроссовки, телефон… что ещё?» ― вопрошал себя страдалец. Вспомнил выходку Сашки и тоже плюнул с досады. Желания продолжать трапезу не возникло, вместо этого надумал принять душ, чтобы освежиться и привести себя в более-менее нормальный вид.

Под прохладными струями почувствовал себя бодрее и уверенней. Пришло здравое решение: пойти наутро к директору и постараться уверить его в своей надёжности как работника…

Воронов появился на предприятии безукоризненно одетым, с видом уверенного в себе человека, хотя это стоило ему больших усилий ― он ещё оставался слабым физически, измождённым морально. Получил временный пропуск (не забыл взять паспорт) и направился в приёмную. Директор находился в длительном отпуске, а заместитель сразу же наотрез отказал, мотивируя тем, что на место Воронова уже приняли другого. Всеволод покинул пределы родного предприятия не солоно хлебавши (именно так он сам отметил мысленно), его настрой сразу же опустился на самое дно. Он едва доплёлся до ближайшей скамейки у подъезда дома, расположенного рядом с «Металлистом», и свалился без сил, понурив голову…

― Вам плохо? ― услышал Всеволод незнакомый голос через какое-то время, показавшееся ему коротким мгновением.

Поднял с трудом голову: женщина близкого ему возраста стояла рядом и сочувственно глядела в глаза.

Вячеслав сначала кивнул, потом с трудом произнёс:

― Да-а…

― Я давно в окно гляжу, вижу солидный мужчина сидит… усталый, беспомощный такой. Вы же едва не падаете! ― Она села рядом, взяла его под руку, не давая чрезмерно наклоняться вперёд.

― Ничего… я сам…

― Нельзя в таком болезненном состоянии ходить: ещё упадёте без чувств! Вот что: пойдёмте ко мне ― я на первом этаже живу, ― отдохнёте, я вас накормлю.

Женщина начала вставать, приподнимая и Всеволода. Он слабо сопротивлялся вначале, но потом сдался на милость доброжелательницы. Прошли в её жилище; трёхкомнатная квартира блистала изящным интерьером, чистотой и порядком. Воронов даже застеснялся проходить далее прихожей. Но хозяйка настойчиво провела его в зал, усадила на диван.

― Меня зовут Валентина. Я пойду на кухню, соберу обед и позову. А вы пока отдохните, можете полежать, и не стесняйтесь. Мужчины интеллигентного вида, пожалуй все, непременно стеснительны… А зовут как?

― Всеволод.

― Отдыхайте, я сейчас.

Воронов откинулся на спинку и забылся, видимо потратил много сил на показную энергичность утром.

Вскоре вернулась Валентина с подносом, на котором стояло несколько тарелочек с закусками и чашка с ароматным борщом. Она села рядом, поставила угощенье на колени Вячеслава.

― Ешьте, не торопитесь, а я рядышком буду… помочь, если понадобится.

― Спасибо, ― сказал он, чуть покраснев от непривычного ухода за ним.

― На здоровье!.. Кушай, Всеволод.

Воронов ел медленно, обед растянулся на целый час. Валентина терпеливо сидела рядом, лишь единожды сходила за стаканом воды. Забрав поднос, она уложила Всеволода отдохнуть. Воронов опустился на бок и провалился через мгновение в глубокий сон…

Снилась ему безликая женщина. Она несколько раз повторила: «Восемь пятнадцать… восемь пятнадцать, говорю тебе»; а Воронов шёл за ней, воздевая руки и требуя пояснить что-то непонятное для него, но что именно ― сам не знал. Потом, так же вдруг, с двери слетело покрывало, высунулась голова Валентины, а за ней стояла Марина и зло смотрела…

Проснулся Всеволод в темноте. За окнами ещё слабо синело небо, а на земле сгущались сумерки. Он встал и направился к кухне, оттуда сквозь стеклянную рифлёную дверь падал рассеянный свет на пол в коридоре. Валентина сидела за столом и читала. Увидела гостя и улыбнулась.

― Ну вот, другое дело. Посвежел, отдохнул. Присаживайся, скоро ужинать будем.

― Да я… мне надо…

― Какой смысл идти на ночь глядя. Ты и одет легко ― только костюмчик. Даже днём прохладно, а сейчас совсем замёрзнешь. Места много ― отдохнёшь до утра… Или дома ждут? ― добавила она с некоторым опасением.

― Нет… дома никого, ― сказал Всеволод, разгадав нехитрую женскую уловку, но не придав сему значения.

― Понятно. Вот и хорошо. Переночуешь.

После ужина Валентина расстелила на том же диване простыню, достала мягкую подушку и набросила синее одеяло. Этот цвет напомнил Всеволоду покрывало на двери в его квартире, и ему стало грустно. Видимо, это и послужило первоосновой сновидений…

Ему в том мире предстояло вырубить лишние деревья и кустарники, очистить редкий лесок от хвороста и мусора. Где-то рядом должны быть помощники ― их тени мелькали по сторонам, ― но рядом никого не было. Сухие, причудливо изогнутые деревья непостижимым образом окружили его со всех сторон, приблизились вплотную (или он сам влез в эту чащу), даже дышать стало трудно. Он начал разламывать толстенный, словно обрубленный сверху ствол, прижатый к нескольким таким же обрубкам: оттуда доносился слабый звук. Всеволод решил, что внутри находится человек и его необходимо спасать. Он изо всех сил напрягался в этом изнурительном труде, но с каждым мгновением серые стволы становились гуще, наклонялись над ним. Всеволод успел схватить чью-то руку, торчащую из середины столпотворения, начал тянуть её, но в итоге сам оказался под завалом. Он в ужасе задрожал всем телом, извиваясь под тяжестью деревьев, стараясь схватить глоток воздуха ― дышать становилось всё труднее…

― Что случилось? ― прозвучал голос Валентины.

Всеволод открыл глаза: на стене горел ночник, в двух шагах стояла Валентина. Она была лишь в нижнем белье, но это её не беспокоило, да и мужчина в таком состоянии не намеревался рассматривать полуобнажённую женщину, надо заметить, с привлекательной фигурой.

― А? Что? ― произнёс Всеволод, глубоко вдыхая воздух.

― Я услышала тревожные звуки… С тобой всё в порядке?

― Спасибо. Всё нормально… Сон нехороший.

― Понятно… Значит, помощь не нужна?

― Нет. Спасибо за беспокойство!

― Что ты всё благодаришь? Надо заботиться друг о друге ― человеческий закон.

― Ага. Да, ― произнёс Всеволод первое, что пришло в голову.

Валентина постояла несколько секунд, видимо, надеялась на призыв мужчины, и не торопясь удалилась. Всеволод сел, подождал, пока успокоится дыхание, и лёг с надеждой, что сон не повторится…

Утром после завтрака Валентина села рядом и начала откровенничать:

― Скажу честно… я подумала, что ты одинокий, потому что какая жена отпустит мужа в одном пиджачке в холодную погоду. да и нездоров ты ― видно же… Надеялась, что понравится тебе здесь и останешься со мной.Только ночью услышала, как ты ссоришься с какой-то Мариной и зовёшь Иру с Надей… Марина ― надо понимать ― жена, а две другие ― любовницы…

― Дочери, ― вставил Всеволод.

Вообще-то, он слушал с задумчивым видом, опустив голову, Валентина замечала его рассеянность, поэтому делала паузы. Всеволод тогда поднимал глаза, и она продолжала. Услышав про дочек, женщина вздохнула.

― Ну что ж?! У тебя своя жизнь… Только вот что скажу: будет трудно ― заходи. Знай: я всегда жду.

― Спасибо, Валя, ― сказал он ласково.

Женщина не выдержала, прижала его голову к груди и поцеловала в макушку, что по некоторым поверьям означает заботу. Всеволод отстранился не сразу, чтобы не обидеть женщину, потом решительно встал, подумал и сказал:

― Я буду заходить… Может, и тебе понадобится моя помощь… или просто поговорить… Спасибо большое!

Всеволод неуклюже чмокнул её в щеку и шагнул к выходу…

Позже Всеволод часто будет вспоминать подробности именно этих двух дней его одинокой жизни. Мельчайшие подробности встреч, его размышлений и даже сновидений остались в памяти как некие вехи на его тягостном пути…

Прошло несколько дней, проведённых в метаниях от одной задумки до другой, не менее бесполезной и не разрешимой. Задумал было съездить к матери Марины, но отказался: какая мать не прикроет свою дочь в размолвках с мужем. Если семья там ― их спрячут от него. Раз уж уехала, значит произошла не просто обида, а злость, доходящая до ненависти… «Но, почему, чёрт возьми?!» ― вскрикнул он вслух. Устыдился эмоциональной выходки, сел, глубоко вдохнул-выдохнул несколько раз для успокоения, и занялся домашней работой.

Как ни странно, решение пришло во сне. Снилось, будто он работает вахтёром, строго окрикивает нерасторопных, зорко следит за порядком, ругает курильщиков. Проснувшись, он заинтересовался идеей поискать подобную работу. Впрочем, нужна любая работа, иначе не на что будет жить ― запасов нет. Поэтому ближайшие несколько дней провёл в блужданиях ― именно в блужданиях, а не в походах, потому что происходило это бессистемно, наугад ― по случайно попадавшимся на глаза предприятиям. В итоге устроился сторожем в дачном городке. Решил, что это временно, пока не найдёт должность получше.

Всеволод попросил два дня на завершение личных дел, прежде чем приступить к работе. Дачное общество находилось сразу за городской чертой, и туда можно дойти пешком за полчаса. Впрочем, ночевать придётся там, так что придётся забыть о телевизоре, компьютере. «Ничего, днём буду наведываться домой», ― успокоил себя Воронов…

Взбудораженная от мыслей голова начинала болеть, когда Владислав беспрестанно обдумывал причины кошмарного недоразумения, случившегося с ним. «Сколько ни думай ― ответ не найдёшь! ― сказал себе Воронов. ― Надо действовать. У меня есть два дня, использую их с толком: найду людей, которые смогут прояснить хоть что-то». Вначале постучал в дверь соседки.

― Что хотели, Всеволод Николаевич? ― спросила женщина с букетом бигуди на голове.

Она улыбалась, но в уголках рта притаилось ехидство. Всеволод понял её настрой, но сдержал гордость ― цель стоила того.

― Здравствуйте! Можно с вами поговорить? Очень важно. ― Всеволод не хотел начинать разговор на лестнице: в случае появления других людей женщина не замолкнет и продолжит рассказывать то, что не желательно знать посторонним. ― Можно к вам зайти?

Женщина не сдвинулась ни на сантиметр, упираясь в полуоткрытую дверь, улыбка расширилась, так что не совсем безукоризненные зубы показались Всеволоду волчьим оскалом. Он ждал ответа и терпел неприятное общество.

― А Марина Ивановна дома?.. Она что скажет… или подумает?

Воронов вдруг понял, что эта дама вряд ли что знает, а если и знает, то назло не скажет. Есть такая порода людей.

― Ладно… Извините, за беспокойство, ― сухо сказал Всеволод и развернулся к своей двери.

Соседка позади хмыкнула, не что Воронов никак не отреагировал, даже внутренне.

Следом Всеволод отправился к гаражам. Ему повезло ― новый владелец только что пришёл и открывал двери, намереваясь, очевидно, выгонять машину.

― Здравствуйте! Извините, пару минут можете уделить?

― А-а, прежний хозяин, добрый день! Слушаю. Только побыстрей ― времени в обрез.

― Моя жена, когда продавала вам машину и гараж, объясняла причину?

― Я купил только гараж, машины уже не было… Она сказала, что деньги срочно нужны, как обычно в подобных случаях.

― Понятно… И про мужа… ничего не добавляла?

― Нет.

Мужчина не стал ждать следующего вопроса, раскрыл широко двери, отодвигая створкой Всеволода. Пришлось уйти. Остальные гаражи закрыты ― в одиннадцать утра редко кто здесь бывает. Всеволод подумал о вечере: надо запастись алкоголем и расспросить того же Сашку.

Воронов так и сделал: пришёл к гаражам около пяти часов вечера. День стоял пасмурный, начинало темнеть, и позже рассчитывать на встречи собутыльников не стоило, если кто и начинал гульбу, то сразу после работы. К другим гаражам подъезжали, водители загоняли машины и уходили. Приехал и владелец «его» гаража. Он косо глянул на Воронова, стоящего в стороне, и поспешил уйти, закрыв гараж. Только Сашки не было, а с другими он не общался запросто. Всеволод прождал около часа, изрядно замёрз, вдобавок увидел большую стаю ворон, летевшую с городской свалки, и ему стало совсем тоскливо. Тогда, махнув рукой на Сашку, вознамерился навестить новую знакомую.

Валентина открыла дверь с радушным видом, пригласила войти как доброго друга. Воронов снял куртку, достал из кармана бутылку водки, обозначив ситуацию одним словом:

― Вот.

Не известно, как отнеслась Валентина к визиту с алкоголем, но сразу же повела гостя к столу в гостиной.

― Кухня маленькая, что там тесниться ― лучше уж сразу сюда… вроде праздника у нас.

Выпили понемногу, однако Всеволод запьянел. Хотел было пооткровенничать с доброй женщиной, но хватило разума заметить очень радостное выражение лица Валентины и понять: когда люди всем довольны, им сложно настроиться на чужую волну. Поэтому говорили о том, о сём, пока не утомились. Как-то естественно получилось, что оказались вместе в постели Валентины. Всеволод почти бессознательно заключил в объятия приятную женщину.

Утром, собираясь уходить, он всё же сообщил ей о работе. Валентина отреагировала без эмоций, лишь осторожно произнесла:

― Думаю, это временно ― ты достоин несравненно большего, ― и обязательно найдёшь хорошую работу.

Воронов кивал в знак согласия и уже размышлял, что успеть сделать сегодня. В своих мыслях он понимал ограниченность своих возможностей по причине слабого здоровья и психологического напряжения. «Спасибо Валентине ― немного расслабила», ― подумал он и вслух принялся благодарить. Женщина ответила, что она всегда рада видеть его.

На улице Всеволод сказал себе (он незаметно привык это делать, за неимением родных собеседников): «Если окунуться в отношения с Валентиной, то со временем отвыкнешь думать о семье, а это неестественно, неправильно… Нельзя так!»

Неведомым образом оказался возле детского сада. Воронов обрадовался удачному обстоятельству, но заходить передумал: прежде надо сходить домой и побриться.

Дома, после душа и бритья, он долго и придирчиво разглядывал себя в зеркале, но оплошность всё же допустил. Когда через полчаса Всеволод уже сидел в кресле напротив директора детского сада ― женщины интеллигентной и аристократичной на вид, ― вдруг обнаружил у себя грязную обувь. Самое неприятное то, что дама глядела как раз на этот предмет экипировки. Тем не менее, она не высказала ничем своего отношения к неприглядности, говорила ровно, толково, без эмоций.

― Ирина… ― Воронов вдруг с ужасом понял, что забыл отчество собеседницы. Он непроизвольно закашлялся, и это его выручило ― он вспомнил. ― Извините, Ирина Андреевна, так получилось, что я не знаю причину, по которой супруга забрала Ирочку из вашего садика… Не могли бы пояснить?

― Всеволод Николаевич, честно сказать, я удивилась вашему визиту… ― Взгляд Ирины (неосознанно для самой) остановился на запылённом ботинке, она смутилась, легко покраснела, рукой потрогала лоб. ― Марина Ивановна сказала, что вы уезжаете.

― А куда… сказала… уезжаем?

― Ничего не говорила, и я не стала расспрашивать, так что извините, ничем не могу помочь.

Всеволод молча встал и уже в дверях произнёс:

― Извините! До свидания!

― Всего доброго! ― вежливо сказала Ирина. Вдруг она возвысила голос: ― Постойте! Совсем забыла… как здоровье у Ирочки. Такое тяжкое испытание для маленькой девочки. Мы все переживали за неё. Надеюсь, она полностью восстановилась?

― Да… слава богу, ― зачем-то прибавил Всеволод вмешательство высших сил, в которые совсем не верил.

― Вот и хорошо! Удачи вашей семье!

― Благодарю, и вам всего доброго!

Как ни туго соображала голова Всеволода, но, подышав свежим воздухом, он сопоставил известные ему факты и понял, что младшая дочка долго болела. Его ― отца ― долго не было, и она (Марина) продала машину на лекарства, а гараж ― на отъезд. «Если решила сбежать, значит, я дома появлялся… допустим, постоянно пьяный или под наркотой, ― соображал Воронов. ― Помощи от меня никакой не было, и она возненавидела меня… Если так ― то всё понятно. А если не так?!» Всеволод долго ещё прикидывал в уме варианты, но голова начинала гудеть как колокол, когда по нему ударяют.

Постепенно мысли заглохли; как не звучат струны гитары, если их перестать теребить, так и успокаиваются эмоции, когда не дёргаешь нервы, а для Всеволода всякое размышление о происходящем в его жизни ― это и есть дёрганье нервов. Он заставил себя любоваться природой: ещё на деревьях не вся листва облетела, оставляя воспоминание о летнем великолепии, синицы вернулись из леса в город и по привычке вертелись у окон, откуда им прошлой зимой бросали зёрна. Всеволод на короткое время испытал чувство умиротворения. Но до поры…

Он шёл по малознакомой улице ― маршрут на работу и к местам, где приходилось часто бывать, не пролегал через этот район города. Блуждающий взгляд случайно остановился на табличке с названием улицы. В иное время он и читать бы не стал, но засевшая в памяти фраза «восемь пятнадцать» моментально ассоциировалась с тем, что значилось на стене двухэтажного отдельно стоящего дома: улица Осина, пятнадцать. Воронов оцепенел, но не от созвучия той фразы о времени с названием улицы: он встревожился, подсознательно осознавая, что этот дом каким-то образом связан с прошлым. Его охватило необъяснимое волнение, сердце ускорило отбивать ритм, отдаваясь толчками в висках, лицо вспыхнуло жаром. Поколебавшись, Воронов подошёл к двери, не обратив внимания на две таблички по сторонам от входа. Люди, пришедшие сюда в первый раз, непременно прочтут название учреждения, а Всеволод не стал делать этого, ещё до конца не осознав, что бывал тут.

Воронов осторожно приоткрыл створку двери, вошёл, оглядываясь, по сторонам небольшого фойе. Слева от самого окна располагался барьер с горизонтальной полкой, за которым виднелась голова девушки в белой шапочке. Всеволод двинулся в том направлении, передвигая ноги как каменные. Работница подняла голову, и на мгновение в её глазах мелькнула насторожённость. Впрочем, Воронов ничего не замечал, просто подошёл.

― Что вам?.. По какому вопросу?.. Хотите полечиться у нас? ― запинаясь, спрашивала девушка.

― Мне кажется… я здесь был… раньше.

― Да? Фамилию напомните.

― Воронов… Всеволод Николаевич.

Девушка полистала журнал, выражение лица у неё постепенно менялось на более уверенное.

― Извините, но… не нахожу вашего имени. Вы что-то путаете.

― Как же так… я помню… вон те часы у вас стоят… давно.

― Мужчина, что вы меня с толку сбиваете?! По-моему, вам нужно в другую больницу… где голову лечат. Вас память подводит!

Всеволод стоял, обуреваемый нерешительностью и сомнением. Девушка перестала смотреть в его сторону, а вторично напоминать о себе не находилось повода. Пришлось уйти. «Странно, ― подумал Всеволод, шагая по улице Осина. ― Вроде бы что-то знакомое… или сам вообразил… но часы-то стоят». Далее безрадостные соображения упёрлись в тупик: он констатировал, что нигде не нашёл объяснения, где пропадал целый месяц…

Дежурство на дачах немного отвлекло. Несколько дней он добросовестно совершал ночные обходы по тихим улицам. Кое-где светились огни: некоторые дачники задержались перебираться в городские квартиры. Иногда слышалось разудалое веселье, он останавливался и слушал, приобщаясь таким образом к чужой радости. Потом ночные бдения надоели, такое хождение Всеволод посчитал бессмысленным и частенько укладывался спать после полуночи.

Однажды к нему ввалилась подгулявшая компания: двое мужчин и трое женщин. Они попросили приютить их на часок ― на улице неуютно употреблять вино, ― пригласили и его за стол. Расселись тесно на имеющемся стуле и на лежанке. Всеволод оказался рядом с весёлой дамой лет сорока. Она обратила ласковый взгляд на Всеволода и сказала: «А он ничего! Годится в кавалеры» …

Что происходило дальше ― Воронов не помнил. Очнулся утром с больной головой. Помаялся немного, да и направился в ближайший магазин за «лекарством».

Постепенно Всеволод втянулся в запой, редкий день проводил в трезвости. К нему стали захаживать люди сомнительного уровня культуры. После таких знакомств Всеволод корил наутро себя, ходил домой помыться и побриться. Он долго сидел на кухне, обратив взор на дверь в спальню, предварительно накинув синее покрывало. Так он обманывал себя: «Они там. Они отдыхают» … А через несколько дней вновь выглядел опустившимся человеком.

Однажды он надумал навестить Валентину, нагрянул к ней в безобразном состоянии. Женщина приняла его, накормила и уложила на диван, только без простыней и одеяла, а прикрыла старым пледом, пропылившимся в кладовой.

Наутро они поговорили.

― Что случилось, ― спросила Валентина, сдвинув брови, но не сердито, а скорее озабоченно.

Всеволод долго молчал, низко повесив голову, наконец решился на откровение.

― Тоскливо мне… Один остался…

Валентина терпеливо слушала сбивчивую речь некогда интеллигентного мужчины, а теперь похожего на оправдывающего своё падение бомжа. Неприкаянность Всеволода тронула женщину, в ответ она вздохнула и произнесла сочувственно, но не в мажорной тональности:

― Даже не знаю, чем тебе помочь…

Всеволод внутренне горько усмехнулся: хотелось получить хоть какую-то помощь, видать напрасно лелеял надежду на последнем пристанище. «Больше идти некуда… Нас больше нет», ― отметилось в сознании, словно набат…

Как на грех в минувшую ночь произошло ограбление богатой дачи. Утром обнаружилось, что сторожа нет, и, по всей видимости, ночью он тоже отсутствовал на посту. Назревал скандал. Один сердобольный старичок, проживающий в своём домике круглый год, посоветовал Воронову уезжать в деревню ― адрес он подскажет, а там есть пустующие дома, ― чтобы затаиться до поры до времени. «Да и прожить в сельской местности легче», ― напутствовал дачник.

2. Дочь

Марина собирала вещи, придирчиво разглядывая их, окликнула старшую дочь:

― Почему не хочешь поехать с нами в Турцию. Ира ― так с радостью!.. Папа уже билеты купил.

― Твой Игорь торопится… как во всём. И прошу не называть его папой. У меня свой есть.

― Надя, Игорь вырастил Иру и тебя… а твой так называемый папа бросил семью в самый тяжёлый период. Забыла, что ли, как мы едва не потеряли Ирочку. Где же он так долго шлялся?! Видела же его появление босиком… после бесстыдного запоя?! Так что помолчи, дочь… о своём папе Севе.

― Мама, я съезжу к папе!

― Продолжаешь скучать по нём… ― чуть сбавила Марина напор. ― А он скучал по вам, по больной Ире?.. Э-эх! Пора забыть прошлое, Надюша.

― Мама, я поеду!

― Пять лет прошло. Может, его в живых уж нет.

― Мам, мне надо разобраться. Я поеду.

― Куда ты поедешь ― ты же несовершеннолетняя?

― Через неделю исполнится восемнадцать.

― Вот мы и хотели в Турции отметить это событие.

― Мамочка, милая, без меня отметьте… А я расскажу о своей поездке. Буду звонить каждый день. Знаешь, мне казалось, да и сейчас я так думаю, что мы поспешили бросить папу, не разобравшись.

Марина всплеснула руками и села, эмоционально выпалила:

― Да сил больше не было ждать! Не хватало ещё и разбираться… и так всё ясно: с работы ни за что не увольняют!

Надя приобняла маму за голову.

― Мам, поезжайте, конечно, отдохнёшь… ― Надя развеселилась, ― как следует, на полную катушку!

― Упрямая ты, ладно, как знаешь. Выросла…

Через минуту Марина продолжила сборы. Надя пошла в свою комнату готовиться к своей поездке, ей хотелось предусмотреть всё заранее, продумать мелочи…

Надя Воронова с волнением приблизилась к двери своей квартиры, в которой прошло её детство до двенадцати лет. Посмотрела место, где раньше висел номерок «18», на глазок, в который, быть может, смотрит сейчас папа Сева. «Что ж тогда не открывает?!» ― подумала она и суетливо полезла в сумочку за ключом; мама нашла всё же среди старых вещей. «А вдруг он замок поменял?» ― Надя с опасением поспешила проверить. Ключ провернулся легко. С бьющимся сердцем Надя постучала и тут же толкнула дверь. «Папа», ― несмело произнесла она и замерла в ожидании. Ответа не последовала. Надя медленно прошлась по квартире, подолгу останавливаясь в каждой комнате, задержалась и в ванной, воскрешая воспоминания детства. Забытые зубные щётки по-прежнему бережно хранились в стакане с округлыми отверстиями в крышечке. «Не выбросил», ― отметила она почти с благодарностью за такой, казалось бы, пустяк. В девичьей спальне Надя полезла в «свои» ящички письменного стола. В одном из них на самом дне, под кипой тетрадок, хранился её дневник ― общая тетрадь с секретом. Секрет ― пустяковый замочек ― легко сломать, но он оставался целым. «А тетради он явно просматривал», ― определила Надя: одна лежит раскрытой на столе. Посмотрела. «Зачем ему моя математика?» ― недоумённо подумала девушка, впрочем, не заостряя на этом внимания. К тому же, на правой половине раскрытой тетради заметила не имеющие отношения к математике и написанные не её почерком строки ― явно принадлежащие отцу. Села с тетрадкой в руках и прочла: «Дорогие мои Ирочка и Надюша! Я не надеюсь, что вы прочтёте когда-нибудь эти строки, поэтому пишу вроде бы для себя. Но хочется, чтобы вы знали о моих мыслях. Я сейчас тоскую, ― далее следовало зачёркнутое слово, ― покинутый, одинокий. Я постоянно терзаю себя горькими мыслями: где я был столько времени, не сохранив в памяти ни одного воспоминания о том?! Мои попытки восстановить в памяти случившееся не увенчались успехом. Какое-то кошмарное недоразумение заставило страдать меня и, главное, вас. Не пойму, ― вновь зачёркнутые слова, ― если». На этом записи оборвались. Надя заметила, что последняя фраза выведена дрожащей рукой, возможно в болезненном состоянии.

Надя долго сидела, опустив руку с тетрадкой вниз, пока та не выпала из ослабших пальцев. Девушка встала, вытерла слёзы, подняла тетрадь с пола и положила на стол, бережно закрывая и разглаживая драгоценное письмо ― именно таковым стала её тетрадочка для работ по математике.

«Надо что-то делать уже сейчас. Я не могу ждать!» ― подумала Надежда. Решение пришло быстро: в первую очередь ― к соседям. Надя позвонила в дверь соседки. Открыл мужчина лет тридцати с небольшим, со смешными усиками, которые при улыбке неодинаково расползались.

― Здравствуйте, ― а где… можно тётю Машу увидеть.

― А я думал: ко мне, ― попытался сострить сосед, однако серьёзное лицо Нади остановило его намерения превратить общение в веселье. ― Она переехала два года тому назад.

― А сосед ваш… ― девушка показала в сторону своей двери, ― его давно видели?

― В первый год как-то раз слышал звуки шагов за стеной. Я ещё подумал: в сапогах хозяин топает. А воочию никого никогда не видел. Кстати, приходили недавно электрики. Вроде бы долг большой… у вас. Грозились отключить… ― показал рукой на электрощиток, ― свет… А вы теперь жить будете здесь… по соседству?

― Даниил, кто там? ― послышался голос невидимой женщины.

― Соседи, ― ответил погромче этот Даниил и вновь обратился к Наде. ― Познакомимся по-соседски…

Надя сразу оборвала разговор:

― Я несовершеннолетняя.

Даниил скривил рот, а Надя вернулась домой. «Остальные соседи и подавно ничего не знают, ― решила она, ― так что и расспрашивать нет смысла».

В восемь часов вечера направилась к гаражам, она помнила ещё соседского дядю Сашу, вечно полупьяного, но вполне разумного при общении.

Александр оказался на удивление трезвым и даже не злым.

― Здравствуй, Надя! Рад видеть. Как ты подросла, прямо-таки невеста!

― Дядя Саша! ― укоризненно одёрнула Надя. ― Пожалуйста, прекратим ненужные возгласы. Расскажите, что знаете о моём папе…

Говорил Александр долго и путано, в итоге беседа оказалась пустой тратой времени…

Утром Надя позавтракала приготовленным с вечера супом и отважилась проверить самый страшный итог ― отправилась в морг. В этом мрачном заведении она проторчала долго: пока работники выискивали информацию в своих журналах. Надя и фотографию прихватила, только кому здесь она нужна! К великой радости, пациент Воронов здесь не отметился в завершающей стадии жизненного пути. Окрылённая дочь убежала оттуда, теперь уже с лёгким чувством, как если бы проверяла пустяковый диагноз.

Не откладывая на «потом» вознамерилась проверить все лечебные заведения города. В регистратуре городской поликлиники, где медицинская карта на Воронова В. Н имелась, Наде сообщили, что последний раз он наведывался лет десять назад. В травматологическом пункте и в хирургическом корпусе отец вообще никогда не был. Кто-то подсказал, что можно поспрашивать в частных клиниках. «Надо поискать в интернете адреса, чтобы не болтаться по городу бессистемно, ― сообразила Надежда, ― но это будет вечером». Она вполне разумно предположила, что прежние коллеги, которых на предприятии много, могут иногда встречать отца, поэтому стоит сходить в «Металлист».

Надя подошла к знакомому с детства зданию ― отец иногда приводил её на экскурсию ― за пол часа до окончания рабочего дня. До пяти часов вышли лишь двое, и то они так спешили, что Надя не стала их останавливать. Потом повалили гурьбой. В том людском потоке сложно определить, кого спрашивать, поэтому Надя, сначала несмело, потом уверенней и громче произносила вслух: «Кто знает Воронова?» Когда она уже отчаялась найти собеседника, кто-то тронул её за плечо. Надя оглянулась: мужчина с поседевшими висками смотрел с любопытством.

― Я знаю. А вы, девушка, кто?

― Его дочь… Надежда.

Незнакомец кивнул пару раз, мол понятно, увлёк Надю за руку, и они отошли в сторону от двери.

― Что вы хотите узнать, Надя? ― сразу приступил мужчина к серьёзному разговору, миную излишние вступления.

― Понимаете, мы… Вы давно его видели?

Мужчина посмотрел долгим изучающим взглядом, спросил мягким, доброжелательным тоном:

― Я правильно понимаю: вы не живёте вместе?

Надя кивнула, произнесла тихо:

― Да.

― Ваша мама в разводе с ним?

Надежда почувствовала отторжение к этой теме, в её понимании никто не вправе интересоваться подробностями чужой жизни, но, словно подчиняясь влиятельному и доброжелательному одновременно голосу, покорно сказала:

― Мы уехали от него… пять лет назад.

― А что случилось?

― Младшая сестра болела, едва спасли её, а он целый месяц не показывался дома.

Надя говорила, в душе краснея за свои слова, но не смогла воспротивиться правдивому словоизлиянию. Она стыдилась смотреть в глаза незнакомому человеку, с которым откровенничала семейной тайной. Мужчина почувствовал её состояние, взяв свои руки её сложенные вместе ладони, словно согревая их.

― Понимаю… Знаете, Надя, мы ведь ― его коллеги ― сами в большом недоумении: как мог загулять такой умный, порядочный человек?! Что-то случилось с ним, только как разобраться? Даже на ум ничего не приходит… По больницам ходили?

― Ходила… но не везде ещё. Частные клиники думаю пройти.

― Правильно. Соседи что говорят?

― Да ничего не говорят ― не знают.

Мужчина вздохнул, подумал.

― Я видел Всеволода давно… года три или более назад. Случайно встретились, но он, похоже, не узнал меня, или не захотел разговаривать ― прошёл мимо с задумчивым видом. Видимо, и сам переживает… Я сочувствую вам. Если нужна помощь ― обращайтесь. Адрес вам напишу.

Он достал из пиджака блокнот и ручку, написал и вырвал листок. Надя машинально взяла его и сунула в сумочку, не взглянув. Мужчина на прощание приобнял её. Надежда в задумчивости побрела домой…

Вечером она нашла в интернете адреса четырёх клиник, составила план, по какому маршруту пройти.

В первой клинике пациент по фамилии Воронов бывал, но его инициалы другие ― однофамилец. Во второй клинике, оказывается, проходили медосмотр работники «Металлиста». Среди пролечившихся здесь Воронов не значился. Третья клиника оказалась закрытой в связи с ремонтом. В последней по списку клинике «Мужское здоровье» Надежду встретили неприветливо: отказались выдавать хоть какую-то информацию, ссылаясь на неразглашение врачебной тайны. Мольбы Нади не помогли.

Покинув заведение, Надежда вскоре наткнулась на юридическую контору. Спонтанно пришло решение посоветоваться здесь. Адвокат любезно согласился побеседовать, за плату, конечно.

― Вы можете помочь найти человека? ― спросила Надя.

― Этим занимается полиция, прокуратура… детективные агентства, а мы…

― Вот мне отказались дать информацию в «Мужском здоровье». А это последняя клиника, где я не побывала… не считая закрытой на ремонт на улице Пушкина. Вы можете, хотя бы, добыть сведения оттуда?

― Что ж, заключим с вами договор… я примусь за работу… ― адвокат говорил, одновременно раскрывая ежедневник ― большую тетрадь. ― Паспорт имеется?

Надя подала документ. Адвокат взял ручку, раскрыл паспорт и даже записал фамилию, но вдруг замер, глянул на Надю, ткнул пальцем в паспорт.

― Вы несовершеннолетняя, не могу заключить соглашение.

― Послезавтра уже восемнадцать. Пока то да сё… и всё ― взрослая.

― Приходите через… ― он задумался, ― я предварительно набросаю черновик. А пока… ждите два дня.

Надежда вышла не огорчившись, она не считала визит к адвокату серьёзным шагом в поисках. Впрочем, захотелось посоветоваться с тем коллегой отца, который дал ей свой адрес или телефон ― она на листок и не взглянула ведь. Пошарила в сумочке ― не нашла, видимо, выронила где-то. Надумала пойти опять к проходной «Металлиста». Теперь будет легче найти того мужчину: он видел её, а она ― его…

Надя торчала у проходной с четырёх часов дня до пол шестого. Мужчина с седыми висками не появился. В удручённом состоянии Надя присела на скамейку у первого дома рядом с предприятием. Сидела долго ― спешить вроде некуда. Она решила ничего не предпринимать два дня, затем вновь пойти к адвокату. Только встала, как из подъезда вышла женщина в домашнем халате. Она сразу же обратилась к Наде:

― Девушка, извините, я наблюдала за тобой, как сидишь, как смотришь… не могу не спросить: тебе говорили, что глазами похожа на отца?

― Ну, да, говорили, ― удивилась Надя и оторопело уставилась на женщину.

Женщина чуть улыбнулась, покачав головой.

― Те же тёмные волосы с завитками на виске. А глаза ― прямо один в один.

― Что? Не понимаю…

― А фамилия случайно не Воронова?

― Откуда вы знаете? ― ещё больше поразилась Надежда.

― Я знала Всеволода.

Надя застыла в оцепенении, наконец пришла в себя.

― Расскажите!

Они зашли в квартиру женщины и допоздна беседовали. Каждая узнала много нового: одна ― об отце, другая ― о… хорошем знакомом. Самое главное ― Надя нащупала ниточку, ведущую к другой жизни отца, а именно, где работал. На следующий день ― тридцать первого августа ― запланировала посетить дачное сообщество…

Первый визит к дачам не принёс результата: не удалось встретить кого-либо, знающего сторожа Воронова. «Ничего, ― успокоила себя Надя, ― буду ходить, пока не получу помощь. Вечером долго гуляла по городу, вернулась около девяти часов. Не успела закрыть за собой дверь квартиры, как в неё постучали. Пришёл Александр.

― Где-то ходишь, ― сказал он, а я уж третий раз заявляюсь.

― Проходите, дядя Саша. Я прогуливалась… ― Надя неожиданно замерла, потом всплеснула руками и заулыбалась. ― Да у меня же сегодня день рождения ― восемнадцать!

― Поздравляю, Надюша! Будь счастлива!

― Дядь Саша, проходите к столу. У меня торт припасён, только не знала, с кем праздновать.

― А я, если б знал, пришёл бы с шампанским. Такое событие… важное!

― Не надо нам шампанского ― торт лучше.

― И то правда!.. А я, между прочим, два года не употребляю. Да-а! Такая жизнь открылась! Оказывается, столько интересного вокруг, которое вымывалось пивом и водкой. Вот полюбил классическую музыку…

Александр продолжал говорить, усаживаясь за столик у дивана. Надя принесла торт и две тарелки, потом сходила на кухню за чаем.

Закончили чаёвничать, и Надежда спросила:

― Вы сказали, что третий раз приходите. А причина, нечто важное?

― А-а… да, точно. Знаешь, вспомнил один разговор у нас в гаражах. Мы же не только пили, но и разговаривали… не только о рыбалке и машинах, но и о жизни, о здоровье.

Надя сосредоточенно слушала.

― Однажды разговор зашёл о мужских проблемах. Один мужик рассказывал, как простатит лечит. А отец твой тогда не пил ― просто собрались в его гараже ― и так внимательно слушал, адрес спрашивал. Подробности не помню, конечно ― когда это было! Только пришло сегодня на ум, что и у Всеволода такая проблема была. Мужики дома могут стесняться говорить о своей… болезни. Так что сходи на улицу Осина ― я навёл справки, ― туда мог обращаться твой папа.

― А как называется то заведение?

― «Мужское здоровье».

― Да-а?! Я ведь там была! Но со мной не стали разговаривать, сославшись на врачебную тайну. Я даже у адвоката побывала ― просила добыть сведения из той клиники. Но и адвокат не захотел иметь дело, мол несовершеннолетняя… Но теперь-то никто не откажет: мне же восемнадцать!

― Точно! А что касается врачей и адвоката, так я думаю, что темнят и те и другой. Прямо-таки смешно: дочери нельзя знать про отца! Ходи, добивайся!

― Кстати, дядя Саша… ― вспомнила Надя.

Она подробно рассказала о встрече с Валентиной. Александр об этом и не слыхивал, естественно.

― Надо ж так?! Вон где обитает Всеволод… Я, пожалуй, тоже схожу на дачи: всё же старый приятель...

― Дядь Саша, скорей всего его там нет. Если бы он там работал, то дома бы появлялся. А тут всё пылью покрылось, часа три протирала.

― И то правда…

После долгих охов и ахов разошлись…

Наутро Надя не стала заходить к адвокату, а прямиком направилась на улицу Осина. Настойчивые увещевания не помогали, Надя припугнула адвокатом, но и тогда медики отговаривались, мол не знают такого пациента. «Значит, не был здесь папа, ― подумала Надежда. ― Чего я прицепилась к врачам. Мог заходить — не значит, что на самом деле был». С такими мыслями девушка покинула пресловутое заведение. На улице задержалась, размышляя, куда пойти, медленно побрела прочь.

― Постойте! ― услышала она призыв позади.

Надя оглянулась. За ней шла, постоянно оглядываясь, пожилая женщина.

― Вы меня зовёте?

― Да. Девушка, пойдёмте, мне нужно вам рассказать кое-что… Только сначала уйдём подальше.

― Хорошо, ― пожала плечами Надежда.

Прошли до перекрёстка, свернули направо. Женщина напоследок оглянулась и после этого стала говорить.

― Вот что, девонька, скажу тебе… Только ты ж не выдавай меня!

― Не понимаю… что произошло? ― изумилась Надежда.

― Я работала в этой больнице, ну, где ты была сейчас. Приходила за расчётом, потому как спровадили на пенсию, стара я стала для них. Ну и бог с ними!.. Слышала твои запросы. Так вот: врут они! Был у нас Воронов, но нас строго-настрого предупредили: если кто вякнет, ― женщина показала как чиркают по горлу, ― тому конец будет. Не напрямую, конечно, но люди ж не глупые ― намёки понимают.

― Что-то я в толк не возьму: ну был и что? Почему бы не сказать? Что тут особенного?

― А то… ― женщина снова боязливо обернулась, ― чуть не сгубили твоего отца!

― Что?! ― вскрикнула Надя.

― Тише, милая! Да, какой резон мне лгать?! Приходил он не раз, значит, по мужской линии подлечиться. Что ему вкололи ― не знаю, я ведь простой санитаркой работала. Медсестра ошиблась, а пациент впал в беспамятство. Так они его целый месяц держали в особой палате ― чтоб никто не видел, ― и пичкали лекарствами, чтобы он ничего не соображал. Он постепенно стал поправляться ― организм переборол отраву. А потом вовсе сбежал оттуда. Потом наш главный предупредил нас: никого не было! Только был он, девочка, был!

Надя ничего не могла сказать: слёзы застилали глаза, и от волнения руки затряслись. Кое-как она справилась с эмоциями, открыла рот, чтобы спросить что-то, санитарка опередила.

― А он, между прочим, потом приходил сюда… через недельку после побега. Спрашивал, не бывал ли он здесь, а ему на регистратуре посоветовали голову лечить, мол с памятью у вас не в порядке… Не сознались в своей вине. А у него, похоже, провал с памятью на самом деле…

Женщина замолчала.

― Спасибо вам большое! Я ведь для того и приехала, чтобы докопаться до истины: что произошло с папой… Теперь я его найду. ― Надя продолжала вытирать слёзы рукавом, отворачивая лицо в сторону. ― Спасибо ещё раз! Всего вам доброго!

Надежда поспешно ушла и долго ещё плутала по улицам, находя в том успокоение.

Уже на следующий день Надя случайно наткнулась в дачном массиве на того самого мужчину, который дал деревенский адрес Всеволоду. Вечером девушка зашла к Александру и попросила его составить ей компанию в поездке ― одной было боязно и чрезмерно волнительно. Дядя Саша согласился поддержать её…

Наняли такси и часа два ехали до заброшенной деревеньки. Селение состояло из двух улиц, домов по пятьдесят на каждой. Таксист согласился подождать за предварительную плату.

Ходили от избы к избе, не находя жильцов. Жилища были либо заколочены, либо полуразрушены, такие стояли словно ветряные мельницы ― махали распахнутыми дверьми и окнами. Наконец у одного из домов почти на самой окраине заприметили в огороде двух беседующих старушек. Одна держала в руках пучок сорняков и, словно забыв о сорной траве, размахивала в такт своим увещеваниям ― похоже она говорила нравоучительно. Надя окликнула пожилых женщин:

― Бабушки!.. Можно спросить?

― Чего? ― обернулась одна ― та, что слушала.

― Подойдите, пожалуйста.

Приблизились обе, настороженно и с любопытством одновременно вглядываясь в заезжих гостей, коих здесь редко увидишь.

Женщина вдруг осознала, что несёт с собой траву, бросила её прямо на дорогу, останавливаясь в нескольких шагах от Надежды.

― Я разыскиваю своего отца. Мне сказали, что он уехал жить сюда. Правда, это давно было… пять лет прошло.

Женщины помолчали в ожидании продолжения. Одна вдруг начала сетовать:

― Мы тут доживаем век. Никто сюда не едет. Последние разбежались. А куда податься-то?! Где нас ждут?!

Надя достала фотографию, протянула говорящей. Женщины глянули и тут же вернули.

― У нас молодых нет, ― сказала та, что выбросила сорняки. ― Старичок один проживает на соседней улице… и всё.

― Где? ― воскликнула с воодушевлением Надя, уцепившись за надежду отыскать ещё одного жильца, которым мог оказаться её отец.

Впрочем, радостное предчувствие тут же угасло, ведь её папа не старик.

― Пройдите вот за этим огородом и четвёртый… нет, пятый дом слева.

― Спасибо, ― проронила Надежда и пошла с тусклым видом. Александр, стоящий до сих пор в стороне, задержался.

― Как вы тут живёте?! У вас даже электричества нет ― вон провода оборваны.

― Да приезжают… всякие и сдирают. Совести сейчас у людей нет! ― сказала как отрезала напористая старушка.

― Что ж, доброго житья вам! ― пожелал Александр и поспешил за Надеждой…

У названного дома сидел мужчина с заросшим лицом. Длинная борода и косматые волосы, торчащие несуразно во все стороны, обрамляли его морщинистое, красное от загара лицо. Вид у старика, даже не разглядывая лицо, можно было определить как печальный: опущенные плечи, застывший взгляд, направленный в землю. По-видимому, мужчина отдыхал после труда в огороде ― единственного занятия в затерянном от общества месте. Надя хотела уж пройти мимо, только задержала взгляд на клетчатой полинявшей рубахе ― такую носил когда-то отец. Старик медленно повернул голову в сторону подошедших людей. Отрешённость и какое-то наивное детское недопонимание сквозили в его взгляде. Первым впечатлением, сложившимся у Александра, стала мысль о сумасшедшем. У старика через некоторое время, неимоверно затянувшееся для всех, по лицу пробежали мимические изменения, во взгляде чуть отразилось осмысленное выражение. Надя каким-то внутренним чутьём угадала и непроизвольно шагнула к мужчине.

― Папа… ― очень тихо прошептала девушка и несмело продолжила путь к дорогому, почти потерянному навсегда человеку.

Александр остался стоять на месте, чтобы не мешать изливанию эмоций. Надя опустилась на колени и прижала лицо к груди этого косматого человека. Всеволод узнал дочку, гладил заскорузлой рукой по волосам.

― Доченька… доченька, ― без конца повторял он.

Александр наблюдал со стороны, как вздрагивает тело от рыданий у Нади, и как стекают слёзы по лицу его приятеля. Словно устыдившись, отвернул голову…

Через две недели отец и дочь Вороновы пришли в прокуратуру.