Свадьба пела

День завершался. Не успев впечатлить и запомниться. Похожий на миллион предыдущих. Оставалось разобраться с грязной посудой и черкнуть в блокноте дела на завтра. Лиля собиралась лечь пораньше — рано вставать в институт. Только что пришло сообщение от мужа: задерживается в своей треклятой командировке. Неделю назад вернулся из Эмиратов, расслабился, поел домашних ужинов, привык снова к пушистым тапочкам, и на тебе — опять улетел. В Сингапур! На всех парусах! Как устала Лиля от бесконечных разлук с мужем. Она чувствовала себя женой капитана дальнего плавания, который, надевая на безымянный палец заветное колечко, забыл предупредить о своей героической профессии.

Лиля мельком глянула на обручальное кольцо. Еще не затертое, блестящее, весело поигрывающее бриллиантовым глазком. Как быстро промелькнул целый год!

Мама так мечтала выдать Лильку замуж повыгоднее и поскорее, пока еще Лилька ничего не смыслила в жизни и хоть как-то ее слушалась. Страх оказаться матерью засидевшейся девицы мучал Ларису Аркадьевну с тех пор, как Лильке стукнуло четырнадцать. Полнота Лилькиных бедер, полудетская пухлость щечек и выраженная квадратность туловища тревожили маму бесперспективностью задуманного плана. Ну кто позарится на такое толстое неуклюжее чучело?

Лариса Аркадьевна взялась за дело: сажала Лильку на изощренные диеты, для правильного обмена веществ пичкала юное тельце таинственными таблетками, заставляла каждый день мотаться на другой конец города в бассейн. Но ничего не помогало. Заморские таблетки не брали крепкую квадратность Лилькиной фигуры, переданную предками на генном уровне. Лильке приходилось выслушивать длинные мамины тирады о перспективах, что было самым не выносимым испытанием. Ну не могла изящная и ухоженная Лариса Аркадьевна пережить, что дочка пошла не в нее и вышла урод уродом. Красавица породила чудовище! Как с этим смириться?!

А после школьного выпускного Лиля получила в подарок от мамочки билет на балет! Как в старой дурацкой песенке...

— Мама! Ты с ума сошла?! Кто сейчас на балет ходит?! — возмутилась тогда наивная Лилька.

— Деточка, не кричи на мать! Ты ничего не смыслишь в жизни. Я тебе желаю только добра! — голос Ларисы Аркадьевны отливал сталью, — С тобой рядом будет сидеть очень приличный молодой человек. Его зовут Боренька. Сын моей приятельницы. Это шанс, Лиля. Это твой единственный шанс! Он работает в энергетике, умница, юридический с красным дипломом, понимаешь?

Лиля решила сдаться без боя. Скорее всего этот Боря не дурак и тоже будет в шоке от идеи знакомства с толстым чучелом. Хороший шанс усмирить мамулечку хотя бы на полгода. А там или ишак сдохнет, или...

Борька, Бусечка! Какой он был милый в тот вечер! Сама галантность и шарм. В перерыве он хихикал над обеими мамашами, прихлебывая лимонад. А Лиля смущенно глотала еле теплый буфетный кофе, чувствуя, что влипла. Борюсик слишком понравился, чтобы отказываться от соблазнительного шанса. Слишком хорошо с ним рядом, чтобы смеяться над мамиными заскоками. Она была счастлива, что оказалось неожиданным поворотом судьбы. Борька открыто заявил о своей ненависти к балету, и они быстренько улизнули в кино. А через неделю уже целовались в темно-синем Борькином опеле. Лиля не замечала его оттопыренных ушей, хотя Борька наверняка их стеснялся. Для чего еще было отращивать шикарные кудри до плеч?! И легкая косолапость в походке показалась сразу родной до судорог в коленках. Но главное — свет! Льющийся из Борькиного громадного сердца свет любви к миру, к жизни, к существованию здесь и сейчас. Свет мальчишеской радости, удивления, наполняющий все вокруг.

Лиля улеглась на подушку, завернулась в мягкое одеяло. Вспомнилась самая счастливая пара на свадьбе — две мамаши в длинных сверкающих платьях. Они лили слезы счастья, пили водку и планировали трех внуков. А Боря вообще ничего не пил, у него случился приступ гастрита, и он сбежал со свадьбы как раз под песню "Ах эта свадьба, свадьба, свадьба пела..." Лиле пришлось уйти вместе с мужем и отпаивать его овсяным киселем всю брачную ночь. Новая квартира в Химках еще пахла ремонтом и неплохо оттеняла будущее молодоженов в сумраке ночника у изголовья скрюченного новобрачного. В тот момент, глядя на несчастного Борюсика, Лиля почувствовала себя самой счастливой и самой любимой девочкой на свете! Для этого вовсе не обязательно, оказывается, быть красавицей, худышкой, блондинкой или брюнеткой. Достаточно быть самой собой… Она всегда это знала, вот только мама никак не могла понять простых истин!

Катастрофически не спалось. Повертевшись в постели, Лиля дотянулась до мобильного телефона — посмотреть, который час. Три часа ночи! В душе нарастала тяжелая тревога. Что там стряслось, почему задержался? Почему он ничего толком не объяснил?

В голову лезли вопросы. Сколько раз так уже было, и ничего, Лиля спокойно ложилась спать, а на утро отправлялась в институт. Через несколько дней Борька приезжал из командировки, и она принималась откармливать его борщами и пирогами. Чтобы окончательно не загубил здоровье. А сейчас все холодеет внутри от страха. Какой уж тут сон.

Лиля встала, накинула халат и вышла на балкон. Детскую площадку тоскливо освещал единственный фонарь. Да и в нем была одна лампочка вместо двух. Плотно заставленный иномарками двор в полутьме казался сборищем зловещих жестяных черепах. Будто бы они стояли в очереди за страшной тайной, которую выдавали в последнем подъезде строго по одному кило на капот. И тайна эта не какая-нибудь, а Лилькина, индивидуальная!

Прохладный ветер заставлял Лилю поеживаться и мечтать о горячем чае. Но и уйти обратно в теплый дом было трудно. Казалось, Борька с любимой зеленой сумкой наперевес вот-вот появится в проеме между двумя домами и прочапает фирменной походочкой до подъезда. Лиля тут же бросится греть котлетки, быстренько поменяет полотенца в ванной, успеет до характерного металлического верчения ключа в замке затянуть растрепанные волосы в красивый хвост!

Но ничего такого не произошло. Фонарь горел, автомобили стояли. Соседи спали, будто бы и не было на свете никакого Борюсика, никакой Лили, никакого Сингапура...

В шесть раздался треск будильника. Лиля привычным движением хлопнула по прохладной кнопке "террориста" и хотела снова положить голову обратно. Но тут она сообразила, что голова вовсе не там, где надо. Лиля уснула прямо в кресле, отчего теперь затекло плечо и одеревенела шея. С кухни слышались странные шорохи и знакомые запахи. Кто-то жарил яичницу и варил кофе. Просияв от нахлынувшей радости, Лиля бесшумно босиком дошла до плотно прикрытой кухонной двери и притаилась. Ошарашить Борюсика хотелось как-то пооригинальнее! Заорать "Мяу" и броситься на него сзади дикой кошкой? — Нет, уже было. Пощекотать? — Нет, не то, слишком предсказуемо. Едва Лиля нащупала на полке в коридоре шерстяной палантин, соорудила из него себе паранджу, и приготовилась изобразить танец живота, как дверь неожиданно открылась!

— Мама? — выдохнула Лиля в полном изумлении.

— Лиля? — не меньше удивившись, глухо отозвалась Лариса Аркадьевна, всплеснув руками и растерянно глядя на шерстяное сооружение, опоясывающее дочь.

— А где Боря? — сообразив уже кое-что и значительно помрачнев, спросила Лиля, стягивая с себя сюрприз.

— Я вот зашла к тебе пораньше, а ты спишь. Ждала, пока будильник зазвенит, — Лариса Аркадьевна ловко ушла от прямого вопроса и принялась конструировать сложный сандвич из помытых листьев салата, разогретой в духовке ржаной булочки и огурца.

— Я вообще-то тороплюсь. Сегодня к первой паре надо. Артемьев опоздавших не пускает.

— Мне нужно с тобой поговорить, деточка.

— Что-то случилось? — Лиля насторожилась и почувствовала, как нервы вытянулись в тонкие спицы и начали покалывать правый бок.

— Нет-нет, не волнуйся. Все в порядке. Просто...

— А, ну, тогда могла бы и до вечера подождать, — перебив очередную мамину тираду и мгновенно расслабившись, Лиля достала из духовки еще одну булочку, разрезала пополам и принялась намазывать сливочным маслом.

Увидев это, мама скривила устрашающую гримасу и бросилась спасать дочь от калорий.

— Ты с ума сошла? Дай сюда! — отобрав жуткий бутерброд у Лили, она сунула ей упаковку йогурта.

— Ладно, давай поговорим, если так срочно, — уныло сдалась дочь, уселась на клетчатый кухонный диванчик с ногами и, как в детстве, смиренно подставила шею под гильотину.

— Лилечка, доченька, я тебе должна сказать… — мама мялась и как-то странно делала паузы, мучительно подбирая нужные слова, — Вернее не сказать, а рассказать, что… Боря, он… На самом деле… Ты понимаешь...

— Что с Борей?

— Он, скорее всего, больше не вернется сюда, деточка. Дело в том...

— Он умер? Он ранен? Он заболел? Где он? — Лиля не замечала крупных слез, брызнувших как-то совсем невпопад. Ведь толком еще ничего не ясно. Мама странно "тянула резину", путалась, отводила взгляд. Это не в ее манере. Что-то случилось страшное. Нервы снова напряглись, опять закололо...

— Нет, с ним все в порядке. Он был не совсем… Как бы тебе это… Чтобы ты правильно поняла, моя хорошая, — Лариса Аркадьевна тоже отчего-то начала плакать, — Я сделала это для тебя, чтобы ты узнала себя, поняла, что такое мужчина рядом, чтобы ты познала интимные радости с надежным, опытным, умным мужчиной, чтобы...

Лиле казалось, что она временно сошла с ума. Мама открывала рот и произносила заученный текст, играла чужую роль и не понимала сама, что говорит. Может это еще продолжался бредовый сон? Под утро они всегда снятся либо кошмарные, либо бредовые.

— Я ничего не понимаю, — тихо сказала Лиля — Повтори мне еще раз, где мой муж? Ты вообще знаешь, где он?

— Я не знаю, где он. Просто наш с ним договор закончился, — Мама сделала паузу и попыталась спрятать глаза в пустую, вымытую до блеска, раковину, надеясь найти там спасение от глаз дочери, — Вчера.

— Договор?!

— Да, — перейдя на шепот и присев на табуретку, отвечала дочери, как подозреваемый на допросе, Лариса Аркадьевна. В эту секунду, растянутую в вечность, она осознала страшную реальность, которую старательно вылепливала собственными руками, шлифовала, подправляла, старалась довести до совершенства, — Надо начинать оформлять развод.

Лариса Аркадьевна хорошо знала жизнь и давно расставила приоритеты. Главное любить себя! Это она усвоила четко после трех разводов и череды предательств любимых ею мужчин. Она давно жила для себя и использовала любые возможности подпитывать свою женскую идеальность. Ощущение влюбленности, полета рядом с красивым и умелым мужчиной всегда поддерживало уверенность, расправляло крылья, позволяло быть ослепительной. Не обязательно глубоко копать, любить до гроба. Вполне можно обойтись романом — кратковременно освежающим родником — и потом пойти дальше, ни за кого не цепляясь, никого не нагружая собой.

С симпатичным парнем Борисом она познакомилась случайно, на курорте в Испании. Не красавец, да. Но обаятельный, светлый, внимательный настолько, что рядом с ним хотелось прожить всю жизнь до последнего вздоха! Восхитительный роман закончился, как ему и положено, но Ларису Аркадьевну не покидала мысль, что Борис был бы прекрасным началом женской судьбы для ее закомплексованной дурешки Лили. Ну, попадется ей какой-нибудь мерзавец, ну, исковеркает ей жизнь, разобьет сердечко, унизит, убьет в ней зародыши нормальной женственности. А Борис сумеет создать сказку, иллюзию, Борис — это удачный старт в будущую любовь к самой себе, фундамент, на который можно опираться всю жизнь.

Лариса Аркадьевна опасалась, что Борис не поймет ее замысел и не согласится на странную авантюру. Но он согласился! Ему как раз были нужны деньги. Недавний кредит за новенький опель неприятно давил на психику. А роль вполне не сложная: охмурить, отвлечь, растормошить. Вот насчет женитьбы, правда, Борис долго артачился, однако, за дополнительный бонус, все же сдался. В конце концов, придется поставить всего лишь два каких-то глупых штампа в паспорт: один о браке с гражданкой Л, другой о разводе с ней же.

— Он женился на мне фиктивно? — сама не веря догадке, медленно выговорила Лилька.

— Нет, моя девочка, все не так, как ты, наверное, думаешь. Ты пойми, он и я, мы хотели это сделать для тебя. Ты не знала, что и как, любой другой, первый попавшийся, мог тебе всю душу истоптать, как это делали со мной, ведь главное...

— Главное любить, мама, и только это, неужели ты думаешь иначе?! — с твердостью в голосе, Лиля взывала к маминому сердцу.

— Тебе только кажется, что ты его...

— Я люблю его! Люблю! Люблю! — Лильку прорвало. Она забилась в предсмертной истерике, ей не хватало воздуха, чужой яростный крик вырывался из горла, будто бы и не из нее вовсе. Лариса Аркадьевна бросилась к дочке, обняла крепко, насколько хватало сил, и старалась сдерживать дикие конвульсии неуклюжего родного тела. Самой Лили в нем не было, внутри бился загнанный испуганный зверь, — Ты боялась, что мне испоганят душу? А сама именно этим и занялась! Ты меня ненавидишь за то, что я урод, что я порождение уродства! Ты мне всю душу истерзала! Но я прощала тебя. Все прощала! А теперь нет, нет! — Лиля выплевывала в маму страшные обжигающие слова, не давая возможности оправдываться, не делая пауз, не вдыхая воздуха.

Лилю накачали табетками, она лежала три дня на бывшем супружеском ложе и готовилась умирать. Без Борюсика не оставалось совершенно никакого смысла жить. Открывая изредка глаза, она натыкалась взглядом на угол оконной рамы, кусок голубых обоев и цепь, красивую блестящую цепочку от механизма, раздвигающего шторы. Они ее покупали вместе, эту цепочку Борюсик подержал в руке и сказал: "Наша. Берем!" В магазине было сто других веревок, шнуров, цепей, но он выбрал эту. "Нет, он не мог, не мог так сделать. Он не способен", думала Лиля, глядя на цепочку снова и снова. Как будто именно в ней пряталась разгадка мудреного ребуса. «Это вранье, обман. Так не может сделать нормальный человек. А он нормальный. Скорее у мамы съехала крыша. Да!»

Лиля несколько раз повторила про себя уверенное "Да" и заснула. Она спала, будто провалилась глубоко внутрь себя, в черноту, во мрак нового знания о чем-то немыслимом, непостижимом… Чернота иногда превращалась в видения, кошмарные, изощренные. В них были кучи мусора, в них кишели тараканы, валялись дохлые мухи, ползали мерзкие пауки. Она босыми ногами спокойно гуляла по этому смраду, держа на поводке двух откормленных длинноносых крыс. Маму и Борюсика. Лиля так и называла их во сне, отдавая команды "сидеть, лежать, апорт, голос". После команды "голос" обе крысы начинали дико по-волчьи выть, после чего выводя дурными голосами песню "Ах эта свадьба, свадьба, свадьба пелаааа и плясалаааа". Над головой светил одноглазый фонарь, заполняя зеленым, мигающим невпопад лучом тухлое мусорное пространство Лилькиного кошмара. Вдруг крыса Борюсик подняла на хозяйку полные слез красные глазки и сказала: "Эй! Это кто тут помирать собрался, а?"

Лиля проснулась. На краешке кровати сидел свежевыбритый, благоухающий модным ароматом, как всегда улыбающийся Борюсик! Он наклонился к Лиле, отечески прикоснулся к ее холодному лбу губами и прошептал на ушко: "Красавишна Лили, что тут стряслось, а?"