Начало

Боги и простолюдины

Мы нырнули вместе. Я хотел прохладиться. Он хотел отгородиться от ненужных мыслей и окружавшего его мира. Мы редко сюда приходили. Но я искренне любил это место. У каждого человека в мире есть свое любимое тайное укромное место. Это место может быть собственной комнатой человека или кабинет, где он остается один на один со своими мыслями и идеями. Или же это подвал, заброшенное место на окраине города, это одиночество человека даже в заполненном людьми комнате, это может быть отдаленное место, далеко за пределами жилых районов, далеко от голосов, шума. Мое тайное место, где я люблю бывать иногда — это дно озера. Здесь темно, прохладно, тихо. Здесь я ни о чем не хотел думать. Я только мечтал.

Я сидел на песке на самом дне залива озера, схватившись двумя руками за камень. Руслан плыл на поверхности. Я видел его бездвижное тело медленно плыло на поверхности воды. Он расслабился и, наверное, отключился от всего мира.

Мои ноги немели, руки готовы были отпустить камни. А я не хотел покидать это место. Здесь было так мирно и спокойно. Но легкие нуждались в кислороде, и я поплыл вверх. Залив озера был безлюдным. В основном жители посещали сам пляж, недалеко отсюда. Здесь было опасно из-за камней. И место было труднопроходимое: сюда можно добраться только пешком через заросли деревьев с мелкими ветвями и стволами, кустарники и травы. Руся не ленился сюда приходить, но никто не знал о его тайном месте, кроме меня. Кроме меня никто не знал, что Руся иногда предпочитает одиночество, что он иногда забывается в себе, что он сбегает от всех подальше к этому месту.

Руслан парень неплохой. Только я знаю, какой он на самом деле. При друзьях он веселый, улыбчивый, беззаботный, мятежный подросток, которому всегда хочется тусоваться, выпивать, курить косяки и зависать в клубах или на хатах. Моя мама видела в нем монстра, беспардонного и безобразного мальчишку, который портит окружающих его людей. Она его терпеть не могла, не любила и не одобряла любое его действие. Но он дружил со мной. И я дружил с ним. Не знаю, насколько серьезно он ко мне относился, кем для него был я.

Мы с ним с самого детства ходим сюда плавать. Сначала это было просто так. Приходили редко — раз за лето, когда вспоминали. Взрослея мы поняли, что это идеальное место для раздумий или вообще бездумий, чтобы убежать от окружавших нас шума и тревоги, наши подростковые проблемы обретали здесь пустую форму, одним словом превращались в обычное дело.

Я высунул голову из-под воды и посмотрел на него.

— Русь! — позвал я его. Он открыл глаза и еще долго смотрел на ветви деревьев.

— Что? — отозвался он через некоторое время.

— Домой не хочешь?

— Нет, иди сам.

Он был грустный уже несколько дней. Я вдруг подумал, может это из-за его подружки, с которым он расстался. Но я не мог его представить страдающим из-за какой-то девчонки. Это для него смех да и только. Он гордый и не позволял никому обижать, оскорблять или унижать его. А плакать или грустить из-за подружки он вовсе не стал бы. Но я рискнул спросить:

— Ты из-за подружки что ли?

Он молчал. Я ждал ответа. Затем он выпрямился и с укором посмотрел на меня.

— Ты чо издеваешься что ли? Какая на хрен подруга?! Дебил, б...!

— Да, ладно, тебе. Чего вздулся? Я же просто спросил!

— Иди ты. Пошел на фиг. Тебя мне не хватало со своими дебильными вопросами.

— Сам иди, придурок! — ответил я и поплыл к берегу.

Но не успел я сделать движение рукой, как он набросился на меня. Он потянул меня в воду, схватив правой рукой за шею. Я схватил его руку и попытался освободиться. Мы уже находились под водой, когда я сделал резкое движение головой назад, чтобы ударить затылком его по лицу. Но у меня не получилось, так как вода замедляла каждое движение. Я выпустил оставшийся в легких воздух. Он тянул меня вниз. Я толкал воду руками и ногами. Но затем я дал удар по его боку локтем. Не ожидавший такого, Руся отпустил меня моментально и я поплыл вверх.

Он долго не выходил из воды, когда я переводил дух после небольшой схватки. Я забеспокоился и снова нырнул под воду. Тот, к моему великому везению, уже плыл вверх. Мы задержались под водой и долго смотрели друг на друга. Затем он показал средний палец левой руки и вышел из воды.

"Вот идиот", подумал я и вышел следом.

О семье он мне мало что говорил. Об отношениях подавно говорить не стал бы. Это для него скорее времяпровождение. Я несколько раз проводил с ним целые дни и замечал, что домой он ходил редко. Мне казалось, что он избегал этого слова. Избегал слова семья. Поэтому я не спрашиваю его о семье. Хотя я очень хочу поговорить с ним. Я знал его только отчасти. Хотел узнать его получше, чтобы поддерживать в такие минуты. Но он предпочитал одиночество.

Он остался у озера. Я пошел домой.

Залив озера, где мы только что купались, находился в пяти километрах от последнего дома, расположенного в загородной части. Отсюда можно было выйти на автотрассу, которая вела в город. Эта же автотрасса по противоположной полосе могла доставить вас прямиком к пляжу, которую посещали почти весь город. Сезон купания у нас начинался в мае и заканчивался в сентябре. На пляж собирались люди всех возрастов. Никто никого не стеснялся, ибо все приходили сюда поразвлечься. Особенно, юноши. Они не купаются, они собираются в кучу за одним большим столиком и смотрят, как девчонки в своих бикини с прозрачными платками, визжа и крича, плескаются в воде. Наверное, эти девчонки делают все специально, чтобы пацаны смотрели. Самые застенчивые приходили просто понаблюдать и просто проводили время на полотенце, читая книгу. Таких в нашем городе было мало. Я мог бы по пальцам пересчитать. На этом пляже зарабатывали деньги и так не бедные люди. Семья Джумагалиевых, которые считались чуть ли не олимпийскими богами нашего городка, выкупили пляж полностью и часть водных территорий, раскинувшихся на десять километров. Дальше почти в зоне досягаемости зрения озеро круто углублялось. Туда приходили только дайверы и аквалангисты, когда случались несчастные случаи. Пляж под охраной семьи олимпийских богов и богинь был приведен в порядок. Еще до открытия пляжа, два года назад, здесь было грязно и очень много растительности. Отсюда брали воду дачники. Сюда приезжали мыть ковры. Здесь разводили скот. К счастью, кому-то из «богов» пришло в голову делать деньги на этом месте. Немного денег для финансирования выкупа каких-то восьмидесяти квадратных метров водных и земных территорий, очистка от растительности и всякого мусора, немного песка, маленькое кафе, покупка старых катамаранов и моторных лодок. Через год старые катамараны были заменены на более привлекательные. А меню в кафе пополнились более привлекательными продуктами. Это говорило о том, что деньги росли как на дрожжах. Нашим жителям этого и не хватало. Единственное, чем мы могли наслаждаться до этого — это пара-тройка кафе, пара-тройка ночных клубов, пара-тройка ресторанов. Позже один из семьи Намазгалиевых (это еще одна семейка бизнесменов, но рангом и деньгами ниже Джумагалиевых) решил открыть кинотеатр. О, боже! Деньги гребли не лопатами, а целыми грузовыми машинами. Подростки и просто решавшие отдохнуть теперь имели возможность после отдыха на пляже поехать в кинотеатр, посмотреть на любимых героев в крупном плане. Те же Намазгалиевы решили не останавливаться на достигнутом и открыли развлекательный мини-центр для детей старше трех лет. Карусели, огромные шары, батуты, надувные персонажи из любимых мультфильмов каждый день радовали детей. И опять же за бешеные деньги. Так наш город рос. Благодаря конкуренции пары-тройки семей «олимпийских», «египетских», «скандинавских» богов нашего городка. Иногда это даже лучше.

А что мы? Мы простые жители. Мы не гонимся за славой. Мы не гонимся за деньгами. Единственное, что нам нужно, это выжить.

Я быстро зашагал по обочине дороги. Деревья тут редели. Некоторые давно сгорели, некоторые не выдержали жары, и стволы их засохли. Тут появлялись кустарники и много диких трав. Я шел полуголый, без футболки. Солнце то исчезало за облаками, то появлялось, сияя своими горячими лучами. Мою спину обжигало. Я надел футболку и решил перейти на другую сторону дороги. Не было ни машин, ни людей, ни велосипедистов, ни коров или иного скота. Я был один здесь. И мне казалось, я был один на целом свете.

А вы когда-нибудь чувствовали себя, так же как и я сейчас? не сомневаюсь, что чувствовали. Иногда это нам просто необходимо, как Руслану, который остался в озере один среди толщи воды и рыб. А иногда нам не по себе, и хочется увидеть хоть какое-нибудь живое существо, как я, например.

Умники и умницы

Пока я дошел до дома, плавки мои уже высохли. Я чувствовал, как моя кожа скопила на себе микрокристаллы соленой воды озера. И теперь моя кожа выглядела бледной и трескавшейся. Я смотрел на свое отражение в комнате сестры. У нее было зеркало на весь рост. Я пользовался им, когда собирался на важные мне события, на свидания или же когда в школе начинался сезон совещаний, собраний и дискуссий. Я никогда такие места не пропускал. Мне было интересно, что люди думали и что хотят сказать нам. Я записывал в своем блокноте все, о чем мне не доводилось догадываться. Ход решений, новые слова, мнение моих сверстников или единомышленников классом старше нас. В конце совещаний или дискуссий Перизат Алпысбаевна — учительница по русскому языку и литературе, она проводила наши дискуссионные митинги — давала нам задания на логическое мышление. Но в некоторых случаях задания имели другой метод решения. Только она нам не говорила, как мы должны были угадывать. Наш мозг сам должен был угадать и решал, каким методом лучше воспользоваться. И мы думали независимо от лругих участников. Так сказать дедуктивно. Потом излагали идею кругу. Мы выслушиваем комментарии, анализируем, оцениваем и приходим к одному общему результату. Самым активным вручались звездочки, сделанные из картонки, покрашенные спреем для авто и с надписью баллов. Цвета различались и имели свои баллы. Например, оранжевая означала высокий балл — 9. Затем 8 — желтая. 7 — светло зеленая. 6 — зеленая. 5 — сине-зеленая, как цвет морской воды. 4 — голубая. 3 — синяя. Ниже трех баллов оценки не существовало. Обладателем пяти оранжевых звезд, семи светло-зеленых и трех сине-зеленых звездочек являлся Марат — юноша одиннадцатого выпускного класса, который начал участвовать в дискуссиях с восьмого класса. За ним активной считалась Мария — девушка из параллельного класса. Третьим был Даурен — парень из казахского выпускного класса. Всего участников дискуссий и совещаний насчитывалось восемь. Три из выпускных классов, четыре из десятых классов и один из девятого. Я же стеснялся и не решался вступать в разговоры. Я просто слушал и собирал полезные мне информации. У меня имелась одна единственная звездочка — голубая. Я хранил его отдельно от своих штучек. Она лежала в коробочке от кольца с красной подушечкой. Это было моим единственным имуществом, который я сам себе заработал. Перизат Алпысбаевна просила меня участвовать в дискуссии, а не просто смотреть и слушать. Я говорил ей, что постараюсь, но так и ничего не молвил. Она специально задавала мне вопросы, но я отвечал очень коротко и неубедительно. Голубую звезду я получил за разгадку одного задания в конце встречи. Мой ответ был не правдоподобным, но был близок к правильному.

Через две недели состоится еще одна встреча. И может быть тогда я смогу активно поучаствовать в ней. А сегодня я просто хочу отдохнуть от своих же собственных мыслей.

Я взял полотенце из своего шкафа, снял с себя одежду и пошел голый в ванную комнату. Дома никого не было, поэтому я так и расслабился. Сестра на работе, мама ушла за покупками и вернется только через два часа, после визита к своей младшей сестре — Айганым апа. Отца как десять лет не видели. Он пропал без вести. Вся надежда и обязанности, как на мужчину, были возложены на меня. И я с обязанностями с трудом справлялся.

Приняв душ под хлорированной водой, обмыв кожу от соленых застывших кристаллов, я прошел к кухне. Почти двадцать секунд я стоял и смотрел по сторонам в поисках неисправностей с целью исправить. Я прошел к двери заднего входа и проверил, не открыта ли она. Дверь была заперта. Газовая плита была отключена от тока. Все включатели на нуле. Тикали часы. Посуда была вымыта, и после обеда никто больше сюда не заходил в поисках перекуса. Я вышел из кухни и пошел к себе в комнату. Здесь царил порядок. Но только сегодня. Сестра все время кричала на меня и делала замечания, чтобы я держал все в чистоте. Я отмахивался или же говорил, что сделаю все потом. В конце концов, она сама принималась за уборку, пока я играл в игры.

Один раз я довел маму до истерики, она чуть руку не подняла. Она говорила, что я бестолковый, безнадежный мальчуган.

— Ты уже взрослый! Мне все равно, сколько тебе лет. Я лишь прошу уважать меня и сестру и не вести себя, как стена, который отбрасывает горошины! Прекрати гулять с этим Русланом и его компанией, хватит тратить время на бестолковые походы в поисках приключения! Если это продолжится, богом клянусь, от меня добра не жди. Ты единственный сын, и всю свою надежду я возлагаю на тебя. А теперь иди и уберись в комнате.

Я ничего ей не ответил. Я просто отвернулся и ушел в комнату. Запер дверь и сел на кровать. Я вспомнил о звезде. Вспомнил слова матери. Вспомнил просьбу Перизат Алпысбаевны. Вспомнил тот день, когда она одобрительно на меня посмотрела, удовлетворенная ответом на разгадку. Отныне я старался больше не заставлять маму кричать на меня или смотреть на меня разъяренно. Я начал смотреть на мир совсем другими глазами. Глазами матери.

Я просыпался рано утром вместе с будильником мамы, пока она готовила еду, я накрывал на стол, убирал после завтрака, мигом одевался и с сестрой выходил из дому. Она на работу, я в школу. Я старался много читать и проводить время с учебниками. Но иногда я возвращался к компьютерным играм. Я спрашивал у дяди или соседа совет, как починить канализационную трубу или починить сломанный утюг. Я долго привыкал к новому режиму. Руслан и его друзья разочаровались во мне, и я с ними редко виделся.

Я иногда лежал и мечтал, как я хорошо выступаю на Городском Митинге, и за это мне вручают уже не оранжевую звезду, а статуэтку совы. Городской Митинг устраивался один раз в полгода. Туда отправляли троих лучших участников школьных митингов. Здесь уже обсуждались глобальные проблемы мира или локальные проблемы города. Чего нам не хватает? Что сделать, чтобы поменять сознание жителей города? Как поступить с неуправляемой массой преступников? На такие и многие другие вопросы каждый участник, независимо от двоих участников, которые пришли вместе с ним из одной школы, должен был анализировать и выступать со своими предложениями.

Но, несмотря на свое желание, я чувствовал, как что-то не позволяет мне высказать слушателям свое мнение. Меня будто что-то отгораживает. В такие минуты я теряю голос и какое-либо желание что-либо говорить. Мои руки потеют, я нервничаю и просто запинаюсь. Перизат Алпысбаевна один раз поговорила со мной на счет этой проблемы. Она говорила, будто это боязнь выступать на публике. Такое испытывает каждый пятый. Это не столько стеснение, сколько боязнь быть засмеянным. Чтобы избавиться от этой фобии, нужно начинать высказываться или петь хотя бы при близких людях. Я несколько раз пытался высказать мнение о своем плане заработать деньги с помощью статей в местной газете, но мама отмахнулась.

— Бред всякий, — зашипела она, выпивая чай глоток за глотком.

С тех пор я понял, что это не боязнь перед публикой, а просто судьба. Меня никто никогда не слышал. Мои слова были пустыми и неясными. Они никого не убеждали. Это просто судьба — судьба серой мышки.

Урок географии

Утром я проснулся как всегда вместе с будильником мамы. Было светло, и за окном уже кипела жизнь. Я лежал, укутавшись в одеяло, которое пахло моим гелем для душа. Сестра подарила. Говорит, начинай ухаживать за собой, а то останешься без девочки. Я долго лежал перед тем, как откинуть одеяло и пройти к зеркалу, прикрепленному на двери шкафа. В зеркале я увидел загоревшее смуглое лицо. Оно было сонным. Я зевнул, отражение повторило.

— Мда уж, прав Руся. Урод, — сказал я себе и вышел из комнаты.

Мама успела поставить чайник на плиту и теперь возилась с ингредиентами оладий. Я пошел в ванную и умылся. На стене напротив я снова увидел свое отражение.

Позавтракав втроем, я и сестра, как всегда, оделись, и вышли из дома. У мамы отпуск. И она целыми днями не сидела дома. Она всегда возвращалась к семи вечера, посещая родственников, подруг, знакомых, покупая продукты в магазинах. Везет некоторым, но она заслуживает этого.

— Какой у тебя сейчас урок? — поинтересовалась сестра, когда мы стояли на остановке. Я всегда провожал их двоих на остановке, а сам пешком доходил до школы. Сегодня она поедет на работу одна. Интересно, у нее интересная работа? И не устала ли она работать каждый день. Я вот устал каждый день ходить в школу, даже после летних каникул. Утро было жарким, день предстоял знойный.

Я пожал плечами в знак того, что не знал. Я на самом деле не знал, какой у нас урок, потому что расписание все еще не уточнено. Так бывает в начале учебного года.

Первым уроком нам поставили географию. Раньше в географии я понимал мало. Но история и география были тесно связаны друг с другом. И понемногу, увлекаясь историей, я начал, наконец, разбираться в территориях и владениях. Все лето я провел в обнимку с энциклопедией, которая досталась мне каким-то случайным образом. Она просто оказалась у меня в комнате. Я подумал, может сестра мне оставила или кто-то из гостей забыл, когда уходил. Но я был благодарен богу и тому, кто ее забыл. Энциклопедия оказалась в нужное время в нужных руках.

Было очень интересно читать и узнавать все обо всех. Энциклопедия включала в себя все разделы: языки, география, стиль жизни, кино, наука, психология, биография и так далее. Но статьи были коротки, и в них содержалась только главная суть. На некоторые статьи отводились одна целая страница или вообще две страницы. Я дочитал до статьи об электричестве.

На третьем уроке географии с начала этого учебного года мы прошли только две темы: общий курс по Европе и Азии. Алия Есмагамбетовна на прошлом уроке задала прочитать и пересказать параграф третий. Я читал. Но многое уже забыл. И, как назло, сегодня Алию Есмагамбетовну приспичило спросить именно у меня.

Я встал из-за парты и прошел к доске. Рядом с доской была повешена политическая карта Европы.

— Ну, Бериков, слушаем тебя. Что ты нам сегодня интересного расскажешь про Европу?

Я посмотрел на карту и попытался вспомнить, с чего вообще начинался параграф. И как она вообще полностью называлась? Вот она Великобритания. Здесь правят короли. Так как над Европой всегда перемещаются циклоны, погода переменчивая. Но в Англии как всегда дожди. Великобритания полностью называется Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии. Великобритания делится, кажется, на графства. Самое крупное — Англия. Далее под ней Франция. Эйфелева башня. Елисейские поля, парфюм, сыр, вина. Вспоминай. Франк. Но сейчас Евро. На востоке часть Альпийских гор. Восточнее — Германия, Бельгия… постой, помню, я все помню. Я все знаю. Дальше Италия. Мафия. Одна из трех фашистских стран во время Второй Мировой Войны. Рим. Неаполь, Турин, Венеция. О, да… Город на воде. Далее идет Средиземное море. Кипр, Греция, далее Азия, и карта заканчивается.

— Бериков? Тебе нечего ответить?

— Нет, я вспоминал и расставлял все по своим местам, — быстро ответил я. — Сейчас. Секунду. Европа. Начну с физико-географического положения. Европа — западная часть материка Евразия. Омывается с севера Северно-Ледовитым Океаном, с запада — Атлантическим океаном, с юга — Средиземным морем. Много островов и полуостровов. Самый большой полуостров — Скандинавский.

— Возьми ручку и показывай нам территории, о которых ты упоминаешь, — перебила меня Алия Есмагамбетовна и протянула мне свою ручку. Я послушно взял и обвел кругом Скандинавский полуостров, похожий на аппендицит человека.

— Крупная горная цепь, — продолжил я, — Альпийские горы. — Я показал на Альпы. — Протягиваются с Франции до Австрии. Еще можно отнести Пиренеи, расположенные на территории Испании или на Пиренейском полуострове.

Я сдержал паузу, думая, о чем еще рассказать. Климат.

— Климат в Европе преобладает влажный. Погода переменчива, так как находится в зоне образования морских циклонов.

Я указал на Северное море, Балтийское море, Атлантический океан.

— Зима на севере и на юге отличаются температурой и погодными явлениями. На севере, естественно, холодно. В средиземноморье — довольно-таки мягкая зима. Лето же здесь сухое, жаркое. Много ясных дней. Крупными державами считаются — Великобритания, Франция, Германия, Италия, Испания. Колонии и отвоеванные в средневековых годах земли Великобритании, Франции, Испании и других государств раскинулись по всему миру. Некоторые остались во владениях этих же стран, а некоторые обрели независимость и образовались в самостоятельные государства. Языки, на которых говорят в Европе, очень разнообразны и очень распространены по всему миру. Английский — самый популярный язык — как и немецкий, голландский, шведский языки относится к германской языковой группе. Польский, болгарский, чешский — славянские. Итальянский, испанский, французский произошли от латинского языка, на котором говорили во время Римской Империи. Европейский союз — это своеобразное объединение нескольких европейских стран. Страны-союзники тесно сотрудничают друг с другом. Образовался союз в 1957 году. Сюда в тот момент входили Бельгия, Франция, Западная Германия, Италия… так, эээ, Люксембург и-и-и Нидерланды.

— Так, хорошо, спасибо. Думаю, достаточно. Садись.

Я сделал сказанное. Еще двадцать минут я находился в состоянии мандража, как будто ответил в первый раз. Да, Перизат Алпысбаевна, должна быть, права. Это боязнь выступления перед публикой. Но ничего. Если перед пятнадцатью одноклассниками смог ответить то, что совсем не относилось к учебнику географии, то свое мнение я уж точно выложу на митинге.

Спасибо энциклопедии, которая меня выручила. Спасибо карте, которая облегчила мой пересказ, и спасибо учительнице географии, которая остановила меня тогда, когда источник знаний иссяк.

Совет учеников

Митинг начался, как всегда, в три часа после окончания первой смены. Я решил прогуляться до этого момента где-нибудь подальше от школы.

Сегодня день был прохладный. На небе над городом скапливались грозовые тучи. Ветер еще не усилился, но я точно знал, что будет гроза. Может к вечеру. Но пока день был ясный. Я купил себе мороженого и сел на скамейку на автобусной остановке.

После того момента, как я нашел в себе храбрости высказывать свою собственную мысль и обретенные знания, прошло две недели. Эти две недели я усердно занимался произношением речей более понятно, красиво и грамотно. Помогала также подготовка домашнего задания, особенно устные упражнения. Я огромное значение уделял способности быстро размышлять и находить ответы на любые случайные вопросы. Это, конечно же, было лишним, но я хотел этого. После уроков я никуда не выходил. Все свое свободное время читал. Читал все: от учебников до политических газет.

Сегодня я смогу определить свою дальнейшую судьбу. Если я сегодня хорошо не выступлю, то дальше мне стараться некуда. Дальше я могу просто присоединиться к компании Руслана и проводить время за выпивкой или употреблением наркотических веществ. Он меня всегда примет. Он мой друг детства. И я его всегда готов принять, несмотря на то, курит он или пьет.

Когда часы показали ровно без двадцати три, я поднялся со скамейки и пошел обратно в школу. Шли уроки. В здании школы было тихо. Только технички, завхозы и дежурные школьники иногда встречались на пути. Я прошел к актовому залу. Дверь была открыта. На сцене ходила одна девушка. Я ее раньше не видел. Новенькая? Кажется.

— Привет! — поздоровался я, проходя мимо кресел и направляясь к сцене. Она обернулась. Кажется, она не слышала как я вошел. Мой приход был для нее неожиданностью.

— Привет, — застенчиво поздоровалась она в ответ. Она была невысокого роста. На ней, как и полагается школьнице, была белая блузка и черная юбка. На ногах балетки. Волосы она собрала в косичку. Я хорошенько разглядел черты ее лица: длинные ресницы, густые брови, темно-серые глаза, маленький нос почти без переносицы, тонкие бледные губы, из которых вылетал тонкий слабоватый голосок. Сама она была тощая, будто пьет только чай. Она стояла рядом со столом, куда участники митинга и собираются каждые две недели. Один круглый стол, десять табуреток, листки бумаг, карандаши и доска на треножнике. А оформление сцены, как и год назад, не изменилось: все те же искусственная зелень, динамики по две стороны сцены, пьедестал отодвинут в сторонку, ковер на полу. Я встал у подножия сцены, все еще разглядывая девушку. Видимо, мой взгляд был проницательным, так как девушка выглядела ошарашенной. Ее пугало мое поведение, и я улыбнулся, чтобы показаться дружелюбным.

— Ты собираешься участвовать на дебатах? — спросил я. Она покачала головой.

— Меня Мария позвала. Я просто буду наблюдать, — быстро ответила она, будто специально подготовила эту речь.

— Ясно. И что тут происходит? — поинтересовался я, указывая взглядом на стулья и стол, рядом с которыми она стояла.

— М-Маша попросила помочь. Она сейчас ведро с водой принесет, — послушно ответила она. — Меня зовут Жайна.

— Очень приятно, — сказал я. Называть свое имя я не собирался. Да и зачем ей знать? Я сел на кресло на первом ряду и посмотрел в окно. Окна в актовом зале были широкие и высокие, как арки. Для них занавески и шторы сшили из тканей, которые смотрятся богато и сочетаются оттенками с занавесами сцены. Я посмотрел на потолок: лампы на шести люстрах не горели. О них давно забыли, и давно их уже никто не очищал от толстого слоя пыли.

Послышался скрип двери. Вошла Маша с двумя ведрами в двух руках. Я поднялся и направился к ней. Мы поздоровались. Она быстро подбежала к лестнице, по которой поднимались на сцену. Я поднялся за ней и поставил ведро на стол.

— Уборка? — спросил я.

— Нет, подготовка, — ответила Мария. — Сегодня у нас гости.

— То есть?

— К нам придут участники дебатов из сорок девятой школы.

Меня как током ударило. Еще этого не хватало! Сорок девятая школа! Гангстеры этого дела. Да и вообще, эта школа считалась лучшей по всем направлениям. Хоть дебаты, хоть спортивные соревнования, хоть олимпиады, да что угодно, они всегда и везде были лучшими! В этой школе и учились сыновья и дочери наших «олимпийских богов».

— А кто именно придет?

— Те же — Очкастый, Симпатяшка, Папина Дочка. Тот же состав, что и всегда.

Полный капут! Прощайте мысли об оранжевой звезде. Прощай, храбрость. Сегодня я снова серая мышь! Черт! Очкастый — трижды обладатель совы. Симпатяшка — мастер на слова, за словом в карман не лезет. Папина дочь — дочь директора сорок девятой школы. Именно он придумал дебаты, и он устраивал эти городские митинги. А также, этот же господин — один из семьи Джумагалиевых! Бог ты мой! Они-то никогда не пропадут. А я. Я пропал!

— Эй, может поможешь нам убрать этот стол из зала?

Голос Марии разбудил меня и привел в реальность. Я живо взялся за дело, чтобы отпугнуть мысли прочь. Я помог девочкам вынести стол из зала, протереть пыль в некоторых местах, поправить кресла и декорации на сцене. Пьедестал мы пододвинули к середине. Доску поставили поблизости. Положили рядом маркер, губку для удаления маркера с доски, магниты и стикеры. В углу, под сценой поставили парту, где находились бутылки с водой, пластиковые стаканы, ваза с конфетами и печеньями. Все, как положено. В актовом зале был порядок, а в моей голове творился хаос.

Первым в зал вошла Перизат Алпысбаевна. Она с довольной улыбкой посмотрела на нас.

— Ну, как? Готовы? — поинтересовалась она.

— Думаю, да.

— А ты? — она обратилась ко мне. Я ничего не ответил. Как всегда. — Ты ведь понимаешь, что в таких случаях выступают все. Ты тоже не оставайся в стороне, пожалуйста. Не забудьте бэйджи с именами, классами и любимой цитатой.

Комиссия из трех наших ровесников прибыли под руководством завуча и лидера-учителя ровно в пятнадцать минут четвертого. Они улыбнулись, закивали головой, прочитав любимые цитаты на бэйджах — такие бэйджи были только у нас.

— Нужно бы брать пример, — заметил Очкастый. Он был высокий. Смуглый с прыщавым лицом. Глаза усталые, думаю от очков, которых он, видимо, носил с утра до вечера. На бэйджике был указан класс — выпускник. На нем была рубашка. Поверх него он надел голубую безрукавку. Штаны поношенные. Он все время озирался по сторонам. Симпатяшка — самодовольный и высокомерный парнишка десятого класса. Я на него смотреть не стал. Папина дочь села сразу после знакомства с людьми и ситуацией. Мне нравилась ее улыбка. Она посмотрела на меня отчужденно, когда прочитала мою цитату. Это точнее была надпись на знаках: Authorized Entry Only.

— В твое сердце или мир? — спросила она, впиваясь в меня черными, как уголь, глазами. Я отвел свои глаза в сторону и не ответил. Она хмыкнула и прошла к месту, которое посчитала удобным.

Темы у митинга не было. Мы сами задавали себе вопрос и сами же на нее отвечали. Я долго сидел безучастным. Никогда еще дебаты не были для меня такими скучными, как этот. Я сидел и рисовал слона в своей записной книге и назвал его Котенком. Ну, да уж.

— Бериков, — Перизат Алпысбаевна попросила меня пройти к пьедесталу. — Пожалуйста, выложи нам свою версию на счет этой проблемы.

— Не думаю, что сейчас, в наши дни, это считается проблемой.

— И что же тогда?

— Это катастрофа. Катастрофа, с которой нужно бороться не в одиночку, а целыми армиями добрых людей.

— Надеюсь, ты понял, о чем вообще идет речь? — издевательским тоном бросил Симпатяшка.

— Конечно. Вопрос один, а подходов, чтобы отыскать ответа на этот вопрос, тысяча. Ты можешь искать пути, как политик, как эколог, как психолог или философ. Я же думаю, как простой школьник. Я не хочу в свои пятнадцать лет думать, как взрослый человек. Я хочу думать по-своему. Верить в добрых людей. Пока я только хочу собирать информацию, слушать советы взрослых, делать заметки в записной книге, изучать окружающий меня мир. И решать проблему, которую вы сейчас обсуждали, я не хочу. Об этом говорили до нас. Говорят и сейчас. Этот вопрос обсуждают все, начиная с нас, заканчивая президентами великих держав. И что с этого? Я лучше отвечу на вопрос по биологии, сколько у нас костей. Я лучше буду учиться решать задачи с применением квадратного уравнения. Я лучше буду заниматься спортом и зарабатывать очки для команды своего класса. А глобальное потепление пусть остается «Гринписовцам». Это все, что я хочу сказать на сегодня. Спасибо за внимание.

Я сошел со сцены и направился к месту, где я оставил свой блокнот. Все глядели на меня. Чуть ли не оглядывались назад, когда я исчез из виду. Думаю, это шокировало их. Думаю? Я их точно шокировал. Я сам был в шоке. Кто это был только что? Да это же не я!

— Так ты считаешь, что эти дебаты — пустая болтовня?

Папина дочка. Интересно, как ее зовут? У нее бэйджика-то не было. Я сел и посмотрел на ее спину. Я некоторое время молчал, вспоминая ее лицо. Представил ее злое выражение лица. Но голос у нее был спокойный.

— Нет, — ответил я. — Я много чего узнал за время посещения дебатов. Я даже успел помечтать о Сове. Но участников, с такими намерениями и речью, как у меня, в Городской Митинг не берут, я думаю.

— Нет же, почему не берут? Ты бы отлично поиграл на нервах моего отца.

— Твое прозвище говорит о том, что ты не раз играла с его нервами.

Наступила тишина. Кажется, я превратил это совещание в интернет-чат. Теперь Перизат Алпысбаевна на меня и не посмотрит. Круто. Ну, и пусть. Надоело бояться. Я лучше все выскажу, чем буду дальше гнать себя в угол. Я не понимал, что со мной творилось. Но слова сами вылетали из уст. Я не мог контролировать себя. Точнее свои мысли. Будто кто-то наколдовал. Но мне нравилось. Не знаю, почему. Я до сих пор не понимаю, что тогда со мной творилось.

Она повернулась ко мне с улыбкой. Черт, я думал, она заплачет. Странно было видеть, что один человек разделял мое настроение. Остальные сидели молча, будто их и не существовало.

— Жесть как люблю это занятие!

Испорченный праздник

Вы, наверное, уже поняли, что последовало после того совещания, на котором я устроил Бог знает, что. Мне не подарили Оранжевую звезду. Перизат Алпысбаевна не стала относиться ко мне лучше. Как я и полагал, она просто со мной разговаривать не стала. Похолодела. Но я рассказал людям, кто я такой на самом деле. Я стал увереннее. И Папина Дочка пригласила меня на Городской Митинг.

— Хотя, сам знаешь, приходить или нет. Я тебя не заставляю, просто хочу, чтобы знал, такие люди, как ты, в стороне не останутся.

И на что мне дался этот митинг?

Я снова стал проводить время уже не с учебниками, а с Русланом. Я был рад снова увидеть его после долгой разлуки. А он как обрадовался! Пока я не принимал участия в его жизни, с ним много чего творилось. Он рассказал мне, как чуть под машину не попал; как подрался с местными хулиганами, защищая свою сестру; я узнал, что с Лейлой (так зовут девушку, которая с пятого класса дружит с Русей; она всегда поддерживала его, несмотря на то, что у него плохая репутация в нашем кругу) он больше не дружит.

— Блин, как так?

— А вот так! Надоел я ей. Сама виновата, что связалась со мной. Ей стоит чаще ухаживать за собой. С парнями встречаться, а не заниматься ерундой.

— Ну, она вроде хорошенькая. Ухоженная, опрятно одевается.

— Хорошая, конечно. Но зануда.

— Я-то думал, вы сблизитесь. Как парень с девушкой.

Руся посмотрел на меня ошеломленными глазами, а потом рассмеялся.

— Что? — воскликнул я.

Но он не ответил. Он продолжал смеяться. Потом он успокоился и сказал мне:

— Да она мне в сестренки годится! Я на нее даже смотреть не буду! Кругом офигенные девчонки! На что она мне далась?! Пусть идет своей дорогой. И вообще хватит про нее. Кстати, шестого ноября у меня днюха. Хочу, чтобы ты был в хате.

— Конечно, без вопросов.

Он затянул последний дымок сигареты и бросил в урну окурок. Мы находились у входа в музей, куда я собирался зайти. Там работала моя сестра. Я зашел к ней передать от мамы кое-какие документы. Мы пошли к остановке, откуда собирались разойтись по домам.

Накануне дня рождения Руси я отпросился у мамы на один вечер. Я рассказал ей правду. Она неодобрительно посмотрела на меня, но все-таки отпустила меня. Это был единственный раз, когда я выходил под вечер, чтобы что-то праздновать. После лета, разумеется. Она это учла и попросила меня не ввязываться в неприятности.

— Обещаю!

Я надел футболку, которую недавно купил с сестрой в одном магазине одежды. Она-то умела выбирать одежду. Брюки, конечно же, джинсовые. Перед этим я умылся новым гелем для душа, которую опять-таки подарила сестра. Я ее обожал. Она всегда заботилась обо мне. Сверху я накинул кожаную куртку с железными штучками на двух плечах, которые были прикреплены в качестве погон. Они мне не нравились, и я много раз пытался убрать их к чертовой матери. Но сестра уговаривала. Говорила, что это лучше чем испорченная и продырявленная куртка.

Я вышел полдевятого. Пока я доехал на вечернем и, может быть, последнем рейсе маршрутки, время показывал ровно девять часов. Людей было мало. Я заплатил за проезд женщине средних лет — кондукторше, и вышел. Погода стояла прохладная и чуть ли не морозная. Я осмотрелся по сторонам. Людей на улице почти не было. Машины быстро проезжали отсюда до туда. И всего-то.

Руся собирался отмечать день рождения в квартире тети, которая с семьей уехала отдыхать в Турцию. Квартира оставалась пустой, и Руся решил не тратить деньги на аренду квартиры. Я прошел по адресу, разыскивая пятьдесят третий дом. Это пятиэтажный дом с четырьмя подъездами. В окнах горели свет. Я зашел в третий подъезд и поднялся на четвертый этаж. Подъезд был грязный. Пахло ужасно, кажется, канализацией или чем-то вроде тухлых яиц. На втором этаже горел свет. Еще одна лампа горела на пятом. Приехали, подумал я, пока поднимался. Я остановился у лестничной площадки на четвертом этаже, пытаясь разглядеть номера на дверях квартир. Тридцать третья квартира. Номер квартиры был прикреплен на железную дверь. Я постучался в дверь, мне долго не открывали. Затем послышались шаги. Дверь открыл Марат, один из дружков Руси.

— О, здорово! — поздоровался он. Я поздоровался в ответ. Он приказал заходить. Я вошел и снял кроссовки. Квартира четырехкомнатная. Были открыты только одна общая комната и зал. В остальные комнаты — спальни — Руся заходить запрещал и закрыл их на ключ. Он ходил в зале. Был накрыт стол на десять человек, но в стороне стояли еще дюжина стаканов: порезанные фрукты, колбасы и сыры, хлеб, конфеты, консервированные фрукты и ягоды. Выпивка состояла из четырех блоков пива, пяти бутылок вина, трех бутылок коньяка и четырех бутылок водки. Напитков было вдвое меньше. Зал помещал в себе вообще-то двадцать человек, но диван, кресла и телевизор занимали места. Там будут сидеть отдельно, как я понял. В кухне творился бардак. Для приготовления всего этого он пригласил двух девчонок, которых я не имел чести знать. Они обе были одеты в легкие блестящие одежды, тесно облегавшие брюки, волосы уложены всякими химическими завивками или утюгами, лица накрашены. Они о чем-то бурно обсуждали и смеялись, издавая легкий смешок. Я поздоровался. Они поздоровались в ответ. Подошел Руся.

— Что-нибудь из салатов готово?

— Руся, иди, разбирайся с выпивкой, а мы тут сами что-нибудь сделаем!

— Ладно. Главное, чтоб не отравились вашими ногтями или волосами!

— Не п….и, а?! иди отсюда!

Я вошел в зал и сел на диван. Людей становилось много с каждой минутой. Я уже думал, что их нескончаемое количество. Но к двенадцати часам количество прибывших подошло к концу. К тому времени традиция говорить тост и желать всего лучшего имениннику осталась забытой. Очередь до меня и не дошла. Но в меня пихали и водку со спрайтом, и коньяк с колой. Я выпил две рюмки совсем непонятных мне напитков и был уже готов плясать. Я терял Русю из виду. Компания была мне незнакома. Единственные, кого я знал, — Марат, Айбар, Самат и Джамиль — были уже пьяные и разошлись кто куда в этой двухкомнатной, но великой не по территории квартире. Со мной сидели девчата. Эти девчата были заменены пацанами, которые курили косяк.

— Будешь? — предложил кто-то, протягивая мне косяк, а затем громко расхохотался. Я встал с дивана и направился в комнату, куда вход был открыт. Вроде никого там не было. Когда я открыл дверь, передо мной нарисовалась ужасная и пошлая картина. Два неизвестных мне гостей — парень и девушка — лежали на кровати и занимались сексом. Я некоторое время смотрел, совсем не понимая, что происходит. Когда парень посмотрел на меня и заорал, я хлопнул дверью и помчался вон из квартиры.

— Черт возьми! Что тут творится?

Я чувствовал себя одним из героев американских фильмов для подростков, который проводил время в одной из вечеринок, которые считались для них нормальными.

В квартире царил беспорядок. Руся то появлялся, то исчезал. Я не успел надеть кроссовки, как ко мне подошел Руся.

— О, здорово, братишка! Ты куда это собрался?

— Я хочу подышать воздухом!

— Ха, я тебе не верю! Ты хочешь удрать, маменькин сынок! А ну, марш обратно в квартиру. Я тебя просто так не пущу! ты меня еще не поздравил и ты еще не пьян.

— Руся, пожалуйста, успокойся. Выпивать я не собираюсь!

— И косяка еще не попробовал! Сегодня у меня особенный день! Ты чо меня не уважаешь?

— Начинается, — зашипел я.

— Пошли внутрь. Ты никуда не пойдешь.

— Хорошо.

В зале я увидел сцену ужаснее, чем в комнате, где двое занимались сексом. Одна из девчонок, которая два часа назад сидела в кухне и готовила салат, сейчас стояла на столе и устроила бесплатный стриптиз. Руся громко выразил свое восхищение матом. Человек пятнадцать, если не меньше, стояли вокруг стола и наслаждались шоу.

— Черт бы вас всех побрал! — сказал я и вышел в кухню. Никого там не было, так как все собрались в зале смотреть на стриптиз. Я достал телефон и решил позвонить Лейле. Она-то сейчас всех разгонит. Я вам не говорил, что она девушка с характером? А если ее разозлить, так она превращается в настоящего монстра. Однажды я стал свидетелем того, как она выгнала из такого же места, как эта квартира, пять пьяных пацанов. У нее в руке был пистолет отца. И владела она им лучше, чем кто-либо из здешних.

— Да, — я услышал сонный голос Лейлы.

— Привет, Лейла.

— Какого хрена ты мне звонишь в три часа ночи?!

— Я на хате у Руси.

— И что?!

— Тут бардак, мне нужна твоя помощь, чтобы это не превратилось в катастрофу. Кто-то сексом занимается, кто-то стриптиз танцует, а Руся пьяный и обкуренный. Он вообще не контролирует ситуацию!

— Для него это нормально. Пусть исполняет свои семнадцать лет дальше. Мне-то что?

— Лейла, ты что не понимаешь? Сейчас, небось, будет драка! Пожалуйста, ради него. Я знаю, он для тебя не безразличен.

— Он меня обматерил и послал. Сейчас, будь у меня возможность, я бы сделала с ним такое же! Так что, дай мне поспать.

— Лейла, подумай!

Но нет! Увы. Она повесила трубку. Я не знал, куда деваться. Я решил быстро смыться, пока все они были заняты делами. Но бросить Русю здесь одного я не хотел. Да, он был один. И никто тут ничего не контролировал. Всем уже давно стало наплевать на него. Всем только и была нужна выпивка и анаша. Или что-то в этом роде. Никто уже не давал себе отчета в том, что сейчас происходило. Если кто-то из соседей позовет милицию, а это вполне возможно, то мы пропали. Руся уже не в первый раз в учете состоит. А если я… мама упадет в обморок или вообще в кому.

Я нашел укромное место в ванне. Никто сюда почти не заходил. Я сидел там беспомощный. Я не знал, что делать. Выпить тоже? Тоже покурить, чтобы не мучиться? Может. Я сидел в четырех стенах и слушал, как снаружи хохочут, визжат, кричат, прыгают. Неужели кто-то из соседей не сделает что-нибудь? Вдруг, как гром среди ясного неба, я услышал сладкий голосок Лейлы. Но, как она узнала, что мы здесь?

— А ну, сукины сыны, все прочь из этой квартиры! — это была она. Я вскочил и вышел из ванной.

Послышался грохот. Это звенели бутылки и рюмки. Девчата завизжали. Я увидел, как кто-то открыл дверь и вымотался из квартиры.

— Эй, шлюха! Не забудь свои шмотки!

— Лейла, какого черта?!

Руся стоял перед ней. Она держала биту. Железную. Моя душа обрадовалась.

— Иди на фиг! Не мешай работать!

— Ты чо офигела?!

— Да! Есть еще вопросы?

— Нет! Сейчас же…

— Замечательно!

Она отошла от него и двинулась к парням, которые стояли и смотрели на них, смеясь и хохоча под воздействием косяка.

— Чего вылупились, ублюдки!

Она подняла биту и накинулась на одного из них. Толпа поменяла выражение лица и все метнулись на выход.

— Бл… ть, сумасшедшая!

— Идем отсюда!

— Суки хреновы!

— Лейла, ты совсем с ума выжила?

В этот момент Руся казался мне отрезвившимся. У него было разъяренное лицо. Ему явно не нравилась вся эта сценка.

— Хватит болтать! Идем домой.

— Какой дом, Лейла?! — Руся не мог уже выбрать интонацию. Его взбесили ее слова, он не знал, как к этому всему относиться. Все гости разбежались. Ему осталась одна большая чужая квартира и бардак, которую устроили его друзья, а Лейла приподнесла ему сюрприз.

В квартире остались я, Руся, Лейла и бардак.

— Твой родной!

— Да пошла ты знаешь, идиотка! Ты мне днюху испортила, ненормальная!

— Не болтай! Пошли. Сейчас сюда милиция нагрянет. А ты чего стоишь, как вкопанный?! Ноги в руки и домой первым же такси! Быстро!

— А бардак? Кто с этим разберется?

— Найдутся люди. А теперь уходи. Руся, ради бога, пошли отсюда.

Она подошла к нему, взяла его за руку и хотела повести. Но он выпустил ее руку и оттолкнул ее.

— Пошла ты, дура!

— Ну и оставайся в своем барахле!

Я накинул куртку, надел кроссовки и вышел из квартиры. Слышались сирены. Я остановился. Лейла была права, кто-то позвал милицию. Но поздно очнулся и долго терпел.

Я быстро вышел из подъезда. Машины оказались поблизости. Я метнулся в сторону, за дом. Мысль о том, что они там остались посреди битых стекол и испорченного настроения в ожидании милиции, не давала мне покоя. Я хотел вернуться, чтобы узнать, не сделал ли Руслан с Лейлой что-нибудь плохое. Но она не боялась злить его. Говорит, наплевать хотела на его характер. Но так же нельзя. К тому же он пьяный. А если он начнет бить ее.

Тьфу ты! Отбрось ужасные мысли. Он все равно ее уважает и не сделает с ней ничего плохого. Они сейчас просто замолчат, закроют дверь на ключ и будут ждать утра. А милиция и не узнает, что на самом деле произошло.

Во всяком случае, мне хотелось в это верить.

А пока я думал о них, я пешком дошел до центра города. Движения совсем не наблюдалось, и я пешком двинулся в сторону дома. Мои часы на запястье показывали семнадцать минут пятого.

Настоящий я

Я сделал огромный глоток зимнего, холодного и свежего воздуха. Глаза радовали гирлянды, повешенные на деревья, искусственные елки и витрины магазинов. Люди не переставали двигаться. Больше движения в морозный вечер. Хоть это согреет. А я стоял на автобусной остановке и ждал автобуса, который подбросит меня до дома. Рядом со мной стояли женщина с пятилетним сыном, две девушки-школьницы, одна девчонка-студентка и паренек. Все мы в конце концов сели на автобус номер пять. Но остановки у нас у всех были разные.

Как и моя жизнь с жизнью Руслана и Лейлы. После той вечеринки, точнее хаоса, я с ними вообще не виделся и не общался даже по интернету. Я так и не узнал, что с ними тогда случилось. Но я молился богу, чтобы с ними все было в порядке. После этого я не хотел нажить на себя приключений на голову, не расстраивать маму. Решил не связываться с плохой компанией.

По приходу домой я быстро переоделся, сделал себе горячий кофе и сел за книгу, которую недавно купил. Пауло Коэльо. Он писал все как-то запутанно. Но я заставлял себя понимать его слова. Мне с трудом давалось его произведение. Мама с работы еще не вернулась. Сестра уехала в столицу на месяц отпуска. Дома кроме нас двоих была кошка, которую я нашел на улице. Я ее вымыл шампунем против вшей и сделал ее своим питомцем. Мне нравилось, как она урчала, прижимаясь к ногам. А мама просто терпеть не могла. Готова была при моем отсутствии выкинуть ее обратно на улицу. Но кошка была стеснительная и правильная какая-то. По дому не гуляла, не опрокидывала предметы, не заглядывала в мусорные ведра или не гонялась за своей тенью, ее не интересовало ничего, кроме уюта моей кроватки.

— Да, она больная! — отозвалась мама.

— Ничего подобного. Она нормальная.

Да, она выглядела здоровой. Никаких отклонений. Она иногда играла со мной, когда у меня появлялось желание поиграть с ней. Она была озорная. Так сказать, в тихом омуте черти водятся.

Я взял ее в руки, когда она сидела перед окном и пыталась поймать что-то на стекле окна.

— Пошли, почитаем. А знаешь, что такое новый год?

— Мяу, — ответила она, пытаясь залезть ко мне на плечи.

— Ничего ты не знаешь.

Через девять дней уже новый год. А завтра у нас Городской Митинг. Я все еще думал, пойти мне или нет. Я хотел посмотреть на нее. Хотел посмотреть, как она выступает и как произносит речь. До остальных мне не было дела.

Когда я рассказал об этом сестре и маме, оба принялись подшучивать надо мной, будто я влюбился. Не знаю, может они и правы. Но я отрицал данные догадки. Я не хотел втюриваться в дочку богатого господина. Подумают еще, будто за деньгами гоняюсь. Ни черта мне от них не надо.

За чтением произведения великого писателя я решил, что поеду.

— Просто посмотрю, как все вообще происходит, — сказал я Слоненку, я так кошку назвал. Не знаю, может слон мое любимое животное. Она впилась в меня огромными, как бусинки, глазами, урча и дыша мне в лицо. — Меня эта девчонка совсем не интересует.

На следующий день я оделся, как полагается: белая рубашка, сверху жакет, пиджак, брюки, тонкий галстук. Волосы причесанные, но давно уже не стриженые. Надушился одеколоном, который сестра подарила. Надел отцовские часы. Кажется, так идут на Митинг.

Мама пожелала удачи.

Митинг начинался после обеда. До этого у нас были обычные уроки. Но для меня этот день предстоял стать необычным. Перизат Алпысбаевна задержала на мне свой взгляд. Я поздоровался, когда проходил мимо.

— Бериков, — окликнула она меня. Я остановился. Это наш первый настоящий разговор после того дня, когда я все нарушил. — Ты тоже идешь?

— Да, — ответил я, ни сколько не колеблясь. — Та девочка из сорок девятой школы меня позвала.

— А билет?

— У меня есть.

— Ясно. Хорошо. Свободен. Мы выедем в два часа.

— Хорошо.

Она относилась ко мне все так же. Наверное, ее заинтересовал мой вид. Не спорю, я сам себе нравился. Может, я так же заинтересую Папенькину Дочку? Черт, как же ее звали-то, а?

После уроков мы — я, Марат, Мария и Даурен в сопровождении завуча и лидера-учителя Перизат Алпысбаевны — вышли из школы и сели в корейский мини-автобус. Городской Митинг устраивали в Дворце Молодежи, который располагался недалеко от акимата. Ехали почти пятнадцать минут. К нашему приезду у ворот дворца уже собралось достаточно машин, а у дверей толпились люди. Я никого там не знал. Кроме своих. но в этот день мы все были чужими. Мы должны выступать независимо от мнений своих друзей. Мы должны были быть чужими друг другу. И все трое, кроме меня, уже были настроены на эту волну. А я нет.

Мое сердце юркнуло глубоко в грудь, столкнулось с задними стенками ребер или позвоночника. Оно пыталось докричаться до меня, чтобы я туда не заходил. Повернул обратно домой. Если мне дадут слово, меня будут слушать сотни человек из пятнадцати школ и сами олимпийские боги, наверное. А если и вправду засмеют? Что делать? Я не могу. Ноги уже не хотят туда ступать. А руки не хотят избавить меня от верхней одежды.

Мы сдали одежду в гардероб. Нас направили в сторону самого зала. У входа стоял паренек с хорошей наружностью. Он проверял билеты. Я трясущимися руками подал свой билет. Он сделал штамп и попросил сохранить его до конца Митинга.

Мы вошли. Школьники уже рассаживались по местам, указанным в билете. Их было не так уж и много. Человек пятьдесят, не меньше. Я сел на свое семьдесят третье место на каком-то ряду где-то посередине. И вдруг я начал искать глазами девчонку. Я искал ее везде. Но ее нигде не было видно. Почему? Митинг вот-вот объявят открытым. Неужели она не придет? Я, как сумасшедший, искал глазами ее то сверху, то снизу. Никого, кто напоминал бы ее. Когда уже все расселись по местам, я заметил одно пустующее место в четвертом ряду. Может ее? Как же мне хотелось назвать ее по имени.

Все началось сразу. На сцену к пьедесталу вышел сутулый человек возрастом сорока пяти — пятидесяти лет. Он назвался Арманом Лесбековичем. Я слушал не все. Я был занят своим страхом. И мыслями о ней. Я задавался вопросом, зачем меня сюда потянуло. Ее же все равно нет.

Арман Лесбекович — заместитель акима города, бывший преподаватель высшего учебного заведения — говорил о нашем знании, о нас (имеется в виду участников дебатов), о наших лидерах, которые готовят нас и учат нас правильно мыслить, о том, как мы должны себя вести и чего мы не должны делать, о вопросах, ответы на которые должны быть готовы у нас в любое время. Странный был человек. Говорил то по-казахски, то по-русски. Мне нравился его голос. Высокий, четкий, без хрипоты.

Он представил участников дебатов, сопровождавших их учителей, членов комиссий, которые должны были решать, кто из нас получит Сову. Хрустальную, разумеется.

Затем он подошел к урне с карточками, где были написаны наши имена. Он вытягивал десять из них. За два часа эти десять человек начнут свою реплику. Они сами выберут тему своего выступления. А те, кто хотят задать вопрос, подходят к микрофону перед сценой. Я был уверен, что моего имени там нет. Так как Она дала мне билет просто, как приглашение, а не как участие.

Арман Лесбекович помешал карточки и достал одну. Сания Орынгалиева. Школа номер два. Одиннадцатый «А». Из седьмого ряда встала девушка. Крупная, как бык. Она выбрала тему: Курение и его вред организму человека. Банальная тема. Заездили. Все эти семь минут она говорила об организме человека, о болезнях, к которым приводит курение. Было скучно. Никто вопросов не задал. За ней на сцену вышел паренек — щупленький, маленького роста. Из восьмого класса. Он говорил о наших возможностях делать полезное из предметов, отправленных на свалку.

Тем временем, когда он объяснял свою идею, дверь в зал открылась. Я увидел ее. Слава богу. Разочарованное сердце снова застучало, будто я летел вниз на землю с двухсот этажного здания. Я наблюдал за ней. Она надела на себя рубашку, заправленную в брюки с высоким поясом. Волосы собрала в косы, а на голове я увидел ленту с блестящими камушками. Как она была красива, зуб даю. Пока этот мальчик выступал, я смотрел только на нее. Я больше ничего не хотел.

Ну и пусть. Ну и что, что влюбился? Такое у всех бывает.

Наверное, я не сводил с нее глаз минут пятнадцать. А потом, как гром среди ясного неба, назвали мое имя. Я в замешательстве оглядывался по сторонам. Мои друзья смотрели на меня требовательным взглядом. Я не знал, куда податься. Весь мир остановился. Как? Я же речь не готовил! Я же не планировал выступать! Это ошибка! — кричало мое сердце. Оно должно было остановиться после такого бешеного движения. Спокойно, твердило мой разум. Мое имя повторили еще раз. Я без никакой надежды встал на ватные ноги. Я посмотрел по сторонам. Теперь уже весь зал смотрел на меня.

Теми же ватными ногами я прошел вниз к сцене. Хватит кричать! О чем я буду говорить? О чем будет моя речь? Какую идею я должен подать? Что делать?

Я посмотрел на нее. Она улыбнулась и показала скрещенные пальцы. Черт возьми! Это она сунула табличку с моим именем в эту урну! Как ты могла?! Я сглотнул слюну, чувствуя, как в горле пересыхает. Теперь уже состав комиссии не отводил от меня глаз. Я закрыл глаза и представил себя одного в этом зале. Шум голосов и некоторые отклики мешали мне это делать. Я открыл глаза. Перевел дыхание. Попытался улыбнуться.

— Пожалуйста, поторопитесь, — сказал кто-то из комиссии.

Я встал у пьедестала. Я снова посмотрел на нее. Она ждала. Она ждала, когда я начну свою речь. А о чем будет моя речь, я не знал. Я снял с себя пиджак и положил на свободный стульчик, стоявший рядом с пьедесталом. Жакет сжимал грудь. Руки начали потеть. А голос совсем потерялся где-то в голосовых связках. Я неуверенно склонился над микрофоном.

— Добрый день! — мой голос прозвучал слабо и с хрипотой. Я поправил голос, и снова приблизился к микрофону. — Меня зовут Бериков Данияр. Я ученик десятого класса. Седьмая школа имени Чехова. Э-э-э… Я хотело бы извиниться, так как я не готовил речь и тему тоже не выбирал. И не знаю даже, что я сейчас собираюсь рассказать. Но… стоять здесь на этом месте, перед всей публикой, людьми, которые заинтересованы талантами молодых людей, будущих, может быть, лидеров является ничем иным, как честью и уважением. И так как мне даны семь минут, я хочу сделать то, что никогда уже не сделаю.

Я снова перевел дух.

— Я родился в этом прекрасном городке. Тогда еще пятнадцать лет назад это была деревня. Не было этого здания, не было кинотеатров, куда мы ходим каждые выходные, не было клубов и баров, где наши сестры и братья проводят свободное от работы время. Не было некоторых из нас. Не было представления, что место, в котором мы живем, превратится в такой прекрасный город. Я ничего не выдумываю. Я говорю, как считаю для себя очевидным. Я честно считаю этот город самым лучшим. Здесь жили наши предки, здесь жили наши родители. Моя мама. Мой отец…

Я остановился на секунду от сказанного. Это слово вырвалось так случайно. Я не планировал говорить что либо подобное. Но все пошло наперекосяк. Я заставлял себя не плакать. Не вздумаю.

— Они гордились этим местом. Родным и непохожим на другие города. Мы гордимся тоже по примеру родителей. Мы с самого детства берем пример с них. Подражаем им. Хотя сами не знаем, что мы тоже не похожи на других. И у нас — детей — тоже есть, чем родители могут гордиться. Мне кажется, каждый отец гордится своим ребенком. Кем бы он ни стал. Я бы тоже хотел, чтобы отец гордился мной. Я бы хотел, чтобы он сидел в одном ряду в этом зале и смотрел на меня с гордостью. Но, все, к чему я стремлюсь, все, что я делаю, я делаю из-за уважения и любви к матери и сестре. Они единственные близкие, которые никогда не позволят мне идти по темной стороне моей жизни. Единственное, что я помню, когда отец еще присутствовал в моей жизни, так это его успокаивавшая меня песня, когда меня обижали. Я хорошенько его не помнил, потому что он много времени проводил на работе.

Слезы поступали, но я держался. Сердце болело. Почему я говорю об этом? Почему именно об отце? Что ты задумал? Грудь сжимало. Я представил маму, смотрящую на меня. Она возлагает все свои надежды на меня, как на единственного мужчину в семье. Поэтому я держался. Я продолжил говорить.

— Я спрашивал маму, где отец? Когда я его увижу? Но маме было трудно отвечать на этот вопрос. Взрослея, я понимал, что остальную жизнь мне придется провести без отца. Без его утешений и укоров. Я видел, как мои ровесники рассказывали случаи из жизни, когда ссорились с отцами или матерями. Я думал, если бы отец был, я бы тоже с ним ссорился, он бы меня бил? Я не уверен, что он жив, но и не хочу думать, что он мертв. Мне хочется верить, что он где-то ищет нас. Может, просто живет сам по себе. Но я все равно не перестану желать встречи с ним. На долю каждого человека может выпасть что угодно: счастье, беда, радость, уныние. Я думаю, что мне выпало испытание. Испытание, которое проходят до конца жизни. Я хочу сказать, что не надо печалиться. И хочу себя взбодрить. Я хочу, чтобы каждый ребенок имел возможность жить в счастливой полноценной семье. Хочу, чтобы отцы никогда не забывали о своих обязанностях. Хочу, чтобы родственники и друзья не отворачивались от нас в трудные времена. Я не собираюсь возлагать свою идею на счет улучшения вашей жизни. Я лишь желаю, чтобы любой из нас подумал, что даже маленькие радости могут зажечь свет в конце туннеля. И даже маленькая неприятность может нарушить ваш покой. Ход событий наших жизней зависит от нас самих. И мы не должны доверять никому свою жизнь. Только мама и папа поймут и всегда поддержат. Кем бы ты ни стал: террористом или священником. Спасибо за внимание.

Я отошел от пьедестала. Быстро. Прошел к месту, не посмотрев ни на кого. А потом я понял, зал все еще молчал. Я огляделся — взгляды нависли в воздухе. У некоторых глаза стали красными. Кто-то одобрительно смотрел на меня.

— Данияр, вы забыли свой пиджак, — раздался голос Армана Лесбековича, разбив тишину. Я пошел обратно. На этот раз я посмотрел на нее. Она улыбалась сквозь заплаканные глаза. Я улыбнулся в ответ.

Я сделал то, о чем даже и не думал. О чем боялся думать. Я сделал немыслимое. Эти люди ожидали услышать решение определенной проблемы, ожидали, что я предоставлю им идею определенного проекта. А я рассказал им о своем отце, превратив Митинг в способ привлечь к себе внимание. Тем самым я заработал для себя жалость, которую они испытывали в связи с потерей отца.

Я сел на место. Люди оправились от шока. Пришли в себя. Митинг продолжился. А моя жизнь будто остановилась.

Через какое-то мгновение митинг закончился. И вдруг я понял, я просидел в забытье почти полчаса. Результат огласят завтра. Но завтра меня не будет. Я не хочу снова сюда заявиться. Я и сейчас хочу побыстрее покинуть это место.

При выходе Перизат Алпысбаевна остановила меня.

— Данияр, — начала она. — То, что сегодня ты сделал….

— Перизат Алпысбаевна, — перебил я ее. Я догадывался, что она хотела сказать. Я понимал, что дальше разочаровывать ее я не должен был. — Я понимаю, что сделал глупость. Я не должен был ничего говорить. Простите, что подвел Вас. Я…

— Бериков! Это не то… Совсем не то… Я хочу сказать… ты все сделал правильно! Ты не представляешь, как я тобой горжусь. И мама твоя должна гордиться тобой. Отец тоже был бы горд.

— Что Вы говорите? Я…

— Да, Данияр! — вдруг она заплакала. Она схватила меня за руку. Я ошарашено посмотрел на нее. Я не понимал. Я думал по-другому, она говорила совсем другое. Она говорила так, будто я спас человеку жизнь или сделал какой-то подвиг. Но я только пожаловался на жизнь без отца и попросил людей любить друг друга. Только и всего. А она. Я запутался. — Ты не представляешь, как это мужественно с твоей стороны. Я бы подарила тебе все оранжевые звезды, какие у меня только есть, понимаешь?

— Нет, — промямлил я. Она засмеялась. И поздравила. Я совсем запутался.

За ней ко мне подошли еще какие-то люди и поздравили с отличным выступлением. Постойте-ка, так это считается отличным выступлением? Никто еще не предлагал уважать матерей и отцов? Никому в голову не пришла идея развивать человеческую доброту? Вот, народ, даете.

— Данияр! — она остановила меня, когда я выходил из здания Дворца Молодежи. Я сразу остановился. И пусть весь мир подождет, не то, что там корейский микроавтобус.

— Привет, — поздоровался я. Имиллия. Наконец. Я узнал ее имя. Она учится в десятом классе. Благословенная сорок девятая школа. Дочь Джумагалиева. Умница и просто красавица.

— Привет. Как ты?

— Так себе, оправляюсь после некоторого шока.

Она улыбнулась. Боже, благослови эту улыбку.

— Хочу сказать, это было просто невероятно! Ты порвал их, чувак!

Мы улыбнулись. Я поблагодарил ее.

— Я вообще не ожидал оказаться там. Но кому-то в голову пришло добавить карточку с моим именем.

Она сделала виноватый вид.

— Это еще одно испытание, — постаралась отмазаться Имиллия. Она протянула бумажку.

— Больше ничего от тебя не хочу принимать, — пошутил я.

— Это приглашение на Новогодний Бал. Я попросила отца финансировать мою новую идею.

— Еще один седой волосок.

— Ты меня до смерти доведешь. Так ты возьмешь?

— Конечно, если я тебя там увижу. Просто, никого я еще не знаю, и я надеюсь, что ты меня познакомишь с миром.

— Обязательно.

Я взял конверт с приглашением и положил во внутренний карман пиджака.

— Надеюсь увидеть тебя завтра на оглашении результата.

— Э-э-э, я вообще-то…

— Начинается. Ничего не хочу слушать. Я требую.

— Хорошо. Понял.

Мы расстались с надеждой увидеть друг друга на следующий день. Я был в состоянии эйфории. Я не переставал улыбаться. У меня не было причин печалиться. В тот день я был самым счастливым человеком даже без мыслей о Сове. На что она мне далась. Я лишь хотел чаще видеться с Имиллией. Это ведь судьба, не так ли? Кто не верит, может думать, что это все моя заслуга. А те, кто верят, могут думать, что так было написано на мою долю — быть счастливым.

Заключение

Стоит ли рассказывать, что Сова досталась мне. Стоит ли рассказывать, что я очень хорошо сдружился с Имиллией. Но мы виделись изредка, когда договаривались встретиться. Она оказалась не тем человеком, какой я ее считал. Отец был строг, мама всегда понукала, так что никакое прозвище типа «папенькина дочка» совсем не подходила ей. Она не избалована, отец позволяет ей не больше, чем мама мне. Она так сказать живет в золотой клетке. Но она привыкла к этому, она считает это нормальным. Маньше знаешь, дольше спишь. Я почему-то пожалел ее, хотя жалеть людей очень неуважительно.

В школе я старался зарабатывать высокие оценки. Я стал больше выступать на дебатах. После того, как в газете написали про мое выступление, родная школа начала относиться ко мне с уважением. Я сдружился со многими сверстниками. Меня узнавали во многих местах, здоровались и мы перекидывались парой слов. У меня спрашивали совет.

Но больше всего меня радовало то, что мама в очередной раз могла гордиться сыном. Она возлагала на меня надежды. И я каждый раз пытался доказать, что на меня можно положиться. Я хотел, чтобы она радовалась, наблюдая за моими победами. Небольшими победами, но все же достойные внимания матери. Что бы я ни делал, я хотел понравиться во-первых маме и сестре.

И я очень хотел, чтобы с мамой радовался и отец. Конечно, если бы это было возможно.