Сердцеед

СЕРДЦЕЕД

Автор Мари Уинтерз Хэйсен

Перевод с английского Н.Г. Глушенкова

Тот, кто регулярно читает журнал «Я признаюсь», несомненно, знает мое имя. За последние двадцать лет оно появлялось более чем в ста заголовках журнала. Я писала об убийцах, начиная с одурманенного наркотиками Данстэна Лэтропа в конце восьмидесятых и заканчивая известной в последнее время Олфеей Имери, которая лишила жизни своего ребенка лишь потому, что не могла найти сиделку и не хотела отказаться от свидания со своим бой-френдом.

За все эти годы для меня, как журналистки, эта статья оказалась самой трудной не потому, что она станет последней, а потому, что я нарушила основное правило сотрудника журнала «Я признаюсь»: не увлекайся своими эмоциями. Но, увы, дорогие читатели, я не смогла устоять.

Предметом моего исследования является человек, чье имя вам хорошо знакомо: Дин Уэллесли. Как и большинству серийных убийц, пресса и полиция дали ему прозвище (более одного). Из всех имен самым распространенным до поимки Уэллесли была кличка «Бостонский мясник». Когда репортеры увидели человека с внешностью кинозвезды, его назвали «Сердцеедом». Со своей естественной сексуальностью, шармом, отлично сложенным телом и красивыми чертами лица, он быстро стал звездой желтой прессы. С самого начала своего ареста до момента вынесения приговора Дин появлялся на обложках журналов «Глоуб», «Стар» и «Нэшнл Тэттлер».

Мне, журналистке, удалось наблюдать за процессом со скамьи для прессы. Я достаточно хорошо помню первый день, когда Уэллесли ввели в зал суда в сопровождении адвоката. Электрический разряд пробежал по моему телу. Глаза женщин, сидевших рядом со мной, расширились от восторга, будто суд городка Пуритан Фоллс сподобились посетить Бред Пит или Джорд Клуни. Одна из присяжных («мисс старая дева» под пятьдесят) даже улыбнулась ему, когда тот уселся на скамью подсудимых.

«Какая же идиотка!» — подумала я. Станет она краснеть от смущения, как озабоченная школьница, когда прокурор передаст ей снимки сцен преступлений с девушками, которых «Сердцеед» бессмысленно убил? Я думаю, что нет. Подумайте, как много женщин писали письма сидящим в тюрьмах преступникам и даже выходили замуж за обвиненных в убийстве. Мужчины, вроде Скотта Петерсона и Оу Джей Симпсона — последнего так и не осудили — привлекают женщин, которые, вероятно, не боятся стать следующей жертвой. Я не сомневаюсь в том, что если бы Чарлз Мэнсон, несмотря на кровавые потоки, пролитые им в былые годы, был похож на Джона Депа, то женщины с восторгом выстроились в очередь, чтобы стать миссис Мэнсон.

Признаю, что Дин Уэллесли красив, я была бы слепа или мертва, если не видела этих синих глаз, густых, песочного цвета волос, мускулистого тела и ямочку на щеке. Но я склонна верить, что и сатана до своего падения был самым красивым ангелом Бога. А как еще этот преступник мог соблазнить столько женщин, которые расстались со своими душами?

Как документалист по тяжким преступлениям, я придерживалась одного принципа в своей карьере: никогда не забывать жертву. За двадцать лет я наслушалась, как защитники описывают жестокость, действительную или вымышленную, ругающихся между собой родителей или других членов семьи, это и влияло на поведение подзащитного, и пока я жалею избитого или сексуально поруганного ребенка, я не могу простить действий взрослого обвиняемого. Я всегда верила, что неоправданное лишение жизни человека или животного — непростительно!

Итак, в это время каждая женщина в зале суда фантазировала о том, как стать именно той, которая способна переделать обреченную душу Дина Уэллесли; я говорила молитву, чтобы окружной прокурор смог бы убедить «мисс старую деву» и членов жюри увидеть монстра за взглядом синих глаз, стройным телом и ямочкой на щеке.

Суд стал самым сенсационным. Это был долгий, изнурительный процесс, сочетающийся с бесконечными возражениями с обеих сторон. Пресса, в особенности репортеры желтых изданий, поедали судебное разбирательство, как отличный шоколад.

Заявления на открытии слушаний прозвучали драматично и были достойны выступлений Джона Гришэма. Прокурор характеризовал обвиняемого, как бессердечного, хладнокровного убийцу, в то время как защита рисовала его хорошим мальчиком, человеком без запятнанной репутации, трудягой, который хорошо относился к матери и животным. Вы бы скорее подумали, что Уэллесли находился под судом за угон автомобиля или воровство в магазине, чем за изнасилование и убийство восьми женщин.

Я часто думала, что на суде за убийство должны присутствовать три юриста: прокурор, защитник и третий адвокат, представляющий преступление со стороны жертвы. Почему членам семьи погибших разрешают выступать только на стадии вынесения приговора в суде? Возможно, отчаянные заявления родственников следует заслушивать во время суда, чтобы совершенные преступления стали более убедительными. Если бы «мисс старая дева» смогла поставить себя на место одной из восьми жертв или членов их семей и почувствовать всю боль и ужас, она бы смотрела на Уэллесли, как на бешеное животное, которое надо усыпить ради благополучия общества. Но довольно о моих личных взглядах на американскую систему правосудия. Вы же не покупали этот журнал ради того, чтобы услышать мой вопль о правах жертв. Как и большинство читателей о тяжких преступлениях, вас, возможно, заинтересует выступление защитника. Вам захочется прочитать, что Дин рассказал мне в тюремном интервью после вынесения приговора. Что ж, я не разочарую вас, хотя и кропотливо поделюсь с вами деталями самих убийств. Ради этого вам следует почитать и желтую прессу. Кроме того, я расскажу об интервью «Сердцееда», которое он дал в исправительной колонии Эссекса. В конце концов, это Америка, где даже приговоренные серийные убийцы имеют главное право: говорить свободно.

У тех, кто читал мои предыдущие статьи, я прошу прощения за отсутствие здесь своей объективности и частые поправки, но, как уже говорила, я увлеклась этим делом.

Суд над Уэллесли продолжался более пяти месяцев, тяжкие преступления описывались шаг за шагом, как в мыльной опере. Я не стану беспокоить вас всеми мелкими подробностями, кроме того, это заняло бы несколько томов документов процесса штата Массачусетс против Дина Самуэля Уэллесли. Достаточно сказать, что общественность и пресса нашли единственную выжившую жертву «Сердцееда». К несчастью, ее холодящая история не смогла ни стереть надменного взгляда с красивого лица подсудимого, ни рассеять обаяние, которым тот обольщал каждую присутствующую на суде женщину. По-видимому, только я и свидетельница не были членами фан-клуба Дина Уэллесли.

Психиатры с обеих сторон юридической борьбы перебрасывались такими терминами, как женоненавистник, психопат и человек, страдающий нарциссизмом. Судебные медэксперты говорили о ДНК, образцах волос, тканей и отпечатках пальцев, обнаруженных на месте преступления — всей обычной ерунде. У защиты фактически не было для предъявления оправдательных доказательств. (Не могу понять, почему не был подан иск). Несомненно, подсознательно для каждого присутствующего в зале суда Уэллесли был «Сердцеедом». Но у присяжных не оставалось выбора, как признать его виновным. Даже «мисс старая дева» дала свое согласие, хотя была очарована подсудимым и зашла так далеко, что в выходные дни испекла и принесла ему пирожки.

Когда огласили приговор, в зале суда последовало бурное обсуждение. Группа защиты была разочарована, прокурор собирался праздновать свою победу, наблюдатели-мужчины радовались, что справедливость восторжествовала, а женщины оставались подавленными, так как такой красавчик должен был провести всю оставшуюся жизнь в тюрьме, поскольку в штате Массачусетс смертная казнь отменена. Я признаюсь, дорогие читатели, что была в приподнятом настроении по окончании суда!

Лишь только осужденный не проявлял никаких эмоций, он был полностью безразличен ко всему происходящему. Уэллесли вел себя так, будто никто не мог к нему прикоснуться, будто он стоял выше законов морали. Отсутствие его реакции на минуту стерло всю красоту, но я в конце концов чувствовала себя спокойно, зная, что его никогда не освободят, дабы убивать снова.

* * *

Не прошло и семи месяцев после того, как «Сердцееда» отправили в тюрьму, и мне разрешили навестить его. Я написала адвокату и организовала все заблаговременно, чтобы Уэллесли ожидал моего появления.

— Я видел тебя, — сказал он. — Ты находилась в зале суда.

— Польщена, что ты меня запомнил, — ответила я небрежно.

— Итак, зачем тебе нужна эта встреча? — спросил он.

— Я работаю в журнале «Я признаюсь». Мне хочется написать о тебе статью.

— Ты ждешь, что я буду раскаиваться в убийствах этих женщин?

Огонек в его глазах и величавая, с кривизной улыбка конечно же ставили своей целью выбить меня из колеи, но я не поддалась. У меня выработался иммунитет против его обольщений.

— Я просто хотела услышать рассказ из твоих собственных уст. Если ты говоришь о своей невиновности, я это и напишу.

— А если я расскажу тебе правду?

— Тогда в моей статье это окажется ложью.

Дин приподнял бровь и взглянул на меня, рассматривая лицо и стараясь понять, была ли я с ним откровенна. Видимо, я прошла его тест.

— Черт возьми, а почему бы не признаться в том, что я совершил, — сказал он со вздохом. — У меня нет шанса выйти отсюда, и я признаюсь, что убил каждую из этих женщин.

Хотя я никогда и не сомневалась в его вине, но случайное признание в этих жестоких убийствах заставило мое тело покрыться мурашками. Я сдерживала себя, чтобы выглядеть спокойной: вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох.

— Это все, что ты хотела узнать? — спросил Уэллесли и надменно улыбнулся. — А хочешь услышать пикантные подробности? Нет? — тихо спросил он, вся его внешность тут же изменилась. — Хочешь услышать о боли и страданиях тех женщин, которыми одарила их жизнь, а не я? Я лишь освободил их из жестокого плена и сделал счастливыми.

Это была именно та сторона Уэллесли, которую никто не видел во время суда. Было ли это искренне, или он играл со мной злую шутку?

— Тебе не понять такого мучения, — продолжал он. — Я вижу это по твоим глазам. Разве жизнь была добра к тебе?

Он терпеливо ждал моего ответа. «Я не жалуюсь», — ответила я. У меня не было намерения вдаваться в подробности. Я вела интервью, а не он, но в его голосе было что-то неподдельное.

— Ведь мужчина причинял тебе боль?

Я посмотрела ему в глаза и была слегка опьянена. Он — великолепен! Это единственное слово, которое подходит такому мужчине. «Мисс старую деву», должно быть, привлекал любой красивый, стройный парень, но я была совсем другая по натуре. Мужчина, чтобы заставить биться мой пульс, должен был похож на «Сердцееда» — совершенный образец мужской красоты.

— Из-за него ты прожила жизнь в глубоком одиночестве.

Я не могла отвести взгляда и была заворожена этими глазами.

— После него ты никому не доверяла, никогда не влюблялась, не вышла замуж.

Чувствовали ли себя жертвы так же, как и я сейчас, бессильными, отвергнутыми, желающими отдаться, почувствовать эти сильные руки вокруг талии и положить голову на его широкую грудь…

— Каждый вечер ты возвращаешься в пустую квартиру. Может, у тебя есть домашний питомец, а может, нет?

— У меня был кот, но он сбежал.

— Бедняжка, бедняжка, — посочувствовал он. — Женщину, как ты, нужно обожать, лелеять, поклоняться.

«Как же хорош этот парень!» — подумала я. Казалось, что он занимается со мной любовью на словах. Наконец с большим усилием я отвела взор от его гипнотизирующего взгляда.

— Это то, что ты говорил своим жертвам? — спросила я, помня о своей миссии в тюрьме. — Ты убаюкивал их своим сладким разговором прежде, чем изнасиловать и убить?

На его красивое лицо вернулась надменная улыбка. «Мне не нужно верить его словам. Меня отделяет от него решетка», — думала я.

Мое лицо вспыхнуло, и я с силой отогнала от себя картину, когда мое тело прикасалось к нему, а наши губы смыкались в страстном поцелуе.

Трясущимися руками я потянулась к сумочке и вынула диктофон.

— Ты не будешь возражать, если я запишу наше интервью?

— Нет, я считаю это репетицией своего появления на страницах «Инсайд Эдишн» в следующем месяце.

— Начнем с первой жертвы, Лорны Килмер. Зачем ты убил ее?

— Ты водишь машину? — спросил он.

— Да, а что?

— Какой у тебя был первый автомобиль?

— Синий «форд мустанг», — я поняла, куда он клонит своими вопросами.

— Почему ты выбрала именно его, а не «шеви камрио» или «понтиак фаерберд»?

— Мне нравился вид «мустанга». Он больше соответствовал моему вкусу.

— То же самое и с моими жертвами, — пояснил Дин. — Они подходили моему вкусу. Лорне же годилось только одиночество, печаль, красота. В мире жестокости эти женщины были не замужем, нелюбимы, нежеланны, не…

— Хватит! — закричала я, устав слушать эти слова. — Она не была нелюбимой или нежеланной.

Глаза Дина вспыхнули, был ли это страх? Неужели у него появился какой-то намек на истинную цель моего визита?

— Ты знала Лорну или одну из моих жертв? — спросил он.

— Тери Милфорд, шестую жертву, которую ты с жестокостью убил.

— Девочка из колледжа?

— Она была одинокой, умной и доброй. Впереди ее ждало будущее, у нее имелось все, что нужно для жизни. Ее любил каждый, кто знал. Итак, она не соответствовала твоему вкусу?

— У нее не было мужчины — только книги и школьные занятия. Это не жизнь для такой девушки, как и писать журнальные статьи об убийцах.

— А ты кто, чтобы судить чью-то жизнь? — спросила я, стараясь сдержать свой крик, просунуть руки через решетку и вцепиться своими ногтями в его красивое лицо.

— Я тот, кто есть, — сказал он с равнодушной улыбкой. Это был настоящий психопат. — Я тот, кем стал: «Сердцеедом», я знаю, кто я, а ты себя знаешь?

Перчатка брошена. Я могла бы убежать или остаться продолжить борьбу. Я выбрала последнее.

— Я очень ценю, что ты думаешь обо мне, — храбро ответила я, не уступая в этой схватке. — Учась в школе, я влюбилась в сокурсника. Я была довольно глупа и забеременела, а он исчез без следа.

— Что стало с ребенком? Ты сделала аборт?

— Нет. Ее удочерила семья моих друзей. Я не смогла бы воспитать девочку, так как решила закончить учебу.

— Значит, ты предпочла карьеру? Как эгоистично!

— У моего ребенка была хорошая семья, прекрасный дом на окраине города. Родители, любившие ее, дали хорошее воспитание. Я наблюдала, как она росла и превращалась в красивую девушку. Я всегда была рядом с ней, но никогда не говорила, кто я, несмотря на то, что носила ее на руках, успокаивала, ухаживала за ней, когда та болела.

— Бедняжка, — саркастично сказал Уэллесли.

— А ты бессердечно отнял у нее жизнь, как будто прибил муху.

Дин закатил глаза и пожал плечами: «Что я могу сказать»?

Неужели я увидела белый флаг? Уступал ли он когда-нибудь в битве превосходящему его оппоненту?

— Может быть, ей лучше умереть? — спросил он. — Послушай, чем ненавидеть меня за убийство, лучше поблагодари за то, что я избавил ее от правды. Теперь она никогда не узнает, что для матери была нежеланной.

Этот монстр не сдавался ни на дюйм. Он был, как генерал Джордж Пикет, решивший удержать Геттисбургскую высоту, несмотря на то, что над дивизией нависла верная гибель. Я почти соглашалась с несчастным ублюдком… почти, но не совсем!

— Я думаю, наше интервью закончилось, — сказала я, нажав на кнопку «стоп» маленького диктофона.

Взглянув на него, я увидела красивые очертания лица такими уродливыми и отвратительными. Затем я перекинула диктофон через решетку, и он поймал его с удивлением на лице.

— Что это?

— Я не думаю, что моим читателям будет интересен этот разговор.

— Почему?

— Потому что ты не достоин их внимания. С твоей внешностью все в порядке, но внутренняя сторона оставляет желать лучшего.

Я предвкушала свой триумф. Я ударила по самому больному месту своего врага: по его напыщенному мужскому самолюбию.

— Это значит, что ты не станешь печатать мое признание?

— У меня в голове созрел рассказ получше.

Когда я направилась к двери, то обернулась и показала пальцем известный жест в знак своей победы. «Почему бы тебе не послушать пленку? Ты узнаешь, как глуп на самом деле», — крикнула я.

Охранник открыл и запер за мной металлическую дверь. Через несколько минут я шла по коридору и услышала взрыв, я улыбнулась. Я знала, что Дин перемотает пленку и нажмет на кнопку воспроизведения.

* * *

Смертная казнь является предметом жаркого спора в нашей стране вот уже много лет. Как либеральный демократ, я всегда была против того, чтобы отнимать жизнь у человека, даже обвиненного в убийстве, но я так и не увидела светлого огонька, исходящего от этого монстра.

Многие читатели могут не согласиться со мной, что я позволю человеку, убившему мою дочь, гнить в тюрьме всю оставшуюся жизнь. Вы сомневаетесь в том, что потеря свободы стала для него достаточным наказанием? Я не соглашусь. Я часто слышала призыв тех, кто стоит против смертного приговора: «Возмездие Мое», — говорит Господь. Что ж, кто из вас скажет, что я не орудие для воздаяния должного «Сердцееду»?

В заключение, дорогие читатели, я сознаюсь, что преднамеренно и со злым умыслом убила Дина Уэллесли, а также считаю, что теперь моя совесть чиста.

Февраль 2009