Расскажи себе сказку

1.

«Творческий кризис — это такой же миф, как и писатель, пьющий кофе и коньяк для вдохновения. Если вам не о чем рассказать, это значит, что ничего говорить не надо».

Макс зло стиснул «мышку» и убрал с глаз долой очередную пустенькую статейку ни о чем.

— Мне нужна помощь, по-мощь, — выдохнул он в монитор, словно кто-то там, за экраном, мог его слышать. Какой-то компьютерный джинн, исполняющий желания. Но джинна не было, только дождь за окном и пресловутый кризис, которого якобы не существует. Он продолжался уже месяц, изредка отпуская и давая написать пол-абзаца, обманывал, дразня приходящими идеями и словами. Как адский ливень, что начался рано утром и обещал закончиться быстро — крупными пузырями в лужах и большим количеством воды на единицу времени. Ни в одной туче не могло быть столько воды, чтобы лить пять часов кряду. И у писателя с одиннадцатилетним стажем не могла возникнуть в голове столь совершенная пустота. Особенно у того, кто писал о древнем, исконном — о любви.

Громыхнуло — и раскат грома дополнил иной звук, неправильный. Миг спустя Макс понял, какой, когда увидел прыгающий «конвертик» нового сообщения в аське и ощутил еще большее раздражение. Сейчас не хватало только одной из сетевых подружек или поклонниц, прилетевших поболтать «о своем, о женском» и не желавших верить, что Виктория Макси на самом деле мужчина. В такие моменты он особенно остро жалел, что взял псевдоним; но писать любовные романы под своим именем значило раз и навсегда отметиться и запомниться, как автор розового сиропа, изрядно разбавленного «клубничкой». Серьезных публикаций, случись они, ему не простят. А еще не хотелось выслушивать скандалы матери, для которой Макс вечно думал не о том, делал не то, и которая потребляла любовное чтиво тоннами. Узнав в авторе сына, она выдала бы бурную реакцию — и не важно, восторженную или осудительную, в исполнении матушки это одна и та же истерика. Через несколько лет писательской карьеры инкогнито все же открылось, информация, связавшая Викторию Макси и Макса Долинина появилась в Интернете, но к тому времени он уже не думал ни о каких серьезных публикациях. А матушка его, по счастью, не сидела в Сети.

Макс все же глянул на пришедшее сообщение. Вопросительный знак — обычное приветствие Невер, его нестандартной сетевой знакомой, год назад постучавшейся в аську именно так.

«Потерялся» — отщелкал он в ответ, радуясь, что можно обходиться без тупого и ненужного «как дела?». Эта виртуальная подруга с первого сообщения обращалась к нему как к мужчине, игнорируя женский псевдоним в ICQ.

«Помочь?» — спросила Невер.

— А можешь? — вслух поинтересовался Макс и отстучал то же самое.

«Если мешать не будешь» — ответила собеседница.

Макс невольно хмыкнул. Да уж, национальная проблема, любители мешать тем, кто помогает.

Карандаш-мультяшка в окне аськи — «Невер печатает» — протанцевал туда-сюда:

«Бросай все. Садись на первый же транспорт. Езжай пока не поймешь, что с тебя хватит».

Макс с сомнением посмотрел за окно: дождь и не думал заканчиваться.

«Там ливень» — написал он.

«Что, серьезно? — ирония сочилась из каждой буквы. — Еще отговорки будут?»

Макс опешил. Это было оскорбительно… и забавно.

«Берешь меня на слабо́, девочка?»

«Всего лишь не потакаю твоим слабостям. В отличие от тебя».

А это было уже совсем хорошо, потому что подняло в душе, словно затянутой паутиной, волну удивления, возмущения и азарта. Паутина дрогнула, задрожала, но не сдалась и продолжала держать. Первым исчез азарт. Макс попытался вернуть его, перечитав возмутительное сообщение, но ощутил прежнее «ну и что?». В самом деле… Так, как Невер, с ним не разговаривал даже Ворон-Воронец, его редактор, въедливая зараза шестидесятисемилетнего возраста — если верить дате рождения, прописанной в скайпе. Но Воронец исполнял свою работу, а девочка, скорее всего, просто развлекалась. «Виктории Макси» не привыкать развлекать дамскую публику.

И все же… Макс удержал в душе последнюю каплю возмущения и написал:

«А что мне за это будет?»

«А что ты хочешь?»

Макс подумал. Ничего реального он, само собой, получить не мог; то, что ценил больше всего, то, ради чего общался с фанатками, была информация.

«Предельно честный ответ на три моих вопроса» — напечатал он.

Карандашик долго не двигался, потом сообщение все же появилось: смайл «лопну от смеха». Невер впервые воспользовалась смайлом.

«Что смешного?..» — начал печатать Макс, но собеседница опередила:

«Только на три. Никаких добавок. И взамен ты трижды сделаешь, что скажу. Обещаю не просить о том, чего не стала бы делать сама».

Серая паутина в душе снова дрогнула, пошла волнами. Из-под равнодушия пробилось чувство — азарт новой игры. Рискованно — и в то же время достаточно безопасно. Невер наверняка понимала: Макс может просто сказать, что послушался, сделал, как она велела. И какими бы ни были другие просьбы, первую собирался выполнить, несмотря на ливень.

«Хорошо, — он встал с кресла и уже на ходу напечатал: — Иду».

Невер простилась как обычно — поставила точку и отослала собеседнику. Ее «ромашка» стала красной, обозначив уход из Сети.

Макс перевел ноут в положение «сон» и отправился собираться на прогулку.

Что мысль глупая, до него дошло примерно через полчаса. Может, зря он выбрал трамвай, а не метро, которое так нравилось Максу. Яркое, шумное и в то же время упорядоченное, стрела сквозь чужие миры, проносящиеся за окнами и обозначавшие себя такими разными на вид, вкус и имя остановками. А трамвай шумно, тряско и нелепо трюхал от стоянки до стоянки, слепо тыкался носом в каждый поворот, снижая и так невеликую скорость, тормозил перед пешеходами, решившими перебежать дорогу, где попало, и панически звенел. На восьмой или десятой остановке Макс решил, что с него действительно хватит, и Невер наверняка имела в виду нечто иное, сошел с трамвая. Дождь, по счастью, закончился, но погода не радовала, и время — тоже. Хмурая серость середины летнего дня, когда большая часть людей уже предпочла телевизор прогулкам. Не утро с его энтузиастической спешкой и не вечер, когда телик уже поднадоел и хочется разнообразия. Утром и вечером можно встретить что-то интересное. Но не днем и не после такого ливня.

И не в этом районе. Макс огляделся и не увидел ничего кроме таких же серых однотипных домов и контор с невнятными вывесками, которые совершенно не хотелось читать, хотя раньше он записывал странные, нелепые и просто интересные названия, чтобы использовать в своих книгах. Разбитый асфальт под ногами, полный луж и травы в трещинах, тоже не вдохновлял. Макс переждал громыхающее явление очередного трамвая, на сей раз — едущего в обратную сторону, садиться не стал, решив, что вернется домой пешком.

Но по дороге ему представился грядущий разговор с Невер. Не важно, спросит ли она о чем-то или нет — Макс все равно будет ощущать себя проигравшим. Он чего-то ждал от этого путешествия. Приключения. Вдохновения. Минутного удовольствия. Хоть чего-то. А итог — бесславное возвращение к компу и недописанному роману, по которому сроки уже горят. Очередному, лично ему не нужному ничем, кроме обещанных за него денег, роману.

Он словно увидел ехидную усмешку Невер. Все правильно, Макс пишет за деньги. А ведь может иначе.

Или уже нет?

Он споткнулся об эту мысль как об очередную трещину на асфальте. И захотел попробовать. Хотеть чего-то — это тоже хорошо и это уже было не поражение.

Макс прошел еще немного, привыкая к новой мысли, потом увидел через дорогу киоск с газетами и мелкой канцелярией. Дошел до киоска, купил тетрадь в клеточку и смешную, розовую с нарисованными на ней смайликами шариковую ручку. Зашел во двор одного из домов, сел на пустующую лавку, потеребил в пальцах цилиндрик ручки, привыкая к забытому ощущению школьного «пера». Даже сосредоточился на этом ощущении, потому что паутина в душе наконец-то начала истончаться, исчезать, сопротивляясь, но без особого толку. Макс, не спеша радоваться, открыл тетрадь. Слова и образы смутно брезжили в мозгу, прорываясь, как редкие проблески света сквозь затянувшие небо тучи. Он поймал один, удержал, удивился, рассмотрев, и начал записывать, разматывая нить новой истории.

«От рождения она была красавицей, эта принцесса. И даже имя было красивое — Эмилия. Но в детстве ей не повезло споткнуться и упасть лицом в заросли травы-чернушки. На лице принцессы Эмилии проступили неровные черные пятна — на щеке, на лбу и подбородке, словно кто-то набрызгал чернил. Конечно, о красоте уже не могло быть и речи. Отец и мать принцессы тут же заказали для нее волшебную вуаль, которая делала пятна незаметными. Но Эмилия отказалась ее носить. «Мне нечего стыдиться и прятать, — сказала она. — И я не собираюсь сидеть в своей комнате и огорчаться, а поступлю в школу волшебников».

«Как, — воскликнула мать-королева, — ты хочешь начать работать раньше, чем придет время делать это? Правление — нелегкий труд, магия — еще более тяжелый». «Я догадываюсь об этом, — сообщила принцесса матери, — но не отступлю».

Надо сказать, что отец и мать хорошо знали свою дочь и не стали с ней спорить, хотя без уговоров и не обошлось. И будь у них больше времени — возможно, что-то и получилось бы. Но Эмилия быстро собралась и в самом деле на следующий день поехала в Город Университетов, поступать на волшебника. Единственное, на что она все же позволила себя уговорить — это взять с собой волшебную вуаль».

Макс перечитал написанное. Надо же, сказка. В последний раз он рассказывал сказку Вике — еще до аварии. Выдумывал для ее развлечения историю про котенка, который научился говорить. А после — еще одну, правда, та «сказка» предназначалась скорее для самообмана. «Я уеду, но вернусь. Так надо. Ты поправишься. Я тебя люблю». А Вика, с травмой мозга, сделавшей ее разум медлительным, рассеянным, а память — дырявой, попыталась ответить, мучительно подбирая слова: «Макс, но… до августа… еще полтора месяца…» И он поспешил объяснить, перебивая сам себя и не давая ей шанса вмешаться: что это Столица, что он хочет не просто поступить учиться, но остаться там жить, а для этого нужны деньги, а для денег работа, хотя бы и временная. Конечно, Вика все понимала. И Макс понимал — по своему, поэтому и рассказывал себе сказку о том, что вернется. Будь у него побольше времени… как у родителей его придуманной принцессы… возможно, все было бы иначе.

…Итак, сказка. Как ее назвать? Макс не стал тратить времени и надписал в нарочно оставленной пустой верхней строке: «Сказка о несказочной принцессе». Можно будет впихнуть ее в один из любовных романов… Мысль об этом почему-то была неприятной, и Макс решил пока ничего такого не планировать. Он закрыл тетрадь и отправился домой по разбитому асфальту, уже не такому серому, как прежде — просто потому, что сейчас для Макса было что-то еще, что-то в нем, которое немного меняло окружающее в лучшую сторону. И даже рекламщик, сунувший ему мини-афишу какого-то спектакля, не испортил настроения, хотя Макс терпеть не мог уличных приставал. Он сунул бледно-сиреневый листок в тетрадь и ускорил шаг.

2.

Не очень-то и помогло. Так он написал бы Невер, если бы застал ее в Сети, но странной подруги не было долгих два дня. Сразу после возвращения с прогулки Макс резво закончил очередную главу обещанного издательству романа — и на этом вдохновение иссякло. Он не выключал аську ни днем, ни ночью, за что имел тьму бесполезных разговоров с фанатками и одно ночное пробуждение от слишком громкого в полной тишине вяка нового сообщения с рекламой какого-то форума. Макс поставил в статусе «Жду новых заданий» и вырубил мессинджер.

Появившись на третий, со дня прогулки, день, когда солнце шпарило в окна так, что шторы не спасали, Невер разочаровала, задав банальный вопрос: «Как успехи?»

«Относительно», — написал он, с легким раздражением отрываясь от чтения новой книги. Автор лихо закрутил детектив с любовной линией; Макс уже думал, что стоит попробовать написать нечто подобное и даже прикидывал сюжет… Например, некоему молодому человеку пишет в аську с просьбой о помощи незнакомая девушка. Современный любовный роман. Фанатки будут в восторге. Или в шоке — но им все равно придется это читать.

«Относительно чего?» — спросила Невер с явным ехидством. Макс нашел в колоде смайлов самую кривую рожу и отослал ее вместе с сообщением: «Относительно желаемого». Он ждал, что подруга снова начнет подкалывать, и придется придумывать остроумные ответы, а значит слегка напрячь воображение и, может быть, получится снова растормозить его. Но она написала только одно слово — «Хорошо».

— Какое еще хорошо? — возмутился Макс. — Кому хорошо?

Карандашик замелькал в окне аськи. «Хорошо, что ты недоволен. Значит, готов идти дальше, — Невер словно услышала его возглас и ответила. — И не станешь притворяться».

— Я и не собирался, — Макс вспомнил свои мысли — можно только сделать вид, что выполняешь задания — и пожал плечами. Кажется, он был не прав. Для настоящего результата нужно принимать все всерьез, а не делать вид.

Невер не стала ждать ответа, написала: «Составь два списка. Четыре вещи, которые терпеть не можешь делать, и четыре, которые любишь». Макс не удержался, чтобы не поддеть собеседницу: «Если хочешь узнать обо мне больше, просто спроси. Я не прячусь от друзей».

«Пожалей своих друзей, — ответила Невер. — А вообще ты уверен, что сам себя хорошо знаешь?»

Макс подумал над этим; все снова становилось неожиданным, а значит, вдохновляющим. На том конце их разговора сидел человек, уверенный в своей власти над ним. Отчасти — уверенный не без причины, потому что Макс сам дал Невер эту власть. Но в ответ получил власть над ней. Так почему не использовать ее?

«Ты говорила, что не попросишь меня сделать то, чего сама делать не станешь, — написал он, бросая каждое слово, каждую букву, как цирковой метатель ножей — свои клинки, когда он очерчивает ими фигуру стоящей у деревянного щита помощницы. Если подумать, Макс делал почти то же самое — прояснял для себя личность таинственной Невер. — Давай меняться. Я тебе свой список, а ты мне свой».

Собеседница начала писать, остановилась, снова начала.

— Что, поймал я тебя? — довольно спросил Макс в тишину квартиры и тут же получил ответ.

«Мне не нужен твой список. Ты делаешь его для себя. Но согласна на обмен».

«Идет» — отщелкал Макс с чувством маленькой победы. Сначала Невер испугалась и почти пошла на попятный, а потом любопытство победило, заставив принять навязанную ситуацию. Конечно, она могла соврать и написать в своем списке все, что угодно. Но это означало бы уже большую победу — Макс остался честным, а Невер опустилась до мухляжа.

Он открыл первый попавшийся документ и начал составлять перечень своих «люблю — ненавижу». Вторым пунктом в списке нелюбимого — а начал Макс именно с него — логично стала «работа в общепите».

… Столица встретила его отличной погодой, и это оказалось единственной хорошей новостью. Цены поражали. Отложенные на дорожные расходы деньги закончились слишком быстро, а мать, хоть и могла бы добавить, но не хотела. Вернее — Макс не хотел: она потребовала бы отчета за каждую копейку и упрекала бы даже там, где упрекнуть не в чем. Так что пришлось срочно искать работу.

Подай-принеси в «Макдональдсе», где люди только и делают, что берут еду, роняют еду, потребляют еду… Через неделю все это жующее стадо стало ему противно, и аппетит Макс потерял совершенно. Это позволило сократить траты и сделало его злым до учебы. Он штудировал учебники и читал худлит каждую свободную минуту, безо всяких проблем запоминая важное и неважное. Позже, при поступлении, это помогло: один из вопросов оказался каверзным, с описанием двух типажей, которых можно было встретить во многих произведениях. А вспомнить предлагалось несколько книг авторов определенного исторического периода, описавших подобные типажи. Макс припомнил аж пятерых и расписал отличия героев друг от друга, хотя этого и не требовалось. Чистый выпендреж, но знания распирали мозг и слишком хотелось поделиться, показать — «я знаю».

Позже это прошло, но во время учебы он иногда позволял себе бескорыстно «помогать» плавающим в литературе, истории и английском, чем заслужил репутацию полезного человека и оброс интересными знакомыми.

Вика писала ему — редко, хотя врач заверил, что с письменной речью у нее проблем не будет. В одном из посланий она попрощалась, и Макс с облегчением решил больше не отвечать. И не стал.

Воспоминания не отвлекали, они облегчали составление списка. Макс справился за полчаса, убедился, что Невер в сети и решил не хвалиться успехом, а подождать. Перечитал сказку о принцессе и неожиданно продолжил — в той же тетрадке.

«Принцесса была слишком доброй и по пути в Большой Город раздавала милостыню всем, кто нуждался, поэтому осталась без гроша в самый неподходящий момент — когда понадобилось заплатить стражникам за вход в Город. Один из них оказался незлым и пообещал пропустить, если она разгадает загадку: в какой игре нельзя победить?

— Тут может быть много ответов, — сказала она сразу же, — но я подумала о нечестной. Или той, где обманываешь себя.

Страж улыбнулся в усы — у него явно был свой ответ — и пропустил ее.

Город Эмилии понравился, но принцессе сразу же пришлось найти себе работу, а все, что она сумела отыскать — место служанки в маленькой таверне. И принцесса терпеливо приносила и уносила еду, готовила, мыла посуду и полы, чтобы иметь возможность покупать для себя самое необходимое.Жила она в маленькой комнатке под самым чердаком в той же таверне.

А потом настало время поступать.

Учителя не делали скидку на то, что Эмилия — принцесса, и, конечно же, это было правильно. Среди вопросов попадались каверзные, но ей удалось ответить на все. Правда, суровые профессора еще долго переговаривались, поглядывая на девушку и внушая ей все большую тревогу. Потом один из них, самый суровый, поднялся со своего кресла с очень высокой спинкой.

— Скажи, а что с твоим лицом? — спросил он.

Эмилия удивилась. Мудрые учителя не знали ответа на такой простой вопрос?

— Очень давно, в детстве, я упала в траву-чернушку, — начала объяснять она, спокойно и терпеливо, — и…

— Я вовсе не об этом, — оборвал ее профессор, — но почему ты не носишь вуали, как все, кто обезображен?

— Потому что не считаю себя обезображенной.

Профессор пожевал губами, обменялся взглядами с коллегами и кивнул.

— Понятно. Не хочешь быть как все и считаешь свой недостаток достоинством. И тут есть две проблемы, которые должен решать всякий, кто приходит учиться такому серьезному делу, как магия. Во-первых, готова ли ты все же стать как все, если это понадобится? Если велю тебе надеть вуаль и носить, не снимая, все время учебы, послушаешься ли ты? Во-вторых не стоит себя обманывать: недостаток никогда не станет достоинством. Признаешь ли это?

— Не признаю, — сказала Эмилия, — потому что это не так. Недостаток злости или гордости — это достоинство. А вуаль я могу носить, только она ничего не изменит.

— Изменит, в том-то и дело, просто не сразу. Постепенно ты привыкнешь к вуали и уже не сможешь без нее, как сейчас, вероятно, не можешь с ней. Но рано или поздно каждый надевает свою вуаль, а некоторые носят ее с рождения — и тогда не им, а другим, приходится привыкать и приспосабливаться.

— Это очень печально и несправедливо, — заметила принцесса. — И если нет другой возможности учиться магии, кроме как приспособиться и привыкнуть — то, пожалуй, я не стану поступать сюда.

Она покинула Университет и никто не стал ее останавливать».

«Волна» ушла очень вовремя — Макс услышал вяканье аськи. Пробежал текст глазами, поморщился — ответ принцессы стражнику уколол упреком, а разговор с профессором показался фальшивым. Это в сказках можно взять и уйти, отказавшись привыкать к вуали, а в жизни приходится быть как все и принимать разные, совсем не подходящие тебе предложения. Но что поделать, если у одного из тех, кому «помогал» во время учебы, возникло свое издательство, специализирующееся на любовных романах? Как не стать одним из авторов, тем более, если тебе обещают что потом, скоро, специально для тебя, начнут выпускать и фантастику, которую ты хотел писать?

Макс закрыл тетрадку, перечитал составленный для Невер список, вычеркнул один пункт из «люблю» и добавил вместо него «писать сказки» — несмотря на явный упрек и почудившуюся фальшь, он увлекся. Отослал сообщение одним щелчком и, наконец, прочитал написанное Невер.

«Не люблю:

1. лето

2. меланхолию

3. бездарное исполнение хороших стихов

4. вспоминать

Люблю:

1. жизнь

2. загадки без ответов

3. хорошие стихи

4. вспоминать».

Список не поражал. «Вспоминать», помещенное в обе категории, явно рассчитано на вопрос почему. Но Макс не собирался спрашивать. Все понятно и так. Есть разные воспоминания. От одних бежишь куда подальше, другие смакуешь. Любовь к жизни — как банально! Стихи и загадки без ответов — эдакая перчинка, пряность, особенность, которую Невер хочет себе придать. Как и неприязнь к меланхолии. Было бы слишком… стандартно, если бы она, как многие, наслаждалась состоянием тихой безвредной тоски. Оставалась неприязнь к лету. Интересно, что такого случилось летом, чтобы она его не любила. Может, именно об этом он и спросит.

Но в ответ на его список Невер просто прислала прощальную точку, оборвав интригу дня открытым финалом, и у Макса сразу возник другой вопрос.

Лихорадочно, ошибаясь и нажимая не на те клавиши, он написал: «Постой! Разве это все?»

«Тебе мало?»

Макс пропустил мимо явное ехидство, в конце концов, оно могло ему и показаться, и ответил: «Мало. Должно быть что-то еще». «Так сделай» — согласилась Невер.

— Легко сказать, — проворчал Макс, торопливо пробежал взглядом по столу, словно ища подсказку. Увидел клетчатую тетрадку. Правильно, что он умеет лучше, чем сочинять истории?

«Хочешь, расскажу сказку? — предложил он. — Это хорошая сказка, я начал писать ее в тот день, на прогулке «дикарем», на которую ты меня выпнула. Результат твоих действий. Интересно?».

«Пока не знаю, — призналась Невер и тут же добавила: — Давай сказку».

Макс открыл тетрадку и начал в спешке перепечатывать «Несказочную принцессу», жалея, что не сделал этого вчера, когда времени было больше. Но закончив и отослав сообщение, понял — это еще не все. И снова начал писать, прямо в аське.

«Возвращаться к родителям не хотелось, хотя они ничем бы ее не упрекнули. Работа в таверне давала интересный опыт — общения с людьми. Общение — вот что стало нравиться принцессе больше всего. Она хотела освоить магию, чтобы понимать странное и совершать невозможное. Но оказалось, есть то, что нужнее — простое внимание.

Посетители таверны чаще звали принцессу не принести еду и питье, а посидеть за столиком и выслушать их истории. Иногда просили что-то рассказать. Иногда просто молчали. Так Эмилия узнала, что молчание может быть более наполненным, чем слова.

Дела у хозяина той таверны шли все лучше и лучше; он стал считать принцессу своим талисманом, не слишком нагружал работой, больше платил и переселил в комнату получше. Однажды ей предложили перейти в другое место — посланник хозяина настоящей большой гостиницы, зашедший в таверну, пообещал ей лучшие условия. Но девушка не согласилась сразу.

— Для чего мне уходить отсюда, — спросила она, — если здесь хватает и работы, и заработка?

— Это очень маленькое место, — заметил посланник, — и в нем есть далеко не все. Это значит меньше возможностей для тебя.

Конечно, посланник говорил о бо́льшем заработке, но Эмилия подумала так: в большой гостинице больше людей, которые нуждаются в сочувствии и внимании. И только поэтому она согласилась.

Как оказалось, посланник сказал правду, только не всю. Слава о принцессе, как о талисмане, помогающем встать на ноги даже самой жалкой забегаловке — вот что приглянулось Самуэлю, хозяину гостиницы под названием «Хрустальный ключ». Он был вежливым и обходительным и в самом деле предложил ей больше — красивую маленькую комнатку, оплату серебром, а не медью и никаких грязных горшков и прочего. Но попросил — очень вежливо — носить вуаль, чтобы не пугать и не смущать уважаемых посетителей. Принцесса взяла на раздумья один день и провела его в зале без вуали. За этот день она узнала и поняла многое. Посетители гостиницы отличались от посетителей маленькой таверны. Их в самом деле смущало ее пятнистое лицо, а страх мешал пониманию между ними и Эмилией. И счастливых или спокойных лиц принцесса почти не видела и сделала вывод, что стоит остаться. На следующий день она надела волшебную вуаль, скрывающую черные пятна. Мир сквозь полупрозрачную ткань казался чуть размытым, но она быстро привыкла, ведь это не мешало Эмилии отличать тех, кому необходим слушатель от тех, кому не нужен. И однажды не помешало подружиться с одним из посетителей. Это случилось летом».

Последняя фраза была неожиданной. Макс поставил точку, перечитал и тут же понял — просто захотелось немного подразнить Невер, пусть даже она нравилась ему все больше.

Но и собеседница не упустила случая подразнить его:

«”Наступило утро, мой повелитель”? И мне придется ждать следующей ночи и просить о продолжении?» «Не придется, — написал Макс, — я пока сам не знаю, что будет. Но как только напишу — ты узнаешь. Считай это бонусом к нашему договору».

«Бонусом для тебя или меня?»

Он удивился: «И в чем тут, по-твоему, мой бонус?» Карандаш-мультяшка протанцевал туда-сюда: «В возможности быстро закончить историю, конечно». «Истории никогда не заканчиваются, — процитировал самого себя Макс, хотя и считал это неприличным, — если, конечно, они настоящие». Фраза очень точно подходила к ситуации. Макс погордился собой, нетерпеливо ожидая ответа Невер. И, наверное, она не знала, что сказать, потому что пауза сильно затянулась. Он успел несколько раз повернуться на стуле, постоять у окна, щурясь от солнца и сходить за чаем, и только тогда пришло ответное сообщение: «Ты прав. Только настоящее продолжает себя во всем. Остальное исчезает бесследно. Но заканчивая что-то, тоже делаешь его настоящим». И с этим Невер ушла — без обычного прощания точкой.

Макс минут десять тупо пялился на покрасневшую «ромашку» сетевой подруги. Остывал принесенный к ноутбуку чай, за окном шумел залитый солнцем город, и чего-то очень не хватало во всем этом. Как будто вуаль мешала ему увидеть или понять важное.

— Я прав, — зачем-то повторил Макс и ощутил странное послевкусие, прохладную горечь чужих слов. Как всякая горечь, эта была неприятна, но расставаться с ней не хотелось.

А еще — в словах Невер о настоящем было и что-то знакомое.

Он отхлебнул чаю, поставил чашку и прогулялся до секретера. Нижний ящик был забит старыми бумагами. Макс достал тонкую пачку писем Вики, подошел к окну, просмотрел одно за другим.

Нужное нашлось в последнем.

«Что-то заканчивается и становится важнее и нужнее, настоящее, — не очень-то и похоже на слова Невер на самом деле. Случайная, едва уловимая перекличка смыслов… А дальше: — Если мы ни разу за полтора года не говорили о любви, это же не значит, что ее не было. Спрашивать глупо, прощаться — тоже, но ведь придется. Кто-то должен это закончить и пусть лишнее уходит, а настоящее — остается».

Макс свернул письмо, убрал в старый помятый конверт. Зачем он вообще хранил эти письма, если хотел забыть? Какая-то глупость. Глупее, чем принцесса, работающая в таверне выслушивателем историй, которому можно отдать все, что стало ненужным. Глупее образа вуали, которую рано или поздно надевает каждый. Но строки из старого письма словно приподняли Максову вуаль и дали увидеть возможное объяснение похожести слов Невер на слова Вики. Или невозможное. Такое бывает только в его книгах и в многосерийных мелодрамах. Книги и сериалы — тоже вуаль, яркая, цветная, сквозь которую мир кажется лучше.

Но прав он или нет в своей догадке, а Невер не права точно. Закончить — не значит сделать мнимое настоящим, неважное — весомым. Это просто поставить точку, попрощавшись с прошлым, и освободить место для нового.

Макс вернулся к компу, создал новый документ, скопировал в него сказку из аськиного окна, и продолжил писать.

«Однажды она увидела в зале гостиницы юношу, который увлеченно читал книгу, время от время останавливаясь и восклицая: «Нет, не так» или: «А вот это правда, но не вся!» Девушке стало любопытно, и она подошла.

— Здравствуй. Скажи, если не секрет, что это за книга?

— Она была бы самой мудрой на свете, если б автор выкинул из нее всю глупость, — тут же ответил юноша. — Хотя и так неплохо. Это трактат по философии, отвечающий на разные вопросы. Только, сдается мне, ответы человека написавшего книгу, не подходят другим так же, как его дом или одежда, и этого он не учел. А ты интересуешься философией?

— Вовсе нет, — призналась Эмилия, — просто всегда любопытно, что так интересно другому.

Юноша засмеялся. Так они и познакомились, принцесса и юный философ по имени Кир, у которого еще не было ничего своего, кроме мыслей. Кажется, он предпочитал их всему. Эмилия полюбила его за легкий нрав и умение увидеть в малом большое. Только иногда он слишком уж заморачивался. Но девушка не делала ему замечаний.

Однажды Кир попросил Эмилию снять вуаль, заметив:

— Она мешает тебе видеть мир настоящим, и не важно, что мир не очень-то хочет видеть настоящую тебя. И потом, если что-то прячешь или от чего-то прячешься, оно обретает власть над тобой.

Это было именно то, что принцесса называла «заморачиваться».

— Вуаль может быть и просто вуалью, — ответила она. — Тем, что помогает двум разным мирам или мнениям примириться друг с другом.

— Или человеку — примириться с чем-то в себе, хоть со страхом или ленью, — кивнул юный философ. — Моя вуаль — возможность не знать. Только я всегда буду стремиться к знанию, хотя порой это непросто. Лишь исполнение мечты сделает тебя счастливее, а поддаться слабости и забыть о мечте сделает несчастным».

Макс оторвался от клавиатуры, задумался. Он мечтал писать фантастику, а строчит любовные романы под псевдонимом, придуманным на вечеринке в честь нового издательства и тут же пущенным в дело и зарегистрированным. Это была, в сущности, просто бравада перед собой — назваться именем бывшей девушки и присоединить к нему свое, стать Викторией Макси и этим словно показать себе, что совести не за что мучить его, ведь Макс не забыл Вику, хотя и бросил.

А на самом деле он ее и не вспоминал, пока не сделал снова частью своей жизни, не дал завершившийся истории новое начало, жизнь — сомнениям и чувству вины. За семнадцать лет у него было не много свободного времени — издательство хотело романов — это и спасало. Первый же творческий кризис, вырвавший Макса из миров, где могут существовать отважные герои, капризные и взбалмошные юные герцогини, принцессы-служанки и философы, поставил его лицом к лицу с тенями прошлого.

И за все семнадцать лет Макс не написал ни одного фантастического рассказа — можно догадаться, почему. Просто когда-то он рассказал сказку и себе — о том, как мечтает стать фантастом, а хотел всего-навсего денег. И пошел навстречу именно этой мечте. Был ли он счастлив? Несомненно. А несчастным себя не чувствовал даже из-за кризиса — только злым, усталым и пустым.

Но впереди его ждало особенное. Макс предвкушал это — раскрытие тайны, интригу, красивый финал. Даже прикинул, как это было бы в одном из его романов.

« — Вы — это она?

Герцогиня чуть заметно склонила изящную голову, светлый локон скользнул по щеке, словно лаская. Ах, как бы он мог...»

Только бы поскорее вернулась Невер.

3.

Она не заставила себя ждать. Появилась на следующий пасмурный день прямо с утра и тут же спросила, словно ничего важнее и не было: «Дописал про принцессу?»

Макс молча отослал ей продолжение.

«Неплохо, — одобрила сетевая подруга. — Но это уже пора заканчивать».

«Да, пора, — ответил Макс, ощущая приятное, будоражащее волнение. — Хочу задать свои вопросы. Дай мне последнее задание и проведем честный расчет».

«Как хочешь. Выслушай, что скажу».

Хорошее настроение упало до разочарованного «ну вот». Макс подумал, что собеседница сейчас все расскажет сама, а сюжет должен был идти по совсем другой линии: вопрос Макса, замешательство Невер, ее попытки не отвечать, уклончивость и наконец почти вырванное признание. Но сетевая подруга снова удивила, пойдя по вовсе уж неожиданному пути.

Карандаш долгую минуту танцевал над окном нового сообщения. Потом оно пришло — большое, в несколько абзацев. Пока Макс читал, пришло еще одно и еще. Не конец — финал. Кажется между этими двумя вещами все же есть разница.

«Принцесса недолго работала в гостинице — родители позвали ее вернуться, чтобы учиться правлению, ведь подходил ее двадцатый день рождения, день, когда она должна была принять власть из рук матери и отца. Юный философ поехал с Эмилией, ведь он был ее другом. Школа, в которую принимают всякого, школа жизни, стала ее университетом раньше, а теперь это была школа власти. И, пожалуй, она оказалась тяжелее прочих. В сущности, Эмилия занималась тем же, что и в гостинице, говорила и выслушивала, разве что без вуали между ней и слушателем, и теперь ей приходилось принимать решения за тех, кто не хотел решать сам и позже принимать их недовольство, если оно случалось. Принцесса быстро поняла, что чем больше делаешь, тем больше тобой недовольны. Кир помогал ей советами, но давал их все реже. Так проходили годы и Эмилия уставала — а еще больше уставал ее советник. В нем становилось все меньше и меньше философии и замороченности. Впрочем, и Эмилия менялась — она уже не хотела выслушивать всех и помогать всем — только тем, кто не мог помочь себе сам. И вот однажды, после очередного нелегкого дня, Кир сказал ей, устало сидевшей на троне:

— Если ты наденешь вуаль, думаю, тебе будет легче. У нее есть два свойства — отгораживать тебя от мира и мир от тебя, создавая иллюзию, что все хорошо. А порой это очень нужно.

И Эмилия согласилась:

— В иллюзиях нет ничего плохого, они позволяют отдохнуть. Главное не привыкнуть жить только иллюзиями и помнить, каков мир без вуали и каков без нее ты сам.

И философ, который давно уже носил собственную вуаль — не читал книг и не искал ответов — согласился с ней, потому что знал и чувствовал то же самое. Это согласие они подарили друг другу, как знак дружбы и понимания, и утешение друг для друга, настоящее, безо всяких иллюзий».

Макс прочитал последний абзац дважды, переждал волну полуотчаяния-полувосхищения и потянулся к клавиатуре — написать, наконец, свой вопрос, прямой и откровенный, как сцены любви в его книгах. Потянулся и понял, что не может спросить прямо. Или не хочет. Запланированный сценарий летел в тартарары, а другого не было. Что делать, когда не знаешь, что делать? Можно оставить все как есть и не снимать своей собственной вуали, не отказываться от права верить, не зная.

Макс отвернулся от компа пытаясь распознать возникшее при этой мысли чувство. Оно было и болезненным, и прекрасным. Оно было как та прогулка на гремящем трамвае и сказка в клетчатой тетрадке. Возможностью, всех граней которой он пока не представлял.

Невер не уходила — ждала. Макс чувствовал, что иначе быть не может. А за окном ждали, собираясь в единое стадо, тучи. Наверное, снова будет дождь.

«И где же твои вопросы?» — не дождавшись ответа, написала сетевая подруга.

«Будут, — пообещал он, решаясь. — Спасибо за финал, но это еще не конец. Слушай. У меня есть другая сказка, не похожая на эту. Там принцесса осталась ждать того, кто никогда не вернется, а философ… он поехал учиться на мага и его приняли. Ты бы простила на месте той принцессы? Это первый мой вопрос».

Невер ответила почти сразу:

«Я простила бы. Но в той сказке была бы не принцессой, а философом, который слишком любит заморачиваться. И потом я обязательно поняла бы, что есть иные пути».

«Какие же?» — спросил Макс, едва попадая от волнения по нужным клавишам.

«Быть рядом. Так, чтобы принцесса и не догадывалась. Скрываться за какими-то именами и образами. За одним или многими».

Многими? Макс попытался вспомнить. Вряд ли среди его поклонниц и прочих виртуальных «друзей» были другие аватары Невер. Все недотягивали до нее. Не по уму, но по ощущениям, которые приходили от разговоров с ней. Разве что тот же Воронец… так он мужчина и старик.

Правда Макс никогда не виделся с ним лично и работал по Интернету. А те, кого он знал в реале, тем более не могли быть Невер. Он бы понял.

«Быть рядом, чтобы помогать?» — спросил Макс, решив уточнить.

«И помогать тоже. Философ закончил университет с отличием, он смог устроить свою судьбу и стать уважаемым человеком. Может даже из того же круга, что и принцесса. Может, стал членом знакомой ему семьи».

Значит, все же реал… Макс попытался вспомнить, у кого из знакомых была жена по имени Вика. Да, у издателя. Он еще смеялся, что две такие разные Виктории, автор и супруга, обеспечивают его счастье.

Аська вякнула, отвлекая. «А еще можно помогать, вкладывая деньги… или слова. Ведь доброе слово и грамотная рецензия дорогого стоят, верно?»

Макс ощутил, как голова начинает пухнуть от загадок. Был критик, который писал довольно странные, больше похожие на рассказы, с образами и метафорами, рецензии на книги Виктории Макси или скорее на самого автора. Всегда положительные. Критик подписывался В. Чудский. Была владелица сети книжных магазинов, некая В. Акунова, которая неизменно забирала большую партию его книг. Так кто из них?

Или все?

И он не выдержал.

«Вика? Это ты?»

«У тебя давно закончились вопросы, — напомнила она, и Макс ощутил это как пощечину.

«Ответь! — попросил он и прошептал это вслух, прибавив и на экране, и в тишине комнаты: — пожалуйста».

«А зачем? — спросила она. — Ведь в жизни должна быть интрига без нее жизнь гаснет как огонь без воздуха».

То были его собственные слова. Слова из интервью данном опять же по сети известной журналистке известного журнала… она, кстати, тоже была В. — В. Озерко.

Макс ощутил себя загнанным в ловушку. В лабиринт из которого нет выхода. Тысячи вопросов вертелись на языке, а он не мог задать ни одного.

«Глупо было договариваться всего о трех вопросах» — беспомощно отстучал он.

«Да, глупо и смешно, согласилась она. Но так уж человек устроен. У него есть весь мир, а он предпочитает запереть себя в стеклянной банке».

Это была уже цитата из его собственной книги. Макс понял, наконец, почему тогда Невер прислала смайл. Это в самом деле было смешно, ограничить их обычную откровенность всего тремя вопросами, кастрировать ее.

Аська вякнула снова, принеся прощальное сообщение с точкой.

«Ты вернешься?» — бросил он в тишину экранного эфира, Но, кажется, Невер ушла раньше, чем он отослал вопрос, тоже оставшийся без ответа.

Макс еще с минуту смотрел на экран, потом закрыл ноутбук и встал, ощущая себя очень усталым. Голова гудела от мыслей; блеклые сумерки ненастного дня внушали желание накрыться с головой одеялом, чтобы не видеть серой безысходности. Мучил внутренний диссонанс: он помнил Вику другой и не мог представить ее говорящей как Невер. Или как Старый Ворон. Или владелицей магазинов, или критиком. Даже такой Макс, каким он стал — не мог.

Вернется ли она? И хочет ли он, чтобы Невер вернулась? Хочет ли знать, зачем приходила?

Наверное, нет. Максу слишком привычно под своей «вуалью», и слишком дорого право создавать истории, делая их такими, как хочется. Правильно завершать каждую.

Если Невер не вернется… у него впереди тревожные и вдохновляющие поиски ответа, попытки узнать и понять или решение не делать этого, смириться. Она обещала помощь и помогла ему. Макс чувствовал, как кипят и бурлят в нем вдохновенные слова, и знал — эти слова правильные, как настоящий, окончательный финал.

Макс взял со стола тетрадку и ручку, перевернул страницу со сказкой и начал писать с чистого листа.

«Ты будешь оглядываться и искать. Будешь гадать, кто я и где я. Ведь я могу оказаться кем угодно. Узнаешь ли? Может, да. Может, нет. А если узнаешь, не ошибешься ли? Это поможет тебе быть в хорошей форме… и принимать верные решения».

Он прочитал написанное и понял — Невер никогда не вернется. Как не вернулся он.

Макс закрыл тетрадку, положил на край стола… Неудачно, тетрадь упала, расплескав листы и выронив на пол сиреневый листок. Мини-афиша спектакля. Макс зачем-то поднял его, прочел ничего не говорящее название и имена актеров. А на другой стороне афиши был напечатан эпиграф к спектаклю, стихи. Кажется неплохие. Они наверняка понравились бы Невер или Вике. Но не нравились ему, потому что говорили слишком много.

Расскажи себе сказку, как ты никогда не любил,

Не тянулся подспудно, не тратил слова и движенья.

Математика жизни не в том, что вот взял и сложил:

Часто в минусе тот, кто вообще избегает сложенья.

Я не знаю, как ты. Я не верю в итог неудач,

В то, что равенства знак можно ставить, где все уравнялось.

Только времени нет для решения сложных задач,

А решенье простых — одиночество, боль и усталость.

И получится странно, что путь твой опять напролом,

И зовущее издали ближе того, что в полшаге.

Ты сложил и умножил, но цифры давно не о том.

И сильней приговора пробел на шершавой бумаге.

Ты построил свой мост и разрушил восславленный Рим.

Ты уже не вернешься к тому, что на откуп назначил.

Расскажи себе сказку о том, что никем не любим.

Может, так ты увидишь: не в этом решенье задачи.

Макс аккуратно свернул листок и вложил его обратно в тетрадку. Почему-то показалось, что так правильно, а вопрос, любил ли он, окончательно все запутал. Макс мог бы влюбиться в Невер и пережить волну виртуального увлечения, о котором немало слышал. Мог бы найти Вику сейчас, спустя семнадцать лет. Но он не хотел ничего, кроме привычного.

Сесть за работу. Уйти в нереальные миры, где бывает все, даже любовь.

Макс вернулся к ноутбуку, постоял минуту рядом и сел. И начал писать новый роман, в котором все будет немного иначе, немного непривычно для потребителей любовного чтива. Там будет он и Вика. Он напишет историю по-своему, закончит ее и сделает настоящим придуманное. А если не выйдет, то просто расскажет себе и другим очередную красивую сказку.

6-8 июня 2015 г.

— — — — -----------------------------------------------------------------------------------------------

Благодарности.

Шапокляк — за детальный разбор и анализ.

Осени Нее — за вычитку и найденных блох.

Агате Аргентум — за очень ценную мысль о недостатке вуали и мнение и за прекрасный коллаж.