Зимой Павлику Кораблеву снилось лето. Зеленый луг, ромашковое поле, одуванчики возле дома, конь, гуляющий в поле — все это он видел в своих снах.
С наступлением летних школьных каникул Павлик Кораблев уехал отдыхать в деревню к бабушке и дедушке вместе со своими родителями. Павлик любил проводить лето в деревне.
Наступил новый день. Солнечный и жаркий. На небе не было ни одного облачка.
Павлик проснулся около восьми часов утра. Сев на кровати, сделал утреннюю гимнастику, согнав с себя сон. Заканчивал Кораблев гимнастику отжиманием от пола на кулаках.
Упершись одной рукой о спинку кровати, а другой Павлик оперся о саму кровать и столкнул себя на пол. Посидев немного, перевел дух, давая отдохнуть рукам, он перевернулся на живот и стал отжиматься от пола на кулаках. Эту процедуру Кораблев Павлик проделывал ежедневно.
Закончив гимнастику, Павлик восстановил дыхание, сел в кресло и поехал на улицу принимать водные процедуры. В доме не было высоких порогов, поэтому выезжать было хорошо и удобно. Подкатив кресло к умывальнику, дедушка повесил его специально для Павлика так, чтобы тому было удобно, Павлик умылся холодной водой.
— Брр…, Павлик, не могу смотреть на тебя, — сказала бабушка. — У меня мурашки по спине бегают, глядя на тебя. И как ты только это делаешь?
— А ты, бабушка, не смотри, тогда и мурашки не будут бегать, — нашел, что ответить мальчик.
— Ну, ладно, ты закончил умываться?
— Да.
— Пошли, поешь. Я сегодня блинов напекла.
— А где мама с папой?
— С утра на рыбалку уехали.
Павлик поехал за бабушкой в дом. В гостиной на столе стояла большая тарелка с блинами.
— Ты с чем будешь? С маслом или с вареньем? — спросила бабушка, открывая холодильник.
— Мне, пожалуйста, и то и другое и можно без хлеба, — ответил внук.
Бабушка достала из холодильника масло и варенье и поставила на стол.
— Это что? — спросил мальчик, игриво удивляясь.
— Это как ты и просил, — ответила бабушка, — масло и варенье без хлеба.
— А с чем вкуснее? — спросил мальчик, но глаза его весело блестели.
— С хреном, — приняла игру бабушка.
— Правда? — ломаясь, спросил мальчик, но тут же сказал вполне серьезно. — Ба, давай варенье. С ним вкуснее.
— Ах, ты, негодник, — махнула на него бабушка и засмеялась, — я его серьезно спрашиваю, а он тут ломается.
— Я не ломаюсь, я шалю. Когда я сломаюсь, меня к врачу повезут. Он починит меня.
— Ой, ешь лучше, — махнула рукой Екатерина Михайловна.
— Я ем, — сказал Павлик, скручивая блин в трубочку и макая его в варенье. — А где дед?
— Пошел лекарство на зиму заготавливать.
Дед Павлика каждое лето ходил и собирал лечебные травы, а потом сушил их на чердаке, чтобы не только зимой, но и в любое время года делать чаи, отвары или настойки для лечения. Вся деревня ходила к деду Игнату лечиться. Потому что он понимал толк в травах и в том, как применять ту или иную травку в лечении.
Павлик позавтракал, и выехал во двор. Огороженный забором дом вместе с садом и двором был чист и ухожен. За этим строго следил дед Игнат. Мальчик заехал в тень, которую создавал большой и ветвистый клен. Его верхушка уходила далеко в небо. Рядом с деревом стояла беседка, построенная дедом и отцом мальчика. Очень часто, особенно в жаркие дни и после бани, приятно было сидеть в ней и пить чай. Посередине стоял столик.
Поставив коляску на тормоз, Павлик раскрыл книгу и стал читать. В руках он держал томик стихов Лермонтова. И уже в который раз перечитывал стихи любимого поэта.
В это время к ним во двор заглянул соседский мальчик Коля двенадцати лет. Красивый высокий паренек. Волосы белые закручены так, что он их не мог расчесать, как сам признавался. Лицо круглое, светлое и чистое, серые глаза излучали тепло. На щеках играл здоровый румянец. Коля был веселым и добрым мальчиком. Таких теперь не везде можно увидеть.
— Привет, читатель! — радостно воскликнул Коля, входя во двор и протягивая Павлику руку для пожатия.
— Привет, — ответил на рукопожатие Павлик. — Как дела?
— Нормально. Вечером с пацанами на рыбалку собираемся. Уже и удочки приготовили. Осталось только червей накопать.
— А мои родители с утра пошли.
— Знаю. Вчера твой папка приходил к моему, спрашивал лодку на сегодня.
Мальчики немного помолчали. В это время на улицу вышла бабушка.
— Здравствуйте, Екатерина Михайловна, — поприветствовал Коля бабушку Павлика.
— Здравствуй, Коля. Ты в гости?
— Да, шел мимо, увидел Павлика с книгой и решил зайти, поздороваться и проведать друга.
— Чай будешь? Заварила недавно, — спросила Екатерина Михайловна.
— Спасибо, немного, — ответил мальчик.
Коля и Павлик Кораблев действительно были друзьями. Коля Миронов часто заходил во двор и домой к Екатерине Михайловне и Игнату Терентьевичу. Иногда пил чай вместе с другом и его бабушкой и дедушкой. А иногда даже спорили на разные темы.
Бывали у них и другие ребята, приезжавшие на лето к своим бабушкам и дедушкам в гости.
Это теперь так, а раньше, лет пять назад, все было иначе. Никто не приходил к Павлику Кораблеву и не разговаривал с ним. Ребята, приезжавшие на каникулы, проходили мимо дома Кораблевых. Никто не обращал внимания на мальчика, сидящего в инвалидном кресле и читающего книгу. Только соседи да односельчане пройдут мимо, посетуют. В разговорах между собой перебросятся парой фраз, мол, у стариков Кораблевых внук инвалид, не ходит, сидит в коляске целыми днями, книжки все читает.
Но все изменилось в прошлом году, когда произошел один случай.
* * *
Однажды во двор к Кораблевым зашел тракторист Степан, чтобы попросить денег в долг на очередной «пузырь». Павлик в это время сидел в своем кресле и вместе с дедом Игнатом разбирал принесенные травы.
Тракторист Степан работал в советское время на тракторе в колхозе, а когда последний распался в середине девяностых годов, как это произошло со многими колхозами того времени, перешел работать на ферму. На ферме зарплату деньгами не платили, а с рабочими рассчитывались бутылками водки. Вот тогда-то и стал пить Степан, как и многие мужики в деревне. И к настоящему моменту он окончательно превратился в алкаша. Лицо его стало землистого цвета от постоянных пьянок, глаза потеряли былой цвет и ничего не выражали. Жил Степан со своей старой матерью, которая и кормила сына тем, что растила на своем огороде. Жена от Степана ушла, как только он стал пить и приходить домой после работы пьяным.
— Здорово, дядя Игнат, — поздоровался Степан, входя во двор.
— Здравствуй, Степан, — ответил дед Игнат.
Павлик тоже поздоровался со Степаном.
— Опять в долг пришел просить? — спросил Кораблев, продолжая сортировать траву.
— Я отдам, дядя Игнат.
— Ты и так мне должен без малого сотню рублей еще с зимы прошлого года.
— Дядя Игнат, дай двадцатку, а потом, как деньги будут, я верну тебе две сотни за место одной.
— Ступай, Степан, попроси у своих друзей в долг, а я тебе не дам, — отрезал дед Игнат и посмотрел в бесцветные, мутные глаза алкоголика зло и холодно.
— Что ты так на меня смотришь, как будто я украл у тебя что-то?
— Не украл, так украдешь. Не у меня, так у соседей или у матери своей.
На этом разговор и закончился. Плюнул Степан, развернулся, процедил сквозь зубы какое-то ругательство и ушел со двора Кораблевых. А дед Игнат только головой покачал.
Закончив сортировку трав, Павлик еще долго сидел в инвалидном крессе и о чем-то думал. Мимо проходили деревенские жители, ребята, приехавшие на каникулы, а Павлик все сидел и думал.
А на следующий день вся деревня узнала, что Степан попал в аварию на своем тракторе.
Ночью он сел пьяным за руль и поехал куда-то из деревни. Фары не горели, потому что тракторист их просто не включил. Его трактор носило из стороны в сторону. На повороте, не справившись с управлением, Степан влетел в овраг, трактор несколько раз перевернуло. В момент удара стекла разбились Крупные осколки попали в ноги тракториста, осколки поменьше врезались в лицо. С первых же минут аварии Степан потерял сознание. Сколько он так пролежал, никто не знал, как и сам Степан.
Его обнаружили утром мальчишки, которые шли на рыбалку. Увидев перевернутый трактор, они подбежали к нему и заглянули внутрь кабины. В ней был Степан, весь в крови и без сознания. Мальчики прибежали в деревню и рассказали о случившемся первому шедшему им на встречу Николаю Романовичу местному мельнику. Тот в свою очередь собрал мужиков, и они вытащили Степана из трактора. Кто-то вызвал скорую помощь, которая отправила его в городскую больницу.
Правду говорят: «Везет дуракам и пьяницам». Степану «повезло» — он чудом остался жив. Провалявшись в больнице полтора месяца, Степан возвратился в деревню. Точнее его привезли на машине принадлежащей ферме. Когда подъехали к дому, где он жил вместе со своей матерью, из машины сначала достали носилки, а потом положили на них Степана и отнесли в дом.
Степан за то время, которое он провел в больнице, очень сильно похудел, щеки впали, лицо осунулось, стало светлым, но говорило об отчужденности. Когда его забирали из больницы, врачи сказали, что ходить Степан больше не сможет. У него раздроблены кости ступни и коленных чашечек, восстановить которые невозможно.
В деревне начали говорить о том, что Степаниде Ильиничне буде тяжело одной теперь, и что Степану так и надо теперь. Мол, допился человек.
Прошло несколько дней, друзья к Степану не приходили. Теперь они стали для него «бывшими». Когда кто-то приходил к ним домой, Степан закрывался в спальне старой, давно выцветшей занавеской. Он не хотел, чтобы его видели. Мужчина стал замкнутым. Ни с кем не разговаривал, кроме своей матери. Теперь он постоянно находился дома.
В последнее время Степан часто плакал, но так чтобы его не видела мать. Особенно ему больно было смотреть, как старушка носила воду домой для питья. Раньше он просто этого не замечал, потому что пил, а когда посмотрел на все это трезвыми глазами, защемило сердце, и Степан заплакал. Хотел, было убить сам себя, да не хватило духу руки наложить.
С того дня, когда Павлик увидел впервые Степана, и произошла авария, прошло много времени. Иногда мальчик вспоминал те события.
Степан уже неделю находился дома.
Утро выдалось Солнечным и жарким. Павлик как всегда начал его с утренней гимнастики, умывания и завтрака. Дед Игнат к этому времени уже сходил за ягодами в лес и принес полную корзинку спелой и крупной черники.
— Дедушка, давай к Степану в гости сходим, проведаем его, — неожиданно для всех сказал Павлик.
— А зачем это тебе понадобилось, Павлик? — удивленно спросил дед.
— Услышал я недавно случайно разговор бабушки и Клавдии Ивановны. Клавдия Ивановна нехорошо отзывалась о Степане. Она говорила, что дядя Степан теперь сидит дома, из дома не выходит, а когда к ним кто-то приходит, прячется. Еще она сказала, что он нелюдимым стал. А еще она сказала, что так ему и надо, пьянице этому. Она сказала, что ей его не жалко. Жалко только его мать — Степаниду Ильиничну, да и то потому, что она старая и больная. Еще баба Клава сказала, что баба Степанида плохо своего сына воспитала.
Услышав это от внука, дед Игнат спросил у своей жены — Екатерины Михайловны:
— Слышь, мать, это, правда, то, что Павлик говорит?
— Правда, Игнат, правда, — ответила Екатерина Михайловна.
— Жаль, я этого не слышал, — сказал дед Игнат.
— Да и не зачем тебе бабские разговоры слушать. Мало ли чего Клавдия не скажет. Ты же ее знаешь, Игнат.
— Наверное, все так в деревне теперь говорят про Степана, — дед Игнат встал с лавки и поставил ее в сенях.
— Говорят. А у нас только говорить и умеют.
— Что, верно, то верно. А Клавка твоя дура, коль так говорит. Она же у нас первая сплетница в деревне. Я не удивлюсь, если окажется, что это она так первой говорить стала. Сам кое-что слышал от мужиков.
Павлик уже попил чаю и, взяв горсть спелой и крупной черники, отправил их себе в рот.
— Давай, Павлуша, собирайся, пойдем Степана проведаем, — сказал дед Игнат и вышел во двор.
В скором времени они шли к Степану. Емельяновы жили через семь домов от Кораблевых. Дома располагались в строгом порядке друг от друга. Расстояние примерно составляло сто метров. Так что путь деда и внука был приличным.
Дед катил коляску с мальчиком по улице и вел с ним разговор. Соседи из праздного любопытства высыпали на улицу и глазели на деда с внуком. Павлик чувствовал на себе взгляды людей. И это ему было неприятно. Но он старался не обращать на это внимание.
— Не обращай внимания, Павлик на них, — говорил дед, замечая тем временем, как их провожают. — Люди не понимают ничего, да и не хотят понимать. Хотят только жить в свое удовольствие по принципу; я никого не трогаю — и вы меня не трогайте.
— А я и не обращаю внимания ни на кого. Просто непривычно немного. Привыкну, ничего, — ответил Павлик.
— Вот и хорошо. Ничего, они тебе еще завидовать будут, внучек. Вон и дом Емельяновых.
Они подошли к тому и вошли во двор. На улице никого не было. Только кот лежал на солнце и дремал. Дед Игнат постучал в дверь.
— Кто там? — послышался голос Степаниды Ильиничны.
Дед Игнат открыл дверь и вкатил коляску с внуком в дом. Их приход был неожиданностью для Емельяновых. Степанида Ильинична сидела на диване и штопала сыновнюю рубашку. Степан лежал в спальне.
— Здравствуй, Степанида, — поздоровался Игнат.
— Здравствуйте, бабушка Степанида, — поздоровался и Павлик.
— Здравствуйте, — ответила старушка. — Зачем пришел, Игнат? — с недоверием спросила Степанида Ильинична.
— Ты только не сердись, Степанида Ильинична, — начал дед, — пришли мы к сыну твоему Степану, проведать его. Узнать как он? Что с ним?
— А как Степушка мой? Буд-то сами не знаете, — отвечала женщина. — Теперь целыми днями на кровати лежит. А ты, небось, за долгом пришел, Игнат. Вон Нюрка позавчера уже прибегала, спрашивала, когда мой Степан ей долг в пятьдесят рублей вернет
Знала Степанида Ильинична, что ее Степан почти всей деревне должен денег. Когда был здоров и пил, назанимал.
— Нет, Степанида, не за долгом. Не возьму я у него ничего. Подумаешь сто рублей, не беда. Тебе они самой сейчас нужнее, — Игнат сел на стул.
— И на том спасибо. Какой теперь работник со Степана. Раньше хоть на тракторе работал. А теперь что? Людей видеть не хочет. Во второй день как приехал, повеситься хотел, да не смог. Плачет он по ночам. Каждое утро подушка мокрая. Друзья — пьяницы были. А как горе такое стряслось у нас, перестали ходить. Он и рад выпить, заглушить горе свое, да нет ничего. И я дальше своего дома не хожу. Теперь из меня ходок плохой. Ноги болят.
Дед Игнат и Степанида Ильинична говорили о своем житье-бытье. Старушка давно заштопала дырку на рубашке сына и сидела на диване, беседуя с гостями.
Павлик слушал их разговор и рассматривал комнату. Она совмещала в себе прихожую, столовую и переднюю комнату. По середине комнаты, ближе к окну, стоял стол. Его окружало четыре стула со спинками. Маленькую кухню с передней комнатой разделяла русская печь. Справа от стола стоял буфет, который давно постарел и потерял свой былой цвет. За его стеклом стояла посуда, половину которой пропил Степан. Возле печи стоял холодильник, купленный Степаном еще в советское время.
Пока разговаривали, Степанида Ильинична время от времени поглядывала на Павлика. С первых минут, как только они пришли с дедом, он ей понравился. Когда их взгляды встречались, старушка понимала, что перед ней сидит умный и добрый мальчик, а не озлобленный на свою жизнь человек.
Неожиданно для Степаниды Ильиничны Игнат Терентьевич попросил у нее разрешения пройти к Степану. Эта просьба взволновала старушку. Как отреагирует на это сын? Ведь он сторониться людей.
— Ты не волнуйся, Степанида Ильинична, — успокоил ее Игнат Терентьевич, — так надо. Сейчас нужно вывести его из состояния, в котором он находиться.
Старушка, подумав, согласилась.
Они втроем вошли в спальню, где лежал Степан. Он посмотрел на мать, на Игната Кирилловича и на Павлика. На девятилетнего мальчика он смотрел долго и пристально, словно оценивал его. В этот момент в мужчине шла борьба чувств. В нем преобладали скованность и неуверенность, а еще он чувствовал себя, по какой-то непонятной причине даже для него самого, в чем-то виноватым перед этими людьми. В первый момент он не мог говорить, что-то мешало ему. К горлу подкатился комок и застрял в нем. Степан силился, но не мог его проглотить.
Помог дед Игнат.
— Здравствуй, Степан, — он подошел к лежащему Степану и протянул руку для пожатия.
— Здравствуйте, дядя Игнат, — Степан замешкался сначала, не зная как ему быть, но потом протянул свою руку.
После этого Игнат Терентьевич возвратился на свое место.
— Здравствуй, Паша, — поздоровался Степан с мальчиком.
— Здравствуйте, дядя Степан.
Они так же обменялись рукопожатием.
— Вот, видите, какой я теперь жилец на белом свете.. Было бы лучше, если бы сразу насмерть. Теперь мне и жить не хочется. Работник из меня никакой. Признаюсь, плохим работником был и раньше. А сейчас все время дома. Эх! — в сердцах произнес Степан и отвернулся. Слезы сами по себе накатывались на глаза. Он не хотел, чтобы это все видели.
Никто не говорил в эту минуту, кроме Степана, понимая, что пришло время, когда человеку необходимо выговориться.
— Мать, вот у меня больная, — продолжал говорить Степан, подавив в себе желание, плакать, — а помогать ей я не могу. Знаю, дядя Игнат, что ты хочешь сказать, — увидел он движение деда. — Мне тяжело сознавать теперь, но я признаю, что я плохой сын. Пил, почти беспробудно, вот и получил свое. Теперь поздно новую жизнь строить.
— Ну, это как посмотреть, — произнес Игнат Терентьевич. — Ты еще молодой. Сколько тебе лет? Напомни.
— Ну, сорок три, а что толку? Что я могу?
— Может быть, ты что-то и можешь. Павлик вон тоже сидит в инвалидном кресле, а пока мелкую работу делает. Но это потому, что он еще немного мал. Потом и более серьезную и сложную делать будет. Так ведь, Павлуша?
— А что, и сделаю. Главное знать, что и как делать, — глаза мальчика оживились и заблестели.
— А мне помниться, — Игнат Терентьевич то же оживился, — ты в юности резьбой по дереву увлекался.
— Помню. Так то когда было то, дядя Игнат? — удивился Степан, не понимая, что от него хотят.
— Рисовать пробовал, что-то плел из лозы. Не забыл еще, как это делается?
— Небось, забыл уж все, — сказала Степанида Ильинична, глядя на сына.
— Вы хотите, дядя Игнат, чтобы я вспомнил то, чем увлекался в юности и попробовал сделать это?
Игнат Терентьевич кивнул.
— Не, — протянул Степан, — у меня не получиться. Да и забыл я многое. Сколько лет уже прошло.
— Забыть, конечно, можно, а вот навыки может, и остались.
Степан посмотрел на Павлика, на его открытое чистое и умное лицо. Их взгляды встретились. Мужчина увидел его теплые и добрые глаза, глаза человека, который не существовал, а жил. Глаза мальчика говорили о том, что он живет несмотря ни на что. Пусть даже и в инвалидном кресле. А еще Степан увидел в глазах Паши какую-то непостижимую силу добра и любви, которою многие сегодня просто не имеют из-за того, что на первое место они поставили свои проблемы, которые давят людей, не желающих сопротивляться, но желающих быть всегда в стороне и ничего не замечать вокруг.
Дед Игнат посмотрел на часы.
— А ты все-таки подумай, Степан, — сказал он. — Ну, мы, пожалуй, пойдем. А то засиделись мы тут у вас. Да и дела надо кое-какие сделать. До свидания
— До свидания, — Павлик снял коляску с тормозов и повернул ее к выходу.
— До свидания, — ответили поочередно мать и сын.
Павлик и Игнат Терентьевич вышли на улицу и направились домой. Отойдя от дома Емельяновых несколько метров, Павлик спросил:
— Дедушка, а дядя Степан тебя послушается?
— Послушается, Павлуша, послушается.
— А ты видел, как он на меня смотрел?
— Видел. По его взгляду на тебя я и понял, что он измениться.
Дед с внуком шли домой. Соседи оборачивались, смотрели, кто идет, и долгим взглядом провожали шедших. Идущие мимо ребята начинали хихикать, оборачиваться и смотреть на Павлика. Но мальчик был спокоен. Сейчас он чувствовал себя уверенно, чем в первый раз. Что-то спрашивал у деда, а тот ему отвечал.
Во дворе возле их дома их встречала бабушка.
— Ну, как сходили в гости? — спросила Екатерина Михайловна
— Хорошо, — ответил внук.
— Самого Степана видели?
— Видели, — Игнат Терентьевич сел на лавку в тени.
— Дедушка сказал, что все будет у него хорошо.
— А как Степанида?
— Ноги у нее болят. Еле-еле ходит, — сказал дед.
— Бедная Степанида, — начала сетовать Екатерина Михайловна, — не выдержит она всего этого. Сама больная, да еще и Степан. Помочь-то им можно, Игнат?
— Можно. Я сейчас настойку сделаю для натирания, а завтра отнесем с Павликом. У нее суставы болят, поэтому она ходить не может. А беспокоят они Степаниду потому, что все на нервной почве происходит. Когда Степан пил, переживала; когда случилась авария, ей вообще плохо стало. Сама помнишь, как рассказывали, как бабы ко мне прибегали, говорили, что Степаниде плохо.
— Помню, как не помнить.
— Ничего, Степан — мужик крепкий, выдержит. А Степаниду вылечим. Я сейчас в чулан за травой, — Игнат Терентьевич поднялся и направился в дом, — а вы приготовьте воду. Нужна кастрюля на три литра, заполненная на половину.
— Пошли, Павлик, готовить.
— Пошли.
Бабушка с внуком отправились следом.
В доме Екатерина Михайловна достала трехлитровую кастрюлю, которую обычно дед Игнат использовал для приготовления настоев и отваров, налила в нее воды, как и просил дед, и поставила ее на огонь. Она знала, что траву ее муж всегда клал только в кипящую воду или заливал ею, иначе не было бы никакого целебного эффекта. Павлик принимал непосредственное участие в этом процессе. Он делал то, что его просили. Кое-чему его научил дед, и он знал, что и в каких пропорциях необходимо, какая трава и от каких недугов.
Дед Игнат возвратился из чулана, неся пару мешочков. Один он дал Павлику. Мальчик развязал его и ему в нос ударил запах березы. В мешочке лежали березовые почки, собранные Игнатом Кирилловичем по весне. Он поднес мешочек к лицу и сделал глубокий вдох через нос. Запах березы пьянил и дурманил голову. Второй мешочек развязал сам дед. В нем лежали листья крапивы. Она то же источала приятный запах.
Взяв понемногу и каждого мешочка, дед отмерил нужное количество и опустил его в кипяток, плотно закрыв крышкой.
— Ну вот, теперь пусть натянет хорошо, а потом процедим отвар.
На следующий день Игнат Кириллович и Павлик снова отправились в гости к Емельяновым. День выдался солнечный и теплый. На небе не было ни одной тучи или облака. Соседские ребята шли купаться, перекинув через плечи старые покрывала, на которых они собирались лежать под солнцем. Пройдя мимо деда и внука, ребята начали негромко, но их все равно было хорошо слышно, смеяться. Но вдруг раздался осуждающе-грозный голос:
— А ну, кончай ржать, придурки! Вы что, больного человека не видели?! К деду Игнату за помощью обращаетесь, а над его внуком смеетесь! Заткнулись все быстро!
Наступила тишина. Игнат Терентьевич и Павлик остановились. Им стало интересно, они решили посмотреть на развязку данного конфликта. Говорившим оказался Коля Миронов.
— Глядите, пацаны, какой рыцарь нашелся, — усмехнулся коренастый паренек.
Грянул общий гогот. И в этот момент коренастый оказался лежащим на песке. Гогот стих.
— Ну, ты! Ты че делаешь, гад? — озлобился коренастый. Звали его Федькой Семеновым.
Этот самый Федька Семенов представлял собой хулиганистую личность. Любитель напакостить, сделать не хорошее дело — Федька постоянно попадал в неприятности. Он всегда ходил с «фонарями» под глазами, переливающимися всеми цветами радуги. Ему иногда попадало даже и от своих дружков — таких же хулиганов, как и он сам.
Федька поднялся и пошел на Колю, но снова очутился на земле. Теперь уже лицом зарылся в песок.
— Ах ты, сука! Ну, все, тебе п…ц! — помимо этого Федька начал показывать колоссальные знания ненормативной лексики, проще говоря, мата.
И снова оказался поверженным. Остальные, их было семь человек, не вмешивались, а окружили Миронова и Семенова и наблюдали за происходящим. Федька еще ни разу не смог ударить Колю Миронова, последний же наоборот, каждый раз наносил удары. Точнее он их не наносил, а останавливал Федьку, не давая тому ударить, блокируя и пресекая удары соперника, не калеча его. Коля словно знал, что собирается делать его противник.
Все дело в том, что Коля Миронов ходил в спортивную секцию по восточным единоборствам, директором которой являлся его отец, — мастер восточных единоборств и русского боя. Он же дал и первые уроки своему сыну. Несколько часов в день мальчик отдавал тренировкам.
Кто-то из мальчишек решил вмешаться, Но его остановили другие. Семенов же вскоре выдохся и устал. Он вышел из круга и направился к озеру один. Впервые ему стало обидно за себя, за то, что он впервые ни разу не ударил. Хотя раньше, когда били его, он успевал нанести несколько ударов своему противнику.
Наступило молчание. Ребята, сбившись в кучку, смотрели на удаляющуюся пару — Игната Терентьевича и Павлика.
— Дедушка, что это за ребята, которые дрались? — спросил Павлик, когда они удалились от группы на приличное расстояние.
— Тот, что падал, — ответил дед, — это был Федька Семенов. А тот, кто пристыдил ребят — Коля Миронов.
Больше мальчик ничего не говорил. Впервые Павлик увидел, как не оскорбляли его, а наоборот, защищали. И это ему было приятно. Он решил познакомиться с ребятами. Не все же хулиганы как Семенов Федька.
Вот и знакомый забор, и двор с домом, в котором они побывали вчера. Игнат Терентьевич открыл калитку и вкатил коляску с внуком во двор и сам вошел. Постучав в дверь и услышав голос Степаниды, дед и внук вошли в дом.
— Здравствуйте, — поздоровались дед с внуком.
В ответ они услышали аналогичное приветствие.
— Степанида, — сказал Игнат Терентьевич, — мы тут тебе отвар вчера сделали и принесли. Ты им ноги натирай утром и вечером. Не хватит, еще сделаем.
— Спасибо, Игнат, — женщина приняла из рук Павлика авоську с отваром.
Немного поговорив со Степанидой, Игнат Терентьевич и Павлик, сопровождаемые старушкой, прошли в спальню к Степану.
После вчерашнего разговора в Степане произошли заметные перемены. Это было видно по самому мужчине. Глаза смотрели тепло и с надеждой. И не было в них уже ни тоски, ни безысходности, которые можно было увидеть еще вчера.
Мужчины пожали друг другу руки.
— Я, дядя Игнат, решил плести корзины из лозы. Попробовал на тряпках. Навыки остались, да и вспомнил кое-что. Буду продавать изделия.
— Вот и хорошо.
— Только кто мне лозы принесет из леса?
— Об этом ты не беспокойся. Лоза у тебя будет.
— Спасибо, дядя Игнат.
Пробыв еще в гостях полчаса, они расстались. Когда Степан и Игнат Терентьевич пожимали друг другу руки, это пожатие длилось немного дольше, чем обычно. В это время взгляды мужчин встретились. И Игнат Терентьевич увидел в глазах Степана все, что словами передать невозможно. Это и благодарность за помощь, и понимание, и готовность изменить жизнь к лучшему.
Прошло несколько дней. Степан приступил к плетению корзин. Лозу ему принесли из леса ребята. Те самые мальчишки, которых Павлик и Игнат Терентьевич встретили на пути к дому Емельяновых. После той драки, Коля Миронов стал безусловным лидером среди ребят.
Как-то они с мальчишками шли мимо дома Емельяновых, и Коля предложил зайти. Сначала многие стали отказываться, но увидев, как из дома выходит Степанида Ильинична, они зашли. Помогли старушке: принесли воды с колодца, наносили дров, а потом немного пообщались с ее сыном.
А на следующий день у Степана появилась лоза.
В пятницу дед Игнат дал Павлику задание отвезти Степаниде Ильиничне еще немного отвара. Мальчик согласился, но его охватил страх. Ему предстояло одному уже без деда отправиться к Емельяновым. Но, преодолев свой страх, Павлик собрался и поехал выполнять задание.
Как же он удивился, когда въехал в знакомый двор и увидел Степана, сидящего в самодельном инвалидном кресле. Оси, на которых располагались колеса, закрепленные арматурные прутья оставшиеся от трактора, колеса принесли ребята от старых велосипедов, Часть сиденья сняли с трактора и закрепили его. Остальное было из дерева.
— Что, удивлен? — спросил мужчина после того приветствия.
— Да, — признался Павлик.
Он рассматривал коляску и не мог отвести глаз от увиденного.
— Я вот тут отвар привез Степаниде Ильиничне, — сказал мальчик, протягивая авоську.
— Павлик, поехали в дом, чаю попьем. А отвар ты сам маме отдашь.
Мальчик согласился и поехал следом за мужчиной.
Они въехали в дом. В сенях стояли небольшие корзинки, сплетенные Степаном. Мужчина подъехал к газовой плите и поставил чайник на огонь. А через несколько минут они пили чай. Степанида Ильинична пила чай с ними. Она сказала мальчику, что суставы ее не беспокоят.
— Спасибо твоему дедушке, внучек. Знает он толк в травах. Привет передавай от нас со Стёпушкой.
— Хорошо, обязательно передам.
Он побыл еще немного у Емельяновых и отправился домой. На обратном пути ему встретились ребята, шедшие с озера. Они остановились возле него и завели разговор.
— Здравствуй, — заговорил тот, которого звали Коля.
— Здравствуйте, — ответил Павлик, немного робея. Ведь он был один, а их много. Но он не подал вида.
— Тебя Павликом зовут?
— Да.
— А меня Коля, — мальчик протянул руку для пожатия.
Павлик ответил тем же. В свою очередь, Коля познакомил его с ребятами.
— Ты от дяди Степана?
— Да, от него.
— Как он? Мы вчера были у него, приносили лозу.
— Он хорошо, — робость исчезла, появилась уверенность. — Говорит вам спасибо.
Они еще немного поговорили.
— Ребята, а знаете что, — сказал Павлик.
— Что?
— А приходите сегодня к нам вечером в гости. Чай попьем с малиновым вареньем.
— Хорошо. Мы придем, — ответили ребята и разошлись.
Приехав домой, Павлик рассказал все, что с ним только что было. И сказал, что он пригласил ребят на сегодняшний вечер ребят на чашку чая. Никто из домашних не был против.
А вечером у Кораблевых собрались ребята. Вместе с ними были и дядя Степан со Степанидой Ильиничной. Коля с мальчишками решил зайти за ними и отправиться к Павлику в гости. В начале мать с сыном не хотели, немного стесняясь, но их уговорили.
В такую прекрасную теплую погоду никто не захотел пить чай дома, все пили чай с малиновым вареньем на улице, сидя в беседке и любовались наступающим вечером. Отец Павлика принес фотоаппарат и сделал несколько общих снимков. Потом сфотографировал Степана с матерью.
Ребята, а среди них были и девочки, удивлялись тому, что Павлик хоть и являлся мальчиком с нарушением двигательного аппарата, но не унывает и радуется жизни.
Все так увлеклись чаепитием и разговором, что не заметили, как большая туча закрыло солнце и вокруг потемнело. Стал накрапывать дождь. Где-то сверкнула молния, и прогремел гром. Огромная компания зашла в дом, переждать ливень.
Дождь лил как из ведра. Молния сверкала через каждую минуту.
Но вот прошло полчаса, и все прекратилось. Туча ушла, засияло солнце. Все вышли на улицу. Дождь оставил после себя лужи, прибитую к земле пыль и свежесть. Дышалось легко. Ребята вышли за калитку, за ними последовали остальные.
Чуть вдалеке от дома находилась небольшая полянка с многочисленными зарослями кустов. А над ней раскинулась радуга. Да такая яркая, что все цвета были отчетливо видны.
— Смотрите, радуга, — кто-то крикнул радостно, указывая в сторону поляны.
Взоры всех обратились в ту сторону. Отец Павлика достал свой фотоаппарат и заснял пейзаж. А ребята, попросив его сфотографировать всех на фоне прекрасного пейзажа.
* * *
Вот и сегодня Коля и Павлик пили чай в беседке с вареньем.
— Вкусное у вас варенье, Екатерина Михайловна, — похвалил Коля, приготовленное еще в прошлом году бабушкой Павлика.
— Кушайте на здоровье, — ответила Екатерина Михайловна. Старушка сидела рядом с мальчиками в беседке.
— Позавчера, — сказал Коля, — дядя Степан попросил у Аньки краски. Та дала ему. Наверное, рисует что-то.
Поблагодарив Екатерину Михайловну за угощения, Коля ушел.
Наступил вечер. Все уже были дома. Родители Павлика давно приехали с рыбалки, и только что закончили чистить рыбу.
За околицей послышались шумные голоса. К дому приближалась ватага ребят во главе со Степаном. На его коленях лежала бумага, свернутая в трубку.
— Здравствуйте, — хором поздоровались Степан и ребята.
— Здравствуйте, — было, им в ответ.
— А что это у вас? — спросил отец Павлика
— Разворачивай, дядя Степан, — сказала Аня
Степан, с каким-то волнением, взял бумагу, развернул ее. И все увидели картину, на которой было изображено поле, лес вдалеке, озеро, а над всем этим раскинулась радуга.
— Это я нарисовал с фотографии, что мне Павлик принес, — не без гордости сказал Степан.
Через пять минут все сидели в беседке, пили чай с вареньем и вспомнили тот вечер, когда лил дождь, сверкала молния, гремел гром, они сидели в доме, а потом вышли на улицу и увидели радугу над поляной…
Балахна. Июнь — Сентябрь 2006 г.
Беларусь, Лепель, июль 2010 г.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.