Послание в космос

Послание в космос

На лето мама и папа отвезли меня в деревню к бабушке. Как они радовались, когда передавали ей меня на сохранение. Еще бы! Целых три месяца в квартире будет чистота и уют, не нужно убирать разбросанные по всей комнате игрушки, нервно вздрагивать вечерами от истошных воплей «Я тебя замочил, монстр проклятый!» и каждый день объяснять, почему мне еще рано покупать гоночный мотоцикл «Ямаха»

Теперь они по вечерам будут ходить в гости и принимать гостей, ездить с друзьями по выходным к озеру и жарить шашлыки. Я их понимаю прекрасно, но всё-таки поступили они очень коварно и вероломно со мной. Сдав меня бабушке, родители бегом бросились к машине и на всю громкость включили музыку, чтобы не слышать моих воплей, от которых немели на постах гаишники и вороньи стаи черными тучами взмывали в небо. Бабушка пыталась меня успокоить, но, когда поняла, что это ей не удастся, она уехала на велосипеде к подруге в ближнее село, забрав с собою и кота, которого она жалела больше, чем саму себя.

Когда бабушка вернулась, я уже не вопил, потому что потерял голос, и не пытался завалить ограду, потому что к началу лета бабушка заменила ее на металлическую, которая к тому же крепилась к чугунным столбикам. Она поставила на стол тарелку с овсяной кашей и кружку с парным молоком, над которой, действительно, еще парило и шло тепло.

— Ешь!

— Не буду!

— Почему не будешь?

— Потому что вы все предатели.

— Ага! — согласилась бабушка.

Меня это обидело. Почему она не спорит и не кричит, раскрасневшись и размахивая руками?

— Мы не предатели! Мы так заботимся о тебе. Всё делаем для тебя. А ты что делаешь? Ты нам мотаешь нервы. Наверно, хочешь, чтобы нас отправили на кладбище, а тебя в детский дом?

Ничего этого она не говорила. Она включила телевизор, взяла пакетик с семечками и стала смотреть свою Гузееву, то есть «Давай поженимся».

Сколько я помню бабушку, она еще не пропустила ни одной передачи, чтобы на следующий день обсуждать ее до тех пор, пока Гузеева снова не выйдет в эфир.

Это была невероятная наглость. Она просто наплевала на все положения Декларации прав ребенка. Я встал между ней и Гузеевой и громко объявил:

— Я самый несчастный человек на свете.

— Нет! — ответила бабушка, пощелкивая семечки.

— Что нет?

— Не ты самый несчастный человек.

— ну да! — кивнул я, потому что был уже наслышан. — Самый несчастный человек у нас — это ты.

— С чего ты это взял?

— Ну как! Ты мечтала стать актрисой и не стала. От тебя ушел дед, бросив тебя с тремя детьми. Хотя тогда он еще не был дедом. А был молодым интересным человеком. Зачем ему такая обуза, когда кругом полным-полно бездетных красивых девушек?

— Я счастлива хотя бы уже потому, что у меня есть ты.

Я присел рядышком и тоже стал щелкать семечки. Это занятие успокаивает нервы. Они у меня, как вы поняли, очень расшатаны.

Я согласился, но на всякий случай спросил:

— А кто же тогда самый несчастный человек?

— Как кто? — удивилась бабушка. — Это же всем известно: космонавты.

Всякое желание продолжать разговор у меня сразу же исчезло. Я отодвинулся от бабушки. Кажется, за год, прошедший с того лета, бабушка того самого…

Крутить пальцем возле виска я не стал. Вызвать срочно родителей! Но в деревне не было ни мобильной связи, ни интернета. Хорошо, что телевизионный сигнал доходил до сюда и автобус два раза в неделю. Пока дойдет письмо и лето закончится. Так что надо налаживать контакт. Живут же рядом доктора со своими пациентами в дурдоме. Перед тем, как убежать в лес и вырыть землянку палкой-компалкой, где я буду жить до окончания лета, я решил спросить на прощанье:

— Почему ты так думаешь? Космонавты — это же… Это такое счастье попасть на космический корабль, вознестись на тысячи километров над землей, быть всех ближе к Солнцу и планетам Солнечной системы!

— Ага! Счастье! — хмыкнула бабушка. — А ты вот подумай, внучек, улетают они туда…

Она показала пальцем в потолок. Я поднял глаза и увидел муху, и позавидовал ей.

Если бы я также мог взлететь ввысь и висеть головой вниз вдалеке от этого кошмара, который ожидал меня до конца лета.

— Не видят ни жен, ни детей, ни друзей по году, а то и больше.

— Это так! — согласился я.

— Сидят в этой летающей тумбочке, и никуда не сходишь. — Даже в тюрьме заключенным дают прогулку.

Бабушка подперла рукою щеку и, раскачиваясь из стороны в сторону, завыла:

— Ой! Вы мои бедненькие! Мои-то вы родненькие! Разнесчастные вы мои! Да некому-то вас пожалеть! Да некому-то вас приголубить!

Я присел рядом и стал подвывать. Мне тоже стало жалко всех, кто сейчас был на космических орбитах. Кот сначала с удивлением смотрел на нас, потом задрал голову и тоже:

— Мяууууу!

И вот так на протяжении трех часов по нарастающей. Я уверен, что все собаки в это время в деревне забились в конуры и тряслись от страха. А жители клялись, что больше никогда не будут смотреть сериал «Волчонок», а только Гузееву и «Кулинарный поединок».

Бабушка резко оборвала вой.

— Ты чего это? — спросила она.

— А ты?

— Я женщина. Мне положено выть. И к тому же у меня еще и внук на руках.

С этим, конечно, не поспоришь.

— И что теперь?

— Воем горе не поможешь.

Я задумался. Как всегда, бабушка была права.

— А чем поможешь?

— Нуууу… А когда ты успел сощелкать всем семечки? Ты, наверно, их не щелкал, а пригоршнями ел вместе с шелухой.

— Бабушка! Ты семечки жалеешь или космонавтов?

— Да это я так, к слову. Если я захочу, я могу целый мешок семечек купить.

— Не отвлекайся, бабушка!

— Ну, можно было бы послать им что-нибудь. Я бы им носочки связала. Ты бы что-нибудь нарисовал. Там баночку варенья, груздочков солененьких и огурчиков.

— Да! Неплохо, — согласился я. — Только от моего рисунка их горе станет еще горчее. И потом, мы же не знаем, что им можно посылать на орбиту, а чего нельзя.

— Угу! — кивнула бабушка. — И стеклянные банки обязательно разобьются по дороге. А в полторашку никак огурцы не затолкаешь. Если их только на терке растереть.

— Бабуля! У космонавтов строгая диета. Никто наши огурцы и грибы не примет.

— Ты так думаешь? А носки шерстяные?

— Про носки не знаю.

— А знаешь что? Давай лучше напишем им письмо. Интернета у нас нет, и мобильники не ловят сигнал.

— Конечно! — обрадованно воскликнул я. А письмо, если не они, так следующее поколение космонавтов обязательно получат

— Правильно! — сказала торжественно бабушка. — Значится так! Давай сделаем так: я буду писать, а ты мне говорить, что писать.

— А может быть, наоборот?

— Наоборот не получится. Потому что ты даже в слове «еще» делаешь пять ошибок.

— Пошутить нельзя. И в этом году не пять делал, а всего лишь четыре. Ладно! Я согласен! В общем, ты пишешь, а я буду слушать, что ты говоришь, что ты будешь писать.

— Очень дельное предложение!

— Ты так уверена, что ничего дельного я не могу предложить? — обиделся я.

— Не будем, внучек, о грустном. Мы же пишем письмо, а не заявление о приеме в первый класс.