Плод папайя

Они жили в одном подъезде и даже на одном этаже. Такие разные. Ему тогда было, дай бог памяти, лет восемь, а ей, кажется, около двенадцати. Однажды Он увидел ее в дверной глазок. Она сидела на широком подоконнике их лестничной площадки и была чем-то сильно расстроена. Он просто вышел к ней, сел рядом и погладил по голове:

— Тебе очень грустно, да?

Вот так началась их детская дружба. А может просто встретились две половинки одной души.

Иногда по вечерам, когда родители задерживались на работе допоздна, они тихо сидели на своем подоконнике и всматривались темноту. И им нравилось сидеть вот так, молча, и смотреть на огни вечерних фонарей, на то, как спешат к дверям своих подъездов жильцы, или на то, как стекают по холодному стеклу струйки дождя. В такую дождливую осеннюю погоду они выносили с собой пледы, забирались на подоконник с ногами, и, прикрывшись от сквозняка, смотрели в окно в ожидании родителей.

Он был умен не по годам и, может быть поэтому, казался взрослее. Когда ей становилось грустно, Он рассказывал ей занятные истории, говорил рассудительным тоном взрослого человека. Но больше всего запомнились его глаза — эти большие глаза, наполненные одиночеством и печалью, даже когда Он улыбался. Она смотрела в эти глаза и сердце сжималось от боли — Он казался таким родным, и таким беззащитным.

Иногда Он выносил на площадку какую-нибудь книжку, они забирались на подоконник, Она читала, а Он, прижавшись к ней, слушал. Нет, Он, конечно, и сам мог хорошо читать, но ему нравился ее тихий и мягкий голос, не похожий ни на чей другой.

Он приносил разные книги. Его папа был большой книголюб, и любовь к чтению передалась ему с детства. Как-то Он даже пригласил ее, чтобы показать отцовскую библиотеку, гордость семьи. Просторная гостиная была заставлена книжными полками от пола и почти до самого потолка. Книжки стояли на них ровными рядами за стеклянными дверцами. Она, как завороженная, касалась пальцами корешков книг, и читала названия. Их было много, очень много, наверное, как в городской библиотеке: и совсем новые с большими лощеными листами, еще пахнущие типографской краской, и с яркими цветными иллюстрациями, и уже изрядно потрепанные, с пожелтевшими страницами.

Однажды он принес новое приобретение папы: большую, с яркими фотографиями книгу про экзотические страны:

— Почитай мне, пожалуйста.

— Ну хорошо, только недолго. Я еще уроки не сделала. — и заботливо, как старшая сестра, она накинула на него половинку своего жакета и раскрыла книгу. Она читала про дальние страны, с чудными и непонятными обычаями, про необычных зверей и про разные экзотические растения:

— На высоких деревьях, похожих на пальму — читала Она — созревает плод папайя….

— Как? Плод папайя? Ну и название! — И вдруг Он рассмеялся, в первый раз, с тех пор как они подружились. Она услышала, как Он смеется: звонко и искренне.

— Что тебя так рассмешило? — она заглянула ему в глаза и тоже рассмеялась, но не потому что название плода показалось забавным, конечно же нет. Просто в тот момент в его глазах не было этого пугающего одиночества и печали. Они сидели на подоконники, смеялись и были по-настоящему счастливы.

— Ну и название! — не унимался Он.

Потом они часто вспоминали про плод с забавным названием, и Он вслух мечтал о том, как станет великим путешественником, увидит много дивных стран и привезет ей плод папайя.

Вскоре его родители купили большой дом в другом районе, и они переехали. Но перед самым отъездом Он пришел попрощаться. Встав на цыпочки, Он дотянулся до дверного звонка и маленькими детскими пальцами едва нажал на него:

— Ты не грусти, ладно? Я обязательно стану путешественником, и привезу тебе плод папайя, и мы попробуем его вместе, вот увидишь!

— Хорошо, не буду грустить. — тихо пообещала Она.

Он уехал, а Она, всякий раз поднимаясь к себе, грустно смотрела на пустой подоконник, но сидеть там больше уже не хотелось. А через некоторое время переехала и Она.

Но они встретились через много лет. К тому времени Она уже закончила университет и вернулась в свой родной город. Ее пригласили на день рождения, сейчас она даже не вспомнила бы чей, но отчетливо помнит, что очень не хотела идти. Ей было страшно словно идет не на день рожденья, а собирается пройти точку невозврата. Но все-таки пошла. Страх оказался напрасным — все было достаточно спокойно и даже скучно. Она стояла у открытой двери балкона, с безразличием смотрела на танцующие пары и курила.

И вдруг она увидела Его. Он шел к ней через зал: молодой, красивый, высокий и до боли родной. Она не могла не узнать его, не могла не узнать эти глаза, наполненные печалью и одиночеством, даже когда Он улыбается.

— Привет! — было сказано так, будто они расстались только вчера.

— Ну что? Ты стал путешественником?

— Нет! — виновато улыбнулся Он — Я стал врачом.

— Как жаль! — наигранно ответила Она. — Значит ты никогда не привезешь мне плод папайя.

И Он рассмеялся, как тогда: звонко и искренне: — А давай полетим за ним вместе!

В тот вечер Он не отлучался от нее ни на минуту, наверное, боялся, что она снова исчезнет на годы:

— А знаешь — признался Он: — Я как-то приходил туда, в тот дом, но тебя там уже не было. А наш подоконник так и не изменился, его даже красят в тот же цвет.

Потом были другие дни. Они часто виделись, то случайно, то подгадывая, кто где может оказаться, но никто не решался сделать первый шаг.

Так уж случилось, что первый шаг сделал Он. Однажды Он постучал к ней в дверь с большой алой розой и легким запахом выпитого спиртного:

— Не прогоняй! — робко сказал Он — я, кажется, тебя люблю.

И Она не прогнала, потому что нельзя прогнать половинку своей души. Вот и все, она прошла точку невозврата. Но разве в такие моменты понимаешь, что перешагнул черту, и уже не будет как раньше.

Они оба перешагнули черту и потеряли, то что им было когда-то дорого. Не осталось ни того маленького мальчика с печальными глазами, ни девочки, которая так трогательно и заботливо обняв его, читала вслух, не осталось их любимого подоконника, на котором они любили сидеть, забравшись с ногами. Теперь были только Он и Она, нынешние, другие. Их роман продлился недолго. Он искал ее прежнюю, но не находил, злился, заводил интрижки на стороне, потом горько раскаивался. Они часто ссорились, потом мирились и снова ссорились.

— Нам нужно расстаться: — Она не верила, что ей хватит сил отпустить его, но стало сразу легче. Они только что помирились после очередной ссоры.

Он молча курил у распахнутого окна их спальни. Было темно и Она не могла разглядеть его лица в тот момент.

— Да, наверное, ты права — его голос показался каким-то чужим и незнакомым.

Что я делаю? Боже! Я не могу его потерять! Ей хотелось броситься ему шею, обнять и никуда не отпускать. Но вместо этого она лишь спокойно сказала — Я уйду завтра, пока тебя не будет.

— Хорошо— коротко ответил он.

— А помнишь, ты обещал привезти мне плод папайя? — Она еще надеялась, что можно все исправить, что Он сейчас обнимет ее, так как может только Он — тепло и нежно. Но вместо этого от только сухо ответил:

— Это было в прошлой жизни.

Утром он долго смотрел на нее. Она это чувствовала, и с колотящимся сердцем притворялась спящей. Если бы только Она открыла глаза, если бы только открыла глаза… может все было бы по-другому. Он поцеловал ее как ребенка в лоб. А когда вернулся ее уже не было. О ней напоминал только слабый запах ее духов и легкие розовые шторки на окне. Но запах духов вскоре и вовсе улетучился, а следом исчезли и легкие шторки.

Жизнь оказалась такой скоротечной. Пятнадцать лет пронеслись как один день. Целых пятнадцать лет ожидания. Она ждала, каждый день ждала, что Он постучится в ее дверь и с улыбкой скажет:

— Я привез тебе плод папайя. Помнишь, я обещал?

Она иногда видела его мельком, в толпе, но ни разу не решилась подойти. А затем он и вовсе исчез.

Иногда Она думала, что Он уехал, или переехал в другой город. Она постоянно вспоминала о нем: «Лишь бы у него все было хорошо», а потом успокаивала себя: — «Ну, о чем я думаю, конечно у него все хорошо, иначе не может быть.»

— Ты что, ничего не знаешь? — Она случайно встретила их общего знакомого. — Он никуда не уехал. Его нет уже давно, наверное, с год.

Она не заплакала, не проронили ни слезинки. Просто внутри что-то больно кольнуло и оборвалось.

— Наверное так умирает душа — подумалось ей. — Но это уже все равно, зачем она ей без половинки.

Она потом пришла к Нему. Они долго смотрели друг на друга: Он с фотографии на серой могильной плите, а Она, промокшая до нитки, под холодными струйками дождя и крепко прижимая к груди маленький сверток. Он улыбался ей с фотографии, а она смотрела в его глаза, и читала в них его послание: — Если бы тогда не притворилась спящей, любимая!

— Это тебе, мой мальчик! — Она положила сверток на мокрую траву, и ушла, быстро, не оглядываясь, словно так можно убежать от прошлого или от себя. Через минуту она и вовсе исчезла за стеной кладбищенской ограды, а на его могиле в раскисшем от дождя свертке еще долго лежал ярко-желтый плод.