Одноразовая Аня

ОДНОРАЗОВАЯ АНЯ

Рассказ

1

Все женщины — сволочи». Это сказал не мужчина. А женщина. Может быть, даже Ева, которая соблазнила первого мужчину, за что их изгнали из рая. Она сказала, имея в виду с себя. Не сразу, но всё-таки со временем на земле завелось много женщин и много мужчин. И эта фраза стала очень актуальной. Аня была одной из них. Женщиной, конечно. Ну, и само собой… Хотя по порядку. Хотя этого самого порядка в ее жизни не было.

Илья не пошел в дом. Ночь была морозная, и утром запаришься разогревать и заводить. Да и лучше ему казалось в машине, чем в доме. Он ночевал в «опеле», время от времени прогревая мотор. Тихо играла музыка. Он подремывал. Начинал мерзнуть, включал двигатель.

Не спалось Ане. Посапывала свекровь. Аня поднялась по нужде. Возле умывальника стояла ведро под это дело. Ане было стыдно перед собой по-старушечьи опорожняться на ведре. Да у них и никогда это не было принято. В валенках и ночнушке выскочила на улицу. Уже, возвращаясь, ступила на крыльцо. И остановилась. Хотя и мысли до этого подобной не было. Ступила к машине, нажала на ручку. Дверь открылась. На нее пахнуло теплом. Юркнула в теплый салон. Илья вздрогнул, открыл глаза. Или ему это снится? Лунный свет светил в кабину. Он увидел Анну. И то, что она в сорочке. Валенки остались за бортом. На улице. Босоногая Аня сидела рядом.

Аня поежилась. Огляделась. На передней панели мигали лампочки. Музыка. Неплохо.

— Не замерз? — спросила она. Голос у нее был веселый. — Чего в дом не пошел? Спал бы в тепле.

— Да нет пока! Прогреваю вот машину. Она вообще-то у меня теплая. Немцы, что ты хотела. Умеют делать. Не то, что наши. В каком-нибудь «Москвиче» уже бы окочурился.

— Я замерзла, — проговорила Аня с дрожью в голосе. — нет, у тебя ничего. Но я что-то замерзла.

Она прижалась к нему. Сомкнула руки на его спине. Поцеловала его в сухие губы. Гладила его спину. Илья сидел, как истукан. До него все никак не могло дойти, что же происходит. Он немного отодвинулся. На нем был джемпер, под ним теплая рубашка.

— Ты теплый! Тебе хорошо! А я замерзла, — капризно проговорила она, как маленькая.

Илья растерялся. Очень это было неожиданным. Как будто его окунули с головой в ледяную прорубь. До этого он не думал про Анну как про женщину. Нет! Она хороша собой! Даже очень! Но есть красивые женщины, которые не вызывают желания обладать ими. Всё при ней! Но на одних женщин мужчины смотрят с вожделением, а на других просто смотрят. Что-то в голове щелкает: она не для тебя. Это не твоя женщина. А женщина ничего себе! Хороша! Но на нее он просто смотрит как на человека. Он знал ее давно. Какие сплетни витали вокруг нее. Но про кого в деревне не сплетничают?

— Моё кресло опусти! — попросила она. — Или оно не опускается? Где тут что нажать?

— Почему не опускается? — удивился он. — Опускается! Мы спали сколько раз уже в машине. Едешь куда-нибудь далеко. Съедешь с дороги. Подремлешь. В дороге надо спать.

Опустил. Она обвила его шею и потянула за собой. Сначала он не хотел этого. Потому что не был готов к этому. Всегда сначала нужно помечтать, подумать об этом. Хотел сказать, чтобы она ушла, что не надо этого. Но как сказать? Иди вон отсюда! Грубо он не мог. И еще подумал, что если он ее сейчас отвергнет, то станет врагом для нее навсегда. Ему очень не хотелось быть для нее врагом. Он вообще стремился к тому, чтобы ни для кого не быть врагом. Нет! Только не это! Да и плоть уже требовала своего. Он почувствовал приятное тепло внизу живота. Его тело напряглось. Быстро всё получилось. Без поцелуев, поглаживаний, нежных слов. Правда, Аня постанывала. Может быть, ей было приятно. Может быть, она хотела, чтобы он подумал, что ей приятно. Убедить его, что ей с ним хорошо, что он замечательный. Открыла дверку. Ноги в валенки. Он притянул ее и впился губами выше груди.

— Ой! Пойду! — смеялась она. — Ну, что ты держишь! Всё! всё! всё! Пойду! Отпусти!

Илья уже не мог уснуть. Он ворочался с бока на бок. То ему было жарко, то замерзал. Всё думал о случившемся. Аню он никогда не считал легкомысленной и способный на неразумные поступки. Женщина красивая. Замужем. Уважаемая. Нет! Всё это не укладывалось у него в голове. Выходило, что он ей нравится. Может быть, она даже влюблена в него. Но ничего такого он в ней до этого не замечал. Никаких сигналов: там слов особых, интонации, взглядов. Ничего такого не было. А может, он невнимателен. Но если женщина хочет, чтобы ее заметили, ее заметят. Вот сейчас же захотела!

Утром его позвали в дом позавтракать. Вчерашний борщ без мяса. Мясо съели вчера. Бросал взгляды на Аню, надеясь увидеть в ней нечто такое. Но ничего. Она была будничной. Никакого праздника в ней не чувствовалось. Налила ему чай, потом свекрови. Ничего вроде, как и не было между ними. И голос обычный, ни разу не дрогнул. И встречаясь с ним взглядом, не прятала глаза. и не было в ее глазах никакой искры. Потом собрали вещи. Их было немного. За остальными должен был приехать Анин муж.

Ехали втроем. На заднем сидении свекровь, которую после смерти мужа они забирали к себе. Она была старушкой. И в деревне одной ей пришлось бы очень тяжело. Родственники были, но особых отношений она с ними не поддерживала. Теперь это в деревне не редкость.

Илья уверил себя, что если она на него запала, то их связь продолжится. А как иначе? В деревне это делать сложнее. У нее муж. У него жена. Кругом уши и глаза. «На деревне не скрыться, не спрятаться». Если подойти умно, осторожно… Только как это умно? Чтобы комар носу не подточил? Мысли о разводе у него и не возникало. В городе можно снять на час комнату с кроватью. Можно номер в гостинице на ночь. А для деревни остается только машина. А летом выехать и под кустики. Стекла у него тонированные, никто не увидит. Главное посадить и высадить незаметно. И с машиной особо светиться не стоит. Это жене нужно каждый раз врать. Впрочем, женщины на счет этого изобретательней. Уж Аня-то придумает лучше его. Оставалось только ждать сигнала. А то, что он будет, Илья уверен был в этом. А как иначе?

Ничего не происходило. Он встречал ее. Пусть не каждый день, но несколько раз в неделю. Здоровалась с ним, как здоровалась со всеми, ничем и никак не выделяя его. Однажды он встретил ее на машине, остановился и предложил подвезти. Она шла домой. Отказалась. Он не сомневался, что она сядет и тогда снова закрутится. Неужели она всё позабыла? Такого быть не могло. Не он же ее склонил к этому. Она! Даже хотел выйти, когда она отказалась. Сказать что-нибудь такое, чтобы она непременно села. Поговорить с ней. Напомнить о той морозной ночи и о том, что он хочет продолжения. Ничего не сказал. А вскоре с удивлением обнаружил, что думает только о ней. И днем, и ночью, когда ему не спится. Жена еще больше отдалилась от него. Он вдруг увидел, что она сильно постарела в последние годы, растолстела.

Когда он идет, когда он едет в машине, он думает об Ане. Кажется, он вообще ни о чем другом уже думать не мог. И всё ждал вожделенного момента. Но шли дни, ничего не происходило.

А что Аня? Да ничего! Для нее он просто не существовал. Как будто ничего между ними не было! Она уже и не думала о нем. И если вспоминала ту ночь, то без всякого трепета.

Не было той морозной ночи, когда она к нему забралась в кабину и под ними мягко постанывали кресла и машина слегка покачивалась на рессорах. Она не вспомнила его ни разу. Не улыбнулась мысленно или наяву. Жизнь текла по наезженной колее.

Будто она выпила чашечку кофе или прихлопнула комара. Или что же? Любовь всегда бывает одна, меняются только ее объекты. Есть такая донжуанская шутка. Помнить об этом? Переживать это? Нет! Он хотел повторения и продолжения. Он теперь только этим жил. Если женщина сама тебе отдается, сама тебя соблазняет, значит, она влюбилась.

Не была Аня распутной. Не была озабоченной. Не могла терпеть порнографии. Когда муж смотрел порнушку, она уходила в спальню и смотрела там телевизор. И засыпала. Но ничего мужу не говорила. Хотя не одобряла того, что он смотрит порнушки. Аня была такая. Какая такая? А вот такая! И ничего не могла с собой поделать.

Аня потеряла девственность, когда ей было пятнадцать лет и заканчивала она восьмой класс. Первым ее мужчиной, действительно, был мужчина, а не ровесник, не мальчик. В городе у нее жила замужняя сестра Люда, к которой она время от времени ездила в гости.

Мужчина был женат. У него было двое детей. Оба ходили в садик. Про жену он ничего не говорил. Выпили. И он ночью перебрался к ней на кровать. Перед тем, как лечь, снял брюки. Деловито, без единого слова раздел ее. Аня спала одетой, как завалилась пьяной на кровать, так и лежала. Закрыл ее рот своим ртом. Она даже пикнуть не успела, как он уже закончил и тяжело дышал. Отдышавшись, сел на кровать. Натянул трусы, которые болтались у него на коленях. Нашарил и надел брюки. Она слышала, как он прошебуршал плащом и ушел, тихо прикрыв за собой дверь. Больше она его не видела. Он был старше ее на десять лет. Наверно, напугался. Всё-таки малолетка. А если побегут в милицию, нары ему обеспечены на годы вперед.

Ждала она его, ждала и верила, что это любовь. Он непременно бросит семью и вернется к ней. Так проходили дни и недели, а возлюбленный на горизонте не появлялся. Возвращаясь домой, она каждый раз заходила с замирающим сердцем, веря, что он уже сидит у них в доме и просит у матери ее руки. А на столе стоит пышный букет роз. Розы так и не появились. Зато она с ужасом осознала, что залетела. Рожать? Но ей еще два года учиться. Скрывать опасно. Время уходит. Да и всё равно откроется. Призналась. Мать ее побила, обозвала самыми обидными словами. Сделала первый аборт. После этого она стала считать себя опытной женщиной и на одноклассниц смотрела свысока. Им еще в куколки играть. Она же со взрослым мужчиной уже занималась этим. Ударник из местного ансамбля был у нее следующий. Тогда всякие ВИА вошли в моду и кое-как трендевшие на гитарах псевдомузыканты были местными звездами. Она заканчивала школу. Он потанцевал с нею, а потом пошел провожать. И под кустами в полной темноте овладел ею. Пыхтел он так, как будто махал кувалдой. Пот с него обильно лился на нее. Теперь Аня знала, как не забеременеть после этого. Хотя мог бы пользоваться презервативом. Но разве они думают об этом. Им лишь бы побыстрее и свое. А там трава не расти!

В следующую субботу она снова пошла на дискотеку. Не сидеть же дома, как старой бабке? Опять ударник танцевал с нею. Руки по-хозяйски держал на ягодицах и прижимал ее к себе. Наверно, это его возбуждало, и он не сомневался, что последует продолжение. Это было неприятно. Так и будет ее каждую субботу валандать под кустами на холодной земле и заливать своим липким потом. Противно! Ушла с дискотеки. Ударник потом бегал, спрашивал у подруг, где она. Они пожимали плечами. Ушла, мол, ничего не сказала. Домой, наверно, пошла. Откуда нам знать? Когда он на очередной дискотеке подошел пригласить ее, она фыркнула и отвернулась. Ему это не понравилось. Он взял ее за руку и потянул к себе. Требовательно заглядывал ей в глаза. Он ее считал своей собственностью. А как собственность может отказать хозяину?

— Чо ты? — удивился он. — Идем давай! Ну, чо ты упертая такая? Чо обиделась чо ли?

— Да пошел ты! — тихо, но решительно проговорила Аня, отцепляя его руку от своей.

Он обиделся. Девчонки сами должны бегать за ним табуном. А это еще вздумала ломаться. Когда она с подругой шла с дискотеки, он догнал их. Какое-то время шел рядом. Тяжело дышал и молчал. Видно, спорт не был его увлечением. А вот пиво и сигареты — да! Подруга поглядывала то на Аню, то на него, не зная, как ей поступить. А потом он сказал подруге:

— Ты это… иди вперед! Мы тебя догоним! Нам побазарить нужно. Иди — не бзди! Догоним! Не видишь чо ли, чо нам побазирить край нужно. Ну, шагай давай, блин! Упертая!

— Может, ты пойдешь вперед? — сказал Аня. — Или вообще отстанешь от нас? Мы тебя не приглашали. Чего ты к нам привязался? Иди давай в клуб! Бей там в свои барабаны!

Еще сильней обиделся и отстал. Не то, чтобы он был совсем неприятен Ане. Парень как парень. Он был ей равнодушен. Никаких сильных чувств не вызывал. То есть пустое место. После той возни в кустах он больше не мог вызвать ничего в ее душе. Ни одна струна не дрогнула. Она была довольно, что он отстал и не пошел за ними. Подруга стала расспрашивать, что у ней да как с ним. Аня про возню в кустах не рассказала.

Паренек был настойчивый. А может, влюбился. Иногда с ними это случается. И они начинают терять голову. Аню теперь это не интересовало. Он перестал для нее существовать. Засыпь он ее цветами с ног до головы, пой серенады под окнами до самого утра, ничто бы не дрогнуло в ее душе. Равнодушие страшнее ненависти. И тот, кто не понял этого, несчастный человек. Он пришел к ним домой. Такой чистый, опрятно одетый. Даже постригся. Не хватало только галстука. Лучше всего пионерского. Поговорил с мамой на кухне, рассказал о своих жизненных планах, что хочет поступать в вуз. Потому что без высшего образования не доберешься до сверкающей вершины Килиманджаро. Правда, еще не решил в какой. Он звал Аню на дискотеку. Должно было приехать ВИА из соседнего села Черный Яр. Они поют как «Поющие гитары». Морщилась Аня и мычала. Мама ласково смотрела на паренька.

— Ну, чо ты, Ань! — стала просить уже мама. — Сходи в клуб! Чего дома сидеть? Насидишься еще!

Паренек ей понравился. Перспективный. Мама думала о будущем дочери. А будущее — это семья.

— У меня что-то голова болит. Не пойду! — сказала Аня решительно и ушла в спальню.

Он еще какое-то время говорил с мамой. Сначала прислушивалась. А потом уснула.

2

Следующий был из города. Он приезжал к сестре. Она приходила к брату. Они недавно поженились. Там Аня и познакомилась с ним. Он показался ей красивым. Был женат. Когда Олег приехал второй раз, они уже обменивались то и дело взглядами. Пили, как обычно, вино. Она вышла. Он выскочил за ней. Схватил ее за руку. Притянул к себе. Свободную руку положил ей на грудь, погладил, а потом стал сжимать.

— Подожди! Я сейчас! — весело проговорила Аня. — Ну, погоди! Ну, честное слово! Сейчас приду!

Она сбегала за сарайку и быстро вернулась. Стал целовать ее. Хватал губами ее губы.

— Не надо! Выйдут! — сказала она. — Давай не здесь! Вон, слышишь, в доме какой-то шум?

Вышли на улицу. Рядом низенькая баня. Он за руку потянул ее туда. Целовались в предбаннике. Там было очень тесно. Он потянул ее в баню. Положил на широкий полок. Навалился на нее и, задрав подол, стал сдергивать рейтузы. Рейтузы сидели на ней плотно.

На полке они поспешно совокупились. Произошло очень быстро. Он был недоволен.

У Олега была не только жена, но и малолетняя дочка. Но в семье у него был разлад и постоянные ссоры. Поэтому на выходные он стал уезжать в деревню. Замуж он Аню не звал. Приехал на следующие выходные. Недельное воздержание требовало выхода. Теперь для него этим выходом была Аня. Выпили. Он всё ждал момента. Аня никуда не выходила. Он нервничал. Молодожены никак не могли захмелеть. Он наливал уже более полные стаканы им. Аня засобиралась домой. Он выскочил следом за ней. Наконец-то дождался. Уже хлопнула дверью. Он крикнул, махну рукой:

— Подожди меня! Я быстренькой! Ань! Ну, стой ты! Надо же мне обуться! Чего бежать-то?

Всё в нем было в напряжении. Где? В бане? Или на сеновале? Где они займутся этим? Только не в бане. То получится, как в первый раз, когда толком и кайф не успел поймать.

— Я сейчас! Да что же это такое, блин! Вот когда надо, всегда, блин, так! Когда торопишься…

Чертовы ботинки. Зачем он их зашнуровывает? Разве это сейчас важно? Подскочил. Выбежал. Темень, хоть глаз коли! Шагнул. Нога осталась на месте. Наступил на шнурок.

— Ань! — крикнул он, но негромко, чтобы не услышали молодожены. — Ань! Ну, где ты?

Никто не отозвался. Он замер на месте и прислушался. Где-то стоит рядом и улыбается. Как будто ему сейчас до игр. Весь день ждал этого момента. А хуже нет, чем ждать и догонять.

— Ты где? Ань! — то громче, то тише спрашивал он темноту. — Откликнись! Ну, что, как маленькая?

Корова вздыхает в пригоне. Прислушался. Тишина. Даже слышно, как снег падает. Скребется что-то. Он сделал несколько шагов. Решила поиграть с ним? В кошки-мышки? Обо что-то жмакнулся лбом. Дом был старый. Везде какие-то доски торчали. Молодожены занимались только собой, а до дома у них никак не доходили руки.

Вернулся в дом. Жена у Олега была плоскодонкой. Некрасивой. Тоже из деревни. Родители привозили им продукты. Настоящая девчонка — это Анька. Всё при ней! Есть за что подержаться! Конечно, он никогда не женится на такой. Ясно, что она шлюшка. Но симпатичная. Его тянуло к ней. Когда он думал о ней, то возбуждался. И тогда даже с женой проявлял чудеса геройства. Ей же он вначале показался красавцем. Но когда она в бане гладила его лицо, то чувствовала угри, как у четырнадцатилетнего пацана. И рот какой-то у него очень маленький. Целуется он так, что потом болят губы. Больно хватается за грудь. Жмет их так, как будто хочет из них масло выдавить. У неё после бани почти целую неделю болела грудь и были синяки. Сдвинет лифчик и смотрит перед зеркалом на синяк. Сначала был красный, потом посинел.

В следующий раз он приехал только в мае. Опять пили. Он стал шептать, стараясь сделать это незаметно:

— Пойдем! Вон на улице как хорошо! А тут душно, накурили. Уже голова болит от криков. Я бутылочку прихвачу! Я на веранде оставил. Они не знают про нее. Посидим где-нибудь!

Куда пойдем? Рядом лес. А там под каждым кустом и кров и дом. И люди здесь не ходят. Аня кивнула. Но как-то равнодушно. Без всякого азарта, огонька. И думая о своем.

— Только ты не убегай, как в прошлый раз! — шепнул он громче и ущипнул ее за бок.

Молодожены затянули песню. Они часто пели дуэтом. Выпьют. Обнимутся и поют. Пели советские лирические и народные. Голоса у них были не плохие. Для художественной самодеятельности подошли бы.

Выскочил Олег. Быстро сунул ноги в туфли. Стал ждать. Уже мысленно раздел ее и всю обжал. Не выходила. А его воображение рисовало все новые картины. Решил опробовать с ней новые позы. Невтерпеж уж было! Хоть бы до ближнего кустика добежать. Бросит ее под себя как волк овечку. Сегодня-то он ублажит свою плоть сполна. Давай! Давай! Сама! Она всё не шла. Он тихо выругался. Обозвал ее матерным словом. Встал, заглянул в дом. На кухне пахло ведро с запаренной дертью.

— Ань! Ну, ты чо? — полушепотом. — Ань! Ну, где ты там! Ну, Ань! Давай ты быстрей!

Нет ответа. И молодожены не поют. Какая-то странная тишина. Да что происходит-то? Прошел в зал. Сестра с мужем что-то жевали и смотрели телевизор. Концерт. Тут же на диванчике крепко спала Анька. Лежала на боку, подложив под голову ладошки. Сопела. Он тихо выругался. Вышел на веранду. Что делать? Он так ждал этого момента! Обматерил ее в полный голос. Потом зашел в баню. Вот на этом полке они зимой…Кулак заработал. Он воображал Аньку, как она стонет под ним. Лег на полати. Застегнул ширинку. Всякими грязными словами стал ругать Аню. Если б она только слышала!

3

Аня вышла замуж. Первое время они часто ругались. По любому поводу и без повода. Чуть ли до развода не доходило. Но жили, притирались друг к другу, привыкали. Сначала ей казалось, что она любит мужа. Или хотела любить. У них родился сын. После родов стала думать, что не любит его. Это как гадание на ромашке: любит — не любит — плюнет — поцелует. Потом перестала заниматься самокопанием. Привыкла. Вообще муж был не самым плохим человеком. Только жадноват.

Она успела дать мужьям почти всех своих подруг. Но каждому только по одному разу. Был у нее даже ингуш. Как он торопился, когда прижал ее в подсобке. Хорошо, что хоть дверь закрыл на задвижку. Смешно до сих пор. Не успел пару раз дернуться и уже извержение. Он выругался и умолял ее немного подождать. Очень скоро у него всё будет в норме. Одной рукой он придерживал Аню, другой тряс, чтобы побыстрей там.

И продолжал ее тискать и мять. Так хозяйка разминает тесто на пельмени. Пальцы у него были твердые. Он обещал, что всё сделает, как положено. Она вырвалась и убежала. Он не мог бежать сразу следом. Надо было натянуть трусы, брюки. После этого он был даже не то, что неприятен ей и запахом своим, и колючей рожей, и железными пальцами, от которых было больно, он стал для нее никто, у которого в далекой горной сакле жена плоская как щепка и семеро по лавкам черноглазых оглоедов, низенький, шебутливый чурка. Пустое место, никто, пронырливый зверек. Тут такая белая-дебелая, выше его на целую голову. С шикарной грудью. Бегал за ней, как цуцик. Умолял ее. Подкарауливал в укромных местах. Но ничего у него не выходило. И не помогал горячий кавказский темперамент. «Если женщина хочет…» — как поется. А если не хочет, то отойди в сторонку и забудь. Ничего не обломится. Хачик еще стал черней от горя, что такая птица больше не давалась в его руки. Даже стал время от времени напиваться, чем удивлял своих товарищей.

Ане представлялась пустыня, по которой бредет путник. Его мучит жара. А больше всего жажда. Он еле передвигает ноги. И вот встречает ее. У нее в руках кувшин с водой. Если она не даст ему немедленно напиться, он может умереть. Но перед этим проклянет ее. Тут разве можно не дать, тем более вода в кувшине не убывает. Она ничего не теряет, зато возвращает к жизни страждущих, даря им наслаждение. Путник жив, доволен. Ну, иди себе дальше! А те, кто возвращался, чтобы снова испить из кувшина, она отваживала или избегала их до тех пор, пока они не теряли последнюю надежду и больше уже не стремились овладеть ею, зная, что ничего не будет. «Не повторяется такое никогда!» Это про Аню. Больше такого не было.

Она надеялась, что в новом мужчине для нее откроется нечто неожиданное, чего так жаждала ее душа. И наконец-то она узнает, что такое счастье и настоящая любовь. Как у них горят глазки, как дрожит их голос, когда они шепчут ей нежные слова на ушко, как дрожат их пальцы, когда они расстегивают ей блузку и молнию на юбке, как горячи их ладони! И тогда она чувствует себя владычицей, которая им может подарить наслаждение! Их руки обжигают ее тело! Их сердца бьются, как зверек, загнанный в клетку. Они набрасываются на нее с безумными глазами. Становятся сумасшедшими! Весь мир для них — это она, одна, их царица. Они живут только ею! И эти секунды, минуты были ее триумфом. Но триумф не может повторяться ежедневно.

4

Не мог он себе ответить: зачем он это делает. Это идиотизм чистейшей воды! Какое-то безумие! Говорят в таких случаях: ноги сами принесли. А что ноги — это самое главное в нас? Дернул дверь. Закрыта. Ну, да! Время позднее. Гостей уже не ждут. Повернуться бы, да и уйти! Но он стоял на крыльце. Топтался и не мог сойти с него. Постучался. А потом еще. Прислушался. Скрипнула входная дверь в квартиру. Раздались шаги.

— Кто это? Чего молчим?

Мужской голос. Муж. А где же ему быть в это время, как не дома. Ночных смен у него нет. Работа у него интеллигентская, в конторе с бумажками. Перекладывать их с одного места на другое.

— Илья! Ну, Илья, вот!

— Какой еще Илья? А? — раздался недовольный голос за дверью. — Поздно вообще-то!

Действительно, откуда ему знать, что это за Илья. Он с ним почти не общался. В друзьях никогда не были. Назвал фамилию. Дверь открылась. Муж прошел в дом, даже не приглашая его. Хорошо, что не захлопнул перед носом дверь. Или нет! Плохо! Расстегнул и снял ботинки, даже не спрашивая разрешения хозяев. Вроде как свой человек. Выпрямился. Напротив две белых двери. Судя по пластиковым картинкам, ванна и туалет.

— Что я пришел…

Анна была на кухне. Подняла на него глаза, в которых было только удивление. Что это значит? Чего приперся? Илья повесил куртку и прошел на кухню. Остановился возле Ани. Почувствовал такой знакомый и желаемый запах. И сразу всё вспомнилось.

Кухня была просторной. Слева сразу у порога печь. У окна кухонный стол. Вдоль стены шкафчики.

— Тепло у вас. Хорошо! — проговорил Илья. — Люблю, когда в доме тепло. У нас-то центральное отопление.

Печка потрескивала и дышала жаром. Аня шагнула к мойке, взяла тарелку и стала мыть ее. Движения ее были неторопливы. Вымыв, стала вытирать ее маленьким полотенцем.

— Это… может, чайку попьем? Посидим? — предложил Илья и без приглашения направился к столу.

Хозяин пожал плечами. Он знал, что Аня тогда изменила ему, когда ездила за его матерью. После поездки она долго спала утром. Сорочка сползла с плеча и обнажила верхнюю часть груди. На ночь она снимала нижнее белье и спала в сорочке. Сверху над грудью красное пятно. Он пригляделся. Наклонился и долго рассматривал. Это засос. Он и сам делал ей подобное и обмануться не мог. Хотя пора поцелуев между ними прошла уже давно. А первый год они буквально высасывали друг друга.

«То ли побить ее?» — подумал усталый муж и представил себя краснорожим, слюни летят, он машет кулаками, трясет рогами и ругает ее последними ругательствами. Грустно и смешно! Для этого нужно напиться до потери пульса и разогреть себя. Скорее она тогда его побьет. Он чувствовал себя рохлей и размазней. От такого мужика любая загуляет. Но он не мог стать иным. И не хотел. Так ему было проще. Пусть будет так! Свечу он у них в ногах не держал. И может быть, все его подозрения напрасны. Почему обязательно у нее должно быть что-то с Ильей?

Она сама себе поставила засос над грудью. Или дальше засоса дело не пошло. Как у подростков. В губки, в шейку, пониже и чуть подольше. Вот и засос готов. А дальше благоразумно остановились. Может быть, это никакой не засос. А какая-нибудь аллергия. На крем какой-нибудь. Или прыщик вскочил. А она подавила на него. Пошло оно всё к черту! Лучше про это не думать! А то с ума сойдешь и себя изведешь.

— Мне два пакетика! — сказал Илья, улыбаясь. — Я пью крепкий чай. А с одного пакетика какая крепость?

Почему-то он старался заглянуть мужу в лицо. Так и крутил башкой от Ани к нему. «Как дебил какой-то! — подумал муж. — Чего он зыркает, высматривает?» Помолчав, Илья добавил:

— Пожалуйста! Еще один пакетик! Какой толк пить слабый чай? Это просто темная водичка.

Аня поставила на стол чайник, чашки, сахар, коробку с чайными пакетиками, вазочку с конфетами. Достала из холодильника банку с вареньем. Налила в другую вазочку. Ушла с кухни. «Она ушла! — в отчаянье подумал Илья. — Она не должна уходить! Почему она ушла? Я пришел сюда ради нее! Не ради же этого охломона, который надулся, как индюк!» Охломон, как он его мысленно назвал, разлил чай по чашкам.

«Разъел харю! Какие у него бледные глаза! А эти белые, как у старика брови!» — думал муж, поглядывая исподлобья на Илью. А тот неторопливо пил чая, делая длинные промежутки между глотками. Уже выпил хозяин чашку, Илья же только наполовину. Они молчали. Говорить было не о чем. Ему и не хотелось говорить с Ильей. Черное ночное окно. Все сидят по домам. Чего шляться? Чего вот приперся? Зачем?

— Да! — сказал Илья. — Вот так! Неплохо! Крепкий час получился. Я крепкий всегда пью.

Он крутил чашку за ручку, поглядывал на волновавшуюся поверхность чая. Бросал взгляды на законного супруга. «Зачем он явился? Что ему тут надо? Не ко мне же он пришел!» — думал хозяин. Вечер был безнадежно испорчен. Лежал бы сейчас.

— Можно еще чайку? — спросил Илья. — Я одной чашкой не напиваюсь. Дома у меня большая такая!

Он вытащил пакетик и положил его на клеенку. Вокруг пакетика образовалась коричневая лужица. «Может он ночевать собрался здесь? А мне куда: в баню идти на полок? Или лечь на диване в зале и слушать рэгтайм скрипящей кровати? Бред какой-то». Он налил ему чая. Илья опустил в кипяток два пакетика. Помедлил. Взял еще один. Опустил и стал наблюдать, как по кипятку разливается коричневая темнота.

Осмотрелся. Высокий холодильник. Еще выше морозильная камера. Зачем им двоим? И снова:

— Да! Ну, да!

Что значило это «да», ни он, ни хозяин не понимали. Но хозяина его «да» и громкие прихлебывания чая раздражали. Он молчал. «Козел какой! — подумал Илья. — Настоящий козел! Был бы пьяный, дал бы ему по морде. Сидит, надулся и молчит. Мне нужна Анечка! А вот сейчас уйду, они лягут и, может быть, займутся этим. А может быть, она ему не дает. Конечно, не дает! Такому козлу никто не даст. Я ей нужен! Почему я не могу лечь с ней сегодня?» Ему вдруг поверилось, что его желание осуществится.

— Может быть, еще чаю? — спросил муж, стараясь не выдать никак своего раздражения.

Он уже был на взводе. И желал только одного, чтобы поскорее закончилось это чаепитие. Илье хотелось встать и заглянуть в зал, где сидит Анечка на кресле, поджав под себя ноги, и смотрит телевизор. Смотрит-то смотрит, а сама думает о нем. Он же здесь рядом в нескольких шагах от нее. И она не может ни о чем другом думать.

Ах, эти ножки! Ее обнаженные ножки, которые она поджала под себя. Он бы сейчас бросился на колени и целовал их. В разрезе халата ее грудь. Хотелось завыть от бессилия. Почему мир так устроен несправедливо? Если ты сильно желаешь, твое желание должно осуществиться. Громко зевнул муж. Сволочь! Аня не должна быть с ним! Он ее будет тискать в кровати. Аня! Ты моя! А он сволочь! Ты должна подняться и выгнать его. Нам будет очень хорошо с тобой! Я буду целовать тебя всю ночь! Я буду тебя ласкать и говорить хорошие правильные слова. И ты вся будешь светиться от счастья.

Медленно обувался. Потом долго не мог застегнуть замок на куртке. То бегунок выскакивал, то неровно шел. «Он что это специально делает?» Муж едва скрывал раздражение. Каждая минута ему казалась вечностью. «Да когда же он уйдет?» — вопило в нем. Хотелось взять за шиворот и выбросить на улицу. Хотя за шиворот вряд ли получится. Илья был крупнее его и сильней. Хотя при чем тут сила? Побеждает тот, в ком больше злости. Он тоже дрался в молодости. Ну, несколько раз.

— Ладно! Пойду! Пока! — сказал Илья и замер, всё еще надеясь, что он не уйдет так просто.

— У! — кивнул хозяин, отводя взгляд. Ему не хотелось глядеть на него, в эти блеклые глаза.

Сделал долгий выдох. Так он делал всегда, когда ему что-то или кто-то страшно надоедал. Постоял. И когда хлопнула дверь на веранде, вышел и закрылся. Чтоб тебя! Приперся, сволочь!

Громко хрустел снег. Идти нужно было через полсела. На улице ни души. Даже собаки не лаяли. Подумал, что сейчас придет и выпьет целый стакан самогонки. А! Такое паршивое настроение! У него хорошая самогонка, очищенная, на кедровых орешках настоянная. Купил несколько лет назад заводской аппарат и не разочаровался. Для себя гнал. Не на продажу. Вот и выпьет! Гори оно все синим пламенем! А потом завалится спать! И чтобы никто к нему не лез. Когда выпьешь, спится хорошо!