Дом у Черной реки

Дом у Черной реки

РАССКАЗ

1

Нас было трое. Я не очень разбираюсь в машинах. Кажется, это «ландкрузер», который просто называют «крузаком». Машина, действительно, крутая. С телевизором, два ведущих моста. За рулем Иван. Вальд. Он русский немец. Или немецкий русский. Но по-немецки он ни бэ ни мэ. Рядом с ним на переднем кресле Вася Коршунов. Я сижу на заднем сидении.

Подъехали к речке. Искупались. Обсохли. Сели в машину. Иван стал сдавать назад, чтобы развернуться. Машина покатилась в речку. Он не успел даже затормозить.

Задний мост в воде. Самим нам не вытолкать.

— Нужен трактор, — сказал Иван. — Вон видите крыши. Деревня. Там обязательно должен быть трактор. Я пойду. А вы подождите меня.

Ушел.

— Интересно, а что вон в том доме, — сказал Вася.

В метрах ста от речки двухэтажный дом из черных от старости бревен. Делать нечего. Почему бы не узнать, что там. Поднялись.

Возле дома ходили ребятишки разных возрастов. Они поглядели на нас, но промолчали, когда мы их спрашивали. Зашли. Большая комната. И снова дети и подростки. Ни одного взрослого.

Меня дернули за штанину. Посмотрел вниз. Малыш лет трех-четырех.

— Дядя! Возьми меня на ручки!

— Зачем?

— Я хочу, чтобы ты поиграл со мной.

— Хорошо! Я сяду на лавочку, а ты ко мне сядешь на колени. И мы поиграем.

Он сел на колени.

— Во что мы будем играть, малыш?

— В сороку-воровку.

Я помнил хорошо эту игру. В нее играла со мной бабушка. Потом мне надоело. Я снял его с колен. Вышел на веранду. Почти одновременно со мной на веранду зашли трое подростков.

— Мы ходили с вашим дядькой в деревню за трактором, — сказал самый высокий.

На голове у него был капюшон. Я достал сигарету. И тут же ее выдернули у меня.

— Ребята! А не рано ли вам еще курить? Да и разрешение надо спрашивать, а не выдергивать из рук.

Тот, на котором был капюшон, с длинным смуглым лицом. Он мне почему-то сразу не понравился. Наверно, потому что у него был наглый взгляд. Он закурил и пустил дым в мою сторону. По-хамски. Но я сдержался. Место незнакомое. Неизвестно, с кем имеешь дело. Набежит толпа, так отметелят, что мама не горюй. В этом возрасте они особенно жестокие.

— Ну, у тебя же еще есть. Вот и кури.

Я кивнул. Но курить расхотелось.

— А где дядька-то, с которым вы ходили в деревню?

— А я почем знаю. Мы ему показали, где живет тракторист и пошли назад

— То есть он должен приехать на тракторе с трактористом. Так же?

— Ну, наверно. Мы ему только показали дом, где живет тракторист и пошли назад.

— А вот этот дом… Вы что здесь живете?

— Ага.

Разговаривал со мной только тот, что был в капюшоне. Понятно, что он у них за главного. Остальные стояли молча и глядели то на нас, то куда-то вдаль поверх наших голов. Тут вмешался в наш разговор Вася Коршунов.

— Типа тут детского дома у вас?

— Типа.

Кивнул подросток.

— А что-взрослых-то не видно?

— А на хрена?

— Ну, как на хрена? Если детский дом, обязательно должны быть взрослые. Ну, заведующая там, воспитатели, завхоз, работники.

— Не! У нас тут только пацаны.

— А девочки есть?

Почему-то они засмеялись. Мне это не понравилось.

— Не. Хотя не мешало бы. Мы бы их дрючили тут в хвост и в гриву.

— На хор бы ставили, — добавил круглолицый пацан с грязными губами, тот, который стоял рядом с вожаком.

— Ну, вообще-то нехорошо это, — сказал я.

— А ты чо учителем будешь?

— Ну, почему учителем?

— Ну, типа учишь нас, что хорошо, что плохо.

Мне не хотелось с ними говорить. И вообще хотелось побыстрей уйти отсюда, от этого непонятного бревенчатого дома, в котором живут только мальчишки разных возрастов и почему-то нет ни одного взрослого. Вася, наверно, тоже испытывал подобное чувство. Он тяжело вздохнул и пробормотал:

— Что-то они долго не едут.

Я поднялся.

— Пойдем, наверно, Вася?

Вася тут же подскочил.

— Конечно, пойдем.

Мы пошли к речке. Вася шел за мной.

— Слушай! Они идут за нами, — прошептал он.

— Пусть идут! Ты же им не скажешь, чтобы они не ходили за нами.

— Странные какие-то пацаны.

— Ты хочешь сказать: хулиганы?

— Ну, если хулиганы, то ничего хорошего от них ожидать не приходится.

Речка была неширокая. Такую я за раз перенырну. А вода в ней черная. Нет! Вода-то, скорей всего не черная, но такой цвет придавал ей грунт. Издалека даже казалось, что это бежит широкая струя мазута. Машина стояла всё на том же месте. Задние колеса целиком в воде, передние наполовину. Мы с Васей остановлюсь у самой кромки воды. Услышали, как подошли пацаны.

— Крутая у вас точила! — сказал старший.

Он встал рядом со мной. От него пахло старой заношенной одеждой. Руки он держал в карманах джинсов, раздвинув фалды курки. Смуглое лицо его не выражало никаких эмоций. «Как мумия», — подумал я.

— Как вас угораздило-то?

— Водила хотел подъехать поближе, не успел нажать на тормоз.

— У!

— Что же они не едут? — снова простонал Вася.

— Ну, мало ли что, — проговорил я. — Может, какие проблемы. Трактор там не могу завести. Или еще что-нибудь.

2

Мы сели с Васей возле низенького кустика у берега. Пацаны по-прежнему стояли сзади нас.

— Заждались, мужики?

Голос за спиной.

Это был Иван. Он улыбался, только улыбка была грустная. Так улыбаются, когда объявляют о неожиданном увольнении.

— Где трактор? — спросили мы с Васей хором.

— Был да весь вышел.

Иван подошел к воде, пнул голый прутик. Вроде он был причиной всех наших несчастий.

— В смысле?

— Да поломался. Поршневая, говорит, полетела. А это, говорит, хоть бы за день сделать.

— Больше в деревне нет тракторов?

— — Да какая там деревня!

Иван махнул рукой. Машину он купил год назад. И день покупки счи тал ч уть ли не самым счастливым днем в своей жизни.

— Хутор какой-то. Всего четыре двора. И люди какие-то странные. Знаете, как в присказке «Да и нет не говорите». Прямого ясного ответа не добьешься. Все околесицей, вокруг да рядом. Говорить с ними всё равно, что сопли жевать.

Мальчишки рассмеялись. Иван повернул к ним голову и смотрел так, как будто в первый р аз их здесь увидел. Он переводил взгляд с одного на другого, потом остановился на смуглолицем в капюшоне и спросил:

— Я вижу, ты тут за старшего.

Тот хмыкнул. Не понятно, что это было: презрение или такая манера отвечать на вопросы.

— Тебя как зовут-то? Меня Иваном.

— А тебе зачем?

Подросток отвернул лицо в сторону и через тонкие губы выпустил длнную струю слюны.

— Просто хочу обращаться к тебе по имени.

— Ну, Паша. И чо?

Подросток исподлобья смотрел на Ивана и медленно потряхивал головой. Так делают, когда слушают медленную музыку.

— Слушай, Павел! Ты, смотрю, крепкий пацан.

— И чо?

Он продолжал потряхивать головой. Я видел, что Ивану это не очень-то нравится.

— Это же хорошо! А ты бы подобрал с десяток крепких пацанов?

— И чо?

Что он затвердил одно и то же, как попугай, словно других слов не знает. Это раздражало.

— Да мы без всякого трактора вытащим машину.

Это была идея! Молодец Иван. Мы с Васей поднялись и встали р ядом с ним. Вроде как поддержка.

— Это…

Это уже Вася.

— Одни будут сзади толкать, а другие спереди за трос тянуть. Должны вытащить. Это же не танк, в конце концов.

— Что, Паша, сделаем? Мы тоже в долгу не останемся.

Паша почесал подбородок и поглядел на свою гвардию. О чем они думали, понять было невозможно.

— Пацаны! Поможем!

Те пожали плечами. Мол, как решишь, командир. Нас любое твое решение устроит.

— Кузьма! Сходи в дом! Позови пацанов, тех, что покрепче, и быром сюда1 давай дуй!

Кузьма побежал, почему-то то и дело подпрыгивая. Пробежит немного, затормозит, подпрыгнет и дальше бежать.

— Спасибо, Паша! Люди должны помогать друг другу. Сегодня ты мне, завтра я тебе.

Иван протянул руку. Паша поглядел на его кисть и неохотно пожал его. Чувствовалось, что делал он это без всякой охоты.

— Музыка-то у вас есть?

— Музыка? Что за музыка?

— Ну, в машине-то музыка у вас есть? Вон какая крутая точила, неужели нет музыки?

— Ну, да! Конечно!

— Хорошая?

— Ну, как кому. Как говорится, на вкус и цвет товарищей нет. Каждому ведь свое нравится.

— Включи!

— Да как-то… Хотя, ладно…

Иван снял туфли, затолкал в них носки, задрал брючины до колен и пошел к машине. Осторожно, медленно открывал дверку. Боялся, что от резких движений машина могла сдвинуться с места.

— Извини, Паша! Аккумулятор сел. Как говорится, беда не приходит одна. Но это дело поправимое. У меня есть прикуриватель. Немецкий. Заводится с полпинка. Отличная штука.

— Вон и пацаны идут.

К речке приближалось восемь подростков. Шли они, не торопясь, молча. На лицах никаких эмоций. На всех куртки, но каждом курточка своего цвета. Да и покроем куртки тоже отличались. Джинсы черные, серые, синие, и только на одном спортивные штаны с модной защитной окраской. Сейчас в такие даже пенсионеры переоделись. Иван помахал рукой.

— Ну, с такими орлами и танк из болота можно вытянуть. И зачем нам трактор. Вон силища как4ая!

Он засуетился. Стал отдавать команды.

— Вот трос. Вот еще один. Сейчас соединим их. Будет что-то вроде упряжи, чтоб тащить удобней. Вы, ребята, впрягайтесь и тяните спереди за трос. А мы, все остальные, будем толкать сзади с боков. Это… раздеться придется. Водичка, конечно, прохладная. Но я, думаю, что мы быстро управимся. С такими-то богатырями и не управиться! Это… мужики! Вы крепко держите. А то, когда сниму с тормоза, она может назад покатиться. Упирайтесь, что есть сил. Никак нельзя, чтобы она назад покатилась.

Я с Васей и еще пятеро пацанов стали сзади, твердо уперлись пятками в мягкий илистый грунт. Не заскользим ли мы по нему, как конькобежцы по льду? Хоть бы какой-нибудь бугорок, чтобы упереться. Если машина пойдет назад, то вряд ли мы ее удержим. И тогда только одна надежда на трактор, который еще нужно отремонтировать. Если еще и пацаны напугаются и отскочат, тогда уже точно не удержим. Надо было бы прошептать какую-нибудь молитву, но я ни одной не знаю, кроме «Господи! Спас и помилуй!» Надеяться приходилось только на слаженность действий и добросовестность каждого, то есть каждый должен был напрячься, что есть сил.

— Ну, ребята! Приготовились! Напряглись! Держим, что есть сил!

Иван медленно убрал тормоз. Машина чуть коснулась, но осталась на месте.

— А теперь тянем! Эх, дубинушка, ухнем! Эх, родимая, сама пошла! Подернем! Подернем! Да ухнем!

Как мы ни упирались, машина оставалась на месте.

— Постой, ребята1

Иван вытер пот.

— Колеса провалились в ил. Значит, делаем так! Вы держите, чтобы не пошла назад. А мы — идите сюда, пацаны! — раскачиваем ее.

Принялись качать машину из стороны в сторону.

— А теперь, — скомандовал Иван, — вперед и с песней!

Машина на полшага продвинулась вперед. Это был большой прогресс, который убедил нас, что все должно получиться. мы опять раскачивали и толкали. и машина потихоньку выбиралась на берег. Вот уже передние колеса на суше. А это значит, что сейчас у нее зацепление лучше. Был бы берег более пологий, мы бы ее вытолкнули за пару рывков. Но сейчас он шел почти под углом в сорок пять градусов. А значит, нужно было машину удержать, не дать ей скатиться назад и постепенно проталкивать вперед. Через четверть часа все выдохлись. Сил никаких не оставалось. Иван опять поставил на тормоз и дал команду передохнуть. Пацаны сели полукругом. Недовольных голосов я не слышал. А это было уже хорошо. Могли бы плюнуть и уйти. Но они остались.

Со второго захода удалось вытолкать машину целиком на берег. Здесь берег уже становился пологим. И без больших усилий мы продвинули машину на два метра от воды.

Иван довольно потирал ладони.

— Ну, вот и все, ребятки! Делов, как говорится, на сто рублев. А вы молодцы, пацаны. Без вас бы у нас ничего не получилось.

Он полез во внутренний карман и достал пятисотрублевую купюру.

— Возьми, Паша! Купите там чего-нибудь! Ну, а дальше мы уж сами.

— Ты уверен? — тихо спросил Паша, покачивая головой.

— А чо там? Сейчас прикуривателя ему дам. Только так заревет. Дело проверенное.

— Ну! Ну!

Иван полез в багажник.

— Блин! Намокло всё!

Прикуриватель для аккумулятора был небольшой коробочкой размером с пластмассовую коробочку, в которой продаются домино. Иван присоединил провода, нажал на кнопку.

— Блин! Индикаторная лампочка не горит. Значит, вода попала.

— И что теперь, Иван?

— Что? Что? Сниму крышку! Просушить надо! Может, заработает.

— А если не заработает?

— Тогда нужен толкач. Или аккумулятор зарядить.

— Слушай, Иван! — сказал я. — Но у фермера есть трактор. Машина должна быть. Значит, и зарядное должно быть.

— Ну, вообще-то….

— Значит так! Вы тут с Васей разбирайтесь с машиной. А я смотаюсь до фермера. Давай аккумулятор. До темноты, думаю, управлюсь.

— Ну…

Иван н пожал плечами.

— Хотя делать-то нечего. Давай!

Он снял аккумулятор.

Пацаны все еще стояли.

— Чего они стоят? — спросил Вася.

— Пусть стоят! Тебе-то что?

Я сунул аккумулятор в небольшой рюкзачок. Все не в руках тащить

Сначала я шел вдоль реки. Потом ее оставил слева в стороне. Иван сказал, что хутора километра три отсюда. И не заблудишься, потому что дорога всего одна. Поэтому я доберусь до полчаса. Местность была ничем не примечательная. Плоская степь с редкими колками, густо заросшими акацией. Местами блестели на солнце солонцы. Никаких полей с зерновыми и в помине не было. Но у фермера такие поля могли быть и в другой стороне. Дорога, действительно, была одна.

Крыши, как зеркало, вскоре ярко блеснули в лучах солнца. Ну, да, сейчас же все перекрывают крыши сайдингом. У кого другого, а у фермера на это дела должны были найтись денежки. Действительно, всего лишь три дома. Но довольно просторные. И по всему видать, построенные не так уже и давно. Или же их капитально отремонтировали. Возле каждого дома обширная картофельная плантация. Ну, и как положено, куры, утки, гуси и даже индюки. Правда, не было свиней, которые лежали бы в лужах. Да и луж не было. Возле ближнего дома стоял синий «Белорус» не первой молодости. К этому дому я и направился.

Во дворе ни души. И не видно и не слышно, чтобы хозяин-фермер был занят ремонтом. В прочем, кто этих фермеров знает. Может быть, в это время он свой блог фермерский ведет, где на ютюб выкладывает ролики, как отремонтировать поршневую, навесить навесную и вывести под корень колорадского жука.

3

Единственное место, куда я не заглянул, — это небо. Именно там, ну, не то, чтобы на небе, а на толстом суку дерева, и сидел хозяин хутора.

— Здравствуйте!

Хозяин не ответил.

— А что вы там делаете?

— Что надо! — буркнуло сверху. — А тебя какой черт сюда принес?

— Да вот… Поговорить я могу с вами?

— Поговорить сможешь. Погоди спущусь.

Это был высокий мужчина с орлиным носом и маленькими глазками.

— Вы же хозяин этого хутора.

Он молчал.

— Ну, фермер? Сегодня наш товарищ был у вас на счет трактора, чтобы машину выдернуть из речки.

— Ну!

— Вы сказали, что трактор ремонтировать надо. В общем, мы вытащили машину. Но она не заводится. Аккумулятор сел. У вас же есть зарядное. Да я и заплачу. Помогите, пожалуйста.

Он наклонился и оттряхнул колени. Потом выпрямился. Он был выше меня на целую голову. И руки у него были толщиной с мои ноги. Такой троих, как я, согнет в дугу.

— Зачем?

Я растерялся.

— В смысле, как зачем? Нам ехать надою

— Надо езжайте.

— Но нам аккумулятор надо зарядить, чтобы уехать. Помогите, пожалуйста!

— Нет!

— Почему «нет»? Вам что жалко? Люди попали в беду. Обычно помогают всегда.

— У тебя плохое зрение.

Я ношу очки. У меня близорукость.

— Причем тут зрение?

— При том.

— Вы категорически отказываетесь помочь?

— Какое сегодня число?

— Тридцать первое.

— Значит, завтра приедет Батяня. Он всегда по первым числам приезжает.

— Батяня? Кто такой? Ваш отец?

Он усмехнулся. Он смотрел на меня, как рыбак на жалкого дождевого червяка, единственное предназначение которого извиваться на крючке.

— Ладно. Заряжу я ваш аккумулятор. Только он вам не нужен.

— Ну, как же не нужен? А как же мы поедем без аккумулятора?

— А вы никуда не поедете.

— Как-то вы странно говорите. Почему же мы никуда не поедем? Нам надо ехать дальше. Просто мы ехали мимо речки, свернули, решили искупаться. А оно вон как вышло. Но с кем не бывает. Со всяким может случиться.

— Отсюда никто никуда не уезжает.

— Отсюда — это откуда?

— Отсюда — это отсюда.

Я уже начал догадываться, что передо мной сумасшедший. Дай Бог, чтобы не буйный!

— А вы тут один живете?

— А с кем же еще?

Фермер разговаривал со мной, как с глупым школьником, который не понимает элементарных вещей.

— Но тут же три дома.

— И что? В одном я сплю. В другом готовлю пожрать. А третий — на всякий пожарный.

— В Китае был такой в глубокой древности император Цинь Шихуанди. Он страшно боялся заговоров и что его могут убить. Поэтому каждую ночь ночевал в другом месте. А для этого в запретном городе построили с десяток дворцов, где было сотни комнат. Между собой они соединялись подземными ходами. Вот по этим ходам он переходил в очередную спальню. И никто, даже самые близкие придворные, не могли знать, где он ночует в очередной раз.

— Здорово придумал!

— Может быть, и здорово. Но в конце концов, его все равно убили.

Фермер задрал голову. Посмотрел на кормушку, которую он только что закрепил. Потом перевёл взгляд на меня.

— Ты это… запиши мне, как его звали. Фамилия-то вон какая заковыристая. Сразу и не выговоришь.

— Да зачем оно тебе?

— Ни за чем. Запиши и всё. Ты это… Жрать-то хочешь?

— Ну, можно было бы чайком побаловаться.

— Ну, иди в дом. Там увидишь. Готовь на стол. А я твою хренотень поставлю на зарядку.

Ну, процесс пошел. И это уже хорошо. Я пошел в дом. Просторная веранда. Маленький столик, два кресла возле него. Напротив, старый шифоньер. Видно, достался от родителей. Антиквариат. На шифоньере громоздкий телевизор еще советских времен. Или сломанный или хозяин купил себе новый, плоский. Одна дверь в кладовку, другая, оббитая черной кожей, в квартиру. Я оказался в коридорчике. Подумал, нужно ли разуваться. Разулся. И прошел на кухню. Обычная кухня. Печка, газплита, раковина, стол, холодильник, шкафчики. На столе электрический чайник, ваза с пряниками, горшочек керамический с сахаром. Почему-то два бокала. Чистые. Я решил заглянуть в холодильник. Потянул высокую дверку на себя. В этих случаях говорят: ноги подкосились. Нет, я не упал в обморок. Но застыл как столб. На меня широко открытыми глазами смотрела женская голова. Лицо ее было мертвенно спокойно. Блестело от холодильного конденсата. Но глаза были живые! С этим никак нельзя было ошибиться. Эти живые глаза в упор смотрели на меня. Может быть, женщина даже что-то хотела сказать. Я тут же захлопнул холодильник. И первым моим побуждением было бежать из этого дома, как можно быстрей, без оглядки. Конечно, первая мысль была, что я попал к каннибалу.

Я бросился к двери. Но не успел выскочить. На пороге стоял хозяин. Он чуть склонил голову, чтобы не задеть за верх дверной коробки.

— Ты куда?

— Я это… я в туалет!

— А!

Он отодвинулся. Я проскочил. Выскочил из дома и побежал, что есть мочи, прочь от этого жуткого места. Никогда я еще так не бегал. Даже в стометровках на скорость в университете. Я боялся одного, что он гонится за мной.

4

Я даже сам удивился, как быстро я оказался возле речки. Машина стояла на прежнем месте с задранным капотом. У Ивана руки были до локтей в масле. Вася стоял рядом на подхвате.

— А ты чего запыхался? Гнались за тобой? — спросил Вася.

Я упал рядом с машиной.

— Погоди! Переведу дыхание!

Потом начал рассказывать всё по порядку.

— Голова, говоришь? — спокойно спросил Иван.

— Да! Женская! И знаете, глаза такие живые!

Иван хмыкнул.

— А ты не потрогал ее?

— Голову?

— Ну, да!

— Ты что?

— — Мне как-то на день рождения подарили мою голову. Натурально, я! Сейчас кондитеры чудеса творят. Торт это был. Что же тут непонятного?

— Торт?

— Ну, а что же? Он, конечно, этот фермер— мужик со странностями. Может быть, от одинокого образа жизни. Но такое подумать. Может, там у какой его подруги или родственницы день рождения, вот и решил ей торт подарить. Это что же, аккумулятор там остался?

— Ну….

— Каральки гну!

Иван задрал голову.

Запад был необычайно яркого красного цвета.

— Ладно! Скоро начнет темнеть, — сказал Иван. — До темноты не успеем. Сходим утречком. Да тут с машиной какие-то непорядки. Может, фермер согласится посмотреть. Вот что, мужики! Готовимся на ночлег!

Из капота он выбросил палатку.

— Вот и палатку просушим! Думал, не пригодится. Вы пока ставьте палатку, а я дровишек поищу для костра. Продукты, наверно, тоже намокли. Ну, ладно, чем богаты, тем и рады.

Хлеб превратился в кашу. Но мы его не стал выбрасывать. Запечём, как лепешку. Зато консервам вот никогда ничего не сделается.

Вот и костер трещит и выбрасывает искры в стороны и вверх. Вася вздохнул, пожалел, что нет бутылочки. На природе, мол, да у речки, да у костра это самое то. И спать крепче будем.

— Да я ухайдокался, что и так крепок буду спать, — сказал Иван.

Между тем уже стемнело. От реки время от времени доносился всплеск. Рыба ловила ночных мошек.

— Я в машине посплю. А вы в палатку забирайтесь, — сказал Иван.

— Да спину бы надо выпрямить, дать ей расслабиться, — сказал Вася.

— Ничего! Я привычный.

— Смотрите, какие яркие звезды! — сказал Вася.

Иван:

— Значит, туч нет. Завтра будет хороший день.

— С машиной бы все получилось, — сказал я. — Жалко, что у нас у всех телефоны разрядились. Надо было взять, у фермера бы зарядили.

— Да тут связи совершенно нет. Я же пробовал еще дорогой. Забыли, что ли? Ладно! Всё!

Он хлопнул дверкой.

Мы с Васей забрались в палатку.

— Давно я не спал в палатке. Наверно, лет десять, — сказал Вася.

— А у меня, знаешь, эта голова из холодильника не выходит из головы. Прости за тавтологию. Что за дикие подарки! Я бы никогда такого не стал дарить.

— Потому что ты отсталый человек. Живешь еще в прошлом веке. А сейчас эпоха приколов. Это как-то по-американски называется. Но я не помню.

Я повернулся с одного бока на другой, потом опять на другой. И кажется, нашел удобное положение. Нет! Отрезанные головы мне не снились. И снился мне бесконечной нудный сон: я все шел по незнакомой окраине какого-то города, а вокруг сугробы, траншеи, наполненные талой водой и липкая глина под ногами. Того и гляди поскользнёшься. Я хотел выйти на нормальную улицу. Где были бы светофоры, дорога, по которой бегут легковые и автобусы. Сел бы в теплый чистый автобус и поехал в чистый красивый центр города из этой грязной окраины с липкой глиной и темными траншеями с ледяной водой, куда я мог слететь в любое время. Но я опять выходил в какой-то темный переулок, где не было ни прохожих, ни дороги, ни светофоров. И даже почему-то окна в домах не светились. Может быть, здесь люди вообще не жили? И тут цепкая рука меня схватила сзади за плечо и стала трясти. Первая мысль: это грабитель. Да отдам я тебе все до копейки, только отвяжись от меня и не вздумай столкнуть меня в траншею с ледяной водой. Я услышал знакомый голос. Это был Васька.

— Да проснись же ты!

— Что такое?

Я сел. Васька держал меня за руку.

— Там что-то…

Он показывал на выход из палатки.

— Не знаю.

Я отодвинул полог.

Во мраке светилось множество огоньков. Они постоянно перемещались, были в движении. И явно двигались в нашу сторону.

— Я вышел, это самое, отлить, глядь, а там такое. Что это такое, как ты думаешь?

— Откуда же мне, Вася, знать? Что-то похоже на факельное шествие. И к нам движется. Надо Ивана разбудить.

Иван проснулся сразу, как будто и не спал.

— Да. Еще и голоса. Слышите?

Действительно, гул голосов. Как будто на нас оттуда из мрака накатывалась неведомая орда.

Иван полез в багажник. Достал монтажку. Нам протянул большие ключи.

— Думаю, до этого дело не дойдет. Но нужно быть готовыми ко всему. Не нравится мне всё это. Ох, как не нравится. И это, мужики… буду говорить я. Никаких резких движений. Что бы это ни было, держитесь спокойно, страха не показывайте.

Огни приближались. И голоса были все более отчетливыми. Вскоре уже можно было увидеть во мраке черные фигуры, которые с факелами надвигались на нас.

— Человек двадцать — тридцать. И кажется, это наши друзья, — сказал Иван. — Вот если бы знать, чего им надо. Значит, так. Ключи бросьте под куст. Если дело дойдет до рукопашной, нам уже ничего не поможет. Разделают, как Бог черепаху. Никакой, мужики, агрессии! Спокойствие и только спокойствие. Не вздумайте смеяться над ними или говорить им что-то обидное. Главное сейчас, узнать, чего они хотят.

Толпа, которая надвигалась на нас из мрака, кричала что-то бессвязное «халли-галли», «упс», «ой-ля-ля». Они расположились полукругом. Если бы мы задумали бежать, то только в реку. Сказать, что на их лицах была написана агрессия, готовность броситься в схватку, нельзя было. Напротив, все глядели спокойно, даже не проявляя к нам особого любопытства. Это были подростки тринадцати — шестнадцати лет. В прочем, за их спи нами я вскоре разглядел и малышню. Кроме факелов, в их руках больше ничего не было. Это несколько успокоило нас и вселило надежду, что все закончится благополучно.

Иван шагнул вперед.

— Привет, пацаны! Это что у вас за мероприятие, позвольте поинтересоваться?

Ему ничего не ответили. Подростки продолжали молча стоять полукругом. Потом, как по команде они двинулись по кругу по часовой стрелке, медленно приподнимая и опуская факелы. Потом все в такт стали притоптывать и хрипло выдыхать "к«е-кхе». С каждым кругом их движения становились все быстрее. И вот они уже бежали по кругу. И их выкрики слились в сплошной вой. Это было что-то подобное ритуальным пляскам дикарей. Мы стояли втроем возле машины, наблюлали эту странную церемонию. Что двигало этими пацанами? Что все это значило? Никто из нас не мог дать ответа. Между тем они уже перестроились и так же быстро кружились теперь в другую сторону. Вдруг они резко остановились. Какое-то время молчали, потом опустили факелы и хором выдохнули:

— На колени, рабы!

Мы переглянулись. Вася буркнул:

— Еще чего не хватало, чтобы я перед какими-то сопляками на колени становился. Я, между прочим, в ВДВ служил, а десантники не перед кем на колени не становятся.

Иван сердито посмотрел на него:

— Вася! Не надо рыпаться! Поиграем пока в их игру.

— А если они потом отсосать у них заставят?

— Вася! Ничего с нами не сделается! Становимся на колени!

Иван первый встал на колени. Мы последовали его примеру. Подростки подняли факелы и снова двинулись по кругу. Теперь их выкрики приобрели по крайней мере смысл, хотя и зловещий для нас.

— Мы те, кто правит миром! Гоп-гоп-гопля! Стань перед нами на колени, мир! Гоп-гоп-гопля-ля! Мы всем повелеваем! Гоп-гоп-гоп-ля-ля!

— Да это же сумасшедшие! — выдохнул Вася. — Это же у них тут дурдом! Тут сумасшедших собрали!

5

Иван поднялся.

— Ребята! Послушайте! Я поговорить хочу. Можем мы поговорить спокойно? Слушайте же! Кто у вас старший? Где Паша? Паша! Ты слышишь меня? Ребята! Давайте поговорим! Спокойно всё обсудим! Вы скажите, что вам надо. Мы сможем договориться.

Подростки прекратили свои странные танцы. Они плотным кольцом окружили машину. Стояли молча и ничего не предпринимали. Иван высматривал среди них Пашу.

Я поднялся. Вася следом за мной. Подростки продолжали стоять, не двигаясь и не спуская с нас глаз.

— Давайте поговорим! Мы просто приезжие. Нам надо ехать дальше, — продолжал распинаться Иван. — Вы нам помогли с машиной. Я понимаю, вам хочется веселья, праздника. Я, когда был такой же, тоже любил повеселиться. Потусоваться в своей компании. Повеселились, думаю, довольно. Мы завтра сделаем машину и уедем. Нам надо дальше ехать. Мы здесь проездом. Остановились у речки, чтобы искупаться. А сейчас нам бы хотелось поспать. Мы устали за день. Просто сил нет никаких. Прошу вас, дайте нам отдохнуть! Ну, можно же и в другом месте вот это устраивать.

Высокий подросток поднес факел к лицу Ивана. Иван отступил назад, прикрывая ладонью глаза.

— Кто вы?

— Как кто? Мы вот тут втроем друзья. Едем вместе. Нам надо дальше. Нам еще далеко ехать.

— Кто ты?

— Звать что ли? Ну, Иван. А машина эта моя. В этом году купил. И за рулем я, естественно.

— А почему ты решил, что это твоя машина?

— Как почему? Я ее купил. Значит, моя машина. Что за странный вопрос? Ты же сам все понимаешь.

— Ты считаешь, что это правильно, что у тебя есть машина, а у меня нет.

Долговязый опять придвинул факел к его лицу. Иван отступил на шаг. Теперь он спиной упирался в машину.

— Ты тоже можешь. Каждый может иметь машину.

— Правильно говоришь. Поэтому эта машина моя, потому что я хочу машину. Или у меня не может быть желаний?

Такой разговор Ивану очень не нравился. Но он не знал, как говорить с подростком, понимал, что никакая логика тут не действует. И этому пацану плевать на то, что кажется ему убедительным.

— Странный у нас разговор, парень.

— Почему?

— Что почему?

— Почему странный?

— Ну, потому что есть понятие «частная собственность». Что мое, то мое. А твое — это твое. Это моя собственность. Я работал. Заработал деньги и купил эту машину. Она принадлежит мне и больше никому. Тебе это любой скажет. Так устроен мир. И это справедливо. Ты можешь заработать и купить себе машину. А вообще, у нас какой-то странный разговор. Я не думаю, что ты этого не понимаешь. Я только не могу понять, почему ты так говоришь.

Подросток поднял руку, пошевелил пальцами. Тут же подошло к нему несколько человек. Они тихо переговаривались, то и дело бросая взгляды на нас. Было понятно, что ничего хорошего это нам не сулило.

— Свяжите их!

— Э! парень! — закричал Иван. — Зачем это? Не надо нас связывать! Мы же вам ничего не сделали.

Ему уже заломили руки назад и стягивали запястья веревкой. Мы с Васей даже не успели моргнуть, как ту же самую процедуру проделали и с нами. Значит, мы теперь пленные.

Тут же они окружили машину. Высокий, который разговаривал с Иваном, сел за руль. Машину покатили. Улюлюкали, ухали и матерились безбожно. Несколько человек шли впереди и освещали дорогу. Мы втроем шли за машиной. Нас охраняли и сзади и с боков. Но нам и не приходило в голову сбежать. Куда бежать ночью? Да они тут же догонят нас. Иван же и не мог бросить машину. Теперь это было самое дорогое в его жизни.

6

— И что этим отморозкам надо? — спросил Вася.

— Машину, — ответил Иван. — Только ее они получат через мой труп. — Пока торопиться не будем!

— Мы-то им зачем?

— Ты же сам сказал, что это сумасшедший дом. А логику сумасшедших понять невозможно, потому что ее у них нет.

— Или такая, — добавил я, — которая недоступна здравому уму. Хотя впечатление они производят вполне нормальных пацанов.

— Если они нас убьют? — прошептал Вася.

— Не каркай! — цыкнул Иван. — Будем действовать \по обстановке. А пока не надо их раздражать.

Те, что шли впереди, резко выбрасывали факелы вверх, каждый раз при этом скандируя:

— Хула-хуп! Хула-хуп! Мы идем на хула-хуп! Наш любимый хула-хуп! Все мы любим хула-хуп!

— Какой-то дебилизм! — пробормотал Вася. — Было бы их человек пять, таких бы люль навешал, мама не горюй. А их тут как грязи. На каждый палец по десять человек.

Я вспомнил голову в холодильнике фермера, но благоразумно промолчал. Зачем нагнетать обстановку?

Перед нами выросла громада двухэтажного бревенчатого дома, обиталища этих подростков. Перед домом был низкий длинный сарай, сколоченный из досок. Обычно в таких сараях ранят дрова, уголь, разный хлам.

В окнах светились огоньки. Скорее всего, свечки. Еще днем я обратил внимание, что возле дома нет столбов с проводами. Это меня удивило: как в наше время можно жить без электричества. Когда отключат свет на час — другой, просто сходишь с ума, потому что ничего не работает.

Двое подростков открыли широкие двери сарая, куда и закатили машину. Загремел засов. Видно, навесили замок. В глазах Ивана было отчаяние. Казалось, сейчас он заплачет.

Тот, который разговаривал с Иваном, приказал:

— В кронверк их! И поставьте стражу. Пусть меняется через каждые два часа. Если они убегут, я вам бошки поотрываю.

«Что еще за кронверк?» — подумал я. И стал вспоминать исторические романы. Слово было знакомое. Как говорится, на слуху.

Кажется, это какое-то укрепление перед крепостью. Но какой мог быть кронверк на втором этаже этого дома?

7

Нас повели на второй этаж дома. Сзади и спереди шагали охранники. Да! Серьезно к нам относятся пацаны.

Старая лестница. Доски под нами скрипели и прогибались. Немонт этому дому, видно, никогда не делали.

Мы оказались в просторном зале-холле. Мальчики разных возрастов сидели по одиночке и группками. При свете свечей зрелище было довольно сюрреалистическим. Сидели на полу, на скамейках, на подоконниках. Тихо переговаривались, играли на пальцах, на щелбаны, еще в какие-то незнакомые мне игры. Толкали друг друга.

Меня кто-то дернул снизу за рукав. Это был мальчик лет шести с острым носиком и большими глазами, под которыми были темные круги. Это свидетельство болезни.

— Дай изюму, дяденька!

— У меня нет изюма, мальчик.

Для вящей убедительности я подпрыгнул на месте. Мальчик мне не поверил. Это я видел по его глазам.

— Что у тебя есть?

— Сейчас ничего нет. Но как только появится что-нибудь вкусненькое, я тебе обязательно дам. Честное — пречестное слово! Только я не знаю, когда у меня появится что-нибудь вкусненькое.

А ведь этой же ораве нужно было питаться. Возле дома не было никакого огорода. И здесь не чувствовалось запаха еды. У них же должна быть кухня. А там что-то жариться, париться, вариться.

Рядом никаких магазинов. Но вечдь что-то же они едят? Но додумать я не успел. Нас ввели в комнатушку, узкую, как пенал, которую почему-то назвали кронверк. Уж это явно был не защитный бастион. В прочем, я опять подумал о сумасшедшем доме, где никакой логики не бывает. Через окно пробивался тусклый лунный свет, который позволил рассмотреть на полу пару матрасов. Кроме матрасов, ничего в этом кронверке не было.

— Руки-то развяжите! — сказал Иван. — МЫ же отсюда никуда не убежим. Тем более, что вы собираетесь сторожить нас.

Молчание. За дверями лязгнул засов.

— Да, тут, как говорится, не думал — не гадал, — вздохнул Вася. — Если бы еще знать, что им надо от нас. Непонятно, зачем мы им. Машину забрали. Если бы убить, то убили бы сразу. Что день грядущий нам готовит? Вот, что бы хотелось узнать.

Заговорил Иван:

— Ну, хватит ныть! Ты не знаешь, а мы, думаешь, знаем. Может быть, утром всё прояснится. Какая-то цель у них есть, что-то они хотят от нас. Думаю, завтра всё прояснится.

— А если это утро нам боком выйдет?

За дверью слышались голоса, иногда крики. Видно, ребята что-то не поделили и спорили между собой. Разобрать, о чем говорят, в этой разноголосице было невозможно. Поэтому вскоре мы уже перестали обращать внимание на этот задверный шум.

— Так! — проговорил Иван. — Резких движений, мужики, не делаем, пока не прояснится ситуация. Пока мы не знаем, что это такое и какая здесь есть угроза для нас. Станет ясно, что они хотят нас убить, тогда действуем резко и агрессивно. Тут уже не до соплей. Пока нам нужна информация. Слушать, анализировать и делать выводы.

Пришла моя очередь вмешаться.

— Мужики! Я не понимаю, а почему мы до сих пор со связанными ластами.

— И точно! — воскликнул Иван. — Каждый из нас может развязать руки другого. Пальцы-то у нас шевелятся.

Наши руки свободны. Это уже внушало надежду. Извиняюсь за тавтологию, голыми руками нас уже не возьмешь

— Мы же теперь можем вырваться отсюда, — сказал Вася. — Говорим нашему сторожу, что нам нужно в туалет. Он открывает. В бубен ему! И всё! Мы на свободе.

— Вася! — вздохнул Иван. — До свободы нам еще нужно пройти через зал, полный пацанов. Их тут не меньше сотни наберется. Хоть ты и десантник, но когда на тебя прыгнуть десять — двадцать пацанов, то никакие твои приемчики не помогут.

— Что ж мы будем здесь сидеть, как бараны, и покорно ждать своей участи. Неизвестно какой.

— Ну, почему сидеть? Надо поспать. Сон, как известно, восстанавливает силу и умственные способности. Вася! Не надо дергаться! Совершенно непонятная ситуация.

— Как бы ни было слишком поздно, когда мы поймем эту ситуацию.

— И к тому же, без машины я никуда не уйду.

8

Меня трясли за плечо. Это был Вася.

— Вставай!

— А что такое?

— Надо бежать. А то как бы эта ночь не оказалась последней в нашей жизни.

— А Иван?

— Ну, ты же видишь, что машина ему дороже жизни. А я не хочу из-ща какой-то железяки, пусть и очень дорогой, ставить на кон жизнь.

— Но всё равно надо ему сказать, а то как-то получается, вроде предательства.

— Не надо ничего говорить.

Иван приподнялся на локте.

— Ладно! Раз решили, так решили. Может быть, это и правильно.

— Ну, так я действую! — прошептал Вася.

Он подошел к двери и постучал.

— Эй, кто там? Нам бы отлить надо. Не в кронверке же вашем это делать. Хоть ведро дайте.

Тишина.

— Оглохли что ли? Сторож! Ты слышишь меня?

Опять тарабанит. Никакого ответа.

— Ну, никакой дисциплины! Тогда идем другим путем.

Он толкнул дверь.

— Во! Иван! Ты же всегда вооружен. Случайно перочинного ножичка у тебя не найдется?

— Случайно найдется.

— Нет! Точно! Мы имеем дело с дебилами. Связать толком не могут. Обыскать не удосужились. Да тут нужно быть еще большим дебилом, чтобы не сбежать отсюда.

Вася протолкал лезвие ножа в щель.

— Так! Нащупал засов. Он либо подымается вверх, либо сдвигается в сторону. Проверим самый легкий вариант. Хоп! Нет! Мужики! Мы имеем дело с идиотами.

Вася приоткрыл дверь, огляделся и махнул нам рукой. Мальчишки спали. Слышались посапывание, храп, сонные вскрики. Мы осторожно продвигались по холлу, стараясь ни на кого не наступить. У них даже не было нормальных кроватей. Спали на полу вповалку. На одном матрасе по несколько человек. А как же зимой? Ведь этот двухэтажный дом нужно было хорошо протапливать.

Ну, ладно! Сейчас нужно было думать о собственном спасении. Как предательски скрипела лестница. Казалось, что вот-вот и 0за спиной раздастся крик. И толпа повиснет у нас на руках и на ногах. И на этом наш побег завершится. Да сколько же ступенек в этой чертовой лестнице! И вот мы на первом этаже напротив дверей. Она даже не заперта на крючок. Мы выходим из дома. Над нами звезды и лукавая луна.

Отходим от дома, как нам кажется, на безопасное расстояние. Со стороны дома никаких криков и движения. Это нас успокаивает. Когда они проснутся, мы уже будем далеко отсюда. Останавливаемся. Небольшое совещание. Куда нам идти. Итак, мы ехали вдоль речки и свернули налево, чтобы искупаться. Значит, нам надо снова выйти на дорогу и идти до первого населенного пункта. Там люди, связь, полиция, в конце концов. Но решает обычно Иван.

— Значит, так, мужики! Вы идите на дорогу. А я пойду к фермеру.

— К фермеру? Зачем?

— Вы забыли, что у него аккумулятор.

Вася стонет.

— Ну, возьмешь ты аккумулятор и что? Пойдешь опять сюда? Они же тебе не отдадут машину. Сделаешь только хуже. Сейчас она стоит. А так заведут и начнут рассекать, пока куда-нибудь не залетят и не разобьют твою красавицу:

— Я не могу этим подонкам оставить машину. Знаете, сколько я лет на нее пахал, как я о ней мечтал? А теперь — «нате! Забирайте!»

Я тоже не могу молчать.

— Иван! Давай дойдем до первого селения. Вызовем полицию, доедем с нею сюда и заберем без проблем машину.

— Вот так и сделаем. Вы идите, вызывайте полицию, а я к фермеру за аккумулятором.

Уперся как осел. Мы понимаем, что не сможем переубедить его.

— Ладно! — соглашается Вася. — Не надо нам разделяться! Идем все вместе к твоему фермеру. Должна же у него быть какая-то связь с большой землей.

Уже начало светать, когда мы подошли к хутору. Абсолютная тишина. А я почему-то был уверен, что фермеры летом спят не больше двух — трех часов.

Не кукарекали петухи, не мычали коровы, не лаяли собаки.

— Такое впечатление, — сказал Вася, — что здесь вообще никто не живет.

— Спит после трудов праведных, — сказал Иван.

Мы оказались неправы. Фермер стоял на крыльце. Видно, он раньше увидел нас, чем мы его. На нем была старая футболка в пятнах и джинсы, которые, наверно, никогда не знали стирки. Мы поздоровались.

— Это опять вы. Что-то зачастили.

— А не скучно здесь одному жить? — спросил Иван.

— Скучно только лодырям, а мне некогда скучать.

— Починили трактор-то?

— Можно и так сказать.

— Что-то вы все загадками говорите. А что аккумулятор?

— Зарядился.

— Может, чайком напоите?

— Не напою. Забирайте свой аккумулятор и идите отсюда.

— Что-то вы неприветливы.

Фермер что-то хотел сказать. Вероятно, опять какую-нибудь грубость. Но так и застыл с открытым ртом. Он смотрел поверх наших голов, губы его мелко тряслись.

Мы повернулись. К ферме ехал грузовик, ГАЗ-53.

— Батяня! — наконец разродился фермер.

— Отец что ли?

— Какой отец? Я же сказал Батяня.

— Комбат?

— Да пошли вы!

Он засуетился. Заскочил в дом. И когда машина уже заезжала во двор, он выскочил уже в чистых спортивных штанах и рубашке. Его суровое лицо резко переменилось. Сейчас это был сплошной елей и мед. Наверно, так чиновники двенадцатого класса смотрели на статского чиновника, который соизволил посетить их контору.

Из кабины выбрался низенький очень толстый мужичок. Его пузо свешиваюсь чуть ли не до колен. Удивительно, как он при такой комплекции еще умудрялся крутить руль в кабине. Черная окладистая борода делала его похожим на купчину. На ногах у него были домашние тапочки.

— У тебя, смотрю, гости, Иваныч? — бодро выкрикнул толстяк.

Он подошел и с каждым поздоровался за руку, но представляться не стал. Мы тоже. Как-то он сразу определил, что Иван самый авторитетный среди нас, поэтому обратился к нему:

— Каким ветром?

— Да вот аккумулятор разрядился, приносили на зарядку.

— У! А машина-то далеко?

— Да в доме у Черной речки.

Толстяк повернулся к фермеру.

— Всё приготовил?

— А как же? Ведь сегодня первое число. Еще со вчерашнего дня всё готово, стоит, вас ждет.

— Ну, а чего тогда встал? Грузи! Вон и ребята тебе помогут.

— Это мы сейчас! Это мы быстро! — засуетился фермер.

Он махнул рукой чтобы мы шли за ним. Зашли в амбар. Почти на половину он был забит зерном. Возле кучи зерна стояли большие весы. А возле стены несколько мешков.

— Берите по двое, чтобы было легче забрасывать в кузов, — сказал фермер.

Несколько мешков были с картошкой, другие с морковкой, капустой, репой, свеклой. И мешок муки.

А соленья, варенья? — спросил толстяк.

Айн сек! Сейчас всё сделаем, Батяня, в самом лучшем виде1 Нешто мы не помним.

В углу амбара стоял ящик, а в нем банки, переложенные соломой.

— Ребята, осторожней! — напутствовал нас ферме, когда мы несли ящик к кузову.

— Чачу возьмете? — подобострастно спросил фермер у толстяка.

— А я когда отказывался? — хохотнул тот. — Должен же я как-то себя вознаграждать за труды тяжкие.

Фермер вытащил из дому трехлитровую бутыль.

— Я это…. поставлю в кабину ящик с опилками, а туда и бутыль, чтобы не разбилась дорогой.

— Это правильно, — кивнул толстяк.

— Постоянный покупатель? — спросил Иван у толстяка, когда загрузка закончилась.

— Я покупатель? Обижаете, молодой человек. Это я дань забираю или оброк. Как вам больше нравится. А правильно это назвать «благотворительностью». Глядишь, на том свете и ему, и мне зачтется это. Вы верите в тот свет, молодой человек?

— Знаете, как-то не задумывался.

— А вот это зря. Это самое главное, о чем стоит задумываться. А все остальное суете сует и всяческая суета. Кстати, могу подвести. Вам куда?

— Да как вам сказать? До первого населенного пункта, так сказать.

— Ну, значит, нам по пути. Залазьте в кузов. В кабинет, видите, места не осталось.

Фермер вынес аккумулятор. Мы залезли в кузов. Кроме тех мешков, что мы загрузили, здесь стояло несколько бумажных мешков. Вероятно, лапша, крупы. Фермер стоял на крыльце, прижимал руку к груди и кланялся, пока мы отъезжали. Это было похоже на то, что холоп провожает барина.

Мы поехали. Толстяк ехал в ту сторону, откуда мы недавно пришли. Мы переглянулись. Иван постучал по кабине. Толстяк встал на подножку и заглянул в кузов.

— Что случилось?

— Да видно нам не по пути, — сказал Иван. — Нам в другую сторону.

— Ты уверен?

— Более чем.

— А я уверен, что нам более, чем по пути.

— Ладно! Спасибо! Мы слезем!

— Ну, хозяин — барин.

Но никуда мы не слезли. Толстяк достал из-за спины баллончик и нам в лица ударила жгучая струя. Я стал задыхаться. Глаза застлала пелена. Хватал открытым ртом воздух. Но тут все поплыло перед глазами. И я потерял сознание.

Я с трудом раздираю глаза. Башка трещит, как с глубокого похмелья. Гляжу по сторонам. Я лежу в кузове среди мешков. Стараюсь вспомнить, что это такое. И как я сюда попал. Из памяти всплывает фермер. Мешки, которые мы грузим в кузов. Потом мы едим по дороге туда, куда нам не надо, откуда мы только что слежали на исходе ночи.

А кругом вопли:

— Ба-тя-ня! Ба-тя-ня! Ба-тя-ня!

Поднимаю голову. Машина стоит перед черным бревенчатым домом, возле которого густая толпа подростков. Это они так радостно встречают толстяка, который привез им полкузова еды. Мои товарищи стонут. Понятно, какое у них состояние. Сначала Вася раздирает глаза. Следом Иван.

— Что называется «приехали»! — шипит Вася.

— Вот и хозяин нашелся этого дурдома, — говорит Иван. — Ну, может быть, хоть он окажется адекватным.

— Ага! — говорит Вася. — Ведь только адекватный человек может гадость брызнуть в морду.

— Батяня! А ты привез изюма?

— Привез, мой маленький! Целый мешок.

— Ура!

9

Батяня поднял руку. Со всех сторон завопили: «Тихо!» Когда все стихло, он заговорил, медленно и негромко. Но постепенно его голос твердел, становился более жестким.

— Дети мои! Вы все мои дети! Вы не помните своих мамок и папок. И не нужно их помнить. Они не заслужили вашей памяти. И не заслужили того, чтобы вы считали их своими родителями. Если они зачали и родили вас, это не значит, что они стали вашими родителями. Простой биологический акт еще не дает право считаться родителями. Настоящий родитель тот, кто вам укажет путь в жизни и поведет вас по этому пути, помогая выбрать правильное направление, поддерживая вас на каждом шагу.

Его слушали в полной тишине.

— Я ваша мама и ваш папа. А вам дал самое настоящее, самое ценное, что только может дать любящий родитель своим любимым детям. Я вам дал свободу. Над вами нет диктата родителей, учителей, соседей, всего многочисленного племени взрослых, которые привыкли угнетать детей. Живите, как звери, вольные и сильные! И подчиняйтесь только одному своим инстинктам! Слушайте, что они говорят вам, что они хотят! Это правильно. Потому что инстинкты — это второе самое важное и главное для каждого после свободы. Они никогда не обманут. Потому что это зов природы. Не слушайте и не верьте всякого рода моралистам! Слушайте и верьте только своим инстинктам! И тогда вы будете всегда на верном пути. И никто не сможет вас совратить и обмануть. Хотите кого-то укусить? Укусите! Если вы хотите у кого-то забрать кусок мяса, заберите1 и никогда не думайте о том, хорошо это или плохо. Если стыдиться своих инстинктов и загонять их в угол, то мы станем больными, слабыми существами, которыми каждый может помыкать. Мы станем рабами жалких людишек. Мелкие не поймут моих слов. Поэтому те, кто постарше, возьмите их под свою опеку и объясните им смысл моих слов. Вам всё понятно? Или что-то нужно объяснить? Спрашивайте! В ваших головах не должно оставаться ничего неясного.

— Батяня! — заревела толпа. — Мы все поняли!

Он снова поднял руку, призывая к тишине. Глаза подростков необычайно блестели.

— Теперь вернемся к нынешнему дню. Вон там в кузове вы видите трех мужиков. Вы знаете их? Они были уже здесь среди вас? Или вы их впервые увидели только сейчас?

— Батяня! Они были здесь.

— Как я понял, вы забрали у них машину? И она сейчас стоит в нашем сарае? Это так?

10

Было ощущение, что должно произойти что-то ужасное. Батяня, несмотря на его балагурство и болтовню, внушал страх. Был ли он сумасшедший или здесь был какой-то расчет, непонятный нам?

— Степка! — крикнул Батяня. — Выйди из строя!

Степка вышел и встал возле него. Опустил голову. Длинные худые руки его болтались безжизненно, как плети.

— Командовал пацанами ты?

— Я, Батяня.

— Ты приказал связать этих мужиков и держать их в кронверке? Ты плохо слышишь?

— Я, Батяня.

— Связать и поместить вместе… Ты идиот? Почему охрана не стояла? Не слышу! Громче!

— Спать захотели.

— Почему ты не проверил? Если ты отдаешь приказ, ты должен добиться его выполнения.

— Виноват, Батяня!

— Ты знаешь, что бывает за такие косяки? Ты же почти взрослый, опытный пацан, дольше всех здесь живешь.

— За это приносят в жертву.

— Ты готов к этому?

— Да, Батяня.

Это была мирная, покорная овца, пластилин, из которого можно лепить, что угодно.

— Готовьте жертвенный стол! А я покажу, как надо связывать. Принесите веревки, и все идите ко мне.

Нам приказали спрыгнуть на землю. Да, чувствовалась рука профессионала. Он связал так, что нельзя было даже пошевелить пальцами. Каждое свое действие Батяня подробно комментировал.

Возле дома установили длинный стол, похожий на верстак. Доски были толстые и наструганные.

Степка разделся до трусов и лег на настил. Его привязали. Мы сидели на земле, прислонившись к колесам грузовика. Что всё это значило? Что в голове у этого Батяни?

Мы сидели на земле, прислонившись к колесам грузовика. Вся картина была у нас перед глазами в нескольких шагах.

— Дети мои! — заговори Батяня. — Сегодня мы приносим священную жертву, нашего брата Степку. Степка очень серьезно оступился. И должен быть наказан по всей строгости.

Мальчишки загудели.

— Он очень провинился. Он разочаровал меня и вас. Но это поправимо. И мы поправим это. Он будет принесен в жертву. И с него будет снята его вина. А мы приобщимся к его крови и плоти. И его дух перейдет в наши души. И он навсегда останется с нами. Это сделает нас сильнее, мудрее и более сплоченными. Несите инструмент!

Из толпы вышли двое подростков лет пятнадцати и направились к сараю. Распахнули широкие двери.

Они вынесли из сарая огромные ножницы, которые были высотой почти с них. Никогда мне еще не доводилось видеть подобных ножниц. Батяня поднял руку. Со всех сторон закричали «Тихо». Когда стало тихо, он продолжил. Говорил он без всякого пафоса.

— Дети мои! А вы все мои дети. Вы не помните своих мамок и папок. И не нужно их помнить. Если они зачали и родили вас, то это еще не значит, что они стали вашими родителями. Так делают все животные, даже комары и мухи только ради того, чтобы доставить себе удовольствие. Настоящий родитель тот, кто укажет вам и истинный путь и поведет вас по этому пути. Поведет в нужную сторону, туда, где вы станете сильными и мудрыми. Я вам дал самое ценное: свободу. Над вами нет диктата взрослых, родителей, соседей, учителей. Вы вольные птицы. Никто вас не остановит и не будет вам читать нотаций. Вы звери, вольные и сильные. И вы подчиняетесь только одному — своим инстинктам. И это правильно. Ибо это делает человека свободным. И это второе, самое ценное в жизни. Надо слушать свои инстинкты. Хотите кого-то укусить, укусите. Если вам захотелось забрать у кого-то мясо, заберите его. Инстинкту нельзя противиться, надо дать ему волю, чтобы он вырвался наружу. Если мы будем стыдиться своих инстинктов и загонять их в угол, мы станем больными и слабыми, которыми все будут помыкать. Но мы должны быть сильными. Мелкие могут не понять моих слов. Поэтому те, кто постарше, возьмите их под свою опеку и объясните им. Вам всё понятно? Не слышу! Мне повторить?

— Да, Батяня! — завыла толпа.

«Смотри какой говорун! — подумал я. — Просто Цицерон».

Переглянулись. В глазах моих друзей был ужас. Да, нехорошее предчувствие. Кажется, от этого Батяни можно было ожидать чего угодно.

А если это не игра и всё по=серьезному?

— Степка! — выкрикнул Батяня.

Он стоял перед толпой мальчишек, руками упершись в толстые бока. Настоящий цезарь!

— Ты что-нибудь хочешь сказать? Но не забывай, что это твои последние слова. Потом ты замолчишь навсегда. Больше никто не услышит твоего голоса и не увидит тебя. Последние слова навсегда остаются в душах тех, кто их слышит. Поэтому это должны быть самые важные слова в твоей жизни.

— Батяня! Пацаны! Слушайте Батяню! Это самый мудрый человек, — выкрикивал Степка. Мы дети его. Поэтому мы самые счастливые в мире.

— Ты хорошо сказал, — кивнул Батяня. — Мне понравились твои слова. И пацанам они тоже должны понравиться. Твои слова шли от сердца, а сердце не может лгать. Могут лгать наши уста, но сердце всегда говорит правду. Если я был бы девчонкой, я бы заплакал сейчас. Что же, пора начинать, то есть кончать.

Двое подростков, что вынесли огромные ножницы, встали у изголовья и развели лезвия. Они смотрели на Батяню и ждали его сигнала, чтобы сомкнуть ножи, которые блестели на солнце. Я отвернулся.

— Дети мои! — выкрикнул Батяня. — Тот, кто вынес приговор, имеет право и на помилование. Так было во все времена. Я не только справедливый судья, но я еще и очень добрый че6ловек. Степка виноват. Очень виноват. Но он осознал свою вину. Он раскаялся. Сейчас он мучится, понимая свою вину. Он не ищет себе прощения. Он считает приговор справедливым. Он без колебания принял решение, что он станет жертвой. А это дает надежду, что он станет очень правильным пацаном, которым мы будем гордиться. И я дарую ему этот шанс. Развяжите Степку. Достаточно ментальной жертвы. Те, кто постарше, разъясните мелким, что такое ментальная жертва.

Подростков охватила буйная радость. Я это приписывал тому, что каждый из них представлял, что мог бы оказаться на месте Степки. То есть каждый из них избежал того, чтобы быть принесенным в жертву. Опять мне вспомнилась голова в холодильнике фермера. Не подарил ли фермеру эту голову Батяня после очередного жертвоприношения?

Мальчишки бушевали. Они прыгали, обнимали друг друга, кричали, что есть мочи. Кто-то кувыркался, кто-то толкался. На Батяню они смотрели восторженным глазами. Он помиловал не только Степку, он помиловал их всех, освободив от жуткого зрелища. Опять мне вспомнилась голова в холодильнике фермера. И я уже не сомневался, что никакой это не торт.

Степку развязали и стали подбрасывать с воплями. Про Батяню, хотя он был главным героем, на какое-то время забыли. А он стоял в прежней позе и улыбался. Но что-то было в этой улыбке кровожадное. Наверно, так бы улыбался волк, глядя на истерзанную жертву. Только волки не улыбаются. Он подошел к нам, присел на корточки, заглянул каждому в глаза. Мнит себя психологом, который может читать по глазам? Это был взгляд человек с непонятной темной душой,, от которого не знаешь, что ожидать или можно ожидать, что угодно. Я отвернулся. Мне было неприятно встречаться с ним взглядом.

— Мужички! — спросил он. — А вам не было страшно?

— Зачем вы затеяли этот спектакль?

Это Иван.

— Вы взрослый человек. Зачем вам это нужно? Всё-таки это дети с неустойчивой психикой.

Батяня хохотнул.

— Так вы думали, что это комедия? Что это несерьезно, пошутить, позабавиться, поиграть? Пацаны так не считали. А Степка приготовился к тому, чтобы лишиться головы. Я только бы кивнул головой, и гильотинные ножницы вмиг бы сомкнулись. Чик — и всё!

— Отрезали бы?

— Запросто. Чик — и голова в контейнере. Могу бы подарить вам как сувенир. Петр Первый же держал голову Монса в спальне у своей супруги.

— Ведь это…

— Преступление? А когда какое-нибудь племя Амазонии приносит в жертву соплеменника или поджаривает пленника, никто же из них не считает это преступлением. Для них это священный обряд. И души их переполняется мистическим трепетом. И цивилизованные люди не называют это преступлением, а варварством, дикостью, первобытными пережитками. Но это для нынешних людей пережиток. Когда представитель самого цивилизованного народа древности эллинов царь Агамемнон приносил в жертву свою дочь Ифигению ради того, чтобы паруса его кораблей наполнил попутный ветер, ни у одного из его современников не повернулся язык называть это преступлением. Напротив, все очень высоко оценили это решение царя. И нынешние люди не считают это преступлением и восторгаются трагедией. Кто там? — Эсхил или Софокл — не помню.

— Такие познания откуда? — спросил Иван. — У вас высшее?

— У меня низшее. А знания можно получать не только в университетах. Для Максима Горького университетами была сама жизнь. Вы считаете, что всё это комедия? Зря так считаете. Уверяю вас. Разве я похож на комедианта, Мольера местного розлива?

— Зачем мы вам? Почему вы нас не отпустите?

— Отсюда никого не отпускают.

Батяня наморщил лоб. Брови у него сдвинулись друг к другу и почти слились в единую линию.

Поднялся и пошел прочь.

— Зачем мы им? Зачем? — простонал Вася. — Из-за машины? Так машину они и так забрали. Но мы-то им зачем? Что они хотят с нами сделать? Убить?

= Свою машину я никому не отдам, — сказал Иван.

— Он сумасшедший.

Это уже я. Надо было что-то делать. Самое последнее — смиренно дожидаться, что другие решат твою участь.

— Ты же говорил, Иван, что бесполезно искать логику у сумасшедшего, потому что ее у него нет. Мне кажется, что этот Батяня сумасшедший. Да не кажется. Я уверен в этом, — проговорил Вася.

— Дети мои!

Тишина.

— Сегодня у нас праздник. Большой праздник. Веселый праздник. Бу нас много вкусной еды. Ешьте и вселитесь. Сегодня не должно быть среди вас грустных. Будем радоваться!

Толпа заревела. Во дворе установили несколько очагов. Принесли дрова. В большом котле варили суп, в другом — компот. На шампурах жарили мясо. Воздух наполнился запахами еды. Мы вспомнили, что уже давно не ели. Во дворе расстелили одеяла, на которых устанавливали блюда. Мальчишки шумно рассаживались, звенели ложками, бросали в траву обглоданные кости.

Они веселились, кривлялись. Всё-таки это были дети. А здесь еще над ними не было контроля. Никто их здесь не сдерживал, не одергивал, не призывал к порядку, не учил, как надо себя вести прилично, не устанавливал им никаких рамок и ограничений. Толкались, забирали у соседа блюдо с едой, подначивали друг друга, бросались косточками, смелись, визжали. Вспыхивали ссоры, в стороне уже боролись несколько пар, что-то не поделивших. А вокруг них собрались зрители и подзадоривали их.

Мы давились слюной. О нас, кажется, совершенно забыли. Если бы мы поднялись и ушли, этого, наверно, и не заметили бы.

— Батяня! — выкрикнул Иван.

Батяня как раз оказался поблизости. Он повернулся и дернул головой вверх.

— Пленных вы будете кормить?

Батяня подозвал двух мальчишек и стал им быстро что-то говорить, кивая на нас. Это обнадеживало. Видно, приказывал покормить нас, что и сколько дать. Мальчишки кивали. Они постелили перед нами небольшое одеяльце. Потом долго возились с узлами. Развязывая нам руки. Батяня связал нас профессионально.

Мы тут же смели всё, что они перед нами поставили. А вакханалия продолжалась. Даже стала еще более дикой. В стороне два старших подростка дрались уже серьезно.

— Действуем! — прошептал Иван. — Пока нас снова не связали. Такого шанса может быть у нас уже не будет.

Мы с Васей спросили одновременно:

— Как?

— Агрессивно! Пока этими ножницами нам не обрезали головы. Что еще ждать от этого сумасшедшего!

— Что ты хочешь сделать? — спросил я. — Это очень опасно? Ты не хочешь нас посвятить в свой план?

— Сидите! Действуя я.

Иван поднялся. Как бы это всё не закончилось плачевно для нас. Рассердишь психа — получишь чудовище. Батяня стоял спиной к нам в нескольких шагах и наблюдал за вакханалией, которая творилась вокруг. Видно, ему очень понравилось это зрелище. Время от времени он подзадоривал мальчишек. Иван обхватил его за шею, в другой руке у него оказалась вилка, которую он поставил к глотке Батяне. Тот немного присел в коленях. Не подумавши, нам дали вилки.

— Дернешься и ты труп. Я шутить не намерен, — прошипел Иван. — Так что делай, что я скажу!

Батяня, наверно, побледнел. Но мы не видели этого.

— Не делай, мужик, глупостей! — сказал Батяня. — Ты потом будешь жалеть об этом. Знаешь, что бывает с теми, кто захватывает заложников. Их часто убивают на месте. С ними не церемонятся. Это не просто плохая идея, это очень плохая идея.

— Знаю. Только заложники здесь мы. А вы террористы. Вы захватили нас, забрали мою машину. Хватит болтать! Скажи своим оболтусам, чтобы выгнали мою машину. Ну! Делай, кая я говорю, если не хочешь, чтобы эта вилка залезла тебе в шею.

Мы видели, как побагровела толстая шея Батяни. Всё-таки он испугался.

Мальчишки бросили забавы и во все глаза наблюдали за этой сценой. К нам они не приближались.

Понятно, что они растерялись и не знали, что делать, и ждали команды Батяни. Они впервые видели его таким растерянным, своего бога, гуру.

— Скажи им, чтобы выкатили машину.

— Пацаны! Выкатите им машину.

Они выкатили машину.

— Где ключи?

— Пацаны! Где ключи? Отдайте им ключи!

— Они в машине.

— Скажи им, чтобы отошли подальше.

Батяня приказал. Пацаны покорно отходили в стороны. Образовался свободный коридор.

— Теперь идем со мной!

Мы подошли к машине.

— Вася! Возьми в кузове аккумулятор. Знаешь, как установить? Действуй!

— Как два пальца!

— Скажи им, чтобы освободили дорогу. Сядешь с нами. Не бойся! Ты нам не нужен. Веди себя нормально. Отъедем немного и тебя высадим. Принимайте его, мужики. Будет дергаться, можно двинуть в бубен. Он этого заслужил.

Мы с Васей сели с обеих сторон от Батяни.

— Ну, мужики! Выдохнули! — воскликнул Иван. — Погнали.

Он повернул ключ. И мотор ровно загудел. Машина мягко двинулась с места.

11

Проехали через коридор, который образовали мальчишки, который образовали мальчишки. На их лицах не было злобы. Скорей всего это были растерянность и любопытство% что же мы сделаем дальше и что будет с Батяней… всё произошло быстро и слишком неожиданно для них. Батяня, который представлялся им всемогущим существом, который может все предвидеть, так легкомысленно прокололся и оказался в плену у каких-то трех мужиков.

— Зачем вам это нужно? — спросил я Батяню, который сидел совершенно спокойно.

— Люблю детей.

— Ага! Собрали их вместе и делаете из них волчат. Не верю я в вашу любовь.

— А было бы лучше, если бы они были разбросаны по детским домам: а вы знаете, что там творится? А вы когда-нибудь пообщайтесь с воспитанниками детских домов. Здесь у них самоуправление, самоорганизация и самостоятельность они сами решают, как им жить. А не тети и дяди.

— Кривите вы душой, господин Батяня или как вас там. Вы прекрасный демагог.

Остановились.

— Выпустите его! — сказал Иван.

Фу! Ну, кажется, всё! Как говорится, всё хорошо, что хорошо кончается. Мы были на свободе. Этот ужасный дом у Черной реки остался позади.

— Я вы выпил сейчас, — вздохнул Вася.

— Выпьем, Вася! Обязательно выпьем, — успокоил я его. — Как только, так сразу. И посмеемся над всей этой историей. Ведь все, что хорошо кончается, кажется потом смкшным.

Слева чернела речка.

— Будь ты проклята! — крикнул Иван и погрозил кулаком. — Всё из-за тебя. Не полезли бы в речку и ничего бы не случилось. В это время были бы уже на месте.

Вот и речка позади. С проселочной дороги мы поднялись на насыпную. Крупный гравий то и дело бил по днищу. И каждый раз лицо Ивана морщилось.

Где-то через час показались окраины городка.

— Заедем заправиться, — сказал Иван. — Бензин почти на нуле. Хорошо хоть дотянули до города.

— Потом в полицию, — сказал Вася.

— В полицию-то зачем? — удивился я.

— — А что тут непонятного? — хмыкнул Вася. — — Должны проявить гражданскую сознательность. Такое творится! П4усть этого Батяню возьмут за одно место. То, что он делает, это совращение несовершеннолетних.

— Ты, Вася, прав.

С заправки мы поехали к управлению. Уже был вечер. Ну, и что? Все равно должны принять наше заявление. И нам, видно, придется заночевать в этом городке. Начинало смеркаться. А мы смертельно измотались за этот день.

Тяжелый был день. А местность, где мы проезжали, нам была незнакома. Ночью могли свернуть куда-нибудь не туда. Вторая Черная речка — это было бы слишком.

Перед управлением было пустынно, если не считать одинокого полицейского бобика. Горели два фонаря. Один освещал стенд «Их разыскивает полиция». Во всем двухэтажном здании свет горел только в одном окне на первом этаже. Можно было пойти кому-нибудь одном и сделать заявление. Но мы решили, что будет лучше, если пойдем втроем. Наверно, убедительнее. И солидней. Когда три мужика говорят одно и то же, это должно убедить любого.

Дежурный сержант, узкоплечий, лет двадцати пяти, оторвал взгляд от кроссворда, посмотрел на них так, что ни сразу почувствовали себя п преступниками. И еще он удивился нашему явлению. Рассказывал Иван, а мы с Васей время от времени дополняли его рассказ о странном доме на Черной речке. Сержант слушал нас так, как выросшие дети слушают сказку о белом бычке.

— Погодите, граждане!

Сержант снял трубку.

— Товарищ капитан! Тут у меня трое мужчин. Ну, типа, сделать заявление. Какое-то странное заявление. Вы не могли бы подойти. Разобраться надо! Я понял. Подождите минутку! Сейчас подойдет. Можете присесть.

Подошел капитан, высокий бугай с наглыми глазами. Ботинки его ужасно скрипели.

Первое, что мы от него услышали:

— Дыхните!

Он обнюхал каждого из нас. Результат его разочаровал. Это было заметно.

— Трезвые. Что у вас?

Пришлось во второй раз рассказать нашу историю. Капитан нетерпеливо жевал нижнюю губу.

— Вы травку случайно не курите?

Иван вспылил. Мне это не нравилось. Я всегда считаю, что с блюстителями нужно говорить только спокойно.

— А вы не могли бы съездить на это место и всё увидеть собственными глазами? — со злостью проговорил Иван. — Или это не входит в круг ваших служебных полномочий?

— Я и так всё вижу собственными глазами. Чужими не пользуюсь. И знаю, что входит в мой круг, а что не входит.

Капитан соизволил шутить.

— Документики можно?

Мы протянули паспорта. Он по очереди открывал их. И сравнивал фотографии с нашими физиономиями.

— Кому принадлежит машина? Ага! Ваши права?

Он стал листать права. Читал все надписи. Одну страницу посмотрел на свет.

Документы он передал сержанту. Тот убрал их в ящик стола, громко хлопнув им, когда закрывал.

Иван возмутился:

— Верните наши документы!

— Обязательно вернем, — сказал капитан.

Он сдунул соринку со своего рукава, повернулся к сержанту, который заглядывал ему в глаза, как преданная собачка.

Уже к сержанту:

— Подполковник не говорил, когда вернется.

Сержант покачал головой.

— Кто же его знает.

— Придется подождать товарища полполдника, граждане. Он рассмотрит ваше заявление и примет решение. Таков порядок. А порядок нарушать нельзя.

— Когда у вас кого-то грабят, убивают, насилую, вы тоже ждете, когда решение примет подполковник? — спросил Иван. — Я как-то иначе представлял себе работу полиции.

— Сержант! Ты же бывал в тех местах у Черной речи? — спросил капитан.

— На рыбалку ездил пару раз.

— Видел ты там какой-нибудь двухэтажный деревянный дом?

— Там даже землянки нет.

— И я ничего не видел. Странные вещи вы рассказываете. Просто братья Гримм. Хотя в пустыне бывают миражи. Так мы вроде и не в Африке живем.

— Вы нам не верите?

— Успокойтесь! Успокойтесь! Мы же не в карты играем в «верим — не верим». Надо разораться. Дело серьезное. Придется немного подождать. И всего делов! А пока пожалуйте сюда!

Он открыл двери клетки, которую называют «обезьяником». Клетка для временно задержанных.

— Мы что преступники? — спросил Иван.

— — Нет! Что вы! Что вы! Но нам же нужно дождаться полполдника, пока он вернется. А это вроде как зал ожидания. Только в миниатюрном таком исполнении. Подпол вник рассмотрит ваше заявление. Так? Так! А появится он утром. А до этого самого утра еще будет ночь. А ночью гражданам полагается отдыхать. Где же вам про водить ночь? И потом… А вдруг вы уедете. А уезжать нельзя, пока не будет рассмотрено ваше заявление. Дело-то серьезное. Это вам не семечки щелкать в общественном месте. Ничего страшного. Вот лавочки! Прикорнете на них. И все совершенно бесплатно. А в гостинице пришлось бы еще и кругленькую сумму выложить. Утром встретитесь с подполковником. И всё! Вы свободны! Как говорится, как тараканы в столовой. Бегите в любые стороны!

Нас заперли в обезьяннике. В конце концов, куда бы мы делить без документов? Но об этом, наверно, капитан не подумал. Вообще у меня были сомнения на счет его умственных способностей.

Убеждать капитана в чем-то было бесполезно. Сержант и, наверно, не случайно, положил рядом с газетой с кроссвордом дубинку, ласково погладил ее. Мы перекантовались на скамейках. Было жестко, но терпимо. К ому же, сэкономили на гостинице. Всё какой-то плюс. Хотя товарищи, может быть, и не согласились бы со мной.

12

Мы то и дело спрашивали: появился ли подполковник. На что сержант отвечал одно и то же, коротко, по-военному «как только, так сразу». Вообще, он был немногословен. И за всю ночь сказал не более двух фраз. И по телефону он говорил односложными словами: да, нет.

Пресловутое «как только, так сразу» наступило в десятом часу. Сержант отпер засов и буркнул:

— Следуйте за мной.

Мы с облегчением вздохнули. Пребывание в обезьяннике нас не очень-то вдохновляло. Поднялись на второй этаж и остановились перед дверью с надписью: «Подпол вник Нашпапа О.Н.»

— Шикарная фамилия! — прокомментировал Вася.

— Проходим без разговоров! — скомандовал сержант. Хорошо, что на этот раз у него не было дубинки.

Сержант открыл дверь. Если бы мы увидели за столом какого-нибудь орангутанга или другое экзотическое животное, то удивилась бы меньше. А сейчас мы застыли у порога. И как говорится, не верили своим глазам. Я даже попробовал моргать. Даже в форме он был узнаваем. Это был Батяня. Собственной персоной. Глаза его лукаво блестели. Все-таки он был неплохим психологом.

— Что же вы, граждане, стоите? Проходите, присаживайтесь! В ногах правды нет. В прочем, как и в других частях тела. Как гласит народная мудрость.

Он хохотнул. Я отвернулся к зарешеченному окну. Из него был виден внутренний дворик, заставленный личными и служебными автомобилями. Начинался новый день. Как там в известном романсе: «Что день грядущий мне готовит?»