Новогодний подарок

Опять Новый год. За окном кружится снег, ребята взрывают петарды, салют то и дело украшает небо, окрашивает падающие снежинки то в зеленый, то в красный…

В наше время не было такого, — салют видели только в городе. Гуляли дружнее, собирались все вместе, — не только семьи, но и друзья; а те, кого забывали пригласить, приходили сами, никто не обижался.

Люблю вспоминать, как отец рассказывал мне одну историю. Случилась она перед Новым годом, когда никого из нас еще не было на свете…

* * *

Она учуяла неладное еще утром, когда слишком большое разнообразие человеческих запахов принес ветер с севера. Всё бывало: пот, гниль, порох, сталь, кони, сено, дым. Но не столько, как сегодня. Как же выследили, как сумели?

Волчица недовольно фыркнула в сторону трех волков и те стали сгонять волчат к логову. Нужно уходить, и чем скорее — тем лучше. Как жаль покидать это место, стая прижилась: зимой в нём тепло, осенью не заливает вода, а летом волки находят здесь защиту от жары. Не время думать об этом, — пора спасать маленьких волчат, сами они уйти не успеют.

Большинство волков уже пытались прорваться через окружение, откуда-то издалека слышались выстрелы. Благо не обо всех тропах, что известны зверям, знали люди. Она прорычала волкам, оставшимся с ней, и каждый из них ухватил зубами по волчонку. Ей достался самый маленький из них.

С рождения он медленно рос и был слабее остальных, не раз ей приходилось защищать его от других волчат. Но было в нем и другое качество, за которое она ценила этого волчонка — ему несказанно везло. Когда весенним паводком унесло двух волчат — его лапа застряла в корнях старого упавшего дерева. Вода стала его уносить, ветки зацепились за большие валуны и везунчик сидел там, пока старшие не пришли на помощь. В другой раз он предупредил всю стаю о надвигающихся охотниках — из любопытства забрался на почти отвесную скалу, долго не мог слезть, но увидел оттуда шедших в сторону логова людей. Волки вовремя смогли укрыться и пропустить их…

А теперь он был в ее зубах, и пока им снова везло. Выскочивших перед ними двоих волков застрелили — в молодых березках ждала засада, пришлось искать другую дорогу. Времени для жалости не было, позже она будет выть о своих братьях и сестрах, а сейчас надо спасать Везунчика и себя.

Несколько минут она двигалась по лесу, перебегая от дерева к дереву, часто осматриваясь и принюхиваясь. Когда волчонок начинал возмущенно перебирать лапами в воздухе, она сдавливала челюсти сильнее, давая понять — не нужно капризничать.

Она почуяла людей — с трех сторон доносился их запах. Со стороны, откуда их пока не было слышно, раскинулось замерзшее озеро, но идти туда — значило выйти на открытое пространство, оказаться как на ладони для тех, кто был в лесу. Их могли вмиг расстрелять, либо из леса, либо с другого берега. Она решила пробиваться через охотников.

Их было шестеро. Впереди шел охотник из деревни, знающий этот лес, как свои четыре пальца левой руки, — мизинец был потерян при обстоятельствах, о которых он не распространялся. Рядом шел полковник Джурич, приехавший из города, чтобы поохотиться на волков. И еще четыре солдата рассыпались цепью по сторонам от них.

— А что, Йован, много ты волков настрелял в этом году? — спросил полковник охотника, пережевывая при этом яблоко, полные карманы которых он набрал дома у своего проводника.

— Да не, Ваше благородие, куда мне. Я на них ходить не любитель — у меня детей четверо. На них люд лихой ходит, если платят, — сказал охотник, приглядываясь к ближайшим зарослям можжевельника.

Полковник задумался, достал из кармана еще одно яблоко и стал неистово грызть его, уничтожив в несколько укусов. Огрызок полетел в сторону и сбил снег с ветки ели. Охотник насторожился и остановился, но поняв, что это шумит его незваный, но важный гость, побрел дальше.

— А что, Йован, так опасно на волка ходить, если такой опытный охотник, как ты, побаивается?

После этого вопроса солдаты, прекрасно слышавшие своего командира благодаря его громкому басу, начали весело перешептываться и сдержанно посмеиваться.

Йован ответил не сразу, он поднял руку — все остановились и замолчали. Полковник подошел ближе к охотнику и стал разглядывать те же кусты, что и он. Солдаты приготовили винтовки.

— Нет ничего, кажись, — пробормотал один из солдат после довольно длительной паузы.

— Побаиваюсь, Ваше благородие, их надо побаиваться. Чем больше боишься, тем ошибок меньше будет. Там ветка вроде шевельнулась, вон, видите? Та, с которой снег слетел, — сказал он, наконец.

Полковник вскинул свое ружьё, прицелился под указанное Йованом место и дважды выстрелил. Пули всколыхнули снег, а когда эхо стихло, ничто не нарушало тишину леса.

— Птица, Йован, птица какая-нибудь. Ну, пошли, сколько еще стоять будем! — сказал полковник, перезаряжая ружьё.

Охотник повел их дальше.

— А что, Йован… — что именно хотел спросить полковник, так и осталось тайной.

В этот момент из-под той самой ветки выскочила матёрая волчица и, неся в зубах волчонка, побежала к низине, до которой было около двухсот шагов. За ней оставался тонкий кровавый след.

— Штык мне в селезёнку, — прошептал полковник, целясь в волчицу.

Солдаты стреляли не целясь. Йован выстрелил, но промазал, а полковник ждал. Когда до низины оставалось всего несколько шагов, он выстрелил первый раз — пуля попала в дерево, рядом с которым пробегала волчица, вторая со свистом пронеслась около ее морды.

— Бомбу вам в зад! За мной, мазилы! — полковник Джурич с невероятной скоростью передвигал своё бочкообразное тело следом за волчицей.

Солдаты отстали от него, рассыпались в линию и быстро шли к месту, где скрылась матёрая. Йован поспешил за полковником, но не обгонял его, побаивался.

Волчица наблюдала за всей процессией из-под огромной ели. Здесь она остановилась — с прострелянным боком не очень побегаешь. Выпустив из пасти Везунчика, она принялась быстро копать в снегу ямку. Волчонок, обрадованный полученной свободой, хотел отползти куда-то, но она снова взяла его в пасть и перенесла в вырытое убежище, засыпала снегом. Наружу вылез только нос, чихнувший из-за попавшего в него снега. Прятаться самой не было смысла, — рана сильно кровоточила, оставляя след на снегу.

Как только перед низиной показался разгорячённый полковник, она бросилась на него. Один сильный прыжок, второй… выстрел… третий — в сторону — так труднее целиться, четвертый — снова в сторону… выстрел… и последний, решающий бросок! В миг она оказалась в двух шагах от стрелявшего и прыгнула. Повалив в снег грузного соперника, волчица вцепилась в его горло и сильно рванула пасть в сторону. На снег брызнула кровь. Перекошенное от боли лицо военного сделалось бордовым. Он бесцельно махал одной рукой — раз, второй, третий, потом дернулся, захлебываясь кровью, и через мгновение умер. Волчица, отдав большую часть сил на атаку, поплелась вдоль низины, чтобы увести их подальше...

— Недобоялся, — сказал Йован, увидев мертвого полковника, и прицелился в удаляющуюся волчицу.

Стрелять не стал, — та успела скрыться за деревьями.

Волчица уходила от ели, где спрятала сына, долго водила за собой солдат, прежде чем вернуться. Теперь преследующих было трое, ведь двое солдат потащили тело к деревне. Она решила дать преследователям последний бой и ждала их появления.

Тогда же она услышала новый человеческий запах, не слышанный ею ни сегодня, ни когда-либо до этого. К ели шла маленькая девочка, утирая слёзы ладонью, и тихонько говоря себе под нос:

— Почему всё так? Ну почему всё так, боженька? За что нам такое? Почему мои родители не любят друг друга? И за что я так сильно их люблю?

* * *

Бра́нка весь декабрь ждала наступление Нового года. В деревне его всегда встречали весело, шумно, большой компанией. На этот раз стол собирали Марьяновичи, что жили через два дома от них. Тридцать первого декабря Бранка проснулась засветло и больше не могла заснуть, эмоции переполняли её — сегодня она встретит свой восьмой Новый год. Она тихо встала, на цыпочках, чтобы не разбудить родителей, подошла к окну и через широкую щель в закрытых на ночь ставнях стала разглядывать еще светившие звезды.

Где-то недалеко выла собака, а Бранка думала о будущем вечере. Мечтала, что родители помирятся, надарят ей много сладостей и дружно, вместе с деревенскими, все будут водить хоровод вокруг большой ели, которую вчера срубил и привез к себе на двор Юрай Марьянович.

Мечты ее прервались, когда через небосвод пролетела звезда, оставляя за собой яркий, но быстро меркнувший след. Макушки сосен, коих немало было в лесу неподалеку от деревни, скрыли падающую звезду за собой. Бранка улыбнулась, глаза её светились — она знала, что загадать, и даже не сомневалась в том, что всё исполнится…

— Куда ты пойдешь?!

Бранка проснулась от громкого вопроса матери. Уже вставало солнце и его лучи, отраженные морозными узорами на окне, мельтешили в её полузакрытых глазах. Оказалось, что она уснула сидя у окна.

— Мы все вместе собирались пойти к Марьяновичам! Сегодня Новый год, Бранка так ждала его, а ты уходишь напиваться с этими бездельниками?! — голос матери доносившейся из сеней окончательно пробудил девочку.

— Мирко не бездельник, он пришёл с войны, Андро — плотник, он делал нам крыльцо в этом году, Пе́тра всегда даёт в долг, когда нам не на что купить мясо, а что сделала ты?! Нашла себе игривого актёришку и развлекалась с ним, пока не надоела! Мне стыдно выходить с тобой на люди, Мила, поэтому я отмечу праздник с более достойными людьми!

После этих слов громко скрипнула, а затем хлопнула дверь, раздались всхлипы матери. Мечты о сегодняшнем дне были разрушены, родители снова ругались, у Бранки на глаза навернулись слезы. В зал, где она сидела, вошла мать. Увидев свою дочь, она заставила себя успокоиться, вытерла глаза платком.

— Папы не будет на празднике? — то ли спрашивала, то ли утверждала девочка без надежды в голосе.

— Не будет, Бранка, у него теперь новые друзья и они ему дороже нас, — Мила прошла через зал и стала раздвигать занавески на окнах.

— Он обещал мне купить подарок… — промямлила девочка, уставившись в пол.

— На что же он купит его, если пропьет все деньги?! — не выдержала Мила. — Сволочь! Он будет напиваться, а на что нам жить потом? Он подумал о том, что нужно ехать в город за вещами? Ходим в обносках, лишний грош боимся истратить! Чтоб он сгинул в этом кабаке!

Бранка выбежала из зала, схватила свой полушубок, платок, впрыгнула в валенки и пулей вылетела на улицу. Со спины донеслись рыдания матери. По щекам девочки тоже катились слезы. Немного успокоившись, она стала бесцельно бродить по деревне. В голову ей пришло неожиданное решение всех проблем — она уйдет в лес, чтобы родители вместе начали искать ее. Может быть, тогда они поймут, что она очень сильно любит их...

По тропе она забрела в самую чащу и пошла, куда глаза глядят. Когда она с трудом могла определить, в какой стороне находится деревня, послышались первые выстрелы. Девочка замерла, но больше ничто не нарушило тишину, и она стала пробираться дальше. Никогда она еще не заходила так далеко в лес в это время года. Её дед-егерь, когда был жив, брал внучку с собой и показывал тропки, по которым можно выйти в любой конец леса. Бранка хорошо запомнила одну поляну, посреди которой росла огромная ель. Поляна находилась в низине, спрятанная от чужих глаз, она всегда сохраняла тишину и спокойствие.

Выстрелы повторились, и Бранке показалось, что они раздались ближе. Только почему-то появилась уверенность в том, что если она побывает на поляне, тяжесть всех переживаний исчезнет. Перед глазами вновь всплыл образ рыдающей матери, кричащий отец… Зачем он уходит куда-то, если матери сейчас плохо? Бранка поняла, что совершает глупость, дала волю чувствам и слёзы снова начали душить её.

— Почему всё так? Ну почему всё так, боженька? За что нам такое? Почему мои родители не любят друг друга? И за что я так сильно их люблю?

Слёзы заливали глаза, она причитала себе под нос, когда вдруг увиденное заставило сердце на мгновение остановиться. Душа ушла в пятки, а волосы под платком зашевелились. Перед ней стояла огромная взъерошенная волчица и, оскалившись, смотрела на неё. Из пасти шёл густой пар. Бранка не могла пошевелиться, но и волчица не нападала.

Матёрая тяжело дышала, оскал медленно исчез, она наклонила голову и уже не смотрела на девочку. Но едва Бранка сделала шаг назад, волчица зарычала и напряглась. Прошло ещё несколько мгновений без движения, даже дышать было страшно, а сердце колотилось так, что ничего кроме его стука не было слышно. Вдруг волчица развернулась и скрылась за ветками огромной ели, покрытой снегом. Бранка по-прежнему стояла на месте, не решаясь что-либо предпринимать.

Она уже отважилась на бегство, когда волчица снова появилась. В своей пасти она несла маленького волчонка. Матёрая медленно подошла к девочке, выпустила его из пасти и отступила на пару шагов. Она склонила голову и посмотрела на Бранку такими глазами, что у девочки едва не вырвалось сердце от жалости.

Волчонок встал на лапы, побежал к матери, но та вдруг рыкнула на него и он испуганно остановился. Только теперь, когда страх отступил на полшага назад, Бранка разглядела, что волчица истекает кровью и с удивлением отметила, что находится на том самом месте, куда всё это время шла. Она еще не понимала, чего хочет от неё эта огромная волчица, почему не нападает, зачем притащила сюда волчонка, но детское любопытство перебороло страх.

Волчонок стоял на месте и ошарашено смотрел на волчицу. Она подошла к нему, опустила голову к мордочке так, что их носы почти соприкоснулись. Волчонок понюхал её, а волчица дважды лизнула его нос и тихо фыркнула. Тот стоял как вкопанный. Она фыркнула сильнее. Волчонок оглянулся на девочку, волчица ещё раз лизнула его нос и побрела к подъему из низины.

Только теперь Бранка начала что-то понимать. Взойдя наверх, матёрая посмотрела на нее и кивнула головой куда-то в сторону. Девочка не шевелилась, а волчица повторила кивок. Бранка поняла — она гонит её! К ногам подошел волчонок, сел между валенками и в последний раз посмотрел на волчицу. Та села на задние лапы и громко завыла. Вой был похож на плач, прерывистый и громкий, плач потерявшей всё матери.

Как только он стих, послышались людские крики и выстрелы, где-то просвистела пуля. Волчица присела, приготовилась бежать, оглянулась на девочку и только тогда понеслась вперед.

Бранка схватила волчонка и побежала обратно по своим следам. Она поняла, что волчица уводила охотников от них, убедившись, что Бранка забрала волчонка. А тот вырывался, рычал и пытался укусить ее. Тогда она засунула его за пазуху, где он повозился немного, но, так и не поняв, где находится, пригрелся и успокоился. Уже начало темнеть и Бранка потеряла следы, совершенно не представляя, куда теперь идти. Она остановилась, страх снова сковал её. Почувствовал это и волчонок, — он начал копошиться под полушубком, пытаясь выбраться наружу.

Послышался продолжительный вой, затем выстрелы. Бранка даже увидела вспышки сквозь деревья. Единственным спасением было идти туда, следовать за охотниками, ведь они в любом случае вернутся в деревню…

* * *

Табачный дым заполнил кабак, он стелился по столам и полу, проникал в одежду и волосы, чтобы на следующий день напомнить их хозяевам о сегодняшнем вечере. Пе́тра наварила к празднику много крепкой медовухи и почти всю ее уже выпили. Многие спали прямо на столах, Андро — новый деревенский плотник — свалился на пол, и мерно посапывал, обнимая ножку стула. Мирко — старший сын кузнеца, недавно пришедший с фронта и принесший в себе осколок, еще не спал, невнятно напевая какую-то строевую песню. Он пытался влить себе в рот остатки медовухи, но непослушные руки не удержали кружку, и она разлетелась на куски от удара об пол.

— Мы ударим по врагу, ружья грянут: «гу-гу-гу», начнется скоротечный боооооой!!! — в ответ на звон провыл Мирко и погас. До сих пор он оставался последним из бодрствующих.

Теперь только храп и сопение нарушали тишину задымленного, пропитавшегося перегаром, зала. До Нового года оставалось всего пять часов — кукушка семь раз покинула свой домик в часах. Златан спал, уткнувшись лбом в подложенную под него руку, и все ближе и ближе сдвигался к краю стола. Наконец, равновесие было нарушено, и он с грохотом повалился на пол, сильно ударившись затылком. Не сразу поняв, где находится, он прошептал ругательства и стал нащупывать рукой опору, чтобы подняться. Тут-то он и услышал выстрелы.

Отец его всю жизнь был егерем, после его смерти Златан пробовал заменить отца, но через год стало понятно, что безответственный наследник не справляется с работой. Из города прислали своего человека, а Златан остался не у дел, стал наниматься разнорабочим на дворы побогаче. Его бросила жена — уехала в город с каким-то актером, — оставив дочь в деревне с отцом. Златан не выдержал, запил. Через три месяца жена, правда, вернулась, но с тех пор в их семье не было лада — они не разговаривали и не замечали друг друга, не доставалось дочери той любви, которой она ждала от родителей. Ему было тридцать два года, и последний из них он посвятил пьянству. Но даже это не могло стереть из его памяти то, чему успел научить его отец: стреляли точно из винтовки Мосина, а они были только у солдат.

Поднял голову Мирко, сверху по лестнице сбежала взволнованная Петра, поправляя помятое кем-то из посетителей платье.

— Чевой-то, а? — сказала она, уставившись на Златана испуганными глазами. — А?! Златан, чевой-то? Палят на улице?

— Сейчас глянем, Петра, дай подняться, — проговорил Златан, взбираясь на стул.

Он сделал несколько быстрых глотков из своей кружки, вытер пену с длинных усов и направился к входной двери. За ним брел Мирко, шептавший слова уже другой строевой песни. Поднимались и другие, кабак оживал. Звук еще одного, уже близкого, выстрела, заставил Петру подскочить на месте, а Златана чуть пригнуться. Мирко невозмутимо подошел к двери и распахнул ее. Свежий морозный воздух ворвался в зал, выгоняя дым наружу. Мирко сделал глубокий вдох и закричал что есть мочи:

— Это кому тут стрелять вздумалось, сукины вы дети?! У людей праздник! Выходи, эй!

— Да не кричи ты, дурак! Давай поглядим хоть кто там, — сказал кто-то из глубины зала.

— Что глядеть? Солдаты палят — их винтовки, — сказал Златан, всматриваясь в темноту за дверью.

Что-то зашуршало в соседнем дворе, шорох становился все ближе и ближе. Вдруг огромный волк пронесся рядом, прыгнул через забор и снова исчез в темноте, оставляя за собой кровавый след.

— Свет давай сюда! Ну, шевелись! — сам не понимая кому, кричал вмиг протрезвевший Мирко, пытаясь заглушить визг Петры.

— Да куда там!? Ушёл уже, — спокойно сказал подошедший к двери Андро, после чего вышел на улицу и принялся справлять малую нужду, облокотившись о тот самый забор, который перескочил зверь. — Подстрелили, видать, — добавил он, указывая свободной рукой на полосу бордовых пятен, пересекавшую дорогу.

Послышались голоса. Бежали солдаты. По всей деревне надрывно лаяли собаки, слышались крики жителей, объясняющих друг другу происшедшее. Со двора Марьяновичей, где собирались отметить праздник почти все деревенские, выдвинулась кучка взволнованных женщин, занимавшихся подготовкой к предстоящему веселью.

Уставшие от долгой погони солдаты с радостью уселись за стол в кабаке и выложили несколько монет за ужин и медовуху. Не успели они притронуться к еде, как со всех сторон понеслись десятки вопросов, гул нарастал до тех пор, пока самый старый из солдат не выкрикнул: «Смирно!»

После этого все смолкли, а он закрутил свои усы и начал рассказ:

— Полковника загрызла, падаль. В четверг, кажись, он приехал. Важный такой с виду, пузо, что два твоих, — он с ухмылкой указал на живот своего полного сослуживца, — сабля болтается, папаха. Давай, говорит, найди мне в лесу волков, слыхал я, полно их в этот год наплодилось. Застрелю волка, говорит, привезу презент генералу, он, говорит, хотел голову у себя повесить…

Златан стоял у приоткрытой двери и курил трубку вместе с Андро. Вокруг сновали солдаты и местные с другого конца деревни, пришедшие полюбопытствовать. Ему некуда было спешить, жена хотела отметить праздник с ним, своей сестрой и их дочерью у Марьяновичей.

Он не мог простить жене измену и не желал составлять ей компанию, из-за этого они в очередной раз переругались.

— А я тебе, Златан, так скажу — на жену ты не серчай больше, не любила бы тебя, не вернулась. По молодости и не такое бывает, виновата она, нет спору, но все говорят, что изводится она, мучается, места себе не находит. Ты прости её, и тебе легче станет. Баба она видная, молодая, что ж думаешь не нашла бы кого, если бы не нужен ты ей был? — продолжал Андро начатый ещё днем разговор.

— Да я простил уж Милку, Андро, простил! Я ж вижу всё, вижу! Вижу, как старается она, как дочку любит, и я люблю её всё равно. А гордость душу гложет, лежит вот тут камнем, — Златан постучал себя по груди кулаком, — не могу пересилить…

Он хотел сказать ещё что-то, но к ним подошла бабка Таня, пришедшая с другого края деревни разузнать в чём дело.

— Златан, че там? Че служивый говорит? — спросила она.

— Да че, полковник к ним приехал, волков стрелять пожелал. Ему волков загнали, солдат дали, а он полез вперед. Напился что ли. Матёрая ему горло и перегрызла. Весь день за ней бегали, да что уж тут теперь, в темноте, — он сделал длинную затяжку и выпустил дым, — но попали в неё, мать… К утру подохнет где-нибудь. Можно по следу завтра пойти, если снега не будет ночью.

— Батюшки-батюшки, ой дураков сколько, ой сколько, — причитала бабка, слушая историю, а когда Златан закончил, ответила: — Куда ж ты завтра? С больной головой пойдешь что ли?

Златан улыбнулся, хотел что-то ответить, но его внимание привлек низкий силуэт неподалеку. Метрах в двадцати на дороге кто-то стоял. Приглядевшись, он рассмотрел девочку, а по жалостным всхлипам узнал в ней свою дочь. Он подбежал к ней, на ходу вытряхивая трубку и пряча ее в карман.

— Бранка, ты откуда здесь? Почему не дома? Чего плачешь? Да что ты холодная такая, смотри лицо всё в снегу, что случилось? — тараторил Златан, сначала схватив девочку за плечи, а потом, заметив, как она замерзла, принялся растирать ее окоченевшие руки.

Обеспокоенный, он не сразу увидел, что под полушубком Бранки что-то спрятано. Златан начал ощупывать ее, но тут из-за отворота появился мокрый мохнатый нос и стал принюхиваться к окружающему. Девочка, навзрыд плакавшая до этого, улыбнулась и, стерев слезы с лица, с надеждой посмотрела на отца.

* * *

Мила даже не подозревала о приключении, произошедшем с её дочерью. Она весь день помогала подругам и сестре. Ёлка была наряжена, стол почти собран, подготовлены сюрпризы для каждого гостя. Она с подругой фаршировала яблоками гуся — он должен был стать главным украшением праздничного стола.

Подруга увлеченно рассказывала о чем-то, но Мила не слушала её, погруженная в собственные печальные мысли. Ни волки, ни солдаты, ни погибший полковник совсем не волновали её сейчас. Вдруг подруга прервала рассказ и, стукнув локтем ей в бок, кивнула головой на входную дверь. Там стоял Златан обстукивавший валенки друг о друга, сбивая снег, и, словно вываленная в снегу, Бранка. Глаза девочки сияли счастьем, а из-за пазухи торчала мордочка перепугано-удивленного щенка.

— А вы что рано так? — обеспокоенно спросила Мила, подходя к ним. — Ты всё же пришел…

Она посмотрела на мужа, в чьих глазах читались сразу извинение и обвинение, гордость и раскаяние, любовь и обида. Златан был в полном смятении, не знал, что следует сказать или сделать. Внутри у него кипела борьба, он уже потянул руку к входной двери, чтобы уйти, но тут Мила сказала:

— Ну, что же вы? Проходите, садитесь.

Они сели на скамейку у окна, а Мила продолжила заниматься гусем, часто поглядывая то на мужа, то на дочь.

— А это у тебя там кто? — спросила она Бранку.

— Это папин подарок, — невозмутимо ответила та и достала щенка.

Мила совсем другими глазами посмотрела на Златана. Ей показалось, что муж удивился ответу дочери, но его смущение быстро исчезло, и он согласно закивал головой.

— Да, решил Бранку порадовать, она уже давно хотела собаку, — сказал он, разглядывая щенка.

— У меня тоже есть для вас кое-что, — сказала Мила, хитро улыбаясь, — но получите только после полуночи.

Они провели праздник вместе — водили хоровод вокруг ёлки вместе со всеми деревенскими, попробовали все вкусности, пели песни.

«Глянь-ка, а Милка-то со Златоном помирились,» — шептали друг другу соседи по столу.

Вернулись домой поздно ночью. Мила отправила Бранку спать, перед сном вручив ей несколько сахарных петушков, завернутых в красивую бумагу. Девочка засыпала с улыбкой, — теперь она точно знала, что звёзды всё же не зря падают с неба…

— Ты говорила, у тебя для нас кое-что есть, — сказал Златан, когда жена вышла от дочери.

Мила подошла к нему, обняла мужа и впилась губами в его губы. Его руки нежно обхватили ее. После долгого поцелуя они, наконец, смогли оторваться друг от друга.

— Да, у меня для тебя кое-что есть, — тихо сказала Мила и повалила мужа на кровать.

Везунчик сидя у печи долго и внимательно разглядывал двоих людей для чего-то принесших его к себе в дом, а теперь целующих и раздевающих друг друга. Потом он зевнул, нашёл место, где спала его новая мать, свернулся клубочком около её ног и уснул.

* * *

В том году у Златана и Милы родился я. Вот такая история. Может отец что-то от себя добавил, да и Бранка любила небылицы, не знаю… Внукам нравится, хочу, чтобы они рассказывали ее своим детям.

Уже полночь бьёт, две тысячи двенадцатый заканчивается, а фотография всё висит. Та самая, на которой отец с матерью, моя сестра Бранка и Радмир. Радмиром родители назвали волчонка, который стал символом нашей семьи. Первый тост всегда за Новый год, а второй раз вся наша семья пьёт за Радмира. Такой уж важный волк оказался для нас…