Невеселые люди

В маленькой подвальной пивной, не считая троих игроманов, мерно молотящих пальцем по кнопкам клавиатур компьютеров, подключенных к одному из виртуальных казино, сидело двое мужчин средних лет: Николай, задумчиво потягивающий экономичными глотками светлое пиво и Сергей, который свою кружку пока только обнюхивал. Говорили, как водится, о возвышенном, а значит ни о чем.

— Все это от отсутствия нормального воспитания, — сказал Николай. — Посмотри, какие сейчас детишки пошли, ужас.

— А кто их воспитывает? — спросил Сергей, делая первый глоток и задумчиво шевеля губами, оценивая вкус напитка.

— Как кто? Родители, детские сады, школа, все как всегда.

— Как всегда, — кивнул Сергей. — Всегда кто-то, только не я.

— Это ты к чему?

— А к тому. Если говорить о неправильном воспитании молодого поколения, следует подойти к зеркалу и спросить: «и что ты сделал не так?», а потом рассуждать о подобных вещах.

— В смысле? У меня вот детей нет, — заметил Николай.

— Ну и что? Выходишь ты из подъезда, а на лавочке второклассники сидят, курят. Твои действия? Вмешаешься?

— Я что, псих? Еще не хватало, чтобы в педофилии обвинили или чокнутая мамаша глаза выцарапала.

— Тем не менее ты уже поучаствовал в воспитательном процессе, привнеся в него свою каплю негатива.

— Чушь. Ну, шугану я их, что изменится? Убегут, крикнут из-за угла что-нибудь из жизни животных или даже сексуально половой, бежать доказывать, что не козел? У них родители есть.

— Не надо никуда бежать. А измениться может многое. Помнишь, как мы в детстве с простыми спичками от каждого взрослого шарахались, а за сигареты и подавно по ушам бы получили с гарантией? Так что изменилось? Ничего, если бы ты, как сам говоришь, «шуганул» их, у них, глядишь, заложились бы зачатки базовых — «можно» и «нельзя». И если у ребенка все в порядке в семье, в школе и окружении, в дальнейшем на эти зачаточки и нарастает то, что называют культурой. Хотя, это я так, образно, просто каждый из нас причастен к этому процессу, вне зависимости — есть у него дети или нет.

— Демагогия.

— Может быть, — кивнул Сергей. — Но в школах-то сейчас учителя в основном уже наши ровесники, и молодежь, которую ты так ругаешь, дети наших ровесников. И какой мы должны сделать вывод? Это не с ними беда — это с нашим воспитанием в свое время что-то пошло не так, а теперь мы пожинаем плоды.

— Я и говорю, крандец, пропала страна.

— Не думаю. Все-таки нормальных детей должно быть больше. Их просто не видно на фоне всплывших фекалий. Если присмотреться, сам увидишь.

— Чет смотрю, смотрю и ничего! — развел руками Николай.

— А я недавно увидел, — начал рассказ Сергей. — Сижу я как-то на лавочке, курю. Идут двое первоклашек. Классические: рюкзачки — ранцы, сумки со сменной обувью и сапогами каждую встречную лужу мерят. Начало разговора не слышал, но вот окончание весьма занимательное. Первый, знаешь, с таким сомнением говорит:

— И что вот он прям боролся, боролся с врагами?

— Да, он знаешь как боролся с врагами! Он сильно, сильно боролся, — отвечает второй, щупая дно очередной лужи красным сапожком.

— Вот прям на войне боролся?

— Да, на войне.

— Вот прямо на самой настоящей войне?

— Да, в тысяча девятьсот сорок пятом году боролся.

Первый ненадолго задумался, пуская волны на полузатонувшую пачку из-под сигарет.

— Врешь ты все, — наконец, подытожил первый. — Если он боролся с врагами на войне, вот прям в тысяча девятьсот сорок пятом, то ему уже лет двести должно быть, а столько не живут!

Второй заметно опешил от таких рассуждений, прям брови вверх под самую шапочку взлетели, а рот буквой «о», но быстро нашелся с ответом:

— А ты знаешь какой он древний! Да он живет уже еле-еле! И я тебе говорю, он боролся с врагами на настоящей войне!

Ответ первого я не услышал, но второй встал как вкопанный, помрачнел и ледяным тоном заявил:

— Нельзя так говорить о защитниках! Если бы они не боролись с врагами — нас бы с тобой сейчас не было.

Такая история. А ты говоришь все плохо, все пропало.

— Смешно, — грустно сказал Николай. — Двести лет, значит?

— Это все, что ты услышал? Двести лет от первашей, которые едва считать научились? — возмутился Сергей. — Это же к вопросу о правильном и неправильном воспитании. Ведь этому ребенку уже ни одна тварь мозг не промоет, что бы там в учебниках не придумали писать, вот я к чему. Я когда это все услышал, даже воодушевился, поверил — все будет у нас хорошо.

— Ага, мечтать не вредно, — кисло заметил Николай, глядя на дно пустой кружки.

— На, — Сергей выложил на стол две сотенные бумажки, — последние.

— Нормально, — отмахнулся Николай и принес от стойки две полные кружки.

— Секунду, — сказал Сергей, залпом прикончил свою порцию и уверенно подтянул к себе одну из принесенных кружек. — Порядок, теперь ты не выпьешь лишнего.

— Ну и жучара, — покачал головой Николай.

— Это кто еще жучара, вопрос, — заметил Сергей. — Да, кстати, а ты уверен, что мечтать не вредно?

— И тут спорить будешь? — улыбнулся Николай.

— Легко. Очередной пример. Один мой знакомый с детства мечтал не работать и получать деньги…

— Нормальное желание, — перебил Николай, пожимая плечами.

— Сбылось: ДТП, ампутация обеих ног, и теперь живет на мизерную пенсию по инвалидности.

— Знаешь… — Николай подыскивал слова, — это не пример… это брат, черт знает что.

— Ладно, — примирительно кивнул Сергей. — Из личного опыта. Я в детстве мечтал, что когда вырасту, наступит коммунизм, будет все-все, что только захочешь, а денег не будет.

— Не понял, — удивленно вытаращил глаза Николай. — Не сбылось же!

— Как не сбылось? У нас сейчас в магазинах чего только нет, а вот денег практически ни у кого не осталось. Правда, с коммунизмом промашка вышла.

— Мне кажется, что это тоже неудачный пример — как-то все за уши притянуто.

— Нормальный пример. Я это к тому, что мечты зачастую сбываются не совсем так, как нам хочется. А если принять на веру, что они все всегда сбываются — с этим делом и подавно надо поаккуратнее.

— Все равно не все сбываются, — категорично заявил Николай.

— Двести на пятый! — неожиданно взревел один из игроманов, заставив собеседников вздрогнуть.

— Сделала! — крикнула из-за стойки барменша, она же оператор виртуального казино.

— Так и заикой остаться можно, — проворчал Сергей.

— Точно, — согласился Николай. — Кстати, вот тебе мой пример, все они, — кивнул на игроманов, — мечтают выиграть миллион миллионов, и что?

— А ничего. Во-первых, это — не мечта, а болезнь. А во-вторых, хозяин казино в сто раз сильнее мечтает о совершенно противоположном. Я имел в виду нечто иное, вот ты о чем мечтаешь?

— Не скажу, — буркнул Николай в кружку.

— Чего так?

— А вот так. Лезешь тут со своими инвалидами.

— Понятно, — усмехнулся Сергей.

— Понятно ему, — начал сердиться Николай. — Если тебе верить, получается и твоя мечта должна осуществиться?

— Которая? — уточнил Сергей.

— Дирижабль построить.

— А, — погрустнел Сергей, — не знаю. Надеюсь. Тут, главное, чтобы не было как с упомянутым тобой инвалидом. Хотел одного, а получил…

— Зачем тебе это? Ты серьезно думаешь, что сможешь его построить и заработать на этом?

— Почему нет? — нехотя ответил Сергей, в очередной раз жалея, что как-то под пиво проболтался о своей идее. — Очень рентабельный транспорт, особенно при нашем бездорожье.

— Самолеты быстрее.

— И в десятки раз дороже.

— Поезда есть, — не унимался Николай, откровенно мстя за свою «поруганную мечту».

— Не везде, на север почти не ходят.

— Дурью ты маешься, — подытожил Николай, допив пиво.

— Может и так, — вздохнул Сергей. — Все, по домам?

— Денег же нет, значит, все, — подтвердил Николай, сползая с неудобно высокого стула.

— Ну что, хозяин выгулян, теперь твоя очередь, Чума, — обратился Сергей к маленькой лохматой дворняге, кривые лапки которой, словно пружины подбросили пса вверх, а раскручивающийся пропеллер хвоста стал перемешивать застоявшийся воздух пивной.

— Вот у кого мечты всегда сбываются, — заметил Николай. — Причем два раза в день.

Выйдя на улицу, мужчины попрощались. Николай широкими шагами, сутулясь под холодным апрельским дождем, направился домой, а Сергей, натянув капюшон, повел Чуму на прогулку в степь.

Несмотря на то, что двухполосный проспект, отделяющий монолит городской окраины от холмистых степных просторов, был совершенно пуст, Сергей не поленился прошагать лишние двести метров до пешеходного перехода. Причиной такому законопослушному поведению послужил краешек синей фуражки, торчащий из-за покосившегося остановочного павильона.

Перейдя дорогу, Сергей на всякий случай подтянул Чуму ближе к ноге и уже хотел пройти мимо, сделав вид, что не замечает мокнувшего сержанта ДПС, как тот строго произнес:

— Гражданин!

— А? — удивленно оглянулся Сергей.

— Извини, — вполне человечно произнес сержант, — сигареткой не угостишь?

Отпираться смысла не было, Сергей зажал зубами недавно прикуренную сигарету и свободной рукой достал пачку, выбил безымянным одну сигарету и протянул полицейскому.

— Благодарю, — кивнул тот, тут же прикуривая.

— Насколько помню, на остановках общественного транспорта курить запретили, — не удержался Сергей, на что сержант лишь вяло отмахнулся.

«Тоже верно, — подумал Сергей, — чего это я?»

Чума рвала поводок, но хозяин не спешил давать ей свободу, уходя все дальше в степь. Наконец, сочтя расстояние до города непреодолимым для верной, но дурной дворняги, щелкнул карабином. Чума стрелой унеслась вперед.

Характер у собаки, подобранной шесть лет назад на одной из городских помоек, оказался ужасно скандальным. Поэтому на прогулки приходилось ходить в места безлюдные. Впрочем справедливости ради следует заметить, что Чума каким-то своим дворовым чутьем определяла линию поведения с каждым встречным индивидуально. На некоторых не обращала внимания, на других лаяла с безопасного расстояния и совсем редко кому-либо пыталась порвать штаны или укусить за пятку. Да вот сейчас, во время беседы с полицейским, сидела на попе ровно и ни гу-гу.

«Мне бы такое чутье», — подумал Сергей, неспешно поднимаясь по пологому склону холма.

Дождик взял тайм-аут и настроение немного улучшилось. Сергей любил степь, особенно такую: весеннюю, когда вся глинисто-каменистая поверхность подернулась зеленой дымкой только проклюнувшейся травы. Через неделю она вспыхнет маленькими, неказистыми для непривычного взгляда, но очень гордыми и выносливыми степными тюльпанами, затем взметнется к небу платиново-волнистое море ковыля, а уже к концу мая сменит цвет на выжжено-желтый. Но это не скоро, а пока степь просыпалась, желтея островками первоцветов, шурша проснувшимися ящерицами и шныряющими, подыскивающими норки для гнездовья, маленькими птичками.

Сергей наклонился и сорвал пару умытых дождем листьев дикого чеснока, зажевал вкус табачного дыма. В конце подъема тропка запетляла между угловатыми, ощерившимися дробленой скалой воронками — следами давно минувшей войны. Степь, с ее тонким плодородным слоем и за сто лет не смогла зарастить эти язвы.

На вершине высотки стоял обелиск в память об августе восемнадцатого года, дальше Сергей предпочитал не ходить. Огляделся. Справа посеревшие от дождя и времени корпуса некогда крупнейшего в союзе завода тракторных прицепов — десять гектаров разграбленных, никому не нужных цехов. Налево в дымке притаился нырнувший из города в степь частный сектор. В детстве от него, мимо обелиска, вдоль заводского забора местные гоняли на выпас скот. Утром мычащая река медленно текла на запад, к вечеру на восток — домой на дойку. А удобренная степь одаряла всех желающих шампиньонами. Теперь же не было ни коров, ни грибов. Еще дальше на юг ровную линию горизонта ломал крутой холм бывшей ЛСР. Пацаном Сергей мог часами, сидя на нагретых камнях обелиска, смотреть, как величаво вращаются ее решетчатые антенны, а за рекой на другом конце города садились и взлетали «белые лебеди» и что-то помельче, но грозное и быстрое. Теперь же холм был «обезглавлен», а из аэродромных плит построили гаражи.

Сергей обошел обелиск вновь, словно что-то могло измениться, перечитал мраморную, с золотом табличку: «на этих высотах в августе тысяча девятьсот восемнадцатого года стояли насмерть защитники города ради светлого будущего».

Остатки хорошего настроения стекли к ботинкам дождевыми каплями, так своевременно рухнувшими с неба,

— Кто стоял? За чье будущее? — зло спросил Сергей безмолвную и ни в чем не виноватую плиту. — Воспитание. Вот из таких мест и растут ноги у нынешнего хамства и невежества. Гады.

Текст таблички утвердили лет пять назад на собрании городского совета. Газетная статья заканчивалась словами: «главное, не нанести ран, никого не забыть и никого не обидеть, ввиду переосмысления тех далеких событий, и сформулированный текст полностью отвечает этим требованиям».

До этого десятки лет тут была совсем другая плита. Не такая красивая, зато более информативная, с указанием частей Красной армии, три месяца сдерживающих белогвардейцев, и звучала примерно следующим образом: «героическим защитникам города от Дутовских белоказачьих банд, стоявшим насмерть во имя светлого будущего трудового народа».

Сергей облокотился спиной на мокрый мрамор и стал смотреть в небо, по которому неспешно плелись по— апрельски скучные тучи — зародыши величественных майских гроз.

— Почему люди перестали «хотеть странного»? — задал им вопрос Сергей. — Вот ты, Николай, умный, начитанный, порядочный человек и тоже опустился до желудочно-кишечных мечтаний. «Думаешь, сможешь заработать»? А может человек просто хотеть летать? Не на самолете, не пассажиром, а сам, на корабле легче воздуха, который плывет над бескрайней страной, наплевав на дороги, аэродромы и затхлых чиновников с маленькими зарплатами, но дорогими часами…

Радостное дыхание прервало Сергеев монолог и заставило взглянуть под ноги. Чума покончила со всеми запланированными делами, промокла и ненавязчиво намекала, что пора и честь знать.

— Домой?

— Гав!

— Ну, пошли.

С порога квартиры, извозившуюся в глине Чуму, подхватила супруга нести мыть лапы.

— Так, — повела она носом, — вдал?

— Две кружки, — признался Сергей разуваясь.

Супруга молча скрылась в ванной комнате, зашумела водой и принялась отдавать путанные противоречивые команды:

— Не дергайся! Дай лапу! Да не шевелись ты! Лапу, сказала, дай!

Сергей тем временем переоделся в сухую домашнюю одежду, выпил залпом кружку холодного чая и сел за компьютер.

— А теперь мы в танчики играть будем, — буркнула супруга, недовольно прошлепав босыми ногами мимо.

— Могу не играть.

— Мне все равно.

— Слушай, а у тебя мечта есть?

Супруга замерла, повернулась к Сергею и внимательно на него посмотрела.

— Опять депрессия?

— С чего ты взяла?

— С твоей кислой физиономии. Ты, случаем, не с Николаем пиво дул?

— А это тут при чем?

— Значит, с ним, — кивнула супруга, продолжив, на взгляд Сергея, совершенно хаотичное движение по квартире. — Ты всегда после этого сам не свой.

— Зато, я всегда твой, — заметил Сергей, спасаясь от возможно долгого нудения жены.

— Хотелось бы верить.

— Так, есть у тебя мечта?

— Да, я мечтаю, что мы еще при этой жизни успеем достроить дом, — глянула на мужа и спросила, уперев руки в бока. — И чего это мы так кривимся?

— Я?! Тебе показалось. А кроме этой, еще есть?

— Отвали.

— Н-да, — Сергей подумал и выключил компьютер. — Как думаешь, если у какого-нибудь ребенка спросить — хочет он быть космонавтом или нет? Что ответит — «кто это?» Или — «сколько они зарабатывают?»

— И то и другое. Пить тебе нельзя.

— Нельзя. А ты что, обиделась?

— Вечер пятницы, муж в пьяной хандре. Нет, я не обиделась, у меня все зашибись!

— А пошли, постреляем, — предложил Сергей.

— Дождь же, — засомневалась супруга. — Пистолет испортится.

— Ой, что ему сделается, он железный, а мы не сахарные. Зато развеемся.

— Только без пива, — поставила жесткое условие супруга.

— А если ноль семь сухого красного?

— Это можно, пошли, — супруга выпорхнула из кресла, в которое успела угнездиться с ногами и пошла собираться.

— Так-то оно лучше, — улыбнулся Сергей, доставая из ящика стола кобуру с пистолетом, а с полки повыше пару баллончиков и упаковку сферических пулек.

— Газ не забыл? — крикнула супруга из соседней комнаты.

— Нет, ты сама штопор не забудь!

Стрелять ходили к реке. Несмотря на рекордные снегопады, разлива и в этом году не случилось. Несколько крупных водохранилищ в верховьях, наплевав на элементарные требования экологии, в угоду страховым компаниям, заранее сбросили воду и теперь набирали норму за счет талых вод, а река медленно гибла, задыхаясь без большой воды. Заиливались ключи, протухали и пересыхали заливные озера и все меньше ручьев несли ей живительное пополнение.

— Еще больше обмелела, — грустно констатировала супруга. — А что же летом будет?

— Жопа, — буркнул Сергей, который шел сюда в надежде улучшить настроение, но что-то пока не получалось.

Он принялся ходить вдоль берега, вороша ногой горы прошлогоднего мусора и скоро насобирал дюжину пустых пивных бутылок, которые отнес к стене оврага и сложил аккуратной стопкой, а четыре из них поставил в ряд на расстеленный полиэтиленовый пакет. Отсчитал шагами пятнадцать метров и воткнутой палкой отметил огневой рубеж.

— Чур, я первая! — подпрыгнула, словно девочка, супруга.

Сергей не возражал, снарядил пистолет и передал супруге. Та, в неподражаемой манере: с полусогнутых рук, близоруко щурясь через свои восемь диоптрий очков, с первых же четырех выстрелов сбила с бутылок горлышки.

— Видал!? Я крутая!

— Как яйца, — кивнул Сергей и добавил. — Развлекайся.

Супруга не заставила себя просить дважды и остатками обоймы разнесла мишени в стеклянную пыль. Сергей поставил свежие, перезарядил пистолет и, целясь двумя руками, с четырех попыток укоротил только три, а четвертая не давалась, лишь на шестом выстреле горлышко брызнуло осколками.

— Что я говорила! Мазила!

— Ну и ладно, еще не вечер, — отмахнулся Сергей и уже с одной руки заставил бутылки осесть на землю зеленеющей горкой. — Вина?

— Давай.

Пили из горла, сидя на бревне лицом к быстротекущей, по весеннему мутной реке. Каждый думал о своем. Супруга о непостижимых мужским умом вещах, а Сергей размышлял, о чем же на самом деле мечтает жена. Все же они не смогли бы прожить столько лет, интересуй ее лишь материальный достаток. Этим Сергей никогда не мог похвастаться, ни когда они познакомились, ни теперь.

— Финал? — спросила супруга, передавая Сергею опустевшую винную бутыль.

— Четыре попытки, результат окончательный, обжалованию не подлежит, — напомнил он правила.

Финал стреляли с двадцати метров по поставленной на горлышко винной пробке. Падение пробки при попадании в бутылку не засчитывалось, и иногда финалы длились достаточно долго.

Супруга тщательно протерла очки, затем, ища опору, елозила ногами по размокшей глине и, наконец, начала стрелять. Пробка, щелкнув, укатилась в сторону с третьей попытки.

— Неплохо, — заметил Сергей.

— Хорошо, — возразила супруга, — сейчас посмотрим с какой ты собьешь.

Сергей отыскал маленькую мишень, убедился по отметине на боку, что в нее действительно попал шарик пульки и поставил на место. Посмотрел на напряженную супругу.

«Как ее разбирает-то, — подумалось ему. — И это только пневматик, а если ей дать стрельнуть из настоящего «макарова»? Описается, наверное. Ладно, не буду разочаровывать».

С этими мыслями он выставил ногу носком к линии рубежа, повернув корпус тела под удобный, заложенный в мышцы самой природой угол, левую руку со сжатым кулаком заложил за спину перпендикулярно пояснице, а правую, согнутую в локте с пистолетом вверх, направил в сторону мишени. Не глядя, выбирая пальцем свободный ход спускового крючка, стал опускать оружие. Когда рука вытянулась в линию, мельком глянул в целик, в центре которого утвердилась мушка, смотрящая на полсантиметра выше пробки, и выстрелил. Мишень по красивой дуге улетела в ближайший куст.

— Выпендрился, — буркнула расстроенная супруга.

— Я думал промахнусь, — признался Сергей.

— Так ты никогда не промахиваешься, — возразила супруга.

— Ничья?

— Ничья, — кивнула та и тихо добавила. — Все равно я лучше стреляю.

— Да кто ж спорит? — пожал плечами Сергей. — Добьем остальные?

— Чур, я опять первая! — вновь повеселела супруга.

Последние четыре бутылки искрошились с половины обоймы и Сергею вместо стрельбы осталось только идти собирать осколки. Аккуратно, достав из-под груды битого стекла ручки пакета, он ловко поддернул его вверх, и большая их часть оказалась сразу упакованной. Собрав то немногое, что просыпалось или сразу было отброшено в сторону пульками, Сергей осмотрел «мишенное поле»: все чисто, можно идти домой.

— Ну, мой близорукий снайпер, пусть ничья, зато мы сделали это место чуточку опрятнее, — сказал он, беря супругу под руку. — Чума! Домой!

Путь домой все время в горку и без дождя занимал много времени, а теперь ноги то и дело оскальзывались на мокрой глине и камнях, еще особого внимания требовала собака, которая неустанно накручивала широкие круги вокруг медлительных хозяев. В этих местах любили гулять романтично настроенные парочки, которым, как известно, и непогода не помеха, поэтому следовало быть начеку.

— А у меня еще одна мечта есть, — неожиданно сказала супруга.

— Интересно.

— Что тебе интересно?

— Интересно какая.

— Старая-престарая, — в женском стиле ответила супруга.

— Это что тайная мечта? — посмотрел на нее Сергей.

— Нет. Я с юности хочу съездить посмотреть на водопад Виктория.

— Это в Замбии?

— Ага, в Африке. Как тебе эта мечта?

— Мне нравится, — искренне ответил Сергей.

— Значит, чем глупее и несбыточнее, тем лучше? — прищурилась супруга.

— Да не в этом дело, — поморщился Сергей. — Вот что тебе даст посещение этого водопада, кроме душевного удовлетворения?

— Ничего, наверное, — ответила супруга, пожав плечами. — Может еще кредит на дорогу.

— Вот, поэтому эта мечта мне нравится, она правильная. Вернее, я так думаю, — сказал Сергей и понял, что и сам не может четко сформулировать свои мысли.

— Только несбыточная.

— Почему? Давай дом продадим и съездим, — предложил Сергей.

— Щас! — супруга выдернула свою руку из-под локтя Сергея и, едва не оступившись, вновь в него вцепилась. — Я, знаешь, лучше еще помечтаю и, желательно, в своем доме. И потом, давай, строй свой дирижабль, на нем и рванем в эту Зимбабве.

— А точно не Замбию?

— Без разницы, водопад у них на границе… Чума! Нельзя! Фу! Ко мне!

Незнакомый рослый парень опустил на землю взлетевшую к нему на руки спутницу. Сергей приготовился к очередному скандалу, но парень, переведя дух, лишь заметил: «Точно чума, ух, зверюга какая».

Утро началось с неприятности. Оказалось, что теща забрала внучку только на одну ночь. И теперь, ни свет, ни заря, в половине одиннадцатого ее следовало у нее забрать. А это ехать через весь город.

— Зачем она, вообще, ее брала? — ворчал Сергей.

— У нее начинается огородный сезон. Так что скажи спасибо и за это.

— Спасибо, только мне дочь и дома не мешает, а вот потратить впустую половину выходного, извини, мешает. А у тестя, наверное, машина сломалась?

— Он везет маму на огород.

— Там идти пять минут! — опешил Сергей.

— У нее варикоз. Не хочешь, одна смотаюсь.

— Нет уж уволь, смотаешься, а потом полтора дня будешь компенсировать выматыванием мне нервов. Вместе поедем, — возразил Сергей и уже совсем тихо, себе под нос, проворчал. — Если такая больная, дома бы сидела, а не по грядкам ползала.

Свободные места оказались лишь в конце салона и супруги, спотыкаясь, извиняясь и чертыхаясь, с трудом к ним пробрались. Наконец, уселись, друг против друга. Супруга надула губки, а Сергея такая расстановка сил вполне устраивала. Его жена имела неискоренимую привычку вспоминать в общественном транспорте какие-то недообсужденные дома семейные проблемы, а он, в свою очередь, терпеть не мог вести подобные беседы при посторонних. Теперь же, кричать через проход не станет даже она.

Хлопнув автоматической дверью, газель взревела недобитым мотором и поскакала по ухабам проспекта. Водитель то ли от отчаянья, а может просто смирившись со своей нелегкой долей, встречал каждую рытвину и выбоину сходу, отчего особо рослые пассажиры стукались головами о крышу и кричали что-то о дровах, а водитель жал газ.

«И погода, как назло, хорошая, — начал злиться Сергей, в очередной раз приземляясь на жесткое сиденье, снятое с какой-то древней легковушки. — А я трясусь в душной маршрутке, черт бы побрал эти огороды».

Без пробок дорога до тещиного дома занимала минут сорок. Хотя справедливости ради стоит заметить, что город пробками не грешил. Неимоверно раскиданный по степным холмам и низинам, равный по площади советскому Ленинграду, при маленьком населении в какие-то триста тысяч, предоставлял на своих улицах место всем желающим. Если только на тропу войны не выходили дорожные службы.

Эти неустанно делали улицы лучше и ровнее. Где яму кирпичом заложат, где щебнем засыпят, а уж если случался дождь, начинали лихорадочно раскатывать пласты асфальта. Вот тогда пробки, но Сергей надеялся, что дорожники не успели перейти на летний авральный режим без выходных и сегодняшнее путешествие окажется максимально коротким.

Маршрутка тормознула на последнем светофоре «старого» города и, перемахнув реку по тряской дуге моста, вкатилась в центр. Здесь дороги были получше и пассажиры смогли немного расслабиться, перестав хвататься за что ни попадя, дабы не свалиться на пол. Сергей стал смотреть в пыльное окошко на «умирающий город».

Нет, в нем не было заброшенных домов с забитыми фанерой окнами, напротив, за последние три года построили две новые девятиэтажки, о чем радостно трубили все три местные газеты и трещали по радио. А у жены в поликлинике, она в свои сорок два года осталась самым молодым врачом. Выпускники медицинской академии целыми поездами уезжали в Москву и Питер, словно в черную дыру, безвозвратно.

За окошком унесся назад торговый центр — бывшая швейная фабрика, пустырь, еще один торговый центр — бывшая кондитерка, таможня — бывший детский садик, а вот, опутанный колючкой и утыканный камерами забор бывшего профилактория одного из заводов — пограничная часть. От обилия слова «бывший» у Сергея заныли зубы, и он прикрыл глаза.

«Нет, определенно мне нельзя так долго предаваться безделью, — подумал он. — Начинаю сходить с ума, может почитать чего в телефоне?» Но очередной ухаб похоронил единственную позитивную мысль.

«А ведь если все мечты сбываются, все что происходит — тоже чья-то мечта, — мысли вернулись в уже привычное русло. — Следовательно, сидит где-то гаденыш, радуется. Вот бы найти его, дать по морде, и в лес. Привязать к дереву, развести костерок пожарче, набросать железяк раскалиться и заставить упыря помечтать о чем-нибудь другом. Чтобы люди вспомнили о звездах и «захотели странного». Найти бы гада…»

Сергей вздрогнул и тряхнул головой. Посмотрел на улицу, по которой шли вполне себе довольные люди, многие словно стадо из детства, непрерывно работали челюстями, пережевывая непережевываемое.

«Нет никакого гада, — вздохнул Сергей. — Сами во всем виноваты. Мы сами все это намечтали. Что у тебя дома? Посуду моет машина, белье стирает другая, даже влажную уборку делает пылесос. Работа — нелюбимая, непонятно кому нужная, однако, все же есть. Дом хоть и медленно, но строится, и уж тем более не голодаем. Все ведь этого хотели? И родители наши хотели и мы, а теперь и дети подрастают такими же. Мечты сбываются, особенно коллективные. Чего ж теперь удивляться, что никому нет дела до звезд или тайн океана. Свинья редко поднимает рыло к ветвям дуба, ведь желуди валяются на земле. Получите и распишитесь, конечная станция».