Мотель у объездной дороги

23 августа 1983 г.

Дорогая Энни!

Ты даже представить себе не можешь, как я была счастлива, когда почтальон передал мне твоё письмо. Сколько мы уже не писали друг другу? Мне кажется, целую вечность. Когда я вскрыла конверт и начала читать, вся моя тревога, накопившаяся за последние дни, наконец-то утихла.

Очень рада, что в этом году ты всё же смогла поступить в университет. Действительно, в последние годы экзамены становятся всё более и более сложными, так что у меня складывается впечатление, будто бы сами директора не хотят, чтобы в их заведениях хоть кто-то учился.

Ещё и постоянно растущие кредиты на обучение! Ох, Энни! Когда я думаю о своём долге в восемьдесят тысяч, мне хочется бросить учёбу и до конца жизни работать в супермаркете, лишь бы не выплачивать эти деньги!

Проклятые деньги! Ради них мне пришлось устроиться в этот чёртов мотель — сейчас мне ясно, почему дядя выплачивал мне такую гигантскую зарплату! Почему раньше не догадалась, почему не ушла с подписания трудового договора? Тогда сейчас бы мне не пришлось шарахаться от незнакомцев и закрываться дома после наступления темноты!

Передо мной до сих пор, как будто это было вчера, стоят события той ночи четвёртого августа. Я работала в ночную смену: с десяти часов вечера до шести утра, из персонала со мной был только Дейв. Это прекрасный человек, Энни. Такой внимательный, чуткий. Когда он смеётся, на душе становится легче. И внешностью точь-в-точь как Роб Лоу. Мне так повезло, что я смогла взять его номер телефона, перед тем как уволилась. В мотеле Дейв помогал мне на ресепшене. В ту ночь до одиннадцати часов всё было спокойно: заехал только один дальнобойщик, которого я быстро обслужила и продолжила болтать с Дейвом. Но через некоторое время к нам прибыла семья из пяти человек, ехавшая, видимо, отдыхать на север Штатов. У них был забронирован номер, что, скажу честно, довольно необычно для нашего мотеля у объездной дороги.

Я уже собиралась выдать им ключи, как вдруг со второго этажа прибежал

дядя. Оказалось, номер был перебронирован. Это был первый звоночек, Энни. Кому вообще в нашем захолустье так нужен был этот номер, а главное, почему дядя вообще согласился изменить запись? Уже тогда я должна была что-то заподозрить, но я, как последняя дурочка, подумала, что приедут какие-нибудь богатеи. В наше-то захолустье! И пока дядя рассыпался в извинениях перед разгневанной семьёй, я просто пыталась не попасть в разгорающийся скандал. Через полчаса, уж не знаю как, но дядя смог уговорить родителей взять два отдельных номера, правда, за половинную стоимость. После того как все успокоились, я всё же выдала гостям ключи, и они, слава Богу, ушли. Дядя пошёл за ними на второй этаж, так ничего и не объяснив. Я снова осталась одна с Дейвом.

— Как думаешь, кому понадобился этот номер? — спросил меня тогда Дейв.

— Какому-нибудь мешку с деньгами.

Дейв замолчал. На следующий день он признался мне, что уже тогда у него появилось какое-то странное чувство от всего этого, но решил, что сам себя накручивает. Мы работали в довольно тихом местечке рядом с провинциальным городком в Миссури, где никогда ничего не происходило, так что любые опасения мы могли списать на выдумки. Ох, как же мы ошибались!

Долгое время после ухода семьи всё снова было спокойно. У нас не было ни одного клиента, а дядя вниз больше не спускался. Прошло около часа, прежде чем я наконец-то услышала шум машины на парковке и вернулась за стойку ресепшена.

В мотель вошли пятеро мужчин. Наверное, итальянцев. Все не старше тридцати пяти лет. Они были одеты как обычные отдыхающие: рубашки да брюки, только один был в федоре. Ни у кого с собой не было вещей. Не знаю почему, но они мне сразу не понравились. Что-то в их походке, их взглядах и их движениях было неправильным. Слишком уж они были расслаблены и в то же время слишком собранны.

Мужчины подошли ко мне, и один из них, представившись как Риккардо, с лёгким акцентом сказал, что на его имя забронирован тот самый пятиместный номер. Мужчина не выглядел как один из наших мягкотелых толстосумов, скорее наоборот: во всей его фигуре чувствовалась твёрдость. У него была прямая спина, чёрные короткие волосы и резкий глубокий взгляд. Он носил короткие бакенбарды и время от времени дотрагивался одной рукой до другой, будто у него был зуд. В основном он делал это, когда я спрашивала о том, куда они едут и откуда, об отличиях Италии от Штатов, вместо того чтобы просто выдать им ключ. Не знаю, Энни, зачем я так делала, ведь гостей это явно утомляло. В разговоре со мной Риккардо был вежлив, но настойчив, и под его давлением я всё же отдала им ключи.

Мужчины, пожелав спокойной ночи, тут же поднялись на свой этаж. После их ухода у меня сразу заскребло на сердце. Иностранцы для нашего мотеля хоть и очень редкое, но всё же привычное явление, так что пятеро итальянцев не должны были пугать, но толи обстоятельство перебронированного номера, толи общее ощущение от гостей, но и у меня, и у Дейва родилось какое-то нехорошее чувство насчёт этих людей.

Я снова решила не обращать внимания на свои, казавшиеся мне тогда бессмысленными, подозрения и, чтобы отвлечься, начала болтать с Дейвом о всякой ерунде. Не помню, о чём мы говорили: вроде как Дейв рассказывал о друге, собирающем пачки из-под хлопьев, а я что-то о выращивании огурцов. Наши разговоры продолжались до глубокой ночи, пока в половину четвёртого со своего этажа не спустился один из итальянцев, тот, что при заселении был в федоре.

Он сказал, что никак не может заснуть, и попросил разрешения остаться в зале. Это не было запрещено, так что мы с Дейвом согласились. Парень поблагодарил нас и присел в одно из кресел, стоящих напротив стойки ресепшена. Он начал читать книгу, названия которой я не смогла разобрать.

Парень был по-настоящему красив. Он не был смазлив, а наоборот, имел естественную красоту. У него были чёрные, немного курчавые, короткие волосы, узкое лицо с прямым носом, загорелая кожа и явно спортивное тело. На итальянце была жёлтая рубашка, чёрные брюки и лакированные туфли. Парень был элегантен и приятен, но мне постоянно казалась в его глазах насмешка, из-за которой я снова забеспокоилась.

Около часа ничего не происходило. Итальянец читал, Дейв пытался меня разговорить. Я тоже пыталась, но никак не могла отвести взгляд от гостя, и отнюдь не из-за его внешности. Ничего особо подозрительного ни в его поведении, ни в поведении его товарищей не было, но почему-то всё внутри меня так и вопило об опасности.

Вдруг с парковки послышалось жужжание колёс, и в мотель вошёл полноватый мужчина лет пятидесяти, одетый в синий костюм. Итальянец, до этого момента неподвижно читавший, внезапно встал с кресла, улыбнулся и, раскинув руки, подошёл к мужчине.

— Джон! — воскликнул он, — Сколько лет, сколько зим!

Я заметила, как сильно Джон побледнел, увидев итальянца.

— Ах, это ты, мой друг, — выдавил из себя он, — Мы ведь всего месяц не виделись.

— Для меня это было невыносимо долго, — ответил итальянец, — Послушай, здесь сейчас даже Риккардо, так что предлагаю отпраздновать эту встречу.

— Даже Риккардо? — у Джона чуть было не подкосились ноги, он начал отходить в сторону двери, но итальянец схватил его за руку и потянулся рукой к своему левому боку.

— Я настаиваю, — улыбнулся он. Джон с надеждой обернулся ко мне, но от испуга я лишь помотала головой. Мужчина обречённо кивнул итальянцу, — Вот и хорошо. Мы доплатим за Джона, — обратился он ко мне. Я так и не решилась возразить. Уже тогда, где-то в подсознании, я догадалась, что произойдёт, но увы, сама себе не поверила. Хотя, чтобы я сделала? Гости ушли.

— Как думаешь, что случится? — тихо спросил меня Дейв.

— Надеюсь, ничего, — также тихо ответила я.

До самого утра с верхних этажей не доносилось ни звука. Один только раз я будто бы услышала лёгкий хлопок, но не поняла, откуда он идёт: сверху или от лопнувшей шины на парковке. Никто из итальянцев вниз больше не спускался.

В тревожном ожидании я простояла у стойки ресепшена до шести утра. Моя смена должна была вот-вот закончиться, когда в зал спустились итальянцы. Одни.

— Спасибо за отдых, — сказал мне Риккардо и отдал ключ от номера, — За Джона расплатимся с директором.

Они ушли. Я видела, как итальянец, пришедший в зал ночью, в дверях обернулся и всё с такой же с насмешкой посмотрел на меня.

Минут через десять после их ухода с улицы пришёл дядя. Не дав никому из нас заговорить, он приказал Дейву:

— Убери номер.

— Что? — переспросил он.

— Убери номер, — повторил дядя, — Немедленно.

— Я не уборщик! — возмутился Дейв.

— Мне без разницы, — отрезал дядя, — Уберись и всё, с остальным я сам разберусь.

Дейву пришлось идти. Я последовала за ним. Дейв меня отговаривал, говорил, что сам со всем разберётся, но я упрямо не хотела верить в собственные страхи и пошла в этот чёртов номер.

На полу комнаты была кровь. Красная полоса тянулась через весь номер и скрывалась за дверью ванной. В самом начале дорожки была пара грязных следов, будто кто-то пытался убежать. У меня зарябило в глазах. В панике я сорвалась с места, добежала до ванной комнаты и распахнула дверь.

В ванной лежал Джон. Его глаза были приоткрыты, на них ещё стекала кровь из огромной дырки на лбу. На белом лице застыла маска ужаса. Руки лежали на стенках, будто Джон принимал ванну. Он был мёртв.

У меня началась истерика. Помню, ударилась спиной о стену. Меня ухватил Дейв. Я закричала. Я кричала, кричала и кричала, плакала, билась, вырывалась из чьих-то рук. Всё напряжение, скопившееся за ночь, вырвалось наружу, и я не могла остановиться. Возможно, это кажется глупым-получить нервный срыв всего лишь из-за трупа, но мне было страшно. Люди, убившие Джона, всю ночь были рядом со мной, они могли застрелить меня, Дейва, уборщицу в любой момент. Что было бы, если бы я не позволила забрать Джона? Я бы лежала тут же, в ванной? Что будет, если я расскажу полиции, они убьют меня?

Я очнулась, лёжа на горячем асфальте парковки. Меня придерживал Дейв. Какой же он хороший человек. Если бы не он, вряд ли я смогла бы успокоиться. Дейв подал мне стакан воды и сказал, что дядя сам разобрался с Джоном. Он сказал, что потребовал увольнения для нас двоих, на что дядя согласился при условии, что мы никогда никому об этом не расскажем. Какой же он паршивый человек, как я раньше этого не заметила? Хотя, может, его запугали?

Думаю, те итальянцы были мафией. Наверняка они использовали наш мотель для незаметных убийств. Уж не знаю, чем им насолил Джон, да и разбираться не хочу, но ясно одно-в тот мотель я больше никогда не сунусь.

После происшествия я сразу же уехала обратно в Гарвард. Благодаря Дейву я получила компенсацию от дяди. Сейчас я в основном сижу дома, пытаюсь вернуться в норму. Мне нельзя идти к психологу, он точно поймёт, из-за чего у меня паранойя. И тогда меня убьют, я уверена. Эти люди не остановятся.

Я решилась тебе написать, потому что знаю: ты никогда меня не предашь и не расскажешь ни о чём. Прости, что наложила на тебя такой груз, Энни, но мне нужно было выговориться. Если бы я написала родителям, они бы точно вызвали полицию.

Не волнуйся за меня, теперь мне намного лучше. Иногда я выбираюсь погулять с друзьями. Хоть они и не знают причин моего поведения, всё равно изо всех сил меня поддерживают. Думаю, к концу года я окончательно вернусь в норму. Главное, пиши мне побольше, я очень по тебе скучаю.

С любовью, Лаура