Мой смелый, верный паж.

Утро как утро, выходной, суббота, а Зоя Алексеевна не в духе.

Отбросила спортивное, оделась как попало. Чай не заварила — бросила

пакетик. Тряпкою махнет и остановится. Нет праздника!

Муж, Евгений Александрович, предчувствует неладное, крутится

поблизости, животом урчит, горячего не спрашивает. Многолетний

опыт. Дали бы холодного! Зоя Алексеевна, женщина дородная, а не

в настроении — может и вспылить. Неприятно, очень неприятно Евгению

Александровичу, но большое сердце маленького мужчины — сердце льва.

"Если, ей, положим, брат с женой осточертели, или племянник лез

в запас без спросу… Или я забыл что обещал? А что я обещал?" Нет

ответа — догадки… Очень неспокойно. А хотел стихи прочесть. Написал

вчера, с тем что бы утром...

"Вы — моя королева!

Я ваш замечтавшийся паж,

Свернёте налево

— я следом как тень поворачиваю...

Свернёте направо,

— на ухо шепчу я Вам вкрадчиво:

"Один только взгляд, только слово,

надежду — я Ваш..."

Неделю как приехали брат с женой. И так всё было хорошо. А тут,

прямо с утра — катастрофа. А ещё больше боялся Евгений Александрович

слёз… "Поди угадай, чего ей хочется… А то — наоборот не хочется...

Обстановочка!"

Зоя Алексеевна терзалась не меньше, но иначе. Печально глядела она

на постылый мир, и, словно сбоило, шептала: "Как ты мог?!" А вышло так:

едва проснулась, пошла Зоя Алексеевна на кухню. Сунулась к ведру, а там

— ужас, там в ведре любимое блюдце, осколки. Тётино, из ГДР. "И вот он

мне врет прямо в спину. Сопит там в ванной, словно не причем… За что

он такой?! Я этого не вынесу..."

И вот получился план: разоблачить притворщика, и вырвать с корнем

эту змею. Какие у змеи корни, какие у корней гады, но Зоя Алексеевна

шагнула на тропу войны. Во все оружии.

В халатике шелковом, черном, коротком. Дракон на спине. Алая

бандана держит кудри. Декольте с кружевом. Глаза её подведены и щеки

нарумянены. А губы яркие, алые. Ниньзя!

Расположила мужа этим "кушать хочешь?" и высматривает в

дорогих чертах следы распада. Муж же наоборот расслабился, сопит на

своём месте, и ничего его не выдает… Сидит, хороший такой… Стихи

эти… "Я — Ваш!" Только остается что погладить… Кто бы мог подумать?

Тактика "смотри в глаза" ничего не дала. Только беспокойно глянул

на кастрюлю. На вопрос о блюдце ответил вопросом, что отдалило от

ответа. Ясно, что не помнит есть-ли у них блюдца. Либо он пример

тяжелой патологии, либо муж ещё коварнее, чем думает...

И вот Евгений Александрович, с невыразимым лицом набивает рот

шарлоткой, а Зоя Алексеевна глядит на него ласково, сдерживаясь

что бы не вцепиться в счастливые щеки мужа. "Паж… Короед!"

Ну что же… Дознание не оправдалось, и Зоя Алексеевна вспомнила

о перекрестном допросе. К тому же возникли первые сомнения — права-ли.

Евгений Александрович, конечно жук, но что бы сразу короед… Скорее Зоя

Алексеевна — большая балерина… И все таки: "Ты когда… проснулся, котик?"

"Котик" задумался (что ему идёт), и выходило будто не проснулся. "Ладно..."

Брат Зои, большой и волосатый, выбрался на кухню. Только вот

проснулся. Семейные трусы пузырями. "Что так и спал со вчерашнего?" А

чего ему не спать? Вчера набрался лишнего, теперь дышать при нём нечем.

Разве он лунатик...

Жена брата… "Жестковат матрас?" А ей самой по себе мягко.

Заспанная — не дай бог! И Костя, дурак, будет её обожать?!" Но Костя,

брат, сгреб её в объятия, отчего она в своем халатике пискнула, и

моргнула. "Да уж, разберёшься здесь..." — подумала Зоя Алексеевна. Как ни

крути, опять вернулась в мыслях к мужу. А Евгений Александрович очень

доволен… Как его подозревать?!

И все таки: "Кто же это сделал?" Когда родные покинули кухню, она

осмотрела осколки опять. Ничего такого! Просто вдребезги разбито.

Осталось последнее средство...

Зоя Алексеевна была в засаде. Села у холодильника. Блюдце на

газетке, на столе. "А чего ты здесь, пуся?" — спросил "паж" Евгений

Александрович и посмотрел на осколки. Просто осколки. А Евгений

Александрович скользнул взглядом, и — к плите.Теперь уж ничего не

поделаешь, разве он бессовестный… Реакции — ноль. И все таки: "Моё

любимое блюдце..." — вздохнула, Зоя Алексеевна заглядывая в сердце

мужа. "От мамы принесла?" — спросил Евгений Александрович. "От мамы,

котик..." — отвечала Зоя Алексеевна, прощая "короеду" подозрения.

"Любимый мой сервиз..." Такая вот засада...

Дальнейшие поиски ни к чему не привели. Либо имел место

преступный сговор, либо блюдце разбило само себя и запрыгнуло в ведро...

Ещё в аквапарке пыталась вывести родных на признания, но

окончательно сдалась, задвинула "висяк" подальше Зоя Алексеевна. И уже

вполне могла, зычно вереща плюхаться, скатываясь с немалой высоты, в

воды бассейна. И опять взбирались, и опять скатывались. И вспомнила:

"Как там? "Только взгляд, только слово, надежду — я Ваш..." Да..." А сердце

побаливало. Немного. Трещинка такая: "Кто же из них — жук?"

Поздно вечером, когда и гости, и муж ушли к телевизору, мыла Зоя

Алексеевна посуду. Это её царство, а теперь — подавно не подпустит.

Блюдца бьют не глядя! Но вот позвонил телефон, отложила мытьё.

"Тётя — на!" — говорит племянник. Пять лет всего. Тарелку подаёт.

"Помощник..." Ткнула Зоя Алексеевна пальцем мальчишке в живот и дальше

болтать. А он рад поиграть. Смеётся! Строит глазки… И вдруг осенило Зою

Алексеевну. Развернула газету, показала осколки… А Мишка глянул ей в

глаза и заплакал. От души. Слезы крупные по щекам. "Ну, зайка, иди к

тёте..." А он ещё больше расплакался. Взяла Зоя Алексеевна его на руки.

Раскачивает, щекочет… Вот он уже улыбнулся — такое облегчение в его

глазах, а она всё его качает, приговаривая: "Ты мой помо-ощник...

Помощник… Ты мой па-аж… Ты мой сме-елый, верный паж..."

Зоя Алесеевна не рада солнцу.

Выходной — задумчива, не радуется.

Ножкою весы толкнет и остановится.

Пол кило "сгорело" — ей без разницы.

В зеркале лицо теперь не удаётся

— без толку теперь кому-то нравиться.

Памятен фарфор из ГДР, не продается,

а доверие враньём не покупается...

Нет доверия… А благоверный не сдаётся.

Блюдце ищет, кокнул, не признается.

Зоя Алексеевна в ответ ему смеётся,

а сама с обоими прощается...