Немного о толерантности (Шестакова Карина)

Когда-то в детстве я услышала диковинное словосочетание — дом терпимости. Помню, оно долго имело для меня жутковатый смысл. Позднее бабушка объяснила мне, что к чему, однако пугающее чувство в душе сохранилось. Словосочетание, на мой взгляд, просто гениальное, отразившее одновременно исконные принципы общества, его компромиссность и цинизм одновременно.

Нелюбимое мною слово «толерантность» нынче в обществе подменило привычные с детства понятия. Если мама с папой с детства не научили вас любить и жалеть людей, то вы просто обязаны стать толерантным. Это модно, без этого нынче никак. Закричат, захлопают на вас. Толерантность стала подобием костылей, которые вручают любому неотесанному дикарю или тому, кого хотят таковым представить, чтобы идти по дорогам цивилизованного общества.

Вот, скажем, терпимость к представителям другой культуры. Когда мы не смеемся, узнав, что башкиры кладут соль в чай, узбеки едят плов руками, вымыв их в обнесенной по кругу чашке, не крутим у виска, узнав, что православные христиане довольно сдержанны в интимных отношениях, мы просто не выставляем себя самонадеянными всезнайками, а вовсе не толерантными. Вообще умение не судить сгоряча — признак воспитанности и ума. Узбеки не моют рук среди узбеков, они не требуют того же от сербов или китайцев. Уважение к социокультурно замкнутой среде — признак любви к людям, а никак не терпимости.

Безусловно, слова «толерантность» и «терпимость» имеют чуть разную коннотацию. Толерантность — типично западное, холодное слово, профессионализм политиков, слово этикетное, отражающее следование внешней форме. Терпимость — слово русское, имеющее понятную русскому человеку эмоциональную окраску. Однако в слове «терпимость» — уж простите — есть что-то насильственное и бестолковое одновременно. Оно, на мой взгляд, имеет два неприятных оттенка: тотальное равнодушие (терплю все, на все глаза закрываю, после нас — хоть потоп) и необходимость принимать что-то против своей воли. Если воля на то, чтобы раздражаться, изгнать и осмеять, то терпимостью не вылечишь основательно загнившую душу человека. В то же время терпимостью не докажешь человеку, что, например, однополая любовь — это исконное предназначение человека, а не эманации извращенной плоти. Толерантность учит лицемерию. Я бы даже добавила — трусливости. Мы приучаем себя к толерантности, чтобы выжить, чтобы нас не загрызли соседи. Не дай Бог, решат, что они нам не симпатичны. Западные политики вещают о толерантности к чеченским боевикам, в Швеции венчают геев. Можно быть толерантным к волку в клетке, ничего не зная о том, по каким законам живет этот волк. Толерантность — удел дилетантов-сентименталистов. Она наступает на замечательное человеческое качество — принципиальность. Толерантность — часто прикрытие для людей по сути беспринципных. Я не удивлюсь, если тихой поступью мы дойдем до оправдания, скажем, педофилов и врачи и не докажут, что есть определенная категория граждан, просто не способных жить иначе. Пожалеем их, бедных. В «Толковом словаре русского языка» Д.Н. Ушакова есть такое определение толерантности: «полное или частичное отсутствие иммунологической реактивности организма, способность организма переносить неблагоприятные влияния того или иного фактора среды». Особенно значимыми становятся слова об отсутствии иммунологической реакции. Мой муж рассказывал неприятно шокирующие вещи о Франции. Западный человек весьма толерантен. Прежде всего к себе. Мужчина преклонного возраста может спокойно пописать у всех на виду на пляже… Он свободен, он выставляет свою неприглядность на всеобщее обозрение. И все вокруг обязаны терпеть, иначе они оскорбят свободного человека.

В который раз мы сталкиваемся с грандиозной подменой мирового масштаба.

Есть в христианстве понятие любви к ближнему. Однако любовь к ближнему означает вовсе не любовь к его порокам, недостаткам, извращениям. Это любовь к тому прекрасному ближнему, который спрятан под грудой хлама из недостатков. Любовь врачует. Она очищает душу ближнего. А что предлагает нам толерантность? Она предлагает принимать ближнего таким, какой он есть. На это с некоторых пор работает штат психотерапевтов, которые любой душевный недуг обзовут работой подсознания. Если ты хочешь изменить жене, иди и сделай это. Освободись от навязчивой идеи, она возникла в тебе потому, что в детстве твоя тетя изменяла дяде, а ты сидел при этом в соседней комнате. Толерантность оставляет нам человека поврежденного как образец. Ни о какой красоте человеческой уже и речи быть не может. Какой бы ты не был скверный, ближний обязан счесть это проявлением индивидуальности! Толерантность запирает мощный стимул самосовершенствования, стимул, издревле знакомый разным культурам и религиям. Толерантность лишает человека духовного роста, того самого, без которого человек, по моему глубокому убеждению, скоро превращается в скота. Или вверх, или вниз, третьего не дано. Человек, как известно, все время находится в состоянии падательном. Толерантность, ратующая за цивилизацию, на самом деле загоняет в коровник.

Толерантность — весьма плоское понятие. В нем нет присущих любви самоотвержения, смирения, боли за ближнего. Какие разные слова: терпение и терпимость! Терпение — это процесс, это огромная внутренняя работа, терпимость — это умение есть ножом с вилкой.

Толерантность — весьма поверхностное понятие. Его наскоро скропали для людей, не привыкших думать. Вот скажем, толерантность к представителям разных возрастных культур подразумевает уважение к непривычному образу жизни. Наши бабушки и дедушки за голову хватаются от нынешней распущенности. Как они не толерантны! Их воспитали, что девушке должна быть присуща стыдливость и целомудрие. Впрочем, как и юноше. Это был закон самосохранения. Это принцип, который позволил им выжить и поднять большие семьи в сложных условиях голода, эпидемий, социального кризиса… Представим себе, что довоенное поколение ринулось в полигамию, не желая иметь детей и ущемлять себя, а часть из них ушла в однополые браки. Они выжили, благодаря крепкой закваске исконных понятий, передававшихся из поколения в поколение. Вряд ли они были менее терпимы, живя в одном доме с кучей родственников, деля буханку хлеба или убегая от раскулачивания. Что же нынче? Нынче их принципы осмеяны толерантным обществом, обществом, не желающим думать, почему наши предки жили по иным законам. Разве задумываются об этом те, кто смеется над их нетерпимостью к саморазрушению человека? Толерантность порождена отнюдь не любовью. Эгоизмом. Наше эгоистическое толерантное общество очень напоминает человека, бегущего опорожниться и не желающего признавать, что опорожняться на виду у всех когда-то сочли бы неприличным. А почему сочли бы? Если не прятать отходы, начнется эпидемия! И гниение человеческой плоти от болезней! Элементарный закон, действующий для плоти и для души. Толерантность же делает из мира большую свалку. Свалку без красоты и идеалов. Чеченские религиозные фанатики плюют в лицо западным миротворцам, считая их образ жизни подобным неприличной женщине. Толерантность призывает улыбаться тому, чего не знает, клеймить то, что мешает жить. Она не видит одновременно оскал, спрятанный за ухмылкой, и разум, обвиняемый в устарелом догматизме. Толерантность — это пустая звенящая бочка...

Она готовит нам не мир всеобщей любви и братства, как наивно полагают многие, а мир вседозволенности и невежества. Невольно вспомнишь строки Северянина о том, как «…в беззаконце веротерпимость хороша».

Есть такой школьный анекдот. Два забулдыги рассуждают, что одному из них не понравился Бах. «А ты где его слышал?» — спрашивает другой. «Да Петрович вчера напел».

Поколению толерантности понятия любви, чистоты, добра, смирения и уважения к ближнему будут казаться той же фальшивой песней. Идет грандиозная подмена понятий, вычеловечивание под маской культурности. Ответьте мне, зачем нужно было понятие толерантности, когда все традиционные религии говорят о любви? Атрофия чувств привела к необходимости этого понятия.