Маргарита

Девушка стоит на мосту над водоёмом. Из голубых глаз слёзы — кап… кап… кап… — падают в воду. А глаза у тебя самые прекрасные, успокойся, пожалуйста, ты ещё будешь счастлива. Всё ведь хорошо, ну, не плачь… Девушка опускает голову на перила моста, её густые тёмные косы свесились вниз. В глазах вода — слёзы, а дальше водоём. Вот бы сейчас соскользнуть из этого мира вниз, в воду, а дальше — всё… Вода словно бы зовёт её, в шуме волн слышится любимый голос:

— Маргарита… Маргарита…

***

— Маргарита.

Мужской голос вывел меня из оцепенения. Я подняла глаза. Рядом со мной мужчина и женщина. Он молчит, а она говорит что-то быстро и взволнованно.

Сейчас я в библиотеке. Я никогда не бываю в ней как в библиотеке — иногда захожу делать ксерокопии, тут ксерокс в фойе, а сейчас пришла на юбилей к знакомой, работающей здесь. Я не знаю её гостей, поэтому поздравила хозяйку вечера, посидела ровно полчаса и ушла.

Дня через три я опять зашла в ту же библиотеку — сделать ксерокопию. Возле ксерокса никого не оказалось. Я прошлась по фойе, завернула в коридор, ведущий, собственно, в саму библиотеку. На стене слева висят фотографии сотрудников. С пятой фотографии на меня смотрит красивое женское лицо, больно глазам.

Ясная, светлая улыбка, большие и при этом широко открытые глаза голубого цвета, но не чисто-голубого, а с серым оттенком. Женщина производит впечатление человека, знающего, куда ему идти и что делать. У неё пышные короткие кудри и чёлка, это даёт сходство с Мэрилин Монро, только волосы Мэрилин Монро светлые, а волосы женщины на фото смолянисто-чёрные. Я перевела взгляд на надпись под фотографией. Имя женщины такое же ослепляющее, как и её улыбка — Маргарита.

Ура! Кто-то подошёл к копировальному аппарату. Я вернулась туда и увидела женщину, которую уже встречала на дне рождения. В разговоре с ней её собеседник назвал имя Маргарита. Мне теперь показалось, что они говорили о той Маргарите Монро с фото. Сейчас женщина с любопытством глядит на бумагу, данную ей мною.

— Я видела в коридоре фотографию красавицы с именем Маргарита, — сказала я. — Это библиотекарь?

— Она уже не работает здесь.

— У неё вид счастливой женщины, знающей свою цель.

— Да, — работница библиотеки подала мне ксерокопию.

— Вы можете рассказать мне о ней? — я расплатилась. — Мне уже так интересно!

— Я сама мало что о ней знаю. У неё ни с кем здесь не сложилось тесной дружбы. Я была почти единственной, кому Маргарита рассказывала что-то о себе.

— Давайте поговорим хотя бы о том, что вы знаете.

— Ну, давай. С чего начать?

— С начала.

Лицо женщины красиво, у неё большие светло-голубые глаза и волосы оттенка золота и чуть-чуть каштана, собранные в хвост. Но она и сейчас, и на празднике была одета во что-то тёмно-серо-чёрное, приобретая от этого сходство с монахиней из средних веков. Если в лице Маргариты яркие краски, в лице её коллеги — бледные. К сожалению, это не пастельная нежность, а пыльная бесцветность.

— Начало — это студенческие годы Маргариты. Она приехала сюда учиться на библиотекаря из родного города, — женщина сказала название города. — Маргарита давно мечтала об этой профессии, просто грезила днём и ночью. Здесь же она встретила свою любовь — он учился на художника. Он был таким красивым, интересным, располагал к себе, по её рассказам. Она просто поразилась, когда он попросил разрешения написать её портрет. Маргарита мне говорила, что, по её мнению, муж должен быть старше жены. В той, первой любви, так и было — Маргарита училась на первом курсе, художник — на последнем. Два человека с разным житейским опытом. Она мне рассказывала с теплотой о той любви, как будто всё произошло вчера. Они сидели напротив — он писал её портрет. Он глядел на неё изучающе — она влюблённо. Их всюду видели вместе. Они были счастливы. Художник написал много картин с Маргариты. Чем реже он писал её, тем прохладнее относился к ней. Маргарита умирала от любви, чувствовала, что любимый изменился, хотя не понимала, в чём. Приближался его выпуск. Он собирался ехать в столицу, правда, ещё только решал, ехать или не ехать. Наконец всё же уехал, не сказав Маргарите ни слова. Она пришла к его соседям по общежитию. Парни напоили её чаем, рассказали, что кавалер смылся в столицу, говорили, что она красавица и ещё встретит свою судьбу, утешали. Они вспомнили, что до неё он так же бросил ещё двух девушек. Маргарита тогда пережила стресс. Она мне рассказывала, что один раз она стояла на мосту над водоёмом, а у неё так щемило сердце, и вот она глядела в воду, и почему-то ей показалась такой прекрасной вода и страшной земная жизнь. Маргарита хотела успокоиться… навсегда. Но у неё кто-то что-то спросил, это привело её в чувство. А на другой день студентки проходили медосмотр, и выяснилось, что она беременна. У Маргариты родился сын. Им дали комнату в общежитии.

— А отец ребёнка так и не вернулся?

— Он как будто приехал сюда, но уже спившимся человеком.

— Отчего он спился?

— По словам Маргариты, он не хотел добиваться своей цели, бороться за своё место в хорошем смысле слова. Да, он обладал талантом художника, но не хотел ни работать, ни продвигать свой талант — только ждал, сидя на месте, когда к нему придёт признание. Он встречался с известным художником, — женщина назвала фамилию, я такого художника не знаю. — Корифею не понравились его шедевры. Это и подкосило того человека… Маргарита как раз устроилась работать к нам. Кое-кто из коллектива относился к ней недоброжелательно.

— Почему?

— Ты вряд ли поймёшь. Она жила одна с сыном, была красивой, одевалась со вкусом. Некоторые её недолюбливали, потому что не могли понять, с кем она живёт. Она говорила мне, что у неё нет мужчины, и я этому верила. Но не все думали так, как я. Хотя Маргарита была вся на виду. Своего сына она часто приводила сюда, он делал уроки здесь, мы его угощали конфетами. Она подробно его расспрашивала, что он ел на обед, какие оценки получил… Мне вообще нравилось, как она воспитывала сына. Она ему что-то скажет, только просит, а не приказывает, и он сразу это делает. У нас есть тут ещё две одинокие матери, я общаюсь и с ними, дружим домами. Они обе симпатичные, приятные. Но я заметила, что одна из них, должно быть, держит своего сына в повиновении. Мы приходим к ней домой, её сын нам моментально наливает чай, в одной руке — чайник, в другой — учебник, докладывает ей, что он сделал по хозяйству. Зато я бывала в гостях у второй женщины, она нервничает, ждёт дочку поздно вечером. Дочка приходит явно подшофе, рассказывает: «Мама, меня заставили пить девчонки в колледже». Мама ведёт её в ванную, причитая, какие негодяйки эти девчонки в их колледже… Так вот, я всегда хорошо относилась к Маргарите, мы стали приятельницами, жалко, что так мало пообщались. Эти серёжки с жемчужинами носила она, потом подарила мне.

Женщина показала на серёжки, вдетые в её уши, вспомнила, что Маргарита пришла в них впервые на вечер, посвящённый юбилею Константина Бальмонта — «у неё очень нежный голос, прямо серебряный, и стихи она декламировала прекрасно, я никогда этому не завидовала, у каждого есть свой талант». Я прикоснулась к одной из его серёжек, на ней тихо звякнули подвески. На какой-то миг мне показалось, что я услышала красивый голос другой женщины, похожей на Мэрилин Монро и носившей эти же серёжки:

— Нежный жемчуг, Маргарита, —

Как поют в испанских песнях, —

Пели ангелы на Небе

В день рожденья твоего.

Пели ангелы и птицы,

И цвели в садах гвоздики,

Распускались, раскрывались

В блеске Солнца чаши роз.

Оттого лицом красивым

Ты на ангелов похожа,

И уста твои — гвоздики,

Нежный голос — пенье птиц.

И мечтанья — светлый жемчуг,

Оттенённый розой алой,

И глаза твои — как Небо,

Где бездонна глубина.

— У Маргариты тем временем не стало жилья в общежитии, — сотрудница Маргариты продолжила рассказ. Ей приходилось снимать жильё, вдвоём с сыном её не всюду хотели пускать. Она выглядела спокойной, весёлой, ни на что не жаловалась. Я не сразу узнала о её трудностях. Но тут Маргарита встретила Владислава, которого знала в студенческие годы. Это был один из тех парней, которые успокаивали её после отъезда художника. Владислав с тех пор долго вспоминал Маргариту. Он иногда видел девушек художника, а эта казалась ему особенной. Она ни раньше, ни впоследствии не говорила плохо о человеке, бросившем её. Художник всегда выбирал себе некрасивых и робких друзей, которыми было легко управлять. Он пытался построить такие же отношения с Владиславом, но Владислав оказался твёрдым человеком, не попал под его влияние… В общем, Владислав предложил Маргарите жить с сыном в его квартире и ухаживать за его сестрой. Сестра не могла ходить после аварии. У неё было образование юриста…

— Маргарита и Владислав полюбили друг друга?

— Так и знала, что ты об этом спросишь. Маргарита устала всем объяснять, что у них только дружеские отношения. Она его уважала и была ему благодарна, он ею восхищался, как иконой. У нас в библиотеке находились такие, кто обрадовался новой теме для сплетен. А Маргарита стала для своего друга только ещё одной сестрой. Конечно, сложно поверить в такую дружбу, — женщина усмехнулась. — Я думаю, что Владислав мог испытывать к ней нечто романтическое. Но она вся прогорела на любви к отцу сврего ребёнка, а Владислава даже не воспринимала как мужчину. Маргарита даже сказала один раз: «Любовь бывает красивой, но мучительной и непостоянной, а ровные хорошие отношения — надёжными». Они жили на одной жилплощади, Маргарита ухаживала за сестрой Владислава. Сестра ненавидела её, мечтала выжить из дома. Маргарита — красивая, здоровая, сестра мучилась чёрной завистью. Презирала Маргариту за библиотечное образование, считала, что стояла бы выше со своим юридическим. Да и боялась, что брат женится на Маргарите. Он ведь был бессемейный. Я один раз слышала их скандал, сидя с Маргаритой в другой комнате. Владислав состоял в политической партии, — женщина назвала партию, — и сестра говорила ему: «Интеллигент не может участвовать в стачках таких течений». Он ответил: «Из-за таких интеллигентов, как ты и тебе подобные, Россия…» и выругался. Вот такие у них были отношения. Позже мы отмечали в той квартире день рождения Маргариты. Её сын, тогда уже шестнадцатилетний, не отходил от Владислава, они сдружились. С нами тогда была беременная женщина моложе нас. Владислав был внимателен к ней, но я поняла, что это не его жена — я знала, что он одинокий. Я решила, что она его вторая сестра, даже заметила между ними сходство. Она, правда, была маленького роста, он — выше среднего. Но потом Маргарита объяснила, что женщина не сестра Владислава, а гражданская жена его брата. Брат оставил её с ребёнком, а Владислав помогал ей, равно как и Маргарите. Вот так всё шло до тех пор, пока больная сестра не отравила Маргариту.

— Как — отравила?!

— Как в романе Дюма. Она знала, что Маргарите категорически нельзя пить кое-какие таблетки. Сложилось так, что Владислав уехал в командировку, Маргарита простудилась, а на неё легли все заботы о его сестре. Эта ненормальная дала ей выпить таблетки, опасные для Маргариты, сказала, что лекарство… Я всё узнала только потом. Маргарита долго не появлялась на работе, потом я неожиданно узнала, что она уволилась и уехала с сыном в город, где жили её родители. Я даже обиделась — человек сбежал отсюда по-тихому, ни слова никому не сказав. Позже я встретила Владислава, и он рассказал мне про этот ужас. Маргарита послала ему электронное письмо, уже обжившись там и найдя работу. Её сын поступил в том городе в вуз. После отравления Маргарита попала в больницу. Она поняла, что если она вернётся в квартиру Владислава, негодяйка не остановится. Маргарита не хотела ссорить брата и сестру, поэтому не объяснила причину отъезда. Когда Владислав всё же узнал правду, он едва не придушил свою сестру, потом ушёл жить к брату, а ей нанял сиделку. Он посылал сестре деньги, но не встречался с ней больше. Сейчас Владислав женился на женщине из их политической партии. Она недобрая, и он, по-моему, несчастлив. С Маргаритой мы переписываемся по электронке. Она пишет, что у неё появился поклонник — один из читателей пленился её красотой.

— Его любовь взаимна?

— Маргарита держится стойко. Правда, переслала мне его электронное любовное письмо. Вот, почитай.

Женщина показала мне письмо на экране компьютера, составленное из цитат классических произведений. Вот как это выглядело:

«Мадам, я хочу сказать, что тень моего друга, — а он лишь тень, доказательством чему служит полная его неспособность произнести хотя бы один звук, — итак, тень моего друга умоляет меня воспользоваться способностью телесных оболочек говорить внятно, чтобы передать вам следующее: прекрасная тень, вышеупомянутый бестелесный дворянин утратил от действия ваших суровых взоров не только тело, но и дух. Если бы передо мной стояли вы собственной персоной, то я бы скорее попросил мэтра Рене запрятать меня в какую-нибудь дыру, наполненную горячей серой, чем разговаривать так вольно с дочерью короля Генриха Второго, сестрой короля Карла Девятого и супругой короля Наваррского. Но тени чужды земной гордыне и не сердятся, когда их любят. Поэтому, мадам, умолите ваше тело немножко полюбить душу этого несчастного Ла Моля, душу, страдающую от небывалых мук; душу, сначала потерпевшую от друга, который трижды вонзал в её нутро несколько дюймов стали; душу, сожжённую огнём ваших глаз — огнём, в тысячу раз более жгучим, чем адский пламень. Сжальтесь над этой бедною душой, немного полюбите то, что было некогда красавчиком Ла Молем, и, если вы утратили дар слова, ответьте хоть улыбкой, жестом. Душа моего друга очень умная, она поймёт всё. Начинайте же! Или я проткну мэтра Рене шпагой за то, что, вызвав очень кстати вашу тень, он вместе с тем воспользовался своею властью над тенями и внушил ей поведение, совсем не подходящее такой любезной тени, какую, на мой взгляд, вы представляете собой.

Она несла в руках отвратительные, тревожные жёлтые цветы. Черт их знает, как их зовут, но они первые почему-то появляются в Москве. И эти цветы очень отчётливо выделялись на чёрном её весеннем пальто. Она несла жёлтые цветы! Нехороший цвет. Она повернула с Тверской в переулок и тут обернулась. Ну, Тверскую вы знаете? По Тверской шли тысячи людей, но я вам ручаюсь, что увидела она меня одного и поглядела не то что тревожно, а даже как будто болезненно. И меня поразила не столько её красота, сколько необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах!

Чем ты взволнован? Чем терзаем? Нет, Фауст, ты неузнаваем. Дыханье мира и добра умерило твои влеченья. Неужто наши настроенья воздушных веяний игра? Когда б она, не чая зла, сейчас бы в комнату вошла, в каком бы страхе и смущенье ты бросился бы на колени!»

Я поблагодарила женщину за интересный рассказ, попрощалась.