Генерал пришёл в общагу

Николай Хрипков

Генерал пришёл в общагу

Рассказ

Николай Хрипков

13.11.2024

Генерал пришёл в общагу

РАССКАЗ

Он зашёл. Охранник подскочил так поспешно, как будто ему в заднее место загнали раскалённую иглу. Вытянулся в струнку, хотел было уже отдать честь, но вовремя спохватился. Бейсболка, которая шла комплектом с униформой охранника, лежала на столе рядом с открытым толстым журналом кроссвордов. Конечно, отсутствие головного убора на голове и кроссворды на боевом посту — это непорядок. Если генерал отчитает его за это, то вполне заслуженно. Что заработал, то и получай.

Генерал не отчитал. Он шагнул к столу, остановился в полушаге от него, поздоровался негромко, но чётко, как и положено в армии.

— Здравствуйте!

— Здравия желаю, товарищ генерал!

Это был настоящий генерал. Суровый, всё видящий и всё знающий, который может и наказать, и помиловать. Пожилой, как и положено генералу, с седыми висками и густыми бровями, из-под которых выглядывали маленькие, но всё видящие глаза, как разведчики из-за кустов, от коих ничто не может укрыться, они всё увидят, мгновенно оценят обстановку и примут единственно верное решение. На нём была куртка, фуражка и чёрные блестящие ботинки на толстой подошве. Казалось, что он только что переоделся во всё новое в военном гарнизонном универмаге. Это было не так. Генерал был паталогически аккуратен, чистоплотен. Он не допустил бы на одежде малейшей соринки или пылинки. Перед выходом он внимательно рассматривал себя в зеркало на предмет, нет ли на одежде волосинки или случайно упавшей крупинки перхоти. И всё это тщательно удалял. Если хочешь, чтобы подчинённые выглядели достойно, сам подавай пример. Только убедившись, что всё идеально чисто, он выходил в люди.

Генерал достал паспорт в чёрной кожаной обложке.

— Зачем, товарищ генерал? Не надо.

Охранник переступил с ноги на ногу, но позы не изменил, продолжая стоять на вытяжку.

— Зачем? Ты чего это, боец? Вон и табличка висит «При входе предъявляйте паспорт или документ, заменяющий его». Предписание надо выполнять и всякое отступление от них недопустимо. Покажи мне, где написано, что генерал при входе не обязан предъявлять паспорт! Нигде такого не написано и не может быть написано. Или у вас есть какое-то особое предписание? Имею желание познакомиться.

— Никак нет, товарищ генерал.

— Так возьми паспорт!

Взял, как бомбу, как змею двухметроворостую, с почтением и благоговением, ибо впервые в жизни держал генеральский паспорт.

— Всё? — спросил генерал.

— Так точно, товарищ генерал.

— Ты его даже не откроешь?

— А зачем, товарищ генерал?

— Идиотский вопрос. А может быть, это вовсе и не паспорт, а чёрт знает, что. Вложил в корочки картонку и сунул тебе. А может быть, это и не мой паспорт. Ты должен убедиться, что в руках у тебя паспорт и именно мой паспорт, а не чей-то.

— Так точно, товарищ генерал!

Охранник открыл паспорт с таким почтением, с каким в мечетях открывают священную книгу, чтобы прочитать молитву. Только усилием воли он удерживал дрожь в руках. Посмотрел на фотографию, потом на суровое лицо генерала, закрыл паспорт и положил его на прежнее место. И опустил на паспорт ладонь.

— И всё? — спросил генерал.

— Так точно, товарищ генерал!

— Нет, не всё. Ты провёл эту процедуру формально. А по-настоящему ты должен был не менее трех раз глянуть на фотографию и перевести взгляд на моё лицо, обращая внимание на все мелочи, как-то овал лица, разрез глаз, форма губ и скул. У тебя не должно быть никаких сомнений, что перед тобой именно тот человек, паспорт которого ты держишь в руках. Разве вас не обучали этим элементарным вещам?

— Так точно, обучали, товарищ генерал.

— Выполнять!

Охранник думал, что на этом всё закончится.

Но он ошибался.

— А где же металлодетектор? — спросил генерал. — Неужели не выделили? Но ведь это непорядок.

— Но, товарищ генерал…

— Для тебя без разницы, стоит ли перед тобой бомж или главнокомандующий вооруженными силами России. Для тебя они все равны и ко всем должны быть одинаковые требования.

Генерал выложил на стол телефон, высыпал кучу мелочи и рядом положил связку ключей. Похлопал себя по карманам и вопросительно поглядел на охранника. Развёл руки в стороны.

— Ну, давай! Чего застыл?

Охранник вытер пот со лба, взял металлодетектор и провёл его вдоль туловища генерала. Сначала сверху вниз, потом снизу-вверх. Прибор молчал. Охранник облегчённо выдохнул.

— Чисто, товарищ генерал. Можете проходить!

— Как проходить? А почему ты не сделал запись в книге посетителей? И отметь время прихода и ухода.

— Растерялся, товарищ генерал.

— Растерянность — прямая дорога к поражению. Запомни, боец! И не теряйся больше!

— Так точно, товарищ генерал! Разрешите присесть?

— Разрешаю! В ногах правды нет, как, в прочем, и в других частях теля. Правда — это автомат Калашникова.

Охранник сделал запись.

— В четыреста семнадцатой есть кто-нибудь?

— Так точно, товарищ генерал. Ключей нет на месте. Значит, кто-то есть. Да и время уже позднее.

— Я в четыреста семнадцатую.

Генерал свернул в коридор. Охранник достал большой белый платок и вытер лоб и щёки. И наконец-то вздохнул с облегчением. Но к кроссворду не торопился возвращаться.

В коридоре начинался другой мир, в котором генерала не существовало. Мимо него пробегали, проходили юноши и девушки, которые не обращали на него никакого внимания. Кажется, что если бы сейчас шёл Путин или Трамп, они бы и их не заметили. В их глазах не было удивления. «Ого! Целый генерал идёт!» Как будто генералы здесь ходили взад-вперёд целыми толпами и причем круглые сутки. Или он вовсе для них и не был генералом, а что-то вроде Васи Пупкина, рядового и ничем не примечательного обывателя, которым даже мухи не интересовались. Молодые люди говорили между собой, смеялись, некоторые даже останавливались, но совсем не для того, чтобы оказать почтение ему, генералу. Генерал к такому не привык. Потому, что когда он проходил, всё замирало, вытягивалось в струнку и следило за каждым его движением. И лица у всех были каменными и сосредоточенными. Эти молодые люди, которые были совершенно безразличны к нему, вызвали в нём раздражение. Всегда университеты были рассадниками анархии и презрения к порядку с самого своего появления. С той далекой эпохи средневековья, когда все делились на сеньоров и вассалов, когда были господа и крепостные крестьяне, и барин пользовался правом первой ночи, а в университетах уже было самоуправление и на собрании студенты и профессоры выбирали себе ректора, и принимали уставы, нечто вроде университетских конституций. И жили они таким самостоятельным братством. Студенты бродили по дорогам Европы и легко общались между собой на международном языке того времени латыни, которую знали все образованные люди. Всякая субординация, порядок были им чужды. Какой самый смешной персонаж в комедии Грибоедова «Горе от ума», на котором только ленивый не потоптался? Полковник Скалозуб, он в общем-то говорит правильные вещи, но только не для прогрессистов того и последующих времен. «Ученье — вот чума. Учёность — вот причина». «Собрать все книги бы да сжечь». А ведь полковник Скалозуб — участник отечественной войны 1812 года и отличился в Смоленском сражении, очень ожесточенном, когда русские воины задержали наполеоновские дивизии, дав возможность соединиться русским армиям. И воевал он мужественно и был удостоен награды. Но для прогрессистов всё это ничто. Для автора и главного героя это ровным счётом ничего не значит. Чацкий, потаскавшийся по заграницам и нахватавшийся там либеральных идей, всем недоволен, всё вызывает его яростную критику. И конечно, Скалозуб для него солдафон, тупой ограниченный чурбан, достойный только осмеяния и презрения. И здесь драматург не скупится на самые чёрные краски. Студенты и гимназисты первыми поддержали русскую революцию, бойкотировали занятия, шли на баррикады и распространяли прокламации, призывающие к свержению существующего порядка, который и был осмеян в комедии. Володя Ленин в Казанском университете приобщился к антиправительственной деятельности и почувствовал её вкус и азарт. Университеты стали кузницей революционеров. А студенческая революция шестидесятых годов! Вот они будущие революционеры и ниспровергатели, которые проникнуты духом отрицания.

Генерал поднимался по лестнице. Никакого лифта в студенческой пятиэтажке не было. На площадке второго этажа на подоконнике сидели две девушки и курили. Одна была в халатике, а другая в джинсах с низкой талией. Они говорили о чем-то своём. Когда генерал проходили мимо, они даже не повернули головы в его сторону. На третьем этаже вышли к лестнице трое парней, они чуть посторонились, пропуская генерала, и побежали, перепрыгивая через ступеньки вниз. Вот и четвёртый этаж. Генерал стоял перед номером четыреста семнадцатым.

В каждом номере было две комнаты: маленькая на два человека, в которой селили старшекурсников, и большая на четверых для студентов первого — третьего курсов. Ещё маленький коридорчик, умывальная комната с раковиной и туалет.

Из номера доносились крики, которые заставили генерала остановиться на пороге. Потом генерал шагнул в коридорчик. Да, кричали в большой комнате. Это были даже не крики, а вопли.

Стучать бесполезно. Всё равно никто стука не услышит. Генерал толкнул дверь и вошёл в комнату. Все замолчали. Ближе всех к генералу стоял юноша с склоченными волосами и красным лицом. Возле окна жалась троица. Один придерживал руку и стонал. Другой держался за бок и тоже стонал. Третий был генеральский сынок Игорёк. Из рассечённой губы у него бежала кровь, которая уже замазала рубашку. Игорёк держал руки на животе, и они у него заметно дрожали. Но Игорек этого не замечал. Он никак не ожидал появления отца.

— Папа! — пробормотал он.

И уже было шагнул вперёд, но остановился и отступил назад к своим стонущим товарищам.

Между ним и отцом был паренёк со стулом. Игорь, несомненно, боялся его и не решался отойти от окна.

— Что здесь происходит? — спросил генерал.

Он переводил строгий взгляд с одного на другого, ожидая ответа. Но никто не спешил отвечать. Генерал оглядел комнату. На полу разбитая чашка, возле стола валялась раскрытая книга.

— Вы что глухие? Я спрашиваю, что здесь произошло? Языки проглотили, молодые люди?

Игорь наконец-то догадался приложить к рассечённой губе платок.

— Пап! — пробормотал он, кивнув в сторону юноши со стулом. — Вот этот тип…Он с ума сошёл. Накинулся на нас. Вон Серёге, наверно, руку поломал. А у Жеки, может быть, ребро сломано. А мне вот, сам видишь, падла, губы разбил. Кровь не остановишь.

— Он бил вас стулом?

— Да. Схватил стул и давай размахивать. Я ж говорю, он, падла, сумасшедший.

— С какого перепугу он схватил стул?

— Ну, я же говорю, пап, он сумасшедший. У него ку-ку замкнуло. Не понимаю, как он еще прошёл медкомиссию.

Генерал шагнул к юноше со стулом.

— Стул опусти, поставь на пол!

Юноша поставил стул между собой и генералом. Но обеими руками держался за его спинку.

Генерал рявкнул:

— Фамилия?

— А вам это зачем?

— Фамилия?

— Его фамилия Рыбкин, — сказал Игорь.

— Помолчи! Рассказывай, что здесь произошло.

— Ничего, — буркнул юноша.

— Ты схватил стул и отметелил их троих. И говоришь, что ничего не произошло. Ну, я жду ответа!

— Они…

Рыбкин посмотрел на троицу.

— Они виноваты. Они знают, за что получили.

— Так!

Рыбкин уже не держался за спинку стула. Генерал отодвинул стул ногой в сторону.

— Что они сделали тебе такого, что ты набросился на них?

— Они знают.

Генерал повернулся к сыну.

— Ну!

— Да ничего мы не делали. Так, балдели, веселились, смеялись.

— И он смеялся вместе с вами?

— Ну, в общем, сходили мы в кабак.

— Это что ещё за кабак? Все кабаки закрыли на заре советской власти. Или я что-то не знаю?

— В рест, в общем.

— Говори по-русски!

— Ну, в ресторан. Захватили ещё с собой бутылочку вискаря. Решили тут выпить. Ему налили.

— Ему — это кому?

— Ну, Годзилле.

— Стоп! Годзилла — это что его прозвище?

— Ну, мы его так зовём.

— Так вот слушай, Рыбкин! Конечно, положено вызвать полицию, чтобы тебя определили на пятнадцать суток за хулиганство. Хотя, если есть телесные повреждения, то уже пойдёшь по уголовке. Понял, что тебе светит? Но я этого делать не буду. Не ухмыляйся, ублюдок! Сейчас тебе точно не до смеху и не до ухмылок. Завтра тебя вызовут в деканат и отдадут тебе документы. А послезавтра тебе придёт повестка из военкомата. Призыв ещё не закончился, к твоему сведению. Я обещаю тебе, что законопачу тебя в такую дыру, что волком взвоешь, пожалеешь, что тебя мама родила. Уж там тебя научат свободу любить. А небо тебе с овчинку покажется.

— Пугаете меня?

— Я тебе обрисовываю твою ближайшую перспективу. А пугаться потом будешь. Твоё образование закончилось с сегодняшнего дня. Теперь тебя будут образовывать деды своими свинцовыми кулаками. И тебе такое образование очень не понравится.

Рыбкин скривил губы.

— Да! Вот какие отцы-командиры у нашей непобедимой и легендарной. С такими не побеждать просто невозможно.

Губы генерала задрожали. Он сжал кулаки и шагнул к Рыбкину. Теперь он стоял в полушаге от него, прерывисто дышал и с ненавистью смотрел на юношу. Поднял правый кулак к поясу.

— Как ты смеешь разевать свой поганый рот на армию? Дерьма кусок! — шипел он. — Знаешь, что я с тобой сделаю?

Генерал поднял правую руку. Вот так хватают человека за лицо, сжимают пальцы. Это больно и унизительно. Слёзы заливают лицо жертвы, он ничего не может сказать. Генерал не успел этого сделать. Рыбкин отступил к своей кровати. Быстро наклонился и выхватил из-под матраса… Сначала никто не поверил в это. В руках его был пистолет. Он его держал в десяти сантиметрах от лба генерала. Генерал медленно опустил поднятую руку и так же медленно откинул голову назад.

— Рыбкин! — проговорил он медленно, но губы его тряслись. — Убери оружие! Это уже не шутки. Случайно нажмёшь и случится неповторимое. Мало того, что человека убьёшь, но и себе всю жизнь сломаешь. Ты же не убийца. И лучше им не становиться.

— Хорошо!

Рыбкин отвёл ствол от лба генерала и направил его к окну, где стояла троица.

— Пусть они встанут на колени.

Троица переглянулась.

— На колени! — крикнул Рыбкин.

— Делайте, что он говорит, — прохрипел генерал.

Игорь хмыкнул.

— Не встану! Пошёл он!

— Встанешь, когда я тебе прострелю колено.

— Встал на колени! — крикнул генерал.

— Пап! Ну, ты чо не видишь, что у него игрушка, муляж. Где бы он взял настоящий пистолет. Он же на понт нас берёт. Пошёл он в одно место, козёл вонючий!

— Я боевой генерал. И ты меня, щенок, ещё будешь учить, как отличить боевое оружие от игрушки? На колени живо!

Троица медленно опустилась на колени.

— Теперь пусть они попросят у меня прощения.

— Ну, чего молчите? Просите прощения! — крикнул генерал.

— Толя! Прости нас, пожалуйста! — пробормотал Игорёк.

— Вместе! Все трое! И громче!

— Толя! Прости нас! — проговорили они втроём.

Один смотрел в один угол, другой — в другой, а третий — вообще в потолок. Лишь бы не смотреть друг на друга.

— А теперь, сынок, рассказывай, что здесь произошло.

— Ну, я же говорил, что пришли мы из ресторана.

— Ага! А мать всё переживает, что любимому сыночку кушать не на что. Я ей говорю, что деньги, что мы высылаем, хватило бы троим прокормиться. А на стипендию мы не тянем. Учимся на тройки. А мать всё квохчет: «Ах, как же там любимый сынок? С голоду, наверно, умирает». Ну, дальше! Пришли вы из ресторана. Значит, хорошо посидели, поели плотно, приняли на грудь, еще и с собой бутылочку прихватили.

— Ну, прихватили. Ну, сели. Разлили. А этот, Годзилла, лежит, значит.

— У тебя какое прозвище?

— Никакого.

— А у них?

— И у них никакого.

— Значит, у вас прозвищ нет и к вам обращаются по имени? А у него прозвище обидное и оскорбительное. И за что ему такая честь?

— Ну, как-то само собою. Серёга предложил. Ты же, Серёга, предложил?

Серёга долговязый, с чёрной бородкой, чёрными глазами и чёрными, как смола, волосами, смуглый и похож на цыгана.

— Было дело, — вяло отвечает он.

— А что он такой ловкий, как обезьяна, лазит по деревьям, поднимается на четвёртый этаж по стене? Ах, да! Мы же аристократы, голубых кровей. А он же быдло. Ну, продолжай!

— Ну, налили. И ему налили.

— Молодцы! А он не пьёт?

— Ну, не стал.

— А что так?

— Ну, налили ему в блюдце и поставили ему возле кровати. Ну, он не стал пить. Пнул блюдце. Мы говорим ему, чтобы убрал. А он не стал. Тут Серёга…

— Опять Серёга?

— Ну. Открыл окно. А там такая сосулька висела над карнизом. Большая такая. Отломил её. «Давайте, — говорит, — охладим его!» Ну, мы навалились на него. Повернули на живот, сняли штаны и сосулькой этой, значит…

— Что сосулькой?

— Ну, сунули ему сосульку.

— Куда?

— Ну, туда.

— Что? Вы идиоты? Вас убить за это надо! Это студенческое общежитие или зона? Дебилы! Студенты университета! И как вам такое только могло прийти в голову? И что он вырвался?

— Ну, схватил стул и начал махаться.

Генерал выматерился.

— И это мой сын! Я ещё удивляюсь, как он держал себя в руках и не пристрелил вас всех. А ведь мог. Вы хоть понимаете, что вы наделали? Что у вас там в головах?

Генерал шагнул к двери, взялся за ручку и повернулся.

— Ты вот что, Рыбкин Анатолий, возьми свои вещи и иди за мной. Я тебя жду в коридоре.

— Зачем?

— Затем.

Собирать особенно было нечего. И это заняло у него пару минут. Несколько книжек, тетрадки. Надел куртку. Вот и готов. Они зашли к комендантше. Увидев генерала, она поднялась и, не моргая, смотрела на него.

— Вот что, Лидия Ивановна, надо этого паренька поместить в другую комнату. Прямо сейчас. Вещи при нём. Надеюсь, у вас найдётся свободное место?

— Это из четыреста семнадцатой?

— Оттуда.

— Сделаем, товарища генерал. Подселим к Генашкам. Они вдвоём живут в большой комнате.

— Что ещё за Генашки?

— А два четверокурсника. Один Гена, а другой Саша. Их зовут Генашками. Безобидные парни. Мухи не обидят. Маленькой комнаты им не досталось, вот и поселили в большой. Туда и вашего паренька определим. Там даже лишние кровати не убирали.

— Хорошо. Оставь вещи, Анатолий! Проводи меня до машины.

Они прошли мимо охранника, он снова вытянулся в струнку. Генерал забрал паспорт.

— Вольно! — скомандовал он.

— Так точно!

— Как служба, служивый?

— Идёт, товарищ генерал.

— Ну-ну! Бди!

Они вышли на улицу. Горели фонари, разгоняя ночную тьму. У генерала был белый кроссовер.

— Я вот что хотел, Анатолий, спросить, чего они на тебя взъелись, не приняли тебя? Может быть, что-то ты сделал не так, неправильно? Характерами не сошлись?

— Тут классовая непримиримость.

— Что?

— Вы же ещё в советские времена учились. А значит, изучали марксизм-ленинизм. Конспектировали труды классиков марксизма, сдавали зачеты и экзамены. А там о чём? О классовом антагонизме. Они же элита, аристократы, голубая кровь. Носят дорогую одежду, ходят в ресторан, слушают только зарубежную музыку. Один из генеральской семьи. Простите! У другого папа — глава районной администрации. Сынка в школу возили и забирали на служебном автомобиле. У Комиссарова папа — директор оборонного завода. Жека учился в элитной школе с преподаванием ряда предметов на английском языке. И для него он почти родной. Свободно общается с иностранцами, которых, как вы знаете, бывает немало в городке. Читает американские журналы. Родители им регулярно высылают денежку. А ведь многие студенты подрабатывают, чтобы свести концы с концами. А я кто? Пролетарий с рабочей окраины. Мать — маляр, отец — фрезеровщик. И вот они приходят в университет, который считают клубом для избранных. И рядом с ними оказывается парнишка с рабочей окраины, у которого родители простые работяги, который не заканчивал специализированной школы и которого после занятий на парковке не поджидала служебная папина машина с персональным водителем, который обращался к ним на вы. Этот плебей живёт рядом с ними, постоянно читает книжки и получает повышенную стипендию, что для них просто слёзы, пару раз сходить в ресторан. Представляете, как это корёжит их аристократические натуры, как им н некомфортно рядом со мной.

— Ты думаешь, что всё именно так?

— Так, товарищ генерал. Я думал об этом, и другого объяснения их неприязни не находил.

— Что же, за что боролись, на то и напоролись. Ну, ладно, со своим оболтусом я поговорю. Хорошо поговорю. Он на всю жизнь запомнит мои слова. Уж я знаю, что и как сказать. Они теперь в твою сторону и глядеть не будут.

Они стояли возле генеральской машины. Генерал протянул руку.

— Ну, давай, Анатолий!

Пожатие у генерала было крепкое. Он уже было собрался садиться, как Анатолий протянул ему…

— Заберите, товарищ генерал!

Это был пистолет.

— Как он к тебе вообще попал?

— У нас в рабочем посёлке бандюганов всяких хватает. Я давно подозревал, что старший брат связан с ними. Хотя никогда его об этом не спрашивал. Да он и не признался бы. Один раз его даже порезали, но не сильно. Он в больницу не стал обращаться. Дома отлежался. Мама делала ему перевязки. Всё зажило. Но шрам остался. Как-то я искал в кладовке что-то. На верхней полке под всяким хламом нашёл это. Может, кто-то попросил брата спрятать. Может, еще что-то, не знаю. Я впервые держал в руке настоящий боевой пистолет. И такое необычное ощущение. Я из пацанского любопытства взял его. Даже пострелял за посёлком. Вот и таскал его с собой. И в общаге спрятал под матрасом. Сам не понимаю, зачем мне это было нужно.

— Не думал, что за незаконное хранение огнестрельного оружия можно и срок получить? И спрятал, называется. Да кто-нибудь из них перевернул бы твой матрас — и всё.

— Как-то был уверен, что со мной этого не случится. Надо было бы сразу положить его на место, но что-то меня удерживало. Я даже хотел его выбросить в реку. И не выбросил. Но вот сегодня, сами видели, как вышло. Я этого не хотел, но как-то само собой.

— Да. Анатолий. Могло бы случиться непоправимое. А ты бы и в правду выстрелил?

— Не знаю. Но я был в таком состоянии, когда не контролируешь себя. Мог бы, товарищ генерал.

— Давай!

Генерал уехал. Анатолий побрёл в общагу, где его ждала новая комната и новые соседи.

13 — 17 ноября 2024