Собрались мы как-то с мужем в Московскую область. Я — верная и преданная жена и шестилетняя дочурка.
Засобирались мы туда не ради какой-то забавы, не в гости и не на экскурсию. Просто мой муж работает водителем-дальнобойщиком в одной заграничной фирме, филиалы которой находятся в России. Возит он на своей фуре бочку с опасным грузом. Вы не подумайте, уважаемый мой читатель, что это — какой-то маленький бочонок. Вовсе нет. Заливается в ту бочку не много не мало, а от 20 до 30 тонн груза.
В связи с тем, что в обычной нашей жизни мы с нашим папочкой редко видимся, то всегда по нему очень сильно скучаем. И нам приходится иногда идти на крайние меры: ездить с ним в рейс.
Нам с дочкой безумно нравится дорога. Мы всегда находимся под впечатлением от поездок. Хотя Сергей далеко не понимает нашего восторженного состояния. Оно и понятно: наездился за всю свою жизнь. Стаж водительский уже свыше 30 лет. И всё по далям...
А мы любим смотреть через окно на мелькающие леса и перелески, реки и озёра, на голубое небо и на солнце, звёзды, облака. Нам интересна каждая деталь открывающихся из-за окна бескрайних просторов. Я подмечаю каждую мелочь: будь то полёт ястреба на небе, звёзды или необычайные строения на нашем пути.
За время, проведённое в дороге, мы успеваем всё: и посмеяться, и поругаться, приготовить на ходу чай или кофе (благо маленькая газовая камфорка с газовым балоном всегда с собой), посмотреть окрестности, пожурить некоторых водителей. Но себя, естественно, мы никогда не ругаем: мы же всегда правы. Успеваем также спрятать ребёнка на спальном месте от достопочтеннейшей милиции, то бишь — полиции и т.д. и т.п.
Вот одну из таких поездок я и решила запечатлеть на бумаге. Всё-таки будет о чём вспомнить на пенсии. Да и дочка повеселиться, узнав подробности своего поведения в дороге, будучи постарше.
Итак, начинаю…
Во всех нормальных и уважающих себя городах уже давно объездные для больше грузов построили. А в нашем любимом Нижнем Новгороде её, конечно же, начали строить уже давно. Но … почему-то всё никак не достроят. По данной проблеме от наших горожан очень часто звучат двусмысленные намёки о том, куда деньги деваются на её строительство. Многие думают, что деньги тратятся на Канарах «добросовестными чиновниками». Лежат у них в чемоданах, или уже не лежат те денежки? Вопрос — спорный. Ну, да нам, я так думаю, не до него.
В общем, выехали мы в 12 часов по полудню. Катенька сразу же разулась и на спалку прыгнула. Достала папину подушку, разлеглась и два пальчика в ротик засунула. Никак мы её от этой дурацкой привычки пальцы во рту держать не отучим.
Я, как примерный и законопослушный гражданин, к сиденью пристегнулась ремнями безопасности. Сергей же меня всегда удивляет тем, что обязательно умудряется что-то из правил дорожного движения нарушить. Ремни он открыто презирает, никогда не пристёгивается. И только совсем недавно, когда «гаишники» его, как он выражается «захитывать» стали, начал небрежно на себя ремешок накидывать. И то, только тогда, когда мы проезжаем какой-нибудь «супер-пупер» важный пост, или то место, где камеры видеонаблюдения висят. Очень часто мы платим штрафы за превышение скорости, причём Сергей всегда уверен в том, что он проскочит мимо камер и его никто не замет… Не проскакивает. А ещё, он каждый раз в поездке слёзно у меня вымаливает купить где-нибудь белую футболку, да такую, чтобы по ней шла чёрная полоса от левого плеча до правого бока, имитирующая ремень безопасности. Где ж её возьмёшь такую футболку? Самой что ли пошить? Я считаю, что много добилась своим «бубуканьем» на Серёжу: хоть ремень накидывать на плечо стал, а то мне эти штрафы «гиббэдэдэшные», честно говоря, уж очень надоели.
Только я расположилась поудобнее, разулась, и приготовилась созерцать наш путь, как своим опытным глазом приметила, что Серёжа самым наглым образом проехал на зелёный свет светофора. Я же даже в фуре, которая возит свыше двадцати тонн грузов, ещё чувствовала себя пешеходом и знала, что на зелёный должны идти пешеходы.
— А, ты что, на зелёный-то проехал? — спросила я так убедительно и серьёзно, что Серёжа даже потерялся с ответом. Через секунду он пришёл в себя и спросил.
— А, на какой свет мне нужно было ехать? На красный?
Тьфу ты! Дура ведь какая я! Машины ж тоже едут на зелёный свет, а не только пешеходы идут.
Посмеялись немного.
— Ну, мами! — так меня называет иногда муж ( ударение ставится на первом слоге), — вот же задаст иногда вопрос: хоть стой, хоть падай!
Катя в окно машины увидела трамвай.
— Смотрите, трамвайчик…
— Трамвайчик, доча, трамвайчик.
Потом она села возле папы. Я её за это всегда ругала, потому что правоохранительные органы опасалась. Они за это бы не похвалили. Опять же — штраф. А Серёжа, ничего, поощрял. Он очень любит, когда Катя рядышком находится.
Ну, если папа это любит, то это не значит, что я это тоже люблю.
— Катя! Сядь на спалку или ляг там!
Но Катя только зубки мне показала, оскалила их, как собачка маленькая. Следом хотела мне ещё и язык показать, но — передумала. Папа за это бы не похвалил. Не зря она у нас по гороскопу в год собаки родилась. А как папой манипулирует! Такая маленькая ещё, а уже разбирается в человеческих отношениях. Наверное, психологом будет. Знает, что при папе можно вытворять почти что угодно. Она — полностью под его защитой.
— Оставь. Пускай сидит.
— А если ГАИ?
— Нет их здесь обычно.
Кто ездил когда-нибудь в фуре знает, что там чувствуешь себя очень уютно и безопасно. Все машинки легковые перед тобой, как игрушечные. А ты высоко сидишь и хихикаешь над тем, как они шарахаются от грузовой машины. А уж если сигнал подать, а у фуры он громкий и продолжительный, то у водителей всё тех же легковушек, сразу паника начинается.
Сергей потянулся за сигаретой. Из-за этого сразу же выслушал несколько нотаций на темы: «Ребёнок в машине… Ты нас травишь», «Когда уже бросишь эту пагубную привычку?»
— Но я же окошко приоткрыл, весь дым туда вытянет.
Зря он это сказал, потому что сразу же выслушал ещё кучу комментариев.
— Так. Значит, сейчас поедете домой, — довёл до нашего сведения Сергей.
После этих слов моё «тараторство» резко оборвалось, ведь прекращать поездку, ещё даже не выехав за город, уж никак не входило в мои планы. Я кротко притихла, но сердитый вид на лице всё же оставила.
— Что тут за маневры? — Серёжа увидел социальный автобус зелёного цвета, который выехал на красный свет, а легковые машинки вместо того, чтобы его пропустить, принялись его объезжать.
— У нас же люди, — выруливал муж, — глаза выпучат и лезут-лезут!.. По встречке, по обочинам. Им на всё и на всех плевать, лишь бы им влезть туда, куда они хотят, — в сердцах сказал он.
По рации услышали: «Витёк, в канале?». Затем рация затрещала, зафыркала и стала издавать какие-то скрипящие звуки.
— Да, я чувствую с вами поездочка будет. Вы хоть деньги-то взяли?
Деньги я снять не успела. Так как с пластиковой картой «Райфайзен банка» поблизости от дома их снять было негде, а ехать в «Муравей» или «Карусель» было далековато. На территории этих супермаркетов как раз и стояли нужные банкоматы.
— Нет, — весело заявила я, — но карточка у меня в сумке, я её с собой взяла.
— Ага, карточка… А, где вы по трассе интересно будете снимать деньги? Там «Сбербанк» — то не везде есть.
— Да, ладно, — успокоила я Серёжу, — трасса — длинная. Чай найдём где-нибудь нужный нам банкоматик.
— Угу-угу. Давайте, ищите. Придётся мне свои проходные снимать.
— Ну, возвратимся, я тебе отдам.
— Точно?
— Точнее не бывает. Я тебе что, когда-то деньги не возвращала?
— Так мы сейчас на «Логопром»?
— Да. Я вчера там столько времени простоял … А, бочку, что я сейчас привезу, её «железкой» отправят в Европу.
— А, как их моют внутри эти ваши бочки-термосы?
— О, это — целая технология. Их паром обдают изнутри. Кёльхером с какой-то жидкостью изнутри промывают. Потом высушивают. А проверяют качество помывки знаешь, как?
— Как?
— Приходят две дамы из лаборатории, забираются наверх на бочку и палочку, обвёрнутую ваткой, в отверстие опускают. Водят ею внутри бочки и, если на ватке хоть какое-то помутнение образовывается… Всё… Кирдык. Опять мыть.
— Да-а-а, — протянула я.
Тут с крайней правой полосы в крайнюю левую резко автобус «социальник» ворвался.
— Вон, вишь, как ездят?
— А-а-а, — подпрыгнули мы с Катенькой на кочке.
— Чего вы?
— Трясёт!
— Доча, не замерзла?
— Нет.
— Да автономка же жарит.
— Я её выключил. Вон, смотри, — Серёжа показал на джип, — включил левый поворот, а поехал на право.
— А, может, у него чего-нибудь не работает?
— Мозги у него, наверное, не работают.
Катя зевнула. Потом начала издавать звуки типа: «пу-пу-пу».
— Кто там у нас «пупукает»? — в полоборота посмотрел на Катю Сергей.
— Я, — сказала Катя, — мама, я йо хочу, и сок пить, и коктель.
«Йо» — это йогурт. Я его конечно же взяла для ребёнка. Достала ей баночки, дала ложечку чайную, открыла сок. Катя стала кушать.
— А, долго «кальмар» будет бочку переставлять?
— Нет, Наталь, не долго.
Серёжа включил радио. Кузьмин запел: «Я тебя такой придумал» …
— Да. Вот это вы придумали… С карточкой едите, да без денег.
— Да не успела я, Серёж, снять. Всё деньги были в кошельке, — размышляла я, — так Санёк (сын) с утра не бензин попросил 300 рублей. Дала. Ой, что-то семечек хочется…
— Так ты в магазин поди зайди. Я посмотрю, как там тебе на пластик семечек дадут.
— Как, Серёж, в «Сватах» такой момент был, — вспомнила я художественный фильм. — Собрались они лететь куда-то из какого-то маленького аэропорта. А рейс задерживают на неопределённое время. А им кушать захотелось. А у одних сватов — наличка, а у других — пластик. Вот те, где Добронравов играет, они пирожки у бабки покупают. А эти, где сват — профессор, сидят с этой карточкой. Бабка же не будет им по пластику свои пирожки продавать.
— Вот-вот. Ну, ладно, сниму я в ближайшем банкомате. Тормознём у одного магазинчика автомобильного. У них там есть банкомат. Ты глянь, опять этот «социальник»! Щас бы «притараторил» я тебя дядя, — сказал Серёжа водителю автобуса так, как будто он его слышит. — Смотри, опять вправо лезет. Как, доча, дела? Тебе нравится на машинке кататься?
«Доча» расцвела, как маков цвет, и стала книжку читать, вернее — картинки рассматривать. Я её прикрыла одеяльцем. Тем самым, которое ей папа купил вместе с кроваткой, когда я в роддоме лежала. Катя редко расставалась с этим одеяльцем. В дорогу куда собираемся, обязательно его с собой берём. В гости собираемся с ночёвкой — тоже с собой, ибо она под другим одеялком не уснёт… Один раз только его забыли, так пришлось нам плохо. Юля через каждые десять минут вспоминала нам это одеялко.
— Мог бы и не спрашивать, — говорю я, — ей всегда нравиться с папой кататься. Серёж, а что к нам за мужик подходил на стоянке с «Дафа»?
— Да, это — Вася. На хозяина работает. Тот видать «Дафа» взял в кредит, и выплачивает за него. А на остальное денег нет. Масло надо менять — денег нет. Соляру нужно покупать — опять денег нет. Водиле не платит. Тот уже больше двух недель на стоянке стоит. Не работает. А тоже ж, семья, дети.
— А, чего он не платит водителю-то?
— Наверно, на себя, любимого, много тратит. Вот Вася и спрашивал, как у нас по зарплате выходит. Есть ли места ещё, чтобы к нам устроиться.
Цой запел по радио: «И согрета лучами звезды по имени солнце» …
— Ты, чудо!!! Ты ехать-то будешь по своей полосе? Он сам-то, наверное, не поймёт, где едет, — сказал Серёжа, глядя на «Жигули» зелёного цвета. — Ты устала, доча? Ты смотри, там у меня канистры лежат с коньяком, не приложись, — пошутил он, — а то перепутаешь — подумаешь, что вода.
Сергей по дороге из Питера прямо на трассе купил канистру пятилитровую с коньяком и пятилитровую с водкой. Сказал, что все ихние водители покупают. Сняли пробу — классное спиртное! А сейчас эти продукты подорожали резко в магазинах. А вдруг гости, или в деревню ехать — сгодиться там всегда этот продукт. То есть, если разлить по бутылочкам пятилитровую канистрочку, это получится десять бутылок водки и десять коньяка. На все праздники на целый год хватит, не покупай за бешенные деньги. Так водку ещё на чём-нибудь настоять можно. На кураге с косточкой, например. А то так-то у водки вкус очень противный, а с курагой — более-менее.
— А, ты дома-то, чего не выложил канистры? — спросила я.
— Да, забыл! Вот теперь катайся с этими баклажками.
— А, сколько одна стоит?
— 250 рублей. Да, получается 25 рублей одна бутылка классной водки. Кто пробовал, говорят, лучше, чем из магазина.
Катя села на с палку. Ножки свесила. Я ей достала печенье с яблочком и молочко в упаковке с трубочкой. Доча опять занялась питанием.
Белая «Тойота» сунулась между двумя легковушками.
— Дурдом какой-то. Город. Давно бы уже виадуки построили. Железная дорога, а их нет. Это мы так долго через железную дорогу едем.
Катерина у нас всё, что ей я дала, доела, допила и нашла у папы где-то под матрацем старые страховки.
— Пап, вот — документы.
Я заругала её.
— Убери, Катя!
— На, на, доченька, — папа заметил, как у Кати глазки моментально на сыром месте оказались, — они не нужны мне. Это — старые. Рисуй на здоровье. Ну, чего вы там? — обратился он к остановившимся машинам. — Ехать-то будем? Наташ, дай ей фломастер.
Кузьмин пел по радио протяжную песню: «Эта любовь пройдёт, эта любовь пройдёт…»
Рация заскрипела и выдала: «Настройка антенн, обращаться в фойе магазина «Дорога».
Серёжа открыл окно.
— Покурю.
Да, всё-таки курение — это такая зараза. Вот уже семь лет «мы бросаем курить». Вернее, бросает Серёжа, а я его морально поддерживаю в этом плане. Чего только не перепробовали за этот период времени. Сколько нотаций я прочитала Серёже, сколько нервов себе и ему попортила. Всё тщетно. В ход шли и диски с записями о вреде курения, жвачки, пластыри, сигареты без никотина, книги. В конце концов я плюнула и перестала обращать внимание на Серёжину вредную привычку, но это только внешне. В душе я очень переживала за него. Верила в то, что может быть скоро до него самого дойдёт, что это за отрава — никотин.
Переезд в Сормово был перекрыт шлагбаумом. Мы стояли и ждали, когда же его наконец откроют. Я за это время сыну старшему позвонила, узнала, как он там добирается в Павлово. Он тоже ехал с водителем грузить машинку. Работа у него была также с транспортом связана.
На улице солнце печёт, а холодно. Такой странный март. Уже середина месяца, а даже намёка нет на весну. Наоборот, снега выпало столько за этот месяц, сколько за всю календарную зиму не выпадало. Мороз — покруче, чем в феврале. Говорят, что такой погоды уже 120 лет не было.
Серёжа опустил солнечный козырёк автомобиля и опять про переезд завёл речь.
— Вот из-за чего здесь пробка? Все машины эти рельсы переезжают так, как будто у них колёса хрустальные.
Я засмеялась. Катя замурлыкала себе под нос песенку.
— Ты чего поёшь?
— Песенку.
Серёжа пощекотал Кате пяточку. Той весело стало: «Кыть, кыть, кыть», — произнесла она сквозь смех. Что эти слова значит она нам так и не объяснила, а сами мы не поняли.
— Ой, доченька, неологизмы придумала. Да?
— А что такое неологизмы?
— Это новые слова в языке, — объяснила я.
— А-а, — разочаровалась почему-то Катя. Скорее всего ей это слово новое не понравилось.
По радио передали песню в исполнении Барыкина, Серёжа ему немножечко подпел, а потом бибикнул.
— Чего, спишь, мадам? — спросил он у меня, увидев, что я клюю носом. — Да, да. Посмотри ещё в зеркало на меня, — сказал он водителю, которому бибикал, — смотрит он: «Чего мол бибикаешь? Я знаю, как мне ехать нужно». Вот и едь себе нормально!
В этот момент водитель какого-то автомобиля тоже посигналил. Сигнал такой громкий, я даже вздрогнула.
— Себе побибикай! — крикнула ему доча. Она не первый раз с папусиком нашим ехала в рейс, понабиралась от него уже некоторых фраз из водительского лексикона.
— Правильно, Катя, бибикает он тут! — поддержал её Серёжа.
— Оё-ё-ёй, — зевает Сергей, — поехали уж, зеленей не будет, — на светофоре загорелся зелёный свет, а водитель «Фольцвагена» почему-то не ехал.
Катя встала на ножки, потом легла на спалку, жвачку в рот положила.
— Серёж, говорила сто раз: не покупай ты ей эту заразу. Там знаешь, сколько всякой химии?… Сегодня, Серёж, с утра, спускаюсь на маршрутке с верхней части города в нижнюю. Ты же знаешь, когда спускаешься по Молитовскому мосту, вся Нижняя часть города, как на ладони. Так насчитала штук тридцать разных всяких разных труб. Всё в дыму. Представляешь, чем мы дышим?
— Да. А ещё сейчас и кочегары, и уборщицы на машинах легковых на работу ездят. Тоже ж экология нарушается, столько машин, а ты — трубы, трубы. Так, заколебали меня сегодня эти легковые!
Заехали мы наконец-то в парк, арендуемый фирмой. Перед заездом в ворота, Серёжа сходил заплатил за въезд двадцать рублей за себя и двадцать за меня.
— Должна будешь, — сказал он мне, — сейчас ты, моя радость, «Кальмар» увидишь, — это уже доче сказал. — Эта машинка спокойно бочки поднимает по 20-30 тонн.
Катя у нас «художничать» начала. Взяла карандашик с фломастером и рисует.
По «Логопрому» протянулась железная дорога. Стоят на ней цистерны с газом.
— Их тоже «Кальмар» разгружает, — пояснил Серёжа и подъехал к своим бочкам.
— Кать, дай папе куртку, — сказала я.
Сергей посмотрел по сторонам, спустился с машины.
— А где же моя бочка? Надо мне её номер записать.
К нему подошёл молодой и улыбчивый парень. Они стали с ним о чём-то беседовать. Катя в это время лазила по мне: то ходила, то сидела по коленям, то гладила меня по волосам. А по радио звучала песня из шансона: «Без работы ты не будешь никогда… Запахло весной… Хозяин седой ворота открой».
— Папа, я в туалет хочу, — опустила окно в машине Катя и крикнула папе.
— Это — к маме.
Когда с Катей все её проблемки были улажены, Серёжа показал нам очень крутую машину, которая неминуемо приближалась к нам: огромные колёса, огромная кабина и вместо крана что-то типа рельс на металлической большой-большой пластине.
— Вон, доча, «Кальмар» едет.
К нам подъехало это громоздкое чудо, потом нашу машину качнуло — это «Кальмар» как пушинку снял с нас бочку.
— Кать, нашу бочку украли, — пошутил Серёжа.
«Кальмар» отвёз бочку метров на тридцать от нас и поставил её на другую бочку, лежащую на земле. Потом из другого ряда снял ещё одну бочку и уже её привёз к нашей машине, поставил. Нас опять немного в кабине потрясло.
— Доча, видела трактор какой большой?
— Я боюсь.
— Не бойся, доча. Вчера этот трактор в снегу буксовал, выехать из снега не мог, — сообщил мне Серёжа.
— Я тоже хочу такой трактор, — заявила Катя.
— Ты что, доченька. Где же мы для такой махины подходящий гараж найдём? Так, — Серёжа взял бумаги, — я сейчас тут в одно место сбегаю, печати поставлю и поедем.
Я, пока Серёжа оформлял документы, поставила чайничек на газовую конфорку. Позвонила среднему сыну Саше, узнала, как у него дела.
— Ты суп ел?
— Нет. Я картошку с мясом поел.
Узнав, что сын сытый, я успокоилась. Не люблю, когда мои дети голодные, или когда на чипсах-шмипсах сидят, или вермишель быстрого приготовления заваривают. Я люблю, когда у них нормальное и сбалансированное питание. Тогда я — спокойна, как танк.
Закипел чайник. Я заварила сразу на всех чай. Пришёл наш папусик — лапусик.
— Я тебе чай заварила.
— Ну, мне кофе. Я чай — не буду. Мне ещё ехать.
— Ладно. Я сама выпью.
Катя, прихлёбывая из чашки, как взрослая, спросила: «Чего? В Москву едем?»
— В Москву она хочет. Куси-муси моя, — Серёжа посадил Катю на колени, а сам стал звонить по сотовому телефону какому-то Сане.
— Сань, привет! А если я жену возьму с ребёнком, их запустят в завод?
Рация зашипела: «Настройки рации, настройки, рации».
Видимо Саня «дал добро», потому что Серёжа спросил: «Так, как нам лучше выехать из города? По какой дороге? Можно через пост, а можно через Дубравную выскочить».
Потом он развёл кофе.
Я начала ругаться. Вспомнила вчерашнее. Вчера Серёжа с соседом с девятого этажа приняли со встречей немного лишнего водки.
— Кто вам вчера велел пить? — бубнила я себе под нос. — Мы по сто грамм, по сто грамм, и набрались, как поросята.
— Так по сто и выпили, ну — по сто пятьдесят.
— По сто шестьдесят.
— Ах, да, по сто шестьдесят? А я думаю, что же это из-за десяти лишних граммов, так плохо.
— Где «алкотест»?
— Да, вот он.
— Вот и дуй в него.
— Щас, щас.
Серёжа подумал в прибор.
— О, ноль-ноль про милей! — весело сообщил он. — Значит, едем через пост.
— Ноль-ноль! — передразнила я его. — Можно было с утра ехать, а мы всё ждали, когда твои про мили до нуля снизятся.
— А что видно по лицу, что я вчера выпил?
— Конечно, вон какие мешки под глазами.
— Знаешь анекдот?
— Какой?
— Жена мужа спрашивает: «Где деньги?». А он отвечает: «В мешках». «В каких мешках?» «А в тех, что под глазами».
— Очень смешно.
Подъехали к проходной парка.
— Ну, чего дядя? Выпускай нас, — сказал Серёжа охраннику.
Катя раздувала щёчки на спалке и издавала звуки, похожие на «пу-пу-пу». Я сказала ей, что если она хочет петь, то нужно петь нормальные, детские песенки. И мы вместе с ней пропели песенки из мультфильмов про крокодила Гену, про ёлочку, про качели.
Заговорили по рации водители. Катя сразу же поспешила узнать, кто это говорит. Саша начал ей объяснять, что это — дядя с машинки.
— Реклама уже эта по рации надоела. Захитывает. По телевизору и по радио покоя с ней не дают, теперь вот по рации с утра до ночи, с утра до ночи. Нет бы о чём-нибудь путном сообщали. Один раз я еду в Истру, а фура, ехавшая взади меня, сообщила, что у меня с колесом непорядок. Я остановился, на аварийку поставил машину, оглядел колёса… Точно, болт вогнал… Вот пришлось менять. А так бы не знаю, когда я бы заметил, когда бы уж поздно стало.
— Солнце так слепит, — заметила я.
— Да, вот оно сейчас садится начнёт. Вообще «атас» будет.
— Слышь, Серёж, такой «Кальмар» огромный.
— Ещё бы! Семьдесят тонн весит. Вот там, куда мы сейчас с вами едем, фирма «Восток-транс». А там парни — «кальмарщики» — все молодые. Насмотрелись клипов про «сникерс», типа: «Не тормози — сникерсни». В этом клипе экскаваторщики бочки кидали, помнишь как? И эти начали на своих семидесятитонниках друг за другом гоняться. А снег кругом. Вот у одного трос оторвался, а рядом парень стоял, и его шибануло. В реанимацию отвезли, не знаю точно: жив или нет.
— Ничего себе!
— А тут по нашим машинам комиссия приезжала из Европы. С двумя нашими водителями с Васильичем, да с Егорычем ихние представители проехались на небольшое расстояние. Сделали вывод, что водителям нельзя на таких машинах ездить.
— А почему?
— Вибрация, говорят, сильная. По европейским стандартам, бракуются такие машины.
— Да. Это у них бракуются. А наши водители на них ещё лет пятьдесят ездить будут.
Сергей исстрадался по молоку.
— Молоко я люблю. Молока хочу.
— В нашем возрасте его уже вредно пить.
— Да ничего, я бы даже вредного молока попил бы. В Пыре встанем, там купим пару бутылочек. Доченька, прячься — сейчас пост. Камеры скоро покажутся.
Катя нырнула на спальное место и прикрыла занавеску, и одеялом ещё накрылась. Конспиратор! Вот школа папина! Дочь дальнобойщика, одно слово.
— Папа, пристегнись!
Серёжа нехотя накинул ремешок.
Этот пост была самый-самый. Здесь могли проверить и на алкотесте. А вдруг у них алкотест более чувствительный чем наш?
Не смотря на все волнения, пост проехали удачно. Я старалась не смотреть в сторону господ полицейских. Вот один отделился от машины, шагнул в нашу сторону. У нас дух захватило… Но, слава богу, проехали. Не пошёл полицейский дальше. Фу-фу-фу.
— Всё, пап?
— Нет, нет, лежи — не вставай.
Через некоторое время Серёжа дал добро на выход Кати из убежища. Сам скинул ремешок и уже бодренько так сказал.
— Они видят же издалека: человек не пьющий едет, ничего не нарушает.
Рация начала трезвонить.
— Доча, как она мне надоела, — встречной машине сообщил, — в километре от вам машинка работает. — Доча, папа не ездил столько в твоём возрасте.
Рация: «На Киров тебе надо идти ...»
— Сейчас доедем до Владимирской объездной, там ларьки стоят прямо возле трассы. Ты же хрусталь хотела прикупить. Вот я и посмотрю, как вы по карточке рюмочки купите. Надо бы не забыть заправиться, — вспомнил Серёжа.
«Обстановочку на Казань подскажите, пожалуйста», — запросил водитель по рации и тут же другой голос ответил: «Вот минут сорок назад проезжал — рабочее движение было»
— Если едешь на Кавказ, — вдруг выдал Сергей, — солнце светит прямо в глаз… Если едешь на Европу… — солнце светит прямо… опять же в глаз.
— Очень смешно. Я уже угадала, какое слово там должно было стоять в твоём монологе.
— Смотри, доченька, как дворники чистят, — Серёжа брызнул на стёкла омывалкой и нажал кнопку, дворники начали активно чистить стёкла. Катя засмеялась.
— Привет, Серёга! — раздалось по рации.
— Здорово, — навстречу нам ещё одна бочка прошла, — да я должен был экспортом грузиться, сейчас в Истру еду, бочку отвозить.
— Кто это? — спросила я.
— Вадик.
Проехали стоящий на обочине рекламный щит с надписью: «Мочевина».
Девушку, стоящую на трассе, проехали. Она стояла в юбке намного выше колен. На морозе в такой юбчонке да в капроновых колготках не очень-то жарко должно быть. Зато — сигарета в зубах. Может быть, ей она мёрзнуть не даёт. К этой девушке присоединилась ещё одна. Та тоже была не в балахоне.
— Не устают ведь весь день на морозе. Вот работа — целый день на свежем воздухе.
Я хихикнула.
— С Санькой поехали мы один раз в Иркутск. Это было, когда я ещё у Изотика работал, — вспомнил Саша случай с тех времён, когда работал на старого хозяина. А Санёк — это коллега, который ехал на другой машине. — Остановились с ним по делу. Вышли к нам девчонки и давай предлагать, ну, вроде того: «Мальчики, девочек не хотите?» Санёк и брякнул на их предложение слова из песни: «Ну, нафиг нам девчонки, девчонки, девчонки. Ведь есть у нас ручонки, ручонки, ручонки». Стушевались тогда энти девушки.
Из рации донеслось: «По чём 300 литров соляры продашь?»
Серёжа вспомнил, что нам заправиться нужно. Не вредно всё-таки иногда рацию слушать.
— А всё, у нас последняя заправка осталась по пути. Она через несколько километров будет.
Нас обогнал «Камаз».
— Ух, ты, кировский вылез, — определил Серёжа по региональному номеру, — что теперь мощи не хватает, чтобы разогнаться?
Рация заскрипела: «Питерский в канале? … Ребят, подкиньте кто-нибудь до Нижнего… Я сломался» …
Проезжаем последнюю заправку, которая по картам «Газпрома» заправляет. А там уже 17 фур маются, стоят в очереди за топливом.
Папусик у нас пролетел мимо, беседуя по телефону со своим близким другом Игорем: «Дядь, первое деление у меня 140, 160… Хватит мне за глаза… Точно, дядечка, я так сейчас и сделаю. Я туда доеду, 200 км. Время терять не буду… Правильное решение… Да, а…»
— Папа, где мы заправимся? — переживает доча.
Но Серёжа продолжает разговор с Игорем: «Ну, у вас глазки после вчерашнего уже распрямились?.. Они к десяти появляются. Я и не собираюсь сегодня до места ехать. Нам этого не надо… Нафиг надо. Растаможили его… Ехал-ехал по правилам, никого не обгонял…»
Всё, поговорили наконец-то. Папусик с дядей Гошей может часами разговаривать. Спрашивает у Кати:
— Тубутуша, домой хочешь?
— Нет, — ответила она и села возле папы. Включила музыку. Всё уже в машине знает.
— Всё. Пыра.
— А я йогурт хочу, — объявила Катя.
— Сейчас. Если здесь есть, где встать, — ответил Серёжа. — На остановке встанешь: менты выхитают. Смотри, — обратил моё внимание Саша в окно, — вон у фуры прицеп оторвался.
Действительно, смотрю, стоит кабина фуры, а прицеп — чуть подальше.
Папочка наш сало захотел. Ох, до сала он любитель! Если у нас сало дома заканчивается или если чуть-чуть его остаётся, ох он и ругается.
— Я раз сало на Украине купил у бабульки, — начал Серёжа свой рассказ, — чувствую запах какой-то. Смотрю — рядом бомж весь грязный стоит. Я подумал, что от него запах. Залез в кабину, раскрыл пакетик с салом с намерением сделать бутерброды, а оно внутри аж зелёное. Это от него оказывается запах такой был. Ладно ещё не отъехал никуда. Назад — к бабуле. «Вы что продаёте и не чувствуете запаха? — говорю. — Возворачивай, бабуля, деньги, забирай свой шмат сала». А она мне: «Так возьми другой кусочек». «Щас, ага,» — говорю.
Купили мы молочка в Пыре, Кате — йогурт и поехали далее. Катя возле папы сидит. А тут полиция откуда не возьмись за окном нарисовалась.
— Катя, блин, — говорю, — ментов проехали. Что тебе на спалке-то не сидится?
— Да всё уж. Они на скорость ловят. Камеры у них стоят.
По рации: «На каком километре камеры работают?»
Папи у нас ответил: «4.3.5 камера стоит на Москву. Катя, ляг!»
— Что, и на Москву поставили? — спрашиваю.
Рация зафыркала, Серёжа отрегулировал её: «Не рычи, сказал».
Вдруг прямо перед нами господин полицейский своей палочкой замахал. У меня прямо сердце заколотилось часто-часто. Смотрю, папусик наш тоже оробел малость… Ничего, проехали…
— Фу-у-у… Это он «Газель», за нами следующую, притормозил. Видно она в камере засветилась.
Проехали речку Сейму, как Сергей шутит: «судоходную». Он все обмелевшие и узкие-узкие реки так называет. Иногда едешь, на столбике написано название реки, смотришь… А, там от берега до берега ручеёк еле виден.
Я, пока ехали по дороге, кое-какие дорожные зарисовки заносила в записную книжку, чтобы потом не забыть, как всё было. Так Серёжа надо мной всю дорогу подшучивал, когда я за ручку бралась.
— Та-а-а-к… Пиши: столб стоит… дорога… солнце.
— Да, не зря говорят: краткость — сестра таланта.
— Вот видишь, сама признаёшь, что чем короче, тем лучше. А то ты распишешь: читаешь-читаешь… конца и края нет.
Серёжа очень любит, когда я хорошо одета. А в этот раз я, собираясь в дорогу, как-то очень торопилась. Всё бегом-бегом, быстрей-быстрей. Надела свитер, юбку; всё же дорога, не оденешь что-то светлое, иначе к вечеру станет чернозёмного цвета. Чего особо наряжаться-то? Серёжа меня пристыдил.
— Мама, поехала в Истру. Ничего нового не одела: ни новую кофту, ни новую юбку.
— Ага. Ещё бы сказал, чтобы я белоснежный свитер одела в дорогу, чтобы он в конце поездки чёрным стал. У меня и так куртка светлая.
Тут по рации такие фразы зазвучали: «Козёл, бл… Ещё встал бл…! Пи… бл…! Обогнал и встал!!!»
Серёжа быстро-быстро рацию заглушил, чтобы Катя уши не развешивала почём зря. Честно говоря, мне тоже было не приятно, выслушивать этого неуравновешенного водителя. Ну, ругнулся в кабине, если уж так приспичило, чего по рации-то высказывать свои блестящие познания в языке варваризмов.
— Ты Сане звонила, он хоть ел? — спрашивает про сына.
— Да, да.
Я залезла к Кате на спалку. Та попросила меня книжку ей почитать.
В это время дорого с горы пошла. Кате показалось, что она видит воду прямо на дороге.
— Ой, я вижу море!
— Это не море, доченька, это — дорога с горы. Искажение такое. Оптический обман зрения. Кажется, что дорога мокрая.
— Что делать? — вдруг заволновалась доча. — Солнце прямо в глаза светит.
— Надо тебе закрыть глазки, радость моя, — посоветовал Серёжа.
Тут его вывел из себя водитель какой-то машины.
— Да что ты моргаешь?! Я вышел на обгон, а он летит, как бешенный. Чмо болотное!
— Па, самолёт, — увидела Катя через окно белую полоску.
— Два самолёта, доча. А Санёк масло поменял? — вспомнил Серёжа про нашу легковушку.
— Нет, вроде бы…
Серёжа устал. Опять стал ругать какого-то водителя легкового автомобиля.
— Чувашин, — на машине стоял регион Чувашии, — ты едь, или не едь! Вышел на вторую полосу, а ехать не хочет.
Катя сняла с папусика кепку. Он надевал её в машине, так как там был козырёк, который прикрывал глаза от солнца.
— Татарин, ты уж вообще 60 едешь… Может встанем, поспим? — укорил Серёжа машинку из Татарии. — Ой, цветёт калина, — пропел он негромко, — вот сижу и вспоминаю сковородку с жареным мясом, что мы дома оставили… А, как ты в начале нашей поездки меня отругала за то, что я на зелёный проехал, не забыла? Нет, главное: «Серёжа, ты что это на зелёный проехал?» Я аж призадумался… Думаю, может за ночь правила поменяли, а я — не выучил.
Я рассмеялась. Вообще Серёжа может поднять настроение словом. У него к этому талант. Он никогда он не унывает. Это — хорошая черта в человеке.
Проезжаем 454 километр. Нас опережает фура «Скамейка» (мы так «Сканию» называем).
— Свет у него выключен, — опытным глазом приметил Сергей. Он по рации посоветовал водителю свет включить.
— А зачем ему свет? День же.
— Сейчас ГАИ подъедет и отругают за то, что без света едет.
Катя высунула со спалки свою улыбающуюся мосю.
— Привет, кнопа моя, дальнобойщица, — заулыбался Сергей.
«Дальнобойщица» мелкая слезла на пол, чмокнула папу в щёчку и опять на спалку полезла книжку дочитывать. Вернее, досматривать картинки, читать-то она ещё сама не умеет.
Опять какому-то водителю от папусика досталось.
— Выедут, как на лошадях! Сами еле плетутся и другим ехать не дают! Как я в первый рейс в Устилимск поехал. 14000 км накатал. Из Устилимска в Камск, потом в Новосибирск, в Ямало-Ненецкий округ, оттуда уже грузился на Москву. Я не один ехал. Нас несколько машин было. А первым ехать не хочется. Я вообще люблю один ездить. Ну, уж если получается, что не один, то уж никак не первым ехать. А компанией ехать — хуже нет: один в туалет хочет. Все останавливаются — его дожидаются. Только поехали — другому в магазин приспичит. Третьему этот магазин не нравится, хочет в другой… В Вязниках что ли в магазин нам сходить? Смотри, доча, в Гороховце мы, сейчас церковь с семью куполами проезжать будем. А в Истре — стоит церковь или монастырь. Называется «Малый Иерусалим». Юрка (начальник) был в Иерусалиме, говорит точь-в— точь такое же строение, только меньшее по размерам.
Серёжа захотел попить. Налили мы ему воды из канистры.
— Ой, вкуснятина! — аж крякнул он. — Какая вкусная вода! А вот мама, доченька, говорит, что она — вредная.
— Да. Минеральную воду нельзя пить каждый день, как обычную воду. Её пьют тогда, когда человек болеет. Может давление подняться или камни в почках образоваться. Если на этикетках написано, что вода с минерализацией больше 0,200 — эта вода уже не относится к питьевой, а относится к минеральной, т.е. лечебной.
Тут мимо нас справа прогромыхал «американец» — Фред лайнер с оранжевым тентом.
— Вот такого «американца» я бы не хотел иметь, — сказал Серёжа.
— Почему? — спрашиваю.
— Так на него только посмотришь… и кажется, что он должен обязательно сломаться.
— Я куплю себе в магазине «Пепсу», — заявила нам Катя.
— Не «Пепсу», а «Пепси», — исправила Серёжа дочь.
Тут наши взоры с Катериной обнаружили деревенский домик, а на нём крупными буквами было написано: «Лавка случайных вещей». На самом доме прибиты разные вещи и вокруг него разложено всякое барахло. Видимо, хозяин собирает или выкинутые вещи, или потерянные. Ну, у людей же разные хобби есть.
Проезжаем деревню Миснерёво. Берёзок очень-очень много прямо рядом с дорогой растёт. Поля. Равнины. А вот и Вязники показались. Мы на горку въехали. Саша говорит об этой горе.
— Здесь зимой, как гололёд начинается, так «весело» ехать. Разгонишься, а потом — не знаешь, как остановится. Как Гошка говорит: «С горы и свинья — ракета». Смотри «Камаз» разогнался, как самолёт.
Мимо нас про фырчал старенький «Камазёнок».
— Сейчас до вертолёта доедем. Там кафе «Лаксан». Я вам, девчонки, окорочков возьму. В машине перекусим, только бы хлебушка ржаного не забыть купить… Вот «Камаз» настырный, встал в левый ряд. Он же пустой. Я же тоже разгоняюсь с перекрестка… Влазь уж, чудо горемычное, — Серёжа пропускает вперёд себя «Камазёнка», — он что, не соображает, что «иномарку» всё равно не обгонишь? Смотри, теперь второй вылез в левый ряд. Видишь, дым из трубы? Это соляра вылетает.
Помолчали. Потом Серёжа кивнул головой на строения.
— Вот здесь кафешки хорошие и рядом магазин автозапчастей. А «менты» знак поставили: нельзя останавливаться. Навариваются здесь они, значит. Ведь если людям надо скупиться, они всё равно остановятся.
Тут разговор опять за Игоря зашёл.
— У Изотика работали с Гошей. На ремонте стояли. А у нас машины были тогда «тентованные». Вот мы с кумом флягу коньяка почти одну на двоих угомонили. Ищем Гошу потом. А он взял лестницу и полез по ней. Стоит на верхних ступеньках и тент чинит, он у него порвался что ли. Ну, и уснул по пути.
— Как?! На лестнице что ли прямо?
— Ну, да. Стоит наверху на ступеньках и спит. Как не свалился? Не знаю. Подошёл я потихонечку его бужу. А сам рядом стою. Вдруг упадёт, не дай бог, так чтобы поддержать, если что.
— Да. Много вы видать на ремонтировали в этот день.
— А то. Ладно. В Вязниках встанем, как я и говорил. Там, кстати, и заправка есть.
Время было 19.06. Мы подъехали к Вязникам! Папусик наш пошёл в кафе за курицей. Давно он нахваливал котлеты по-киевски. По форме — окорочок куриный, жареный. А внутри — мясом нафаршировано. Вкусно. Заправиться опять не получилось.
— У нас всё, как назло: едешь-едешь, глядь — заправка, а поворота на неё нет, или — сплошная.А если где-нибудь запердуевка какая-нибудь (ужасно от цивилизации отсталое место), бензин там плохой, да и кормят в кафе не «ахти», вот там и повороты и сплошных нет.
Тут видим прямо на колёса отбойнике мужик стоит.
— Чего это он? — удивилась я.
— Дорогу хочет перейти.
Зашумела рация: «Женщину кто-нибудь возьмёт до Новосмолино? Я на «Камазике» на рыженьком». «Сейчас скажешь, какой километр» — раздался ответ.
Тут опять Серёжа Гошу вспомнил.
— Гоша как-то давно, правда, с Устилимска ехал. Вёз попутчиков: тётку какую-то с дядькой. Попросились, чтобы подбросил их Гошка. А ночь уже была глубокая. Те — храпят. И Гошка тоже уснул.
— Как?! На ходу?! — я в ужасе.
— Да. Хорошо, что дорога прямая была. И пост он как раз пересекал. Менты ему палкой стали махать, чтобы он остановился. А он — мимо. Они — за ним на машине с мигалками. Он включился, смотрит в зеркала, а за ним менты гонятся. Остановился. Те: «Почему не остановился?». А он взял и ляпнул: мол, с пассажирами заговорился. Те глянули, а пассажиры спят… Вот так вот, Натуль, бывает.
— Ничего себе! — я в шоке.
— Так и у меня было такое. Договорился с Гошей, что встретимся на стоянке в Мезжге на 89 км-ре. Вот, ночь. Еду-еду. Дорога плохо идёт. По сторонам смотрю — всё никак не доеду. В общем, отключился, видимо. Включился уже на 120 км-ре. Как проскочил? Не помню. Хорошо, дорога прямая.
— Так чего? — с опаской спрашиваю. — Тридцать один километр на «автомате» ехал?
— Ну, да, так получается. Как раз возле поста остановился. Милиционер выходит, я — к нему. «Где, — говорю, — 89 километр, Мозжга?» «Так ты проехал» — говорит, — ну-ка, иди-ка на пост — в трубочку дышать».
— Вот это да! — никак не опомнюсь после таких откровений, — Серёж, ночью спать надо. А ехать — по светлому.
— А когда ехать ночью надо, то что делать? — спросил Серёжа. — Вот с утра к восьми, например, разгрузка у меня по графику. Не приедешь, на фирму такой штраф пришлют — обхохочешься. А я, например, ещё в пятистах километрах. Вот и валишь всю ночь.
Тут реклама по рации пробилась: «Мы находимся там-то, там-то… Заезжайте к нам». Другой голос водителя запрос делает: «Мужики, девочки где-нибудь есть?» «Девочки ближе к Нижнему прямо на остановке стоят» — последовал ответ.
Проехали Сенинские дворики. Проскочила мимо милицейская машина. Катя вылезла из-за занавески. Она там на папином телефончике в игры играла.
Машины впереди резко тормозить стали.
— Ну, всё, кочку объезжают, — сказал Серёжа.
Опять зашумела рация: «Возьму топливо на Москву».
Катя присела возле папочки на коврик. Показывает ему на приборы и спрашивает, что это?
— Эта стрелка — показывает обороты двигателя, — стал объяснять ей Серёжа, — а маленькая — показывает сколько топлива у нас в баках. Эта — температура двигателя… Да… соляры у нас мало. Надо бы заправиться.
По рации стали предлагать купить чеки и квитанции в деревне Сенино.
Появилась надпись — реклама возле дороги: «Ковры оптом». На улице уже стемнело. Мы по очереди стали зевать.
«Обстановочку на Нижний подскажите, пожалуйста» — заинтересовался кто-то по рации.
Вот хрусталь продают. Остановились. Я вышла, посмотрела рюмочки. Ничего себе! Шесть маленьких рюмочек — 1200рублей. Хоть Серёжа и дал мне денег, я их всё равно не купила. Поехали дальше.
Проехали реку с интересным названием Судогда.
— Вот, Натуль, федеральная трасса. Наставят знаки: ограничение максимальной скорости 50 да 70 км, а милиция рядом пасётся.
Действительно, показались господа полицейские на машинах. По рации их тут же засветили водители: " на таком-то км — менты… у вас чистенько было».
Проезжаем Мосте строй.
— Здесь мы на грелке стояли, — объясняет Серёжа.
Это значит то, что здесь бочки-термосы грели до определённой температуры, чтобы нужный продукт из них слить потом.
Серёжа остановился на заправке. Катя тоже вылезла из своего убежища, чтобы с папой погулять. Она попросила его, чтобы он ей дал «пистолет» заправочный подержать. Так её Серёжа и сфотографировал с этим пистолетом, и условно назвал фотку: как доча фуру заправляет. Ох, уж радости у неё было! Столько счастья.
Въехали в Покров. 100 км осталось до Москвы! Встали мы на стоянку. Поставили чайничек на газовую плитку. Потом разогрели картошку. Папусик пива себе взял с рыбкой. И чего-то разговор у нас коснулся того, что женщины мало пьют.
— Ага, — язвительно согласился Серёжа. И тут же вспомнил случай, как он у друга ночевал. А у того — жена-башкирка, Ингой её величали.
— Сколько она курит, ни одному мужику её в этом деле не переплюнуть. Мы с друганом сели, культурно выпить: закусочка… грибочки… огурчики солёные. А она — бах рюмку, бах другую, бах третью! И не ест ничего. Мы хоть сидим закусываем, но всё равно спьянились. Пить уже через раз стали, пропускать начали. Так она ни одной рюмки не пропустила. Ещё и сигарет пачку, наверное, выкурила. И стоит — трезвее всех трезвых. Вот это мощь в женщине… До сих пор вспоминаю.
— Я тебе повспоминаю сейчас Ингу! — рассердилась я.
— Тише, тише, — сказал Серёжа, — я же тебе просто пример привёл.
Наконец, мы встали на стоянку. Разобрали всё с верхней спалки. Там у Серёжи чего только не было. Две сумки с одеждой и постельным бельём. Лопата с деревянной ручкой. Каска оранжевая. Утеплитель для стен. Два одеяла, подушка. И ещё много всяких разностей. Расстелили постели. Серёжа полез на верхнюю полку. Трудно туда забираться. Мы с Катей на нижней почивать стали. Тесно мне с ней было, хотя мы и спали валетом. Она всю ночь крутилась, как веретено. Под утро я только уснула. Морозец за ночь приударил. Утром снежок пошёл. Дорога стала как зеркало.
— Доброе утро, девчонки! — папусик наш с полки спустился. Кругом бардак, шмотки, тарелки, чашки, сумки. Ну, в общем, всё то, что Серёжа «любит». Я — быстрее всё убирать и складывать стала по своим местам. Смахнула полотенцем всю пыль. Потом вылезла из машины, сходила по своим надобностям, сводила туда же ребёнка. Умыла Катю, причесала. Выбросила пакет с мусором. А то он мне по дороге так надоел: я сижу, а он у меня под ногами всю дорогу катался. Забралась опять в нашу машину и приготовила завтрак. Серёжа, как всегда, за кофе своё взялся. После завтрака поехали дальше.
— Вот чего он? — спросил Серёжа сам у себя, показывая на впереди идущую фуру. — Ехал-ехал под 90 км, сейчас — бах — 50 км/ч. А… его кто-то спереди мурыжит. Кто-то впереди ещё досыпает.
Катя взяла у папы сотовый телефон и слушает музыку.
Пролетел самолёт.
— Смотри, Катенька, самолёт летит. А знаешь, Наталь, китайцы придумали новое оружие.
— Какое?
— Спутники сбивать.
— Да, ты что?
— Ага.
— Ну, молодцы. Флаг им в руку.
Тут нас стал обгонять «Запорожец». Старенький такой, весь трясётся и пыхтит, но … едет.
— Знаешь анекдот про «Запорожца»?
— Нет.
— У одного мужика был в гараже разобранный «Мерседес» и целый «Запорожец». Но очень древний. Вот он взял и переставил двигатель с «Мерседеса» на «Запорожец». Разогнался, аж чуть ли не за 200 км/ч. А забыл, что-то тормоза «запорожские» остались. Видит из «Вольво» мужчина выходит. Хотел затормозить… но… и случилась авария. Вот лежат двое в больнице с переломами. Один, тот самый, который хозяин «Запорожца». Сосед его спрашивает: «Ты как сюда попал?» Ну, тот ему всё и рассказал. А ты как здесь? А я, говорит, и есть тот мужчина, что из «Вольво» выходил. Так зачем же ты из «Вольво» выходил? Да, смотрю, говорит, меня "Запорожец" обгоняет, ну я подумал, что стою и вышел.
Честно говоря, я не очень этот анекдот поняла. Ну, может это только я одна непонятливая такая… Не знаю...
В Московской области легковых машин — бессчётное количество. Серёжа, аж, ругаться начал.
— Лезут, как тараканы! Спрашивают: чего пробки, откуда пробки? С Москвы едут за 200-300 км на работу. А на неё нужно каждое утро. И ты посмотри, по одному человеку в каждой машине. Всё фуры у москвичей виноваты. Они пробки создают. Конечно, больше же никто по дорогам не ездит. Одни фуры.
Наконец долгожданная Истра. Ленинградское шоссе. Серёжа хочет нам собор показать. До Истры — 24 км. Истринский район считается экологически чистым.
В окно я поглядела. Какая красота! Одни ели зелёные стоят с обоих сторон. Хвоя — сочная, зелёная. На снежном фоне так великолепно смотрятся они, как будто на белой, невзрачной простыне вытканы яркие зелёные узоры.
Проезжаем церковь, ту самую, которую Серёжа нам показать с Катей хотел. Да, она: с семью куполами.
— Видишь купол главный делают? Красавица.
Мы сразу же с Катей креститься начали. У нас просто так принято: как любую церковь проезжаем, так крестимся. И Серёжу приучили. А ещё я дочку молитве обучила. Правда, она только «Отче наш» наизусть знает, причём на древнерусском языке. Ну, ничего. Для шести лет и это, я считаю, нормально. Я, к стыду своему, «Отче наш» только после двадцати лет наизусть выучила. Мы с Катей прочитали молитву вслух, вместе. А вскоре уже прибыли в Истру.
Подъехали к офису из красного кирпича. Большое здание. Мы к восьми часам утра прибыли, как и обещано было. Серёжа пошёл документы относить, а мы с Катей стали завтрак готовить.
Позавтракали, чем бог послал: яички варёные, лечо в банке Серёжа нашёл в холодильнике. Катя яйцо раскрошила по спалке. Я ругать её стала. А она, ох и хитрое созданье, сразу же на меня папе жаловаться начала! Ну он, соответственно, сразу же дочь под свою защиту взял.
Серёжа достал маленький телевизор, работающий от 12 вольт. Смотрим, значит, диск: «Метод Лавровой» и пьём чай с лимоном и мёдом заодно. Снег не перестаёт падать. Такие сугробы навалили, «мама не горюй!» называется. Серёжа ругается.
— Заявку не скинули. А снега — смотри сколько!
— Да я уж вижу.
— Надо тикать отсюда побыстрей с этой Московской области. Как же вы горшок-то забыли?
— Ну вот, забыли. Чего ж теперь?
— Так туалетов тут нет.
— Серёж. Ей уже шесть лет. Ничего, на улицу сходит, в снежок.
Да, действительно, пора ребёнка от горшка отучать. Хотя, если честно, мы её уже давно отучаем, но она у нас как-то всё не отучается...
Сегодня 13 марта. Ну, никак не скажешь, что весной пахнет. Даже намёка от природы никакого на это нет.
Потом Серёжа сказал, что поспит немножко. А Катенька заныла, что в туалет хочет. Папи на меня посмотрел и спросил: не хочу ли я вокруг машинки погулять? Я, конечно же, не хотела. Но, что же делать? Пришлось. Пальто к началу поездки у меня было чистенькое, беленькое такое, а теперь стало грязное-серое какое-то. У Кати штанишки от куртки тоже все серо-буро-малиновые стали.
— Поросята, — высказал Серёжа своё мнение о нас и взобрался на спалку.
Заявка от фирмы пришла только без пятнадцати двенадцать. Мы к этому времени уже успели и погулять, и навести марафет в машине: в кабине всё вымыли и вычистили. Панели протёрли, стёкла тоже. Посуду вот только не очень удобно мыть. У Серёжи фляга такая с водой десятилитровая, а в ней краник. Вот ставишь её на край кабины, дверь открываешь, и из краника вода льётся тоненькой струйкой на металлические ступеньки, а оттуда — на землю. И вот таким образом умываются водители и посуду моют. Всё хоть какая— то гигиена. А если на цивильных стоянках останавливаются, то там, естественно, и души, и раковины, и краны всё в специальных местах построено. А вообще, я считаю, очень тяжёлая работа у Серёжи. Мы, когда с ним и с двумя старшими детьми в первый раз в Альметьевск съездили (Катеньки ещё не было), я по приезду домой три дня отсыпалась. Ходила, как сонная курица. Похожу, посплю, поем немножко, опять посплю. Не шутки! Или, как Серёжа говорит, «это вам не хухры — мухры». Хорошо, что у меня тогда отпуск был, а у детей — летние каникулы.
Саша, когда не выспится, у него настроение, скажем так: не очень хорошее.
Вот он и начал ругать меня за то, что мясо не успела сварить. Так, говорю, я же думала, сейчас поставлю в кастрюльке, а вдруг документы скинут, тогда ехать сразу придётся. А как ехать, если в кастрюле кипяток? То есть из-за неизвестности и не поставила вариться это мясо. А, оказалось, что к двенадцати только документы готовы были, успела бы…
Ну, я тоже устала. И, естественно, тоже нашла повод «попилить» мужа. Он получил нагоняй за то, что после рейса сразу домой особо-то не торопился, а на стоянке задержался, и там остограмился. За сигареты тоже попало ему под «горячую руку». Он уж, бедный, и не рад был, что за мясо разговор завёл.
В общем, с завода в Московской области послали нас в Дзержинск — бочку менять.
Катя кушать захотела.
— Ох, девчонки, взял я вас с собой только мучиться. Больше ни разу не возьму!
Это Серёжа всегда так говорит к концу поездки. А потом проходит какое-то время — и он всё равно нас куда-то берёт: то в Волжск, то в Питер.
— Что же вам взять перекусить-то? — ломает он голову.
Катя увидела флаг России по дороге и закричала: «Россия!»
— Кать, нагнись, менты! — строго приказал Серёжа.
Катя моментально скрылась за шторкой спалки.
— Проехали. Сейчас мы будем проезжать город Клин. Здесь пиво «Клинское» делают.
— Не делают, а варят.
— Какая разница?
Папусик нас стал дразнить жареной курицей. Стал расказывать о том, какая она жирная и зажаренная, вкусная и подаётся с соусом. Я тут же припомнила случай с курочкой гриль… Серёжа усмехнулся, но с такой горькой усмешкой.
Действительно, это было не смешно.
Мы возвращались из Питера и ехали по 107 трассе. Ночевали, правда, уже на 108. Смотрим, по левой стороне, через дорогу ларёк стоит небольшой. Мы, когда в Питер ехали, такую вкусную курицу там брали — объеденье! Её нам продал продавец — пожилой грузин. Думали и в этот раз такую же возьмём. Но на этот раз продавец был другой. Тоже нерусский, но молодой. Подходим с ребёнком к нему. Продал он нам цыплёнка, даже разогрел, завернул в лаваш, кетчуп налил в стаканчик. Улыбался так мило. Но именно это меня почему-то и насторожило. Я на вский случай спросила: "А у вас куры-то сегодняшнего приготовления?" Он честно признался, что куры — вчерашние, но очень вкусные.
Пришли в машину, стали курицу есть, и у нас сложилось впечатление, что этому цыплёнку лет сто. Приготовлен он явно не вчера и даже не позавчера. Бедный цыплёнок аж высох изнутри. Я такого мяса в жизни не ела. Естественно мы доедать этот продукт не стали, а возвращаться назад к ларьку нам просто не захотелось. Да, если честно, я боялась, как бы Серёжа этому армяно-грузинскому парню морду бы не набил. Думаю: "Шут с ним, с этим продавцом. Бог накажет. Видел же, гад такой, что не только себе берём, ещё и ребёнка кормить будем. И всё равно продал." Трасса! Что поделаешь?
Поехали дальше. Сорок столько прилетело! Целая туча. Откуда взялись только в таком количестве.
— Ой, сороки! — крикнула я.
Катя пожелала посмотреть на птиц, но мы их уже проехали.
Я всё хотела купить у частников что-нибудь из деренских продуктов: коровье молоко, сметану или грибочки маринованные какие-нибудь. А тут как раз женщина на трассе стояла и продавала домашние яйца. Но Серёжа уже проскочил торговку. Я рассердилась.
— Ты по сторонам-то гляди! Вон яйца домашние продавались.
Серёжа ничего не сказал.
— "Даф" этот приклеился взади. И не обгоняет и едет на ближайшем расстоянии. Я как-то по Кировской трассе ехал, вот так же пристал взади один "Маз". Я ему по рации сказал: "Мазурик", ты обгонять-то будешь? Он мне по рации: " Не — не, всё нормально". Я говорю, а если я тормозить буду? Он: " Всё нормально. У меня тормоза нормальные". Через несколько минут я начал тормозить, а он гружёный. Так так по дороге завилял, я по зеркалам увидел. После этого ехал взади меня аж в километре.
Тут прямо по обочине справа проехал "Камазёнок" с московскими номерами, чуть нам зеркало заднего вида не зацепил.
— Куда он лезет?! — возмутилась я.
— Так он же — москвич! Этим всё сказано.
"Вольво" красная, грузовая, вся покорёженная, показалась на горизонте. Водительское место всё исковеркано.
— Вот тебе ночные гонки, — сказал Серёжа.
Заехали в Клин. Какая-то легковушка стала нас подрезать.
" Тётя — Мотя, ты меня видишь?" — спросил её Серёжа, как будто она его слышала. — Слушай анекдот.
— Давай.
— На площади ставят памятник. Новый русский едет на машине, останавливается и спрашивает у рабочих: "Кому памятник ставите?" Те отвечают: "Чехову". " Это тому самомому, который "Му-му" написал?" " Не", — отвечают рабочие, — "Му-му" написал Тургенев". " А чего вы тогда Чехову памятник ставите?" Сейчас поедем через Покров. Эх, там светофоров наставили, мама не горюй!
Катя поела молочко с печеньем. Я прибралась за ней, а то крошек много было. Тут в окне мелькнул эвакуатор, он вёз на себе автобус в ремонт.
— Да, — сказал Серёжа, — такой эвакуатор может гружёную машину весом в 40 тонн зацепить и везти на себе с лёгкостью.
Катя, разинув рот, наблюдала за эвакуатором. Серёжа спросил у неё.
— Ты уже замучилась?
— Да нет, — ответила доча.
— Ку-ку, мама, — сказал Серёжа мне. — Ку-ку, Катя, — это уже доче.
— Ку-ку, папа! — не заржавело за мной.
Это мы уже дурью стали маяться. Столько времени провести вместе в ограниченном пространстве, поневоле "закукукаешь".
— Посыпали какой-то фигнёй дорогу, аж тормоза сунутся.
Тут по рации два водителя с фур начали общение. Чего мы только не услышали про их житьё-бытьё.
— Да, — съязвил Серёжа, — есть мужики хлеще баб базарных. До чего ж любят "языком чесать": ля — ля — ля — ля… Чего можно так долго обсуждать? Ну, нужно вам сказать друг другу что-то — переключитесь на другой канал. Чего все должны вас слушать? Не понимаю! Ну, всё ребята: вам удачи не видать!
— А почему им удачи не видать?
— Да потому, что я их сейчас обгоню.
Серёжа пошёл на обгон. Катя в это время забрала у папы телефон. Мы его только-только зарядили, а она опять в игры играть собралась.
— Мы едем, едем, едем, — запел Серёжа после того, как обогнал разговорчивых водителей.
— Едем-то мы едем, только вот никак не доедем.
— Доедем, Натусик, обязательно доедем.
По рации раздался мат: "Ё… мать!" Я еле успела уши Кате закрыть.
— Чего это?
— Да легковая подрезала фуру.
— Понятно.
Проехали населённый пункт под названием Петушки.
— А я книжку читала "Москва — Петушки"...
— И чего там такого интересного?
— Да я её лет двадцать назад читала. Просто в нашем государстве алкашей за людей принято не считать. А у них, оказывается, свой мир, своё мировозрение. Вот в книге и описывается внутренний мир пьющего человека. И… этот мир — не безынтересен.
Я вот в области когда жил, — начала рассказывать Серёжа, — мужики в посёлке вешаются. Один на тракторе работал, денег мало было. А тут его к себе на работу один частник взял. Платить начал. Так этот мужик повадился на игровых автоматах играть. Один раз всё проиграл. Пришёл домой и повесился… Другой мужик. Нормально жил. Я бы на него и никогда не подумал. С женой поругался, выпил и повесился.
Я посмотрела на Катю. Она играла на телефончике в какую-то игру, где использовались квадратики.
— А я в детстве любил в удавчика играть, — сообщил Серёжа.
— А я — в шахматы! — сообщила я.
— Накат от снежка, видишь? Дорога — не здоровая… Скользкая дорога… Я когда один — еду себе спокойно. Всё! В последний раз я вас с собой взял.
— Папи! — рассердилась Катя. — Ты это уже в седьмой раз говоришь.
Подъехали к Лакинску.
— Здесь, в Лакинске, вода такая классная! Частник один, который кафешки местные держит, возле них скважину пробурил. И водители останавливаются: и в кафешках покушают, и водичкой запасутся. Надо, кстати, нам тоже залиться… А то одной баклашки нам мало, а она — последняя с водой, остальные все пустые. А пиво здесь продают — самое классное: "Лакинское". Опять же: из-за воды классное. А некоторые хозяева тоже скважину пробурят, а воду продают: 10 рублей канистра. Один даже сделал надпись: "Воду водителям не наливать". Вот — не уроды?
Мы остановились и вышли из машины с пятью пятилитровыми канистрами и залили их водой.
— Вот тут вода лучше той, чем на стоянке возле вертолёта.
Потом Катя с Серёжей попротирали номера у машины, а то их грязью залепило. Я повела ребёнка по нужде. Написано было на каком-то строении из дерева — "туалет". Открыли дверь, оказалось, что никакого туалета там не было, а просто лежал какой-то хозяйственный хлам. Пришлось по старинке искать кусты не столь отдалённые.
— Слышь, Серёж, пошли по делам, смотрим написано "туалет", а оказалось, что его там нет, — завозмущалась я.
— Мамусь, на заборе знаешь что было написано? Заглянули, а там — дрова.
Поехали дальше.
— Вон два солдатика стоят, — кивнул головой Серёжа в левую сторону.
Проехали реку Колокшун и стоянку для машин.
— Вот на этой стоянке частник один пошёл кушать в кафешку, а у него фура загорелась. И все стоят невдалеке и на телефончики видео снимают. Водилы едут по дороге и кричат: "Помогите человеку! У него груз!" Так остановились бы и вышли, помогли.
Дорожка сухая стала.
— Господи, — взмолился Серёжа, — хоть бы до места вся дорога такая была. Так хочется по сухому ехать, а не по слякоти.
Тут нас обогнал "Камазёнок" без бокового водительского стекла. Я по дороге видела всякое, но чтобы доской наглухо водительское окно забито было — в первый раз.
— Как он едет-то? — выставилась я в окно. — Ему же в зеркало заднего вида нужно смотреть.
— В дороге и не такое увидишь, — вздохнул Серёжа. — Я раз через таможню ехал, как раз начали за тонировку наказывать. Прибалта прямо на таможне заставили с окон тонировку снимать, а русский один весь затонированный проехал.
— Как так?
— А он опустил все окна и ехал с открытыми. Лето же. Никто ничего не понял.
— Да, наши завсегда выйдут из положения.
Тут по рации опять началась беседа. Двое водителей бурно обсуждали какой-то праздник. Причём, часто-часто сопровождали свои рассказы хорошим русским матом. Серёжа не выдержал.
— Ребят, — сказал он по рации, — переключитесь, пожалуйста, на другой канал!
По рации раздалось: "В Москве снег сказали выпал, слой, аж, 25 см, а тут уже на 35 см.
Вот река Клязьма из-за холма показалась. Папусик стал внутреннее стекло протирать. Я ему в этом помогла немножко: он со своей стороны протёр окно, а я — со своей. Заодно зеркала заднего вида протёрла, открыв на минуточку окно.
По рации стали зазывать в какую-то только недавно открывшуюся кафешку. Серёжа выключил рацию и включил магнитоллу. Круг запел песню "Владимирский централ".
— А что такое "вадимирский центал"? — спросила Катя.
— Это в городе Владимир прямо возле таможни тюрьма такая стоит. Я там когда-то разгружался, продукты привозил. Видно было хорошо и слышно хорошо, когда у тюремщиков перекличка.
Всё-таки Серёжа без рации не может. Опять её, родимую, включил. Тут же раздалось: "У тебя "Газель" габариты не горят". "Принято" — раздался другой голос, наверной с той самой "Газели".
Вскоре мы остановились на газовой заправке и Серёжа заправил балон газом. А то на чём же нам было маленький чайничек кипятить? Газ закончился. Серёжа с Катей прогулялись: сходили в кафешку. Я есть не хотела, в машине наперекусывалась. Сидела в это время, пока они кушали, и детей обзванивала. Заодно рацию послушала: " У кого колодки барабанят? Супорт мог заклинить, смотри — дым идёт!"
— А что будет, если супорт заклинит? — спросила я Серёжу, когда он с Катей вернулся.
— Колодки нагреваются и может колесо загореться. А тебе зачем это знать?
— Интересуюсь.
— А-а.
Я стала разглядывать покупки, которые принесли из кафешки Серёжа с Катей. Обнаружила в пакетах колбасу, хлеб свеженький, молоко и мне лично — жареные семечки "Бабкины". Я просияла и поцеловала Серёжу, и сразу, взяв пакетик целофановый под скорлупу, стала их грызть.
— Ну, всё, доча. Теперь мы от мамы даже слова не услышим, только "хрусть-хрусть-хрусть..."
— Так чего же вы взяли-то мне их?
— Так знаем же, что любишь.
— А...
Дмитровский район. Слякоть, грязь, снег. А на дороге ремонтная грузовая машина с рабочими стоит. Знаки понаставляли, что ремонт дороги. Дыры на дорогах латают в такую-то погоду.
— Да, дела, — проговорил Серёжа. — Потом докладывать губернатор будет в высшее руководство: "Отремонтировано столько-то километров дорог, истрачено энное количество средствов"… А сами в Египет или в Эмираты махнут.
Впереди нас трактор едет. Скажем так, не очень быстро. А обогнать — нельзя: сплошная полоса. А вот одна машинка осмелилась всё же. Комяк вышел на обгон и обогнал медлительный трактор на знак "Обгон запрещён".
— Во даёт! — воскликнула я.
— Да. Сейчас, если вон за тем поворотом машинка ДПС стоит, то самое меньшее на что этот водитель может расчитывать — 30 000 рублей штрафа. И это — сразу. А если при нём денег нет, то — лишение прав.
Мы позевали почти одновременно.
— Хошь анекдот? — спросил Серёжа.
— Валяй, — разрешила я.
— В квартиру наркомана постучали. "Кто там", — спрашивает он. "Открывай, милиция!". " А вас там сколько?"— спрашивает наркоман. "Двое". " А чего хотите?" "Поговорить". " Так вас же за дверью двое, вот и поговорите".
— Ясно.
— Смотри, вот едут два самосвала. То их фиг догонишь, то крадутся, аж 45 км в час!
— Обратите внимание налево, — привлекла я внимание к легковой "Сузуки гранд Витара". — Классная?
— Да, полноприводная. И в кабине всё прилично. Багажник хороший… Как раньше не знали, где право, где лево. Привязывали к одной ноге сено, а к другой — солому. Вот, если сено, то — направо, а если солома, то — налево.
Заехали в Дмитров град.
— У соседа нашего Сани с девятого этажа здесь дочка живёт.
— Да? А я и не знала.
Авария на трассе М 7. По рации сообщили. Полтора километра пробка, да ещё светофор держит.
— Знали бы раньше, по другой дороге поехали.
— Ну, что делать?
Рация: "Ё… самосвал с песком и фура схлестнулись. Самосвал задом стоит..."
Пока в пробке стояли я Никите позвонила, другу сына, его 1 апреля в армию забирают. Жалко. Он к нам часто приходил.
Наконец-то проехали пробку! Ура!
Проехали некоторое расстояние, потом остановились в кафе кофе попить. Выпили по 2 стакана, Катерина пила чай. Потом тронулись до Нижнего. Уже вечерело. Катерина уснула. Я тоже нет-нет, да и отключалась. Сергей мужественно жал на педали. Да, работа тяжёлая. А дороги наши российские — бесконечные. Тянутся и тянутся себе, словно кто-то невидимый чёрную изоленту раскручивает. И всегда она разная. Лежит себе и лежит на земле родимой. И солнце её опекает, и дождь поливает, снег засыпает, позёмка по ней метёт. И едут по ней и едут машинки всех цветов и размеров. И всё она выдюживает, всё терпит. И приводит всё ж любого человека в сторону родную и иногда не близкую: в сторону дома.
Вот и мы добрались наконец-то до родной стороны! Слава богу! Мы дома!!!
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.