Цветочные эльфы гибнут зимой

Цветочные эльфы гибнут зимой…

… так называлась книга в ледяных руках Жени. Этот пухлый томик скрывал под своей черно-белой обложкой коллекцию душераздирающих рассказов, где все истории, вне зависимости от того, насколько чудесно они начинались, заканчивались одинаково — трагически. Впрочем, депрессивные мотивы прекрасно соответствовали обычному настроению Жени.

Сегодняшнее пасмурное утро не было исключением. Стояла погода из тех, что бывают нередко весной, когда тусклое солнце никак не может пробиться сквозь низкие облака, а раскисшие ошметки снега из последних сил цепляются за не вполне растаявшую грязь. Из живности в парке с любимой скамейки Жени виднелись лишь черно-серые вороны. Сварливые птицы деловито расхаживали по тропинкам, ковыряли мусор и шумно делили добычу. В целом, этот весенний пейзаж напоминал Жене размороженный в морге холодильник, когда его содержимое то превращается в лед, то снова подтаивает и сочится наружу отвратительными, жирными каплями. И хотя насчет ворон у Жени тоже были некоторые мысли, однако посторонним о них уж точно лучше не знать.

Пальцы Жени неторопливо и с удовольствием перелистывали страницы очередного реалистичного кошмара, когда на противоположном конце аллеи появилась человеческая фигура. Вот это как раз и не нравилось Жене в парках. На кладбище в такую погоду обычно бывает гораздо менее многолюдно, разве что какая-нибудь беспокойная старуха забредет. Да и она, едва заметив на могильной плите тощий силуэт в черном капюшоне, сбежит поскорее вон, крестясь торопливо и матерясь на ходу.

Между тем фигура с другого конца аллеи бодро приближалась. При этом создавалось впечатление, что она, как мячик, скакала по дорожке, радостно подпрыгивая на каждой кочке и весело проваливаясь во все трещины расползавшегося от старости асфальта. Еще издалека было видно, что одет колобок во все нестерпимо-яркое, провокационное и скандальное. Ядовитая цветовая гамма немедленно вызвала у Жени приступ тошноты, а приторный звон бубенцов на многочисленных браслетах — головную боль. В результате было невозможно установить, что в облике невыносимой фигуры сильнее всего вызывало раздражение: то ли зеленый берет с необорванным ценником, то ли бесформенные штаны, состряпанные, похоже, из лоскутов тканей разных цветов и текстур.

Поравнявшись со скамейкой, эпатажная персона вдруг резко затормозила и лучезарно улыбнулась.

— Привет! — раздалось Жене прямо в лицо.

После такого приветствия укрываться за книжкой стало невозможно. Жене пришлось отложить её и ответить, вложив в интонацию как можно больше желчи:

— Здравствуйте.

— Ох! Чудесно! Я вижу у тебя и книга с собой. А у меня тоже всегда есть! Вот, смотри!

И жизнерадостный шарик начал размахивать потрепанным экземпляром стихотворений Булата Окуджавы.

— Правда, чудесная книга?! Я её просто обожаю!

— Э… Ну, да.

Так совершенно неожиданно у Жени появилось свое личное рыжеволосое счастье, которое с гордостью носило обыденное имя Саша и с яркостью пульсара источало заразительную энергию.

Познакомившись однажды весной, Саша и Женя больше не расставались. Злые языки капали ядом и шипели, что союз настолько разных людей неестественен, не имеет под собой почвы и, как следствие, не продержится долго. Доброжелательные знакомые, напротив, обнаруживали в этой паре подтверждение даосской философии инь и ян, физических законов притяжения разнозаряжённых частиц, психологического дополнения одного характера другим и даже феномена слияния душ в единое целое и гармоничное. Так или иначе, спустя год эти двое были по-прежнему неразлучны. Нет, конечно, у Саши с Женей были ссоры и скандалы, да ещё какие, но все трудности преодолевались и экстравагантная пара была счастлива.

Более того, несмотря на все странности и различия, ребята, пожив вместе, начали потихоньку перенимать привычки друг друга. Так, например, в библиотеке Жени появились книги со счастливым финалом, а в гардеробе Саши — одежда строгого покроя. Жене начали нравиться праздники, не все, но некоторые, вроде Нового Года, а Саше стали по душе плохая погода, сумрак и долгие прогулки вдали от людей.

Как-то осенью, во время одной из подобных вылазок, Сашу занесло в парк, к той самой скамейке, где они впервые встретились с Женей. Был уже поздний вечер, накрапывал дождь, но воспоминания нахлынули столь ярким, беспорядочным потоком, что серое небо и общая унылость окружающего пейзажа перестали иметь значение.

Как же это всё было глупо, но одновременно удивительно и прекрасно! А самый первый поцелуй, а нежность объятий? А музыка волшебных слов любви? Стыдливая неловкость наготы и затаённая страсть прикосновений...

Из задумчивости Сашу вывел грубый окрик:

— Эй, ты, чучело, б… дь, расфуфыренное! Я к тебе, сука, обращаюсь!

К Саше вплотную подошла группа из троих неприятных граждан в спортивной одежде. Пахнуло дешевым алкоголем и табаком. В синеватых от наколок пальцах, говорящий демонстративно держал зажженную сигарету.

— Чё ты зыришь, б… дь? Закурить есть, на?

— Я не курю.

— А сосать умеешь, б… дь?

Оставшиеся двое уголовников в это время обошли Сашу со спины. Услышав реплику своего вожака, они поддержали его смешками, улюлюканьем и нецензурными комментариями.

— Нет!

— П… дора ответ! — ляпнул главарь свою обычную, но не всегда уместную шутку.

— А в жопу даешь? — послышалось из-за спины слева.

— Нет!

— Ну, давай, сука, не ломайся. Все извращенцы любят это.

— Нет!

— Коляныч, хых, такие любят грубо, — донеслось из-за спины справа.

— Нет!

— Не ври мне, б… дь!

И не дожидаясь ответа, Коляныч ударил Сашу в лицо, а те двое навалились сзади.

Не получив желаемого добровольно, уголовники сначала избили свою жертву до полусмерти, а потом изнасиловали бутылкой из-под пива. Обнаружить Сашу удалось только утром, когда собачники отправились на прогулку, и один из четвероногих питомцев выволок на дорогу окровавленный разноцветный зонт.

В больнице Женю долго не пропускали к Саше. «Только для родственников, — упорно твердил медицинский персонал, — … в реанимации, без сознания, время посещений вышло...» Зато Жене удалось познакомиться с Сашиной семьей. Это были самые обычные замученные жизнью люди, неприметные обыватели. Родители Саши смотрели на Женю подозрительно, было заметно, что они очень не одобряют их отношений. А когда Жене удалось, наконец, прорваться в палату, они остались стоять за спиной и внимательно наблюдали. Вероятно, подозревали, что Жене придет в голову совершить что-то предосудительное. Это было невыносимо.

Ближе к вечеру врачи сказали, что опасность миновала и кардиомонитор отключили.

Смерть пришла ночью, тихо и незаметно. До самого утра никто так не узнал, что Саши больше нет. Все думали, что спит. Наступал рассвет, и в его лучах казалось, что избитое Сашино лицо сияет изнутри волшебным светом, а на полных губах играет легкая, едва заметная счастливая улыбка. Рядом с больничной койкой на тумбочке лежал, принесенный Женей, томик стихотворений. Разноцветной закладкой в книге была отмечена любимая Сашина страница:

Когда внезапно возникает еще неясный голос труб.

Слова, как ястребы ночные срываются с горячих губ.

Мелодия, как дождь случайный, гремит и бродит меж людьми

Надежды маленький оркестрик под управлением любви.

В года разлук, в года смятений, когда свинцовые дожди

Лупили так по нашим спинам, что снисхождения не жди.

И командиры все охрипли, тогда командовал людьми

Надежды маленький оркестрик под управлением любви.

Кларнет пробит, труба помята. Фагот, как старый посох, стерт.

На барабане швы разлезлись, но кларнетист красив, как черт.

Флейтист, как юный князь, изящен, и в вечном сговоре с людьми

Надежды маленький оркестрик под управлением любви.