"Ау!"

Катерина, молодая женщина, живущая на первом этаже в девятиэтажном доме. У неё есть соседка. Она живёт на третьем этаже. Соседку зовут Натальей. Почти Катина ровесница. Надо отдать должное тому, что в 32 года она выглядит на 25 лет, не более. Лицо у неё круглое, глаза голубые. Брови и ресницы, так же как и волосы, белые. Но если у Катерины глаза тоже, кстати, голубого цвета, поражают своей бездонностью и яркостью, то здесь голубой цвет какой-то блёклый и тусклый.

Свои длинные волосы Наталья разбивала пробором на две половинки и собирала в пучок возле шеи, как старая бабушка. Чёлки у неё никогда не было.

Вести разговор Наталья могла о чём угодно и когда угодно. Но взгляд её, немного потухший, загорался только при беседах о мужском поле. Ох, до чего ж любила Наталья батьковна мужичков! С белобрысыми бровями и светлыми ресницами соседка напоминала моль.

Одевалась Наташа, как монашка. Юбки длинные в пол, платок всегда на голове, будь— то жара, будь-то мороз. Платки, соответственно, летние и зимние. Кофточки отличались дореволюционными мотивами, но даже если бы они были подобраны со вкусом, то всё бы ничего. Ведь многие старинные вещи служат украшением женщинам. Тут же было всё ужасно запущенно.

Катерина яркая, и одевающаяся со вкусом, явно импонировала Наталье. Она видела, как на Катю заглядываются все без исключения мужчины, тихонько завидовала ей.

Работала она медсестрой в больнице той самой, которая находилась вблизи Станкозаводского парка в Ленинском районе. Особое внимание, естественно, проявляла к пациентам мужского пола. Иногда на ночных дежурствах позволяла им некоторые вольности. А однажды влюбилась в 22-летнего парня, косящего от армии в их больнице. Завлекла его, соблазнила и даже привела после "выздоровления" домой на радость маме. Та уже давно мечтала перевалить или поделить с кем-нибудь заботу о малолетних внуках.

Хай подняла мама молодого пациэнта. Она быстренько навела справки о молодой медсестре. Узнала о том, что та частенько юбку задирает на ночных дежурствах, и только её сын умудрился попасться в амурные сети. Мама молодого человека в одно прекрасное утро с доказательствами явилась в квартиру, где теперь проживал её сын. У неё было твёрдое намерение забрать его домой. Тот, будучи влюблённым и опьяненным "чистой любовью", конечно, поначалу оказал бурное сопротивление всем попыткам мамы забрать его домой.

Наташа увидев, что она особа особо ценимая своим юным возлюбленным, сделала страшную ошибку, которую, кстати, не должна совершать ни одна женщина в мире: она сделала, недружелюбно настроенную к ней женщину, своим врагом. Она кричала на неё, обзывала. Затем, опять же в весьма невежливой форме, попросила её убраться восвояси. Говорила о том, что их любовь разбить нельзя. Убеждала, что её сын больше любит её… Её — единственную и несравненную, а не ту, которая всего-навсего родила её любимого.

Юный парень, тот самый из-за которого и был устроен весь этот сыр-бор, не мог понять, как Наташа может так обращаться с его матерью при первой же встрече.

Через некоторое время мама юноши всё же смогла перекричать юную горлопанку и вразумила своё чадо, можно даже сказать, открыла ему глаза на мир.

В общем… через два дня незадачливый влюблённый увидел, наконец, некоторые вещи, которые раньше почему-то не замечал. Рассмотрел, какой бардак стоит в квартире, как готовится еда, как кричат и дерутся два маленьких брата. Он осознал наконец, что их нужно не только воспитывать, а ещё и одевать, обувать и, что не менее важно, кормить. Короче, жених исчез из поля зрения. Вышел в магазин в одно прекрасное утро и пропал. Ну само-собой понятно в каком направлении он удалился: в направлении к своему отчему дому.

Говорят, Наташа несколько раз поплакала, но потом быстро утешилась. Зато в шахматы она играла великолепно. На том, собственно, и сошлись две соседки: на любви к шахматам. Они играли часто и азартно.

Наташа никогда не была Катиной подругой. Просто после того, как прогнала из дома своего муженька за пьянство и отсутствие стремления к работе, нашла себе, так скажем, подругу по-несчастью. У Наташи, как и у Кати, было на тот момент двое малолетних мальчиков.

Катерина, увы, тоже осталась без мужа. Он просто взял и в один прекрасный момент её бросил. Нашёл другую. Катя тяжело пережила это расставание. Целый год плакала по ночам, ходила как неприкаянная, даже пыталась поговорить с разлучницей. Но та только злорадствовала и смеялась над бедной женщиной: "Нарожала детей, как грибов". Что означала эта фраза Катя поняла так: просто много детей. А они — помеха. Ну что же тут поделать? Вот нарожала! Растила, работала, кормила и поила их. Гуляла, ходила по врачам. Читала книжки, покупала подарки. Что она не так делала — непонятно. Оказывается помешала этой мадаме своими алиментами, которые ежемесячно бухгалтерия с работы мужы перечисляла ей на сберегательную книжку. Ну, не всё ж коту масленица.

Катерина никогда не была легкомысленной особой. Она была полностью поглощена хозяйством и воспитанием детей. Но ей, в отличие от Натальи, не с кем их было оставить, не с кем было поговорить, не у кого было попросить помощи и денег. Сирота, что ж тут поделать. Одни тетушки остались, да все вдалеке жили. Одна, правда, жила в Канавинском районе, но ей было абсолютно всё равно на то, как там её бедная племянница с двумя малолетними детьми поживает. Зачем ей была нужна неудачница родственница, когда много других более удачливых родственников вокруг. А про Катю можно же было теперь рассказать всей родне, какая она не хорошая. Вот ведь муж с двумя детьми бросил. Посплетничать о Кате тётке было в радость. Надо же было всем доказать, что она плохая. А то вдруг кто-то из родственников ей поможет, а её, тетушку, обойдёт стороной. Кате, увы, помогали чужие люди, но никак не родственники. Детей она бросала на соседей или на знакомых, унижалась, просила, чтобы приглядели, пока была на работе. Много раз оставалась голодной, последний кусок хлеба отдавала детям, но им никогда голодать не давала. Наталья тоже иногда могла приглядеть за Катиными детьми. На этом тоже сошлись.

2000 год. Лето было тёплым. В середине июля Катя прослышала от соседей, что ягод в лесах много. Побывав на рынке, молодая женщина убедилась, что это действительно так. Ягод было навалом. Цены правда были заоблачные. Катя решилась купить детям стаканчик земляники, но бабушка заломила такую цену, что пришлось отказаться от покупки.

— А чего так дорого-то? — с недоумением спросила она бабушку-бизнесменку.

— Так поди — пособирай! — съязвила бабка.

Катя шла с рынка и думала о ягодах. Потом решила поехать завтра на семичасовой электричке в Тарасиху. Она когда-то туда тоже ездила за ягодами с соседкой с четвертого этажа тётей Галей. Ягод тогда насобирали много. Очень уж хотелось, чтобы дети этим летом витаминчики поели.

Возле подъезда стояла Наташа. Она как раз вышла в "Стахановский" магазин за хлебом. Да засмотрелась на кошку, сидящую возле подъезда.

— Смотри, Кать, какая кошка!

Кошка, действительно, была красавица.

— Как дела? — спросила Наталья.

— Да нормально, — ответила та, — вот завтра за ягодами поеду.

— Одна?

— Да с ребятами хотела съездить.

— Да ладно тебе! Чего детей в лес-то тащить? У меня мамка завтра выходная, да Валя — сноха дома.

— Ты типа со мной набиваешься?

— Совершенно верно. Если ты не против, конечно?

Катя была не против.

— Я тогда ребятам завтра в баночках еду принесу, твоя мама или Валя пускай тогда разогреют и их, пожалуйста, покормят супчиком, макарошками. А мы по быстренькому съездим в Тарасиху.

Решено было ехать на семичасовой электричке.

На следующее утро Катя разбудила своих мальчиков, покормила их завтраком и отвела к Наташиной маме. В шесть часов утра вышли из дома. На Наталье была футболка с красными маками, спортивные штаны, ветровка, на ногах — кеды. Катерина была одета почти также, только платка на голове не было, он лежал в пластмассовом пятилитровом ведёрке. Как же в лес без платка? На ноги одеты старые туфли. А на кой ляд в лес-то наряжаться? Лес он и есть лес. У Наташи в руках была корзина.

— Ух, насобирает ягодок?! — весело спросила Наталья.

— Насобираем, — утвердительно кивнула головой Катя.

Молодые женщины сели на любимый "третий" трамвай и целых полчаса ехали до Московского вокзала. Денег у обоих было не ахти, только на проезд в трамвае: туда и обратно. На электричке было решено ехать "зайцами".

Молодые женщины знали, что проезд многих жителей, путешествующих в область нижегородскую, осуществлялся по одной и той же схеме. Контролёры всегда заходили в электричку в первый вагон. "Зайцы", завидя энных, вставали и шли к тамбуру. Из тамбура переходили во второй вагон, потом в третия, потом — в четвёртый, в пятый и т.д. По дороге "зайцы" собирали других "зайцев". В результате, к последнему вагону толпа собиралась изрядная. Когда поезд останавливался на одной из станций, вся толпа выбегала из последнего вагона и устремлялась к первому. Топот стоял такой, что некоторые обилеченные граждане никак не могли понять, что же это такое происходит на платформе.

К тому времени контролёров уже давно не было в первом вагоне. Они проверяли билеты в предпоследнем. И все безбилетники, пережив некоторые волнения и выделив адреналин, спокойно ехали дальше. А работники железной дороги, выходили на станции из последнего вагона и, ждали следующую электричку.

Наташа с Катериной успешно сели во второй вагон, договорившись заранее, при появлении контролёров, действовать по обычной схеме быстро и точно.

Ехали себе и ехали. Смотрели в окошки, переговаривались о том, о сём. Наталья всё косточки перемывала своему мужу; доставалось иногда и снохе с братом.

Только проехали станцию Рекшино, как вдруг мимо того места, где сидели Наталья с Катей, пробежал парень весь взъерошенный и лохматый.

— Контролёры? — спросила с волнением Катя.

— Побежали! — скомандовала Наташа.

Вскочили ещё несколько человек и все устремились в третий вагон. В третьем вагоне к бегущим присоединились ещё человек девять, в четвёртом — ещё двенадцать.

Бежали все: и молодые и старые, мужчины и женщины, подростки и девушки с парнями. В тамбуре последнего вагона народу скопилось очень много. Все ждали с нетерпением остановки электрички на станции, чтобы до прихода сюда контролёров, удрать в первый вагон по перону. Пока ждали, услышали истерический смех в вагоне. Смех становился всё громче и громче. Стало понятно, что его подхватывает всё больше и больше народа. Он стал забивать стук колёс о рельсы.

Скоро и до молодых женщин дошла молва о том, что никаких контролёров и в помине не было в электричке. Просто один парень, тот самый, который проскочил лохматый и взъерошенный мимо Натальи и Катерины, уснул под монотонный шум электрички. Потом он вдруг резко проснулся и спросонья подумал, что проехал свою станцию или вот-вот проедет. Он ломанулся в сторону тамбура. Все его порыв поняли по-своему.

Катя с Наташей смеялись так, что охрипли. Катерина в изнеможении опустилась на корточки по стене тамбура, держась за живот. Ведёрко слетело с руки и упало на пол. Хохотали все, кто находился в тамбуре и в последнем вагоне. Всё снова и снова то там, то тут поднимался новый взрыв смеха. Люди смеялись сами над собой, над своей боязнью контролёров, над тем, как бежали, над тем, как стучали испуганные сердца. Оказывается, можно было спокойно-преспокойно ехать себе на здоровье, а не поддаваться всеобщему переполоху, не наступать на ноги бегущим людям, не давить друг друга в тамбуре, не шептать испуганными голосами: "Ну, где они уже?.. В каком вагоне?.. Скорее бы станция!"

До самой Тарасихи ехали веселее не придумаешь. Лишь малейший перерыв от смеха, потом взгляд пассажиров глаза в глаза — и снова неудержимый хохот. Катерина за всю жизнь смеялась так долго и так искренне второй раз.

Вышли на станции Тарасиха. Остановились на платформе после того, как электричка ушла. Огляделись.

— Ну, куда теперь идти? — спросила Наташа.

— На ту сторону не пойдем, — кивнула на рельсы Катерина, — будем по этой стороне собирать ягоды.

Катя уже была в Тарасихе. Приезжала с соседкой тётей Галей. Они тогда тоже не переходили через железнодорожное полотно.

Земляники было немного. Видимо местные уже постарались: много раз проходили по этим местам. Погода была чудесная. Солнышко светило ласково и нежно.

Молодые женщины радовались, как дети, каждой ягодке. Когда с полян заходили в лес, то находили чернику. Собирали обе ягоды: и землянику, и чернику. Катя не ела ягоды, все ложила в ведёрко. Хотелось ребят досыта накормить дарами леса. Они очень любили есть ягодки с молоком.

— Ты чего ягоды-то сама не ешь? — спросила Наталья.

— Да не хочется, — отговорилась Катя.

— Зря. Там много всяких витаминов и микроэлементов. А как ты сама знаешь: здоровая мать — здоровые дети.

Обратно договорились ехать на шестичасовой вечерней электричке. У обоих были часы. Постоянно женщины перебегали с одной полянки на другую. За черникой заходили в лес. В лесу одолевали комары. Они облепили ягодниц с ног до головы. От их гнусавого писка уже звенело в ушах. Лесные комары, ох, какие злые! Вот уже и доверху ягодки набрались. Катя глянула на часы. Время было пять часов ровно.

Катя оглянулась и не увидела Наталью. Она её не слышала уже примерно пол часа. Взяла ведёрко, пошла в ту сторону, где видела её в последний раз. Но, увы, там её не было.

— Ау! — крикнула Катерина.

Тишина.

— Ау!!! Наташа!!!

Тишина.

Стало страшно. Лес стал казаться каким-то таинственным и недружелюбным. Катерина бегала со своим ведёрком от куста к кусту, от дерева к дереву. Наталья как сквозь землю провалилась. Сорок минут Катерина аукала и кричала, звала Наталью по имени. Бегала то в одной стороне леса, то в другой. Мысли в голову лезли всякие: то думалось о диких животных, то о маньяках, то о несчастных случаях. Наконец, поглядела на часы. До электрички на Нижний Новгород оставалось двадцать минут.

Постояла в раздумье. Сняла с себя платок, вытерла им пот со лба и решила, что нужно срочно бежать на станцию, а уж там обратиться за помощью в милицию. Ведь должен же быть на станции хоть какой-нибудь опорный пункт. Хотела написать там заявление о том, что в лесу потерялся человек: молодая женщина. Хотела Катя, чтобы поскорее занялись поисками Натальи, ведь у неё двое деток.

Пока Катерина бежала на станцию, всплакнула. Добежала наконец. Сердце испуганно трепетало в груди. Вот уже и народ, ждущий электричку, виден стал. Скамеек на станции мало, так люди сидели на травке на невысоких холмах. Окинула взглядом небольшое здание станции. Должно же где-то быть написано: "милиция".

Но что это?! На одном из холмиков сидит и спокойно кушает ягодки из корзинки Наталья. Катя чуть не поперхнулась слюной. Сидит, как ни в чём не бывало, и ждёт электричку. Не бегает, не волнуется, не ищет милицию, так как сейчас бы бегала Катерина. Не кричит, не собирает народ, типа: " Помогите, в лесу молодая женщиана потерялась!" Ни чего ж, что у этой женщины двое малолетних детей. Всё было абсолютно всё равно.

Катя подошла к Наталье. Та сразу заулыбалась и осеклась, настолько серьёзна была Катерина.

— А ничего, Наташ, что мы сюда как бы приехали вместе, а соответственно и уезжать должны как бы вместе!

Наталья молчала, как воды в рот набрала.

— А ничего, что если меня нет, то, может быть, со мной что-нибудь случилось?! Может я нуждаюсь в твоей помощи. А ты просто-напросто меня бросила в лесу и всё. Ты считаешь это нормально? Я её там ищу, бегаю по лесу, как сайгак, с ног сбилась… А сюда на станцию прибежала, чтобы попросить помощи у милиции и людей, хотела заявить о твоём исчезновении. Ну… — человек!!!

Больша Катерина ничего не сказала, просто села на холмик и тоже стала ждать электричку.

Она подошла вовремя: минута в минуту.

Наталья всю дорогу в вагоне пыталась заговорить о каком-нибудь пустяке. Катерина упорно отмалчивалась, только кивала и мотала головой. А про себя думала: "Да, с такой пойди в разведку. Сдаст тебя первому же фашисту".

Доехали до Нижнего. Сели на трамвай, доехали до своей остановки и вышли из вагона. Катерина забрала своих детей от матери Наташи, поблагодарила её за беспокойство, спросила, как вели себя дети и ушла домой с ребятами. Потом сходила за молоком, накормила досыта мальчишек любимой едой и глубоко вздохнула.

С Наташей она больше не общалась. Та несколько раз порывалась придти к соседке. Но Катя при каждом её приходе начинала нервничать, на все вопросы отвечать односложно и неохотно.

В один прекрасный момент Наташа поняла, что "дружбу" не склеить и перестала ходить к Катерине. Катя нисколько не расстроилась.

А вскоре мать Натальи разменяла квартиру и семья с третьего этажа переехала в Московский район, а брат Натальи и её сноха оказались в комнате на Автозаводе.