...И я ей поверила

… И я ей поверила

Вечером мы с дочкой посмотрели фильм о войне. Уютно устроились вдвоём на диване, взяли мороженое и включили телевизор. Уже через пять минут я поставила вазочку с мороженым на стол. Фильм меня захватил, потряс! Удивительно, почему мы с мужем не видели его раньше? На хорошие, сильные фильмы наши вкусы всегда совпадали. А этот не просто хороший, он пронзительный, события на экране проникают до глубины души, заставляют переживать и плакать, возмущаться и негодовать. Я и не заметила, как мои щёки стали мокрыми от слёз, да и девочка моя притихла, перестала строчить СМС-ки и незаметно отключила телефон. Не скажу, что меня сильно раздражают её бесконечные звонки, скорее отвлекают. Прежде, заметив это, Настенька уходила в свою комнату, без свидетелей договариваться о вечерней прогулке. Сегодня же случилось небывалое: она забыла о друзьях, прервала свое общение и досмотрела кино до конца. Я с удивлением заметила, что у неё тоже заблестели глаза.

— Да, — произнесла я, стараясь справиться с волнением. — Страшная это была война. Сколько судеб покалечила, сколько горя принесла людям.

На ответ я не очень рассчитывала, по опыту зная, что моя ласточка сейчас упорхнет к себе в комнату, избавляться от эмоций. А на улице ее уже давно ждет развеселая компания. И у них свои проблемы, своя жизнь, далекая от тех страшных событий.

Но Настена почему-то не торопилась, водила пальчиком по обшивке дивана и вдруг, неожиданно, спросила:

— Мам, такой войны больше не будет, правда?

Так наивно прозвучал в тишине ее вопрос, словно она все еще маленькая девочка, испуганный ребенок. У меня даже сердце сжалось:

— Надеюсь, очень надеюсь, — сказала я. — Твой прадедушка воевал и тогда, там, они сделали все возможное, чтобы такое не повторилось.

Избавляться от эмоций потребовалось мне, под предлогом, вымыть вазочки, я отправилась на кухню. И что, в самом деле, я, взрослая женщина, не могу держать себя в руках? Одним словом — накатило. Я даже не заметила, как дочка вошла за мной на кухню:

— Мам, я надену твои сапоги?

В раковине гора посуды. А ей — сапоги! Опять свидание? И с чего я взяла, что фильм произвел на нее впечатление? Разве их теперь хоть чем-нибудь проймёшь? Ужастиками разве, да и те почти не смотрят, по улицам гуляют больше. Не знаю, откуда во мне возникло раздражение:

— Уже уходишь? А вещи на завтра приготовила? Погладила? Все на маму надеешься?

Я знаю, когда несправедлива, но мне вдруг стало обидно:

— И что вы за люди такие? На все готовенькое хотите. Нет, чтобы спросить, не нужна ли помощь? Одни гулянки на уме!

— Ну, мам, — голос у Настены жалобный, отлично знает, коза, что я не умею долго сердиться. Сейчас поругаюсь и отпущу, да сама же предложу сапоги свои новые примерить. Но Настя почему-то не торопится. Присела на краешек табуретки:

— Тетя Света плачет. Антону повестка пришла.

Я руками всплеснула. Вот новость! Как быстро детки выросли, вчера еще Тоша из школы к нам прибегал. И уже в армию забирают!

— Что же плакать? — стараюсь говорить спокойно. — Отслужит, как положено и вернется.

— Хорошо тебе, — резонно замечает Настя. — У тебя дочь. Меня никуда не заберут. А тетя Света в панике. Тошку же могут отправить в горячую точку.

Ох, как же я не подумала! Идет война, хоть и необъявленная, но идет. И гибнут там наши мальчики. Сейчас руки вытру и позвоню Свете, постараюсь успокоить. Хотя, чем успокоишь? На ее месте я бы уже по потолку бегала. Права моя дочь, мне хорошо.

— Не бойся, Настюш, — вот теперь стараюсь говорить очень уверенно. — Это тогда война для всей страны была. Все на фронт шли. И прадедушка твой пошел. Живой вернулся, к счастью. А в наши дни… да нет, обойдется, вот увидишь. Отправят Антона в обычную часть, все будет хорошо.

Мои бы слова, да Богу в уши. Сказала, а сама себе не верю. И, как нарочно, в глазах замелькали кадры из фильма: бомбежка, взрывы, крики человеческие. Ужас! И как те юные пацанята в бой шли. Лица мужественные, без страха. Ни одного труса, каждый готов за победу жизнь отдать. И я знаю, так и было. Удивительный у нас народ! Отчего-то вспомнилась поговорка — в драке не помогут, в войне победят. Да, так и есть. Победить такой народ невозможно.

Вот уж загадочная русская душа. Хотя те другими были. Не то, что эти, сегодняшние. Села напротив дочки, задумалась. А она ресниц не поднимает, переживает, вся в себе, как обычно. Но вот взглянула на меня:

— Ты позвони тете Свете.

А то бы я не догадалась!

— Обязательно позвоню, — посмотрела я на нее и добавила. — Ты не переживай, времена изменились. Вы совсем другие.

— Чем же мы другие? — вот, задала вопрос, а я не знаю, что ответить.

— Да я не про Антона, я вообще о молодежи. Вы какие-то…

— Ну, какие?

И губки скривила, уже пожалела, что спросила. Ее на улице ждут. А я завелась:

— Да какие-то никакие! Читаете мало, в Интернете часами пропадаете. Ничем не интересуетесь, ты обрати внимание, все ребята ваши ходят с пивом. А уж если вас послушать, ушки завянут. Как можно так при девочках разговаривать?

— Мам, мои друзья при тебе никогда…

— Еще не хватало! Но что я, на улицу не выхожу, других не вижу?

Кажется, обидела девчонку. За друзей своих обиделась. Ну и правильно, не новость для нее все, что говорю. И девочки от мальчиков недалеко ушли. Разошлась я не на шутку. Нервы мне лечить надо. Я это понимала, но остановиться уже не могла:

— Скажешь, я не права? Родители у вас всегда не правы. А какими вы родителями будете? Мы вас хоть чему-то пытались научить, а вы своих детей чему научите? Пиво пить?

— Мам.

— Ну что, мам? Хорошо, некоторые в институт поступили. Ты, например. А учишься как? Я тебя дома с учебником по праздникам вижу. Как ты к контрольным готовишься?

— Так я их скачиваю, ты знаешь. Зачем к ним по учебникам готовиться? Прошлый век.

Вот и весь разговор. Но в одном она права, прошлый. В этом прошлом веке учебники читали. Чи-та-ли! А теперь, на кнопку нажал, листочки собрал и на зачет, к преподавателю. В голове что-нибудь остается? Сомневаюсь.

— Половина из ваших уже на машинах разъезжает. А они их заработали? Ну, кто-нибудь из них? И ты туда же. Пристаешь к отцу. Разве это дело? Петя или Боря свои иномарки сами покупали? Нет, родители им купили.

— Ну и что? — дочка моя совсем скуксилась, вижу, уже ищет повод, чтобы уйти. Мы с ней, вообще-то, редко ругаемся, девочка у нас хорошая, послушная. Зря я так. Нам с мужем в их возрасте машин не покупали, но времена изменились. Это нормально, да и какой же родитель не захочет своему чаду самого лучшего, если есть такая возможность? Но в одном я совершенно уверена, молодежь сейчас совсем другая. Что с ними происходит? Неизвестно, о чём думают. Легкомысленные, несерьёзные. Раньше даже представить себе невозможно было толпу подростков с пивными бутылками в руках, или, ещё хуже, наркоманов. Другое воспитание, другие люди. Вот дедушка мой настоящий герой. До Берлина дошел и вернулся домой с победой. Сохранились его фотографии, где он совсем молодой и кудрявый. А я помню его уже в возрасте и другим себе не представляю. Во время войны он был танкистом. Так, на танке, в Берлин и въехал. Эту историю я знаю с детства. Помню, как он рассказывал мне, что на узких улицах Берлина танк для боя не годился. Приходилось на одном месте крутиться и давить фашистов гусеницами. Я потом уснуть не могла, представляла себе разрушенный, задыхающийся в агонии город. Город, из которого выползла страшная чума и расползлась по земле. Вот о каких людях надо с ними, с детьми нашими, говорить. Но как говорить? Мораль читать? Бесполезно. Неожиданно для себя я вспомнила кино. Чему-то ведь оно должно научить?

— Помнишь, Настюш, как фильм начинался? Молодые люди на фронт пошли добровольцами. Ваши ровесники, между прочим.

Я поймала недовольный Настёнин взгляд: 'Опять ты, мам!'. Может, она права, зря я об этом? Но на этот раз я решила высказаться:

— Тяжелое тогда время настало, враг на нашей земле. Страшно. Помнишь, как молодые ребята хотели свою страну защищать? Возраст себе набавляли, только бы их на фронт отправили! А сейчас. Не дай Бог, конечно, чтобы случилось такое несчастье. Кто-нибудь из твоих друзей пойдёт на войну, поступит так же?

Моя девочка снова на меня глаза подняла. Немного подумала и вдруг уверенно и спокойно сказала:

— Все.

Я вспомнила её друзей, и…