"10 зелёных бутылок". Глава 0.

ГЛАВА 0.

Никогда не любил понедельники. Чаще всего именно на них приходится основная масса проблем, последствия которых разгребаешь всю остальную неделю. Со вторника по пятницу. Добавьте к сему ещё и то, что после пары дней блаженного безделья так сложно заставить себя снова настроиться на рабочий лад.

Размышляя о понедельниках, я сидел у окна трамвая, неторопливо ползшего по узким извилистым улочкам города N. Прильнув лбом к чисто вымытому стеклу, я глядел на разномастных прохожих, которые, кстати, выглядели немногим лучше меня. Такие же недовольные и заспанные. Мелькали открытые настежь окна, стены домов, жители которых пытались спастись от жары, атаковавшей городок несколько дней назад. Сейчас же, несмотря на ранний час, улицы буквально плавились. Спасали только вентиляторы, река да лесное озеро.

В трамвае было душно. Стоит ли говорить, что, выйдя, наконец, из этой дребезжащей железной махины, я испытал, пусть и кратковременное, но облегчение?

На жаре спать хотелось ещё сильнее. Наверное, именно поэтому идущего мне навстречу человека я заметил с непростительным запозданием.

Он вышел откуда-то из-за угла, держа на вытянутых руках внушительную стопку книг, из-за которой виднелись лишь макушка и два огромных карих глаза.

— Бога ради, извините! — воскликнул я, растянувшись на асфальте среди рассыпанных томов — Не заметил!..

— Ничего страшного, ничего страшного, — скороговоркой произнёс смуглокожий парень в цветастой футболке, собирая книги.

Я хотел было пояснить, что просто задумался и толкнул его не специально, но тот уже скрылся в дверях книжного магазина.

В конторе уже несколько дней никто не работал, как следует. Наверное, даже управляющий. Изнывающие от жары сотрудники либо работали вполсилы, либо занимались своими личными делами, ограничивающимися тем, чтобы, развалившись на стульях, обмахиваться шляпами или газетами. Самые шустрые коллеги ещё с утра занимали места у вентиляторов и с головой зарывались в бумаги. Ну, хоть кто-то работает. Но мне прохлаждаться некогда. Поэтому я быстренько забрал какие-то, с порога вручённые мне, бумаги и умчался на лодочную станцию.

У реки было немного прохладнее, чем на улицах, но работы сегодня, как и ожидалось, был непочатый край. Одних клиентов на катере прокати, другим гидроцикл сдай с аренду, третьим насос нужен и так далее до бесконечности.

Грэг же, вместо того, чтобы помогать мне, что входило в его профессиональные обязанности, ухлёстывал за симпатичной спасательницей, сидящей на вышке и оглядывающей в бинокль вверенный ей участок побережья и водного пространства. Грэг пытался привлечь её внимание, воображая себя отважным рыцарем, её — прекрасной принцессой, заточённой в высокой и неприступной башне злым и страшным огнедышащим ящером — её шефом. Мой напарник даже попытался притвориться утопающим, но его затея потерпела фиаско. Объект его воздыханий оказался занят помощью какой-то малышке, ожегшей себе плечи солнечными лучами, а на выручку «утопающему» Грэгу бросился шкафоподобный Джеймс, от которого горе-любовник лишь досадливо отмахнулся. Думаю, мне удалось бы посмеяться над этой ситуацией, если бы я мог хоть на минуту отвлечься от работы. Нужно будет пожаловаться на Грэга начальству. Пусть в качестве дисциплинарного взыскания надувает детишкам спасательные круги. Так ему! Не будет товарищей бросать.

Домой я возвращался уже на закате и по пути зашел за писчей бумагой в тот самый книжный, рядом с которым утром столкнулся с незнакомцем в рваных джинсах и «хвостом» тёмных кудрей на затылке.

А вот и он сам. Сидит за прилавком, развязно уперев одну ногу в полку с карандашами, и читает какую-то толстую книгу, не обращая никакого внимания на покупателя.

— Извините, молодой человек, — обратился я к сидящему на высоком стуле продавцу.

— Можно просто Майк, — он сунул между страниц тома закладку и выжидающе посмотрел на меня — Чего изволите?

Я ткнул пальцем в полку с бумагой, Майк кивнул и протянул мне одну упаковку.

Замечу, что этого персонажа, назвавшегося Майком, я в нашем маленьком городке не видел. Его лицо было здесь новым.

— Вы приезжий? — вдруг решил спросить я.

Майк кивнул.

— Странно. Городок у нас крохотный, приезжие — редкость. Сюда даже отдыхать не приезжают, не то, чтобы жить.

Продавец пожал плечами, видимо, не был настроен на разговор. Продав мне бумагу, он снова погрузился в чтение.

На закате, когда солнце почти скрылось за горизонтом и отправилось освещать другую сторону планеты, на улицах зажигались фонари. Их золотая цепочка тянулась по дорогам через все улицы и переулки нашего небольшого городка. Нагретый солнцем за день асфальт отдавал накопленное тепло, подобно батарейке, поэтому сейчас было практически также душно, как и днём. Я шел и на ходу обмахивался шляпой в надежде хоть как-то спастись от горячего, плохо проникающего в лёгкие, воздуха. Поворот, поворот, ещё один. Через пару минут до моих ушей донеслась весёлая музыка, звучавшая из распахнутого чердачного окна в доме Эксла. Значит, вечеринка уже началась.

Возле дома стояло несколько припаркованных автомобилей разной степени потрёпанности и древности. Дверь дома была распахнута настежь, а возле неё, оперевшись на косяк, стоял сам хозяин и курил, иногда выпуская в воздух клубки сигаретного дыма.

— Иззи! — радостно подпрыгнул Эксл, едва завидев меня — Проходи, проходи! Все уже здесь.

Пожав руку старому другу, я прошел в дом и поднялся на чердак, где и проходило веселье. Надо сказать, что ежемесячные вечеринки на верхнем этаже дома Эксла, эдакого местного кутёжника, давно уже стали традицией всего квартала. На чердаке Эксла всегда было весело и шумно. Но иногда, конечно, случались и курьёзы. Например, в позапрошлом месяце Крисси решил спеть, но запутался в проводе микрофона и буквально пропахал носом пол. Или же Шарли случайно высадил дорогущее витражное окно баскетбольным мячом.

Я вошел в помещение и осмотрелся.

Джон и Курт о чём-то оживлённо спорили на повышенных тонах. Крисси, как всегда, был обвешан какими-то девицами и ходил сияющий, как самовар. Шарли крутился возле магнитофона, что-то нажимая, подкручивая и переключая. Были здесь и ещё какие-то незнакомые люди, чьи имена мне не были известны. Солидные мужчины в строгих костюмах, женщины в платьях с таким количеством блёсток, что резало глаза, бряцающие проклёпанными куртками бородатые байкеры из братства «дорожных Пиратов», яркие как волнистые попугайчики хиппи, кое-кто из международного объединения «зелёных» и много других людей.

— Привет! — непринужденно отсалютовал мне Майк, сидящий в старом кресле-качалке.

— Вечер добрый! — улыбнулся я в ответ — Я Иззи.

Латинос, кем, судя по всем внешним признакам, являлся мой собеседник, встал и протянул мне руку для приветствия.

Из разговора с Майком я выяснил, что тот недавно приехал в город с одной только потрёпанной гитарой за плечами и чемоданом в руке. Цель приезда мне так и не удалось узнать, Майк предпочитал обходить эту тему десятой дорогой. Но, впрочем, он оказался славным малым. Интересовался, как обстоят дела в городе, как было раньше и как предполагается в будущем. Спрашивал, где и что находится (так как сам ещё не очень освоился), какие у нас машины, куда можно сходить в выходной день и, да-да, не без этого, много ли в городе красивых девушек.

Что ж, я охотно делился с новоиспечённым знакомым знаниями о своём городке, расписывая его достоинства, но предупреждая и о недостатках. Например, рассказывал о том, что мэр собирается уходить с поста, и скоро будут проводиться выборы. Или о том, что на моей улице есть «патрульный» гусь. Эта странная и крайне своевольная птица, выбираясь со двора тётушки Энни, иногда принимается разгуливать по улице и клюёт всех, кто проходит мимо. Больно, кстати…

Гулянка затянулась за полночь, кто-то из гостей ушел раньше, кто-то приходил, кто-то уходил, «по-английски» или с шумом, кто-то забегал на несколько минут, перекидывался парой слов с Экслом и исчезал. Я подумал, что Майк, как новичок, будет скромненько сидеть на диване и озадаченно оглядывать всех присутствующих, но ошибся. Сначала молодой бродяга-музыкант стоял около большой колонки, оперевшись на неё, а потом прошел на середину комнаты, достал откуда-то свою гитару и с силой профессионального музыканта ударил по струнам. Музыкальный центр тут же выключили, теперь внимание всех приковал к себе новичок в цветастой безрукавке.

Майк играл без преувеличения мастерски и от души, улыбаясь гостям, собравшимся вокруг. «Решил произвести хорошее впечатление» — одобрительно подумал я — «Молодец».

Майк играл недолго, но так профессионально и с такой неподражаемой энергией, что уже через пару минут чердак взорвался аплодисментами.

***

На барной стойке паба лежало несколько фотографий. На большей их части был изображен размазанный сюрреализм, но на некоторых всё же можно было различить лицо Крисси. Этот «звездун» местного разлива давно был мишенью для Палароида, папарацци, которого никто никогда в лицо не видел.

Я меланхолично ковырял вилкой гнёздышко якобы итальянских макарон на тарелке и слушал «Pink Floyd», что доносились из колонок, развешанных по всему помещению. В пабе «10 зелёных бутылок» вообще всегда играла разная неплохая музыка.

На улице стояла жара и домой идти не хотелось. Ведь для этого надо вылезти из увешанного кондиционерами паба и на несколько секунд задохнуться от духоты, царившей на улице. Всего несколько секунд, но как неприятно! Зачастую, именно из-за таких вот неприятных секунд или даже их долей, мы, не желая испытывать даже малейшего дискомфорта, теряем так много хороших возможностей. Иногда стоит пройти лишь через лёгкую завесу паутины, чтобы добраться до заветной двери. Но что-то меня опять понесло в философское русло.

Я слез с высокого стула у стойки и, расплатившись с официантом, зашагал к выходу.

Откуда-то донеслись слова из старой детской песенки «Под раскидистой яблоней». И действительно, посреди небольшой аллеи, на зелёной траве газона бегала кучка поющих детишек, в компании которых каким-то образом оказался и Майк. Надо же. Как быстро этот новенький стал здесь своим.

Музыкант пел вместе с детьми, иногда подхватывая то одного, то другого на руки, кружа и опуская обратно. Потом кто-то из детей достал из кармана длинную синюю ленту и завязал Майку глаза. Последний тут же подхватил идею и принялся ловить малышей, пользуясь лишь своим музыкальным и абсолютно точным слухом. Детишки, смеясь, разбегались в стороны, что-то кричали и беззлобно дразнились.

— Эй, я здесь!

— Попробуй поймать!

— А теперь здесь!

— Не поймаешь, не поймаешь!

***

На прошлой неделе мэр объявил, что уходит на покой. После этого заявления в городке поднялся некоторый ажиотаж. Тут же появилась тройка желающих занять место управляющего, но их трое, а кресло мэра одно. По этой причине были объявлены выборы нового главы города.

В течение недели кандидаты должны были на городском собрании в Доме Культуры представить свои проекты и избирательную программу. Всё как на большой политической «кухне».

И вот тут-то наш тихий городок буквально взорвался лозунгами, интригами, призывами и дебатами. Теперь в каждом доме по вечерам, вместо игры в «Монополию», домочадцы спорили о том, кто за кого будет голосовать на предстоящих выборах и почему. Словом, привычная жизнь города была нарушена.

Проекты же кандидатов, метящих в мэры, оказались один хуже другого. Джон предлагал построить концертный зал на восемь тысяч зрителей и гостиницу на столько же. Зачем такой огромный зал, ведь в городок у нас маленький и народу здесь столько нет. Для чего гостиница? В нашем городке практически не бывает туристов, так как смотреть здесь особо не на что. Ни тебе величественных гор, ни бурных рек, ни огромных живописных каньонов, ни чего-либо другого, за счёт чего можно было бы организовать туристический бизнес. За весь год в наши края наведываются всего лишь несколько любителей, так называемого, натурального отдыха. Они приезжают, разбивают на опушках лесов палатки или арендуют свободные комнаты у местных жителей, проводят здесь какое-то время и уезжают.

Шарли, второй претендент, выдвинул предложение расширить тираж бездарной «желтой» газетёнки. По-хорошему, её нужно было бы вообще закрыть, но Джефф, владелец газеты, отказывался, аргументировав это тем, что все местные журналисты и таинственный Палароид останутся без работы. Надо сказать, что газета, несмотря на плохую репутацию, расходилась, что называется, влёт. Жители города, скучающие и жадные до сплетен, любят опускать руки и умы в эти куски «желтого» дерьма.

Раньше по вечерам на улицах было почти тихо, но не сейчас. Теперь, идущие домой с работы люди, спорили, кричали друг на друга, желая доказать свою точку зрения оппоненту. К счастью, дело не заходило дальше повышенных тонов и швыряния друг в друга пёрышек зелёного лука.

— Какие же они смешные, правда, Иззи?

Я поднял голову. На балконе верхнего этажа одного из трёхэтажных домов, что находились в северной части городка, сидел, просунув ноги сквозь прутья ограды и свесив их вниз, Майк. В руках у него шелестели какие-то бумаги. Наверное, черновики.

— Привет, — я помахал ему рукой.

— Угу, вечер добрый. Я говорю, смешные они.

— Да. Есть немного.

— Насколько нелепы иногда бывают люди. Они словно рисуют карикатуры сами на себя. Создаётся ощущение, что они специально комично-уродливо изменяют свои черты. Насколько же они бывают смешны. Но про этом никто не хочет признавать, что он превратил себя в комок чёрного комизма и иронии. Мы же все такие важные! Делаем такой умный вид, даже если совершенно не понимаем, что происходит вокруг. Смешно.

Наверное, я такой же…

***

Кричащий заголовок первой страницы газеты пестрел на каждом углу и не читал эту статью только ленивый. На первой полосе красовалась фотография Курта, сидящего в пабе в компании какой-то чересчур вызывающе одетой девицы, лица которой было не разглядеть.

Сам же Курт, едва увидев свежий выпуск газеты, был просто вне себя от ярости и, потрясая кулаками, обещал восстановить справедливость и свое доброе имя. Кандидат в мэры тут же помчался в редакцию к Джеффу, но последний сказал, что за сделанные Палароидом фото он не отвечает.

— Где этот чёртов Палароид?! — побагровев, завопил Курт.

— Да кто ж его знает? Я его даже в лицо-то не видел, — пожал плечами Джефф — Он у нас «тёмная лошадка». Пришел, оставил фото и ушел. Я с ним даже не встречался никогда.

В общем, Курт ушел ни с чем. Но репутация была подмочена основательно, и теперь следовало придумать способ, как её восстановить, или же, как навредить соперникам, чтобы пошатнуть их репутацию в глазах горожан. Надо сказать, что она и у других кандидатов была не самой блестящей.

Например, выяснилось, что Джон запустил в кабинет к Шарли лемура, который всё там перевернул вверх дном, порвал, испачкал и разбросал.

Шарли тоже не остался в долгу и исписал весь автомобиль Джона похабными стишками.

— Интересно, чем закончится эта комедия? — спросил Майк, прохаживаясь туда-сюда по широкому кирпичному забору.

— Ты о выборах? — осведомилась сидящая на том же заборе Иман.

Майк кивнул и уселся на кирпичи.

— Думаю, что ничем хорошим, — делилась размышлениями девушка — Нам не из кого выбирать, есть только три шута гороховых, которые строят из себя невесть каких важных «шишек», но на самом деле не представляют из себя ничего. Гостиница на восемь тысяч человек, — Иман презрительно фыркнула и смешно наморщила и без того курносый нос — Кому она нужна? У нас во всём городе населения меньше! Или эта газета. Ею только, извините, зад подтирать. А слышали, что предложил Курт? Обновить вывески на всех заведениях города и сделать мигающие номера на домах.

— Ну и что нам делать? Просто сидеть и ждать? — усмехнулся я — От того, что мы тут рассуждаем, толку особого не будет.

— Говорят, что кого-то из области пришлют, — пожала плечами Иман — Если мы сами не справимся.

***

Из распахнутого окна донёсся рёв старого «Хорлея», окончательно вырвав меня из полудрёмы. Я медленно, словно крот из норы, выбрался из-под покрывала и взглянул на часы. Восемь утра. Как же хорошо, что сегодня не нужно идти на работу. Я ещё некоторое время пролежал в постели, придумывая, как мне провести сегодняшний выходной, но от размышлений меня отвлёк резкий стук в дверь.

Нехотя поднявшись, я подошел к двери, отпер замки и распахнул её. На пороге стоял Майк с самым приветливым выражением лица. Сегодня музыкант, вопреки своему обыкновению не надел рваные джинсы и рубашку, а предстал перед моим взором в дурацкой майке с рекламой содовой и шортах, заляпанных краской.

— Не разбудил? — деловито спросил он, переступив порог — Вижу, что нет. Слушай, Иззи, не в службу, а в дружбу, а?

— Вот тебе раз! Пришел в такую рань, разбудил меня и даже не поздоровался! Друг называется! — проворчал я, оглядываясь в поисках рубашки.

— А, да, привет! — опомнился Майк и по-дружески хлопнул меня по плечу, но немного не рассчитал силы, отчего моя физиономия на пару секунд перекосилась — Иззи, ты же мне друг?

Я осторожно кивнул, не зная толком, чего от него можно ожидать. За то время, что мы были знакомы, мне так и не удалось узнать его как человека. Мне не было известно, откуда он пришел и куда идёт. Вообще он был немножко странным. Наверное, музыканты все такие. Настоящие музыканты, а не такие, как Крисси, поющие без души, постоянно не попадающие в ноты и иногда пищащие так, что резало слух.

— Иззи, помоги диван втащить, а? — Майк сделал умоляюще-весёлое лицо и посмотрел на меня.

— Что? — тут у меня буквально глаза полезли на лоб — Ты меня разбудил ни свет, ни заря только для того, чтобы я помог тебе поднять диван?

Майк потупился.

— Ладно, пошли! — выпалил я и направился к двери.

— Вот спасибо, чувак! — обрадовался Майк и поспешил за мной.

Диван, который каким-то образом предстояло поднять на чердак трёхэтажки, где жил Майк, стоял на лужайке перед домом. Следует отметить, что изначально этот предмет мебели, невесть где купленный Майком, напоминал старую, полинялую тахту, но деятельный и творчески мыслящий музыкант превратил его в, можно даже сказать, эксклюзивную вещь.

— Уважаю, — присвистнул я, увидев, что сотворил со старой развалюхой Майк.

Все детали теперь были схвачены намертво, а обивка стала напоминать лоскутный плед из крупных кусков ткани, которым мамы укутывают на ночь своих детей.

Майк смущенно пожал плечами и обошел диван вокруг, прикидывая, с какой стороны за него взяться.

Диван оказался не таким тяжёлым, каким выглядел, поэтому и втащить его на чердак оказалось делом не таким уж сложным.

Майк жил в квартирке под скошенной в обе стороны крышей, большими венецианскими окнами и балконом. В дальнем углу комнаты стоял письменный стол, на котором громоздилась кипа бумаг и тетрадей. Также здесь красовался огромный, во всю стену стеллаж для книг.

— Когда-нибудь здесь будут стоять сотни томов, — произнёс Майк, оглядев конструкцию в целом и единственную занятую полку — Я не стал везти с собой все книги, их слишком много, взял только те, которые мне дороже остальных.

Я вопросительно взглянул на него.

— Например, вот, Хемингуэй. Или Экзюпери, Фредерик Твивз, Эдгар По, Кафка, Бёрджес…

За небольшой прихожей располагалась кухня. До крайности тесная. Здесь едва можно было развернуться. У одной стены громоздилась плита и холодильник, а у другой полки и шкафчики. Небольшой стол кое-как втиснулся в оставшееся пространство у окна, занавешенного жалюзи.

Добавлю, что во всей квартире царил эдакий творческий беспорядок. То тут, то там можно было наткнуться на упаковки с новыми струнами для гитары, на разбросанные всюду черновики и карандаши. Впрочем, люди искусства, они все такие. Им гораздо комфортнее в лёгком хаосе, чем в строгой упорядоченности. Они сами представляют собой яркое пятно среди масс. Кого-то это раздражает, но людям творчества, наверное, всё равно, что о них думают другие. Они живут какой-то своей жизнью и не мыслят себе другой. Самое большое мучение для них — это невозможность творить. Наверное, если кто-то из людей творчества за какие-то свои грехи попадёт в Ад, то у него отберут самое дорогое — его вдохновение. В этом случае творец чувствует себя пустой жестяной банкой, в которой поселился ветер и песок. Я не могу в полной мере понять Майка, потому что мы разных полей ягоды. Я живу реальной жизнью, а он будто не от мира сего, будто он с Луны свалился. Все эти странные разговоры без предисловий и молчаливыми, только одному ему понятными выводами. Иногда это выводило меня из себя. Зачем спрашивать, если не собираешься выслушивать мнение собеседника? Но потом я привык к разным странностям бродяги-музыканта. Хорошим людям мелкие «заскоки» можно и простить. Такой уж он, что поделать?