Ученик

7

После ужина, который в какой-то степени примирил Иоганна с разительной переменой, произошедшей в его жизни, Учитель предложил прогуляться по городу.

— Сидеть в четырех стенах мы всегда успеем, — сказал Учитель. — Ты поближе познакомишься с нашим городком. К тому же сегодня такой восхитительный вечер. Сидеть целыми днями в доме, офисе или цехе завода — это совершенно противоречит нашей животной природе. Наш древний предок возвращался в свою землянку, шалаш или пещеру лишь для того, чтобы переночевать, отогреться или переждать непогоду, впрочем, как это делает и любой зверь. Большую же часть своей жизни он проводил на свежем воздухе, на лоне природы, которая давала ему всё, что необходимо для жизни. Он охотился, занимался земледелием, пас скот… И это пребывание в естественной среде делало его частью этой среды, он постоянно ощущал неразрывное единство с ней. Поэтому он так прекрасно ее знал и ориентировался в ней, и понимал, что только развитие внутренних способностей позволит ему выжить. Ему необходимо было быстро бегать, быть сильным, ловким, уметь обманывать своих врагов и владеть еще десятками разных навыков. Ну, а самое существенное — он должен был постоянно изучать окружающую его среду, иначе бы ему просто не выжить. Ведь и современный дикарь прекрасно чувствует себя в условиях, которые для нас являются экстремальными. И в то же время он с трудом адаптируется к современному комфорту.

Они прогуливались по узкой улочке, зажатой многоэтажными домами, и Иоганн жадно рассматривал незнакомые места, чужие лица и особенно пристальным взглядом провожал встречавшихся на его пути девушек. Однако слова Учителя не пролетали мимо его ушей. Он слушал и понимал то, что ему говорил Учитель. И в то же время он был безразличен к его речам. То, что говорил ему профессор, было для него чем-то вроде аккомпанемента к главной теме.

— Мы с тобой не выживем и трое суток в пустынях Австралии или дебрях Амазонии, если с нами не будет тех вещей, без которых мы не представляем себе жизни…Со временем человек стал запирать себя всё больше и больше в четырех стенах, будь это ремесленник или правитель, или художник, или ученый, или даже земледелец. И всё более сильным становилось в нем стремление к комфорту: чтобы в жилище было потеплей, постелька помягче и чтоб было как можно больше вещей, облегчающих его жизнь. Мысли его теперь потекли по другому руслу: не слиться с природой, не познать ее, а урвать от нее как можно больше, подчинить ее себе, заставить служить собственному комфорту. Человек из существа природного превратился в существо домашнее. Он разнежился, ослаб, стал предаваться неестественным порокам, которые неведомы другим животным. И знаешь к чему это приведет, Иоганн? Если какая-то частица выпадает из системы, она обречена на гибель. А люди — всего лишь микрочастицы космоса.

Иоганн в первый раз за всё время знакомства с Учителем попытался вставить слово. В конце концов, если он всё время будет молчать, Учитель примет его за дурака. Хотя и высказанная глупость, конечно, не возвысит его. Но всё-таки он в этот Штаттбург упал не с луны, а учился до этого в гимназии, прочитал кое-какие книги и сталкивался с неглупыми людьми. Итак, Иоганн решился подать голос.

— Всё это верно, учитель. Но мне ваши слова не кажутся новыми. Еще Руссо говорил о «золотом веке» человечества, подразумевая под ним древнейшую эпоху.

— Весьма похвально, молодой человек, что вы ссылаетесь на Жан-Жака Руссо. Хотя я уверен, что вы даже в глаза не видали его трудов. Руссо называл первобытное состояние человека «золотым веком», но совершенно по иной причине, не по той, о которой я вам толкую. Жан-Жак был анархистом и социалистом, ну, по крайней мере, стихийным предтечей их. Хотя, вообщем-то анархизм, вполне в природе человека. К тому же, не будем забывать и о том, что Руссо много претерпел унижений от сильных мира сего, поэтому невзлюбил их, а заодно и всех богатеев, хотя я думаю, что сам-то вряд ли бы отказался от богатства, окажись оно у него. О! этот человек — клубок противоречий. Это сплошные комплексы. Да! Главным злом он считал богатство, которого еще не было в первобытном обществе. Но он думал, что его не было потому, что люди еще не были испорчены.

— Но скажите, Учитель! Городок ваш не так уж и велик. Вы же человек, о котором знают далеко за пределами нашей родины. Я думаю, что все, кто занимаются философией, непременно знают ваше имя. Но почему-то, когда мы шли по улице, никто не здоровался и не приветствовал вас, как будто вы совершенно чужой человек в этом городе. Когда я гуляю с родителями по Думкопффурту, то они не успевают раскланиваться. Собственно, вся прогулка есть сплошное раскланивание.

Учитель рассмеялся, глаза у него повеселели.

— Заметил? Похвально! Хотя не заметить это трудно… Не подумай только, что я против приветствий. Это не просто ритуал, это сложная система взаимоотношений, это способ подпитки нас энергией и оптимизмом. Или наоборот. Но вот представь такую ситуацию! Ты ухватил очень привлекательную мысль, как вон та молодая особа, с которой ты не сводишь очарованных глаза. Кстати, она дочь учителя гимназии. По-моему, Маргарита. Красивое имя! Но неважно…И вот когда мысль начинает скидывать с себя одежки и обнажать свою прекрасную суть, в каморку, где только ты и твоя прелестница, врывается бесцеремонный сосед, с которым нужно раскланиваться, выслушивать разную ерунду и самому молоть ерунду. Только избавишься от одного, как появляется второй, третий… двадцатый… Поневоле завоешь от отчаяния.

— Понятно, Учитель! И вы, чтобы не отвлекали вас от мыслительной деятельности, договорились с обывателями городка не отвлекать вас на улице пустыми формальностями?

— Брависсимо! Только не представляй себе это слишком натурально, что я ходил по домам и с каждым заключал письменный договор, разумеется, в присутствии свидетелей. Это нечто вроде общественного договора Локка. Слышал о таком ученом англичанине?

— Кажется, преподаватель истории называл это имя.

— Ты совершенно верно заметил, что городок наш небольшой и чудака-профессора с его заскоками и нелепыми причудами знает каждая дворовая кошка. Поэтому общественный договор было составить совсем несложно, даже не разговаривая с окружающими на эту тему.

Они подошли к берегу речки, которая была шире Грязного Ручья в раза четыре. Такого водного пространства Иоганну еще не доводилось видеть. С песчаной насыпи, намытой, когда углубляли русло реки и облюбованной местными жителями под пляж, раздавались веселые крики и визги. По речной глади совсем недалеко от берега скользила лодка. За веслами со скрипучими уключинами сидел юноша, а на корме девушка, золотистые волосы которой струились до самой кормовой доски. И если бы эта девушка попыталась откинуться назад, например, когда юноша стал бы целовать ее, то конечные пряди ее шелковистых волос, несомненно, окунулись бы в воду. Молодая парочка была в купальных костюмах.

— А ведь и ты бы мог сейчас быть на его месте, а не выслушивать дребедень, которую несет старый маразматик. Ты же завидуешь ему? — спросил Учитель.

Иоганн вспыхнул:

— Ну, что вы!

— Не надо стыдиться, Иоганн, своей молодости! Она прекрасна! Поверь мне! Хотя я бы не желал снова стать молодым, как этого жаждут многие. Меня вполне устраивает мой возраст. А эта юность с ее вечными мыслями о девушках, ночными поллюциями, онанизмом, необходимостью жить у кого-то на содержании, кутежи и пьяные драки, танцы, где ты стену подпираешь спиной и никак не можешь решиться пригласить девочку в короткой юбочке, которая вряд ли с тобой пойдет на танец, прыщи, страдания из-за своей внешности… Нет! Не желаю! А тот, кто хочет, а это подавляющее большинство, идеализируют свое прошлое. Такова человеческая натура представлять ушедшие годы в более привлекательном свете, чем они были на самом деле. Если бы это прошлое заснять на камеру, а потом прокрутить со всеми подробностями, мыслями, переживаниями, унижениями и оскорблениями, вряд ли нашлось бы много желающих повторить прошлое.

«Неужели Грэтхен — это было плохо? И разве я не желаю, чтобы это повторялось снова и снова, — подумал Иоганн. — А ведь Грэтхен — это тоже уже прошлое. Конечно, сейчас Учителю не нужны девушки. Хотя почему я так решил? Ведь он же еще не старик. А может, он знает об этом только умозрительно?» Иоганн быстро, чтобы Учитель не успел перехватить его взгляда, постарался оценить его внешность. Да! Ничего особенного! Для мудреца у него слишком простоватое лицо, которое более подобает какому-нибудь крестьянину или ремесленнику, чем светилу философии. Но так ли уж много ему приходилось видеть ученых мужей? Рот у Учителя был великоват, и глаза не шиллеровские, и лоб не сократовский. Да еще этот широкий мужицкий подбородок.

— А давай-ка искупаемся!

Предложение Учителя застало Иоганна врасплох. Неужели и ученые позволяют себе эту простонародную забаву? С ним-то, Иоганном, всё понятно. Сейчас бы он во всю плескался в Грязном Ручье с такими же оболтусами, как и он сам.

— Я, честно признаюсь, не взял с собой плавок. Они остались у меня в багаже.

— А вот с этой стеснительностью пора расставаться. Что обо мне подумают да что обо мне скажут, да как я выгляжу в глазах других людей, да так ли я одеваюсь, как принято в данной компании, да не сморозил ли я глупость…Знаешь, как это мешает? Будь раскованным и свободным. И меньше думай о том, что о тебе скажут. Погляди на насыпь. Там на всех тунцах плавки. А когда ты обнажишься, все девичьи взоры будут прикованы к тебе, потому что они еще не видели юношу в семейных трусах.

— Они же будут надсмехаться надо мной!

— Разумеется! Девушки всегда смеются. Но это стадный инстинкт. Принято купаться в плавках, а ты в трусах, в которых только жена может увидеть своего мужа. И девушки, смеясь над тобой, будут смотреть на тебя глазами будущих жен как на сексуального партнера, с удовольствием отмечая, что у тебя широкие плечи, узкий таз и крепкие ноги, то есть то, что ты хороший самец. Ни на одного своего ровесника в плавках они не глядят с подобной точки зрения. Их плавки — это необходимый традиционный атрибут. Поверь мне! Все преимущества на твоей стороне! Так полный вперед! Раздевайся и в воду!

Иоганн некоторое время колебался. Но потом махнул рукой и решительно стянул с себя штаны. Глядя только вперед, он зашел в воду. Вскоре до него донесся смех. «А может быть, не стоило слушаться этого старого дурака?» — подумал зло Иоганн, в то же время с удивлением разглядывая фигуру, шедшего впереди его Учителя.

К его удивлению, у Учителя была стройная фигура, которой мог бы позавидовать и двадцатилетний юноша. Несомненно, занимается спортом… Учитель заходил в воду медленно и долго, часто останавливаясь. Когда над водой оставалась только его седая голова, он сделал несколько глубоких вдохов и исчез. Время тянулась крайне медленно. Сначала Иоганн забеспокоился, потом напугался, потом уверил себя, что Учитель утонул, и хотел уже звать на помощь. И в этот самый момент чуть ли не на середине реки показалась голова Учителя. Он долго отфыркивался, отплевывался, потом замахал рукой и закричал:

— Плыви сюда! Вода, как парное молоко! Прелесть!

Иоганн плюхнулся и поплыл саженками, как плавали все пацаны на Грязном Ручье, стараясь как можно выше выбросить плечи. Он высоко поднимал голову, быстро выбрасывал руки, тело его изогнулось дугой и пыхтел он, как паровоз. Иоганн до этого момента считал, что он плавает быстро и красиво, по крайней мере, не хуже других, плескавшихся на Грязном Ручье. Но когда он увидел, как Учитель вытянулся, как доска, на воде и, равномерно выбрасывая руки и вздымая ногами водный бурун, подобно стреле, помчался по воде, то понял, что по сравнению с ним он выглядит, как беспомощный щенок. И еще ему стало ясно, что у Учителя можно научиться не только философии, но и многим другим весьма полезным вещам. И он стал уважать Учителя еще больше, понимая, что научится от него очень многому.