Смерть, приходящая из пыльного облака...

Вдали дороги появилось пыльное облако, и спустя некоторое время раздался гул двигателей. Я стояла у обочины и наблюдала, как приближается вереница бронированных машин. В голове крутились слова, которые уже три дня подряд заставлял учить отец:

«Я рада, что доблестная американская армия освободила меня от ужасного гнета Саддама. Я рада, что свобода и демократия пришли в мою страну и останутся здесь навсегда. Чувствуйте себя, как дома, и ни в чём себе не отказывайте».

Три предыдущие вереницы машин проехали мимо, колонна танков, проходившая ночью, сбилась с пути и случайно наехала на глинобитную хижину дедушки Агзама. Дедушка был веселым, я вспоминаю, как он брал меня на руки и пел старую песню о приключениях принца в царстве джиннов. Теперь всё, что осталось от него погребено под остатками хижины, а родня, которая ещё вчера оплакивала Агзама, выстроилась вдоль дороги, чтобы махать приближающимся солдатам.

Передняя машина начала сбавлять скорость и это означало, что солдаты в этот раз решили остановиться рядом с нашими домами. Подняв новое облако песка одна за другой машины затормозили. Страшное оружие, расположенное на крышах по слухам могло разорвать тело на куски. Солдаты, управляющие этим оружием, водили им из стороны в сторону, опасаясь видимо, что мы нападём на них. Из салонов вылезли около десятка вооруженных людей. Им навстречу побежал отец, так как после смерти Агзама он остался единственным взрослым мужчиной. Пока отец смиренно что-то говорил старшему, я рассматривала загоревшие лица тех, кто пришел в мою страну. Они не были страшными чудовищами, о которых мне рассказывал Али, соседский мальчишка, вместо щупалец у них были руки, такие же, как у нас. Даже загорелые лица в чём-то походили на наши.

Что им нужно было в нашей стране? Чем помешал им дедушка Агзам? Проезжающие ранее солдаты Хуссейна говорили о том, что американцам нужна нефть. Я спросила у отца: «А что у американцев нет своей нефти?». Отец тогда грустно усмехнулся и, погладив меня по голове ничего не ответил. Дядя Али работал в Басре и глупый мальчишка, возвращаясь оттуда, много говорил о свободе, демократии. Я побоялась спросить у отца, что такое свобода и демократия, даже когда он подозвал меня и начал учить приветствию американским солдатам.

Несколько солдат вместе с отцом подошли ко мне и, указав на меня, отец произнес «Дочь». Солдаты как-то странно улыбнулись и начали осматривать меня. В глазах замелькали искры (как у Али, когда он уезжал к дяде в Басру). Отец кивнул мне и слегка качнул рукой. Это означало, что пора произносить заученную фразу.

— Я рада, что доблестная американская армия освободила меня от ужасного гнета Саддама. Я рада, что свобода и демократия пришли в мою страну и останутся здесь навсегда. Чувствуйте себя, как дома и ни в чём себе не отказывайте, — на последнем слове солдаты ещё шире начали улыбаться.

Человек, который переводил солдатам мои слова, погладил меня по голове и сказал, что я умница.

— А что такое свобода и демократия? — вырвалось у меня.

В глазах отца промелькнул страх. Однако переводчик лишь засмеялся и перевел мой вопрос старшему. Тот тоже засмеялся, вернулся к машине, пролез в люк на крыше и похлопал рукой страшное оружие.

— Вот что такое свобода и демократия, детка, — на ужасном арабском ответил он. — Если у тебя есть эта малютка, то у тебя есть и свобода, и демократия, и тебя будут слушать все.

Остальные солдаты после перевода тоже начали смеяться, даже побледневший отец выдавил из себя пару смешков. Видимо наличие «малютки» и вправду давало возможность получить всё. Потому что солдаты после осмотра домов забрали себе то, что им понравилось под послушную улыбку старшего мужчины. После того, как американцы пополнили запасы за наш счёт, они вернулись в машины и продолжили путь.

Я смотрела на исчезающие в пыли облака силуэты и тогда ещё не понимала, что свобода и демократия надолго придут в мою страну. Что через несколько месяцев отец приползет домой с простреленной ногой, что Али солдаты, у которых такие похожие на наши лица, повесят на одном из столбов в Басре рядом с дядей, который не смог найти воды для проезжавшего мимо отряда. Что через какое-то время американцы повесят Хуссейна, при кровавом режиме которого хижина дедушки Агзама стояла более сорока лет, но распалась, похоронив дедушку в первые дни прихода свободы. Не знала я тогда и то, что спустя полгода отец под стволом автомата вынужден будет отдать меня трём солдатам. Эти солдаты и вправду себе ни в чём не отказали.

Если бы я знала, что свобода это когда три потных солдата насилуют тебя за армейским джипом, и что демократия это когда человеческая жизнь оценивается флягой воды, то будучи тринадцатилетней девчонкой, завидев вереницу машин, я бы убежала прочь. Прочь от смерти, приходящей из пыльного облака.