Право касания

— Тин-туам, тин-туам, тиннн-тииин — выводили нежную мелодию храмовые колокольчики. Они тихо болтали с ветром, охраняя покой Священного Проводника.

Саенг Дуан* лежала на веранде в полутени шелкового навеса, вытянув свое гибкое совершенное тело, — любуйтесь и поклоняйтесь божественной красоте. Хоть Кимилу и был не последним человеком в королевстве, но Саенг Дуан была намного выше по статусу. Он — кхаратчакан** — пыль, по которой она царственно ступала. Кимилу преклонил колени и совершил крап***. Чуть скосив глаза на подданного, Саенг Дуан продолжила отдыхать, позволяя подойти ближе. А Кимилу должен был этот отдых сделать еще более приятным. Вот уже двадцать поколений семьи Кимилу служили королю и Храму, почетная и завидная обязанность была и достаточно опасной, любое недовольство со стороны Саенг Дуан и голова Кимилу слетела бы с плеч. Удовольствие Священного Проводника — святое дело. Но Кимилу любил свою работу, и хотя разговаривать они не могли, но мысленно, мысленно… Может именно потому независимая и капризная Саенг Дуан явно благоволила к нему. И взгляд чуть-чуть раскосых глаз, обращенный на Кимилу, никогда не был застывшим и холодным, как синие тени гор, куда провожала завершивших свой путь Саенг Дуан. Взгляд бывал разным. Ленивым и сонным, когда по крыше Храма барабанили капли нескончаемого дождя. В помещениях Храма было тепло и сухо, монахи заботились о Проводниках, но выйти погулять не представлялось возможным, посетители тоже нечасто наведывались, и Саенг Дуан тогда явно скучала. Взгляд бывал ярким и озорным, когда появлялись гости, с ними можно было поиграть, развлечься, просто сходить на прогулку, посидеть на берегу пруда, разглядывая купающихся принцесс и храня их драгоценности. Ведь маленькая и изящная Саенг Дуан могла иногда смотреть так, что слова застревали в горле, мысли путались, а руки дрожали, и тот на кого так глядели, спешил поскорее уйти, чтобы спасти хотя бы свою земную жизнь. Непроницаемо загадочным взор становился на священных церемониях, что-то такое нездешнее появлялось в этих глазах, что и Кимилу, видевший и знавший, как рождаются, живут и умирают Проводники, начинал верить, что они знают все тайны мира, и надеяться, что однажды одна из Священных Проводников проводит и его. Но то время еще не настало. А сейчас было время прикосновений.

Первые движения были осторожными, невесомыми, едва касаясь, словно спрашивая, позволено ли? И только получив снисходительное одобрение, можно было продолжать более энергично. Помассировать, погладить и расправить каждый священный пальчик, потереть складочку между ними так, чтобы эти пальчики растопырились, приглашая на новую ласку, а сама Саенг Дуан расслабленно раскинулась на вышитом покрывале, прикрыв глаза и удовлетворенно вздыхая. Подержать, погреть в ладонях маленькую лапку в черной перчатке. Расправить теплым выдохом шелковые волоски и встретиться взглядами поверх сложенных лодочкой ладоней. И если взгляд был слишком уж непочтительным, то получить шлепок в нос, дабы не забывался, кто тут главный. Но то скорее была ласка, и они оба это понимали, никогда еще Саенг Дуан не проливала крови своего служителя. Десять весен тому назад отец привел Кимилу в Храм. И там, в маленьком покое прямо за статуей Будды тогда еще совсем молодой человек увидел ту, которой будет служить всю жизнь, свою ли, ее ли — не так уж это и важно. И она выбрала его, подойдя и потеревшись о ноги, он тоже выбрал бы ее, если бы было дозволено. И изо дня в день вот уже много лет право касания Священного Проводника Саенг Дуан принадлежало Кимилу. Со стороны казалось, что жизнь Проводников — сплошной отдых, но Кимилу-то знал, что этот мнимый «отдых» отнимал много сил. Проводники старели и уходили быстрее людей. Провожая человека до границы мира, каждый Проводник отдавал путнику частичку и своей жизни, чтобы там, за границей пока не зажжется новая душа, путнику было светло. Потому и называли их Священными, оберегали и хранили лучше самых дорогих сокровищ. Скольких проводила Саенг Дуан за эти десять лет живым людям знать не дано, только Кимилу видел, вернее, чувствовал, как с каждым днем все дольше и дольше приходится греть тоненькие лапки, как стали плохо гнуться суставы пальчиков, как чаще голубые глаза заволакивает белесая дымка. Саенг Дуан шла вслед за теми, кого провожала. Кимилу гладил и гладил мягкую шерстку, а потом в нарушение всех правил и церемоний взял на руки маленькое легкое тельце, может его тепла хватит на обоих?

— Тин-туам, тин-туам, тиннн-тииин — едва слышно перекликались храмовые колокольчики, добавляя в ежедневную церемонию нотку интимности, и не было никого вокруг, а только они вдвоем. Проводник и его Человек стояли на краю мира и ждали, когда откроется их дверь.

Саенг Дуан* — лунный свет

Кхаратчакан** — «раб на государственной службе» — чиновник в Сиаме

Крап*** — церемониальное приветствие высшего по статусу. Приветствие сложенными ладонями между лбом и грудью в преклоненном положении; тело наклоняется к земле, пока сложенные руки не коснутся земли.