Медицинские будни

Как обычно, опоздал. Ворвавшись в раздевалку, запутался в халате, не успев снять куртку.

— Привет, какие новости? — бросаю коллеге и приятелю Николаю.

— Лапушкина уволили.

— За что в этот раз?

— Послал зам головы.

— Третий за месяц? Еще пара раз и коньячок мой.

— Не спеши — всего неделя осталась.

— Ну — ну, — хмыкнул я, выходя в коридор.

У нас уже давно не спорят: восстановят или нет, ответ очевиден. Вопрос: сколько раз за месяц успеют выгнать и вернуть. Шансы на победу у меня весьма высоки.

В регистратуре сегодня трудный день. У окошка уже роптала толпа хриплых, глухих и сопливых, требуя талончики к Лапушкину. И поди объясни, что этот пьяница вновь уволен.

По пути к кабинету, пришло в голову, что в нашей клинике два лора. Лапушкин — пьяница, обладающий, словно в насмешку за фамилию, несносным скандальным характером. Постоянно ругается с пациентами и администрацией, не пишет карточек и лечит непонятно чем и как, наплевав на стандарты из Москвы, но всегда успешно. Он, словно стахановец многостаночник, успевает принять по сорок человек в смену. Правда до обеда, после обеда к нему стараются не попадать по объективным причинам — может горло с ухом перепутать.

И второй — Петров. Взглянешь — настоящий доктор: высокий лоб, толстенные очки и очень умное выражение лица, еще бы кандидат, как никак докторскую пишет. А как он идет по коридору! Не идет — летит, полы халата, словно белоснежные крылья развиваются за спиной, заставляя уступать дорогу и прижиматься к стенам… А больной не лечится, не хочет он к нему. Один два, по незнанию забредут, так он так их залечит, успевай откачивать.

Клиника платная, народ имеет право выбирать. Поэтому уже завтра или послезавтра, в зависимости от степени погружения доктора во вселенскую русскую тоску, будет красноносый Лапушкин, словно возродившийся феникс, сидеть у себя в кабинете: пить, ругаться и ремонтировать хворых. А прилежная тефтеля Петров продолжит в одиночестве писать докторскую и ведь напишет и защитит. Чего доброго и главным станет.

И кто из них в нашей многострадальной медицине опора, а кто надежда? Я лично не знаю.