Маскарад

Ты спрашиваешь меня: кто я?

Я расскажу, хоть мне и стыдно признаться. Расскажу, потому что желание быть услышанной сильнее стыда.

Я совсем-совсем обычная. Правда-правда! Ты мне веришь?

Хотя я сама только надеюсь на это.

Каждое утро, когда стою под душем или ем овсянку на завтрак, это почти правда. Совершенно обычный человек — дом, работа. Винтик в системе. И жизнь прекрасна.

Но приходит вечер, и вера начинает потихоньку угасать.

Достаю зеркало — овальное, в две ладони шириной и три длиной — осталось мне от бабушки. Оно напоминает солнце, возможно, из-за кованых завитушек, что образуют рамку.

Зажигаю свечу — непременно такую, какие раньше рисовали на новогодних открытках — может, ты помнишь, такие, спиралью, — и смотрю.

Отражение в этом зазеркалье отличается от других. Не я смотрю на него, а оно на меня — и видит то, что недоступно мне самой.

— Кто я? — задаю вопрос, и, холодея, дожидаюсь ответа.

Ладони становятся влажными, руки трясутся, сердце вместо привычного «тук-тук» выдаёт галопирующую дробь. Страшно! Хотя, мне всего лишь предстоит исполнить роль, даже не исполнить — эта привилегия дарована актёрам. Мне нужно лишь примерить маску — она всё сделает сама.

Это несложно. Носить маски мы обучаемся с детства, когда нам внушают, что нужно быть хорошими девочками или мальчиками. Сменить одну на другую, чего проще?.. Только ощущения, как будто с меня сдирают кожу, а потом присыпают солью. Самое приятное, что нет анестезии.

Отражение изучает меня, думает.

— Сегодня — ты ангел, — роняет сквозь зубы.

Мгновение!

Несусь вниз, разрывая облака, ломая невидимые человеческому взгляду преграды, и, со всего маху — об землю!

Смотрю в небеса. Их больше нет для меня, ослушницы. Есть только белёсая пакля облаков, редкие снежинки и музыка. Её я слышу. Пытаюсь дотянуться, но тело… моё новое тело сопротивляется, кричит от боли и не пускает.

Вот оно моё наказание за ослушание — жизнь в темнице, которая хоть и слаба, но назад не отпустит.

— Сегодня ты бомж, — едко усмехается зеркало.

Багровыми, потрескавшимися от холода руками разрываю чёрный полиэтилен. Оттуда высыпается яичная скорлупа, упаковка от молока, кусок хлеба, прихваченный плесенью, выуживаю пару бутылок. В одной из них каким-то чудом уцелело почти треть содержимого. С удовольствием втягиваю в себя холодное пиво, сплёвываю окурок, до этого он плавал в бутылке, стараюсь попасть в воробья, что роется в траве рядом с помойкой, прячу бутылку в мешок.

— Побудь немножечко жертвой, — мило улыбается мне зазеркалье.

Неизвестно что хуже — едкий сарказм или эта потусторонняя улыбка.

Удар наотмашь по лицу, от второго пытаюсь укрыться, и он приходится по голове — перед глазами взрываются звёзды. Удары продолжают сыпаться — на руки, на плечи, на спину — пытаюсь спрятать лицо, сворачиваюсь улиткой… От шквала ненависти и боли не скрыться, не убежать, не спастись! Кажется, хриплый вой, что пробивается сквозь шум в ушах, мой собственный.

В голове бьётся вопрос: что я здесь делаю? Что?

Из объятий зазеркалья вырваться можно. Можно даже обмануть себя, забыть, отказаться...

Чтобы потом радоваться серому утру, работе, дождю. Он как будто старается сделать нас счастливей, оставляет нам на асфальте то, что ещё совсем недавно было небом. Глядя на собственный силуэт, мелькающий в прозрачной глади, вдруг поймаешь, что исчезнут они очень быстро, успев прихватить лишь отражение мира...

Ты спрашивал: кто я? Мне кажется, я знаю ответ — я человек, навечно приговорённый участвовать в маскараде.