Дело № 29

Дело № 29

 — Знаете, такой деревенский дом, с резными ставнями, маленькими окнами и пустым гулким чердаком с мышами и паутиной. Там было полно старых латунных подсвечников, — часто отключали электричество, и мне даже нравилось зажигать свечи повсюду, — такая романтика. Мы ездили туда на выходные, в дом его бабушки… Зимой мы топили печку и читали в постели, летом купались в пруду и собирали землянику. Весной… — она замолкает.

— Однажды он втайне купил каких-то голубых или сиреневых цветов, кажется ирисов, встал на колено, и, выкинув руку вперед, сказал: »Для Дамы моего Сердца! Для моей Дульсинеи», — мы как раз перечитывали «Дон Кихота»… Я поставила их в воду в пустую банку на окно. Шёл дождь. Я смотрела в окно на голые деревья, на дождь, на него. Это был самый совершенный, самый счастливый и волшебный момент в моей жизни.

...

— Представляете, я даже нашла такую же картинку в интернете, — там тоже окно, дождь, старый подсвечник и банка с цветами… Грустно и красиво… Я ее напечатала и повесила в своей комнате. Приходите ко мне в палату, я вам покажу, мама вчера по моей просьбе сюда, в больницу, принесла.

Он нажал на «стоп», и кассета остановилась.

— Господи, зачем я себя мучаю? Зачем я слушаю ее вновь и вновь? Пациентка. Это твоя пациентка. Четкое, неживое и официальное слово. Вот и будь таким, четким, неживым, официальным. Профессиональным, — повторяет он по слогам.

Ты все сделал как надо. Такое бывает.

Он думает о ней, такой, какой он увидел ее в первый раз.

Длинные темные волосы небрежно собраны, из-под густой челки живо смотрят серые глаза. Спокойна, расслаблена, если нервничает, то совсем чуть-чуть. Он тогда подумал: Сложная штучка… Такие не сразу раскрываются...

— Ваше имя? — спросил он, не глядя на девушку.

Молчание.

— Возраст?

Молчание.

— Будем молчать весь сеанс? Нам с вами полтора часа тут сидеть. И таких сеансов… подождите..., вот написано, видите, — он открывает старый, оставшийся еще с советских времен, скоросшиватель, на котором написано: «Дело №29». Показывает ей бумаги, пытаясь установить контакт.

Молчание. Даже не смотрит в его сторону.

— Ну, как хотите. Я просто хочу помочь.

Она облизнула губы и не спеша обвела глазами кабинет. Посмотрела на зеленые, будто промасленные, стены, засиженное мухами окно с высокими рамами, потертый, завернувшийся линолиум. Подняла на меня глаза и сказала:

Меня зовут Мария. Мне 19 лет. Но это вы и так знаете. У вас же все написано. Кстати, в вашем кабинете можно только депрессию подхватить, а не вылечиться, — добавляет она.

— Мне положено задавать такие вопросы. Вы же наверняка в курсе вашего диагноза?

— Параноидная шизофрения. Начальная стадия, — нехотя отвечает Мария, не отрывая от меня глаз. — Вы смотрели фильм «Игры разума» с Расселом Кроу? Правда, он супер, этот актер?

— Я смотрел. Если вы думаете про Джона Нэша, американского математика, которого он, якобы, играл, то я вас сразу остановлю. Да, у него были симптомы такой же болезни, да, он был гениальным математиком и получил Нобелевскую премию. Но это не значит, что вас ожидает такая же судьба. У него, кстати, были только слуховые галлюцинации, — фильм не соответствует истине.

— А у вас есть жена? — вдруг спрашивает она.

Ну, вот, начинается, думает психиатр, начинается. Только бы не спугнуть.

— Нет. Есть подруга. А у вас? У вас много друзей? — он специально не называет свою «подругу» любовницей, гражданской женой, сожительницей. Поговорим сначала про дружбу, так безопаснее, — решает он.

— У меня был один друг, — немного помолчав, отвечает Мария

...

Потом решается и быстро, скороговоркой начинает рассказывать:

— Мой единственный настоящий друг. Можете называть его парнем, как хотите… Знакомы с детства, вместе лазили по деревьям, сбивали коленки, потом началось… Поцелуи, езда на мотоциклах, романтика, счастье… Целовались на каждой встреченной лавочке. Говорили обо всем. Думали, что так будет всегда, что снимем вместе квартиру, вместе будем учиться, поженимся через год...

— Это вы так думали или он? — уточняю я. И получаю резкий ответ:

— Мы так думали. Вместе.

Я молчу и жду продолжения. И где — то минуту спустя, собравшись с мыслями, она договаривает:

— Так и получилось. Мы сняли квартиру, стали вместе учиться, только в разных университетах. Через год его, как будто, подменили. Стал грубым, невнимательным, часто уходил и возвращался под утро. Подруги говорили, что у него кто-то появился, я проследила и видела издалека, как он разговаривает с девушками, наверно, из его группы. Ничего больше. — Потом у нас отменили две лекции, я пришла домой..., — голос ее срывается, она кладет руки на стол, спрятав большой палец руки в зажатый кулак, и начинает беззвучно плакать.

— Хорошо, — я останавливаю запись, — давайте успокоимся, глубоко вздохнем. Раз — два, вдох— выдох. Увидимся завтра.

Весь день я думал про эту Марию. Обычная девчонка, которая, увидев своего парня с другой, на минуту «сошла с ума» и пырнула разлучницу ножом. А потом и парню попало. Не сильно и не опасно, быстро все зашили. Точно, 10 швов для парня, 7 — для девушки, — читаю я в ее личном деле.

Дальше — трагичнее. Заявления в милицию, крики сумасшедших родителей… У пострадавшей девушки папа какой-то начальник. Так, наверно, появился этот диагноз… — думаю я. Куда ей теперь с таким штампом?

...» Когда в бреду ревности, поддавшись ощущению угрозы и приказывающим голосам, она...», — перечитываю я и захлопываю Дело №29. У кого из нас не было такой минуты «помешательства»? К счастью, не всегда рядом оказывается нож, не всегда мы способны его взять.

Следующий сеанс посвящаю ее отношениям с семьей. Поддержка близких сейчас ей очень важна. Иначе девчонке не справиться. В принципе, прогноз неплохой, она сильная, справится, мама к ней приходит, сестра… А я постараюсь сделать все, чтобы «исправить» ее диагноз. Да, то, что она сделала— неправильно и наказуемо, но лепить этому почти ребенку такой диагноз...

Еще один сеанс. Убеждаю ее в ее собственной нормальности. Диагноз для нее — вроде позорного клейма на всю жизнь, еще немного, и она начнет копаться в себе, сомневаться и придет к выводу, что она опасна для себя и для других.

— Вы не больны. Это не болезнь. Это синдром. Как депрессия. Или вроде лихорадки. Она проходит, и все становится на свои места. Ваш диагноз— не более чем набор слов, вы должны извлечь необходимые уроки и жить дальше. Вы еще так молоды. Вся жизнь впереди.

Потом он вспоминал свои плоские пустые слова, как набор штампов… Неужели ты был не способен на что-то получше… точнее, проникновеннее, чтобы ее зацепило, чтобы она задумалась...

Вчера она повесилась у себя в палате на туго связанной жгутом серой больничной простыне. Его позвали. Он стоял и смотрел. Долго не мог прийти в себя. Проглядел— просмотрел— упустил. Твоя вина, старый хрен, — говорит он себе, — твоя вина.

На столе у него лежит плохо отпечатанная картинка с ирисами, дождем и голым деревом за окном. Бестолковая глупая картинка, — говорит он и убирает папку №29 в ящик.

— Бестолковая глупая картинка, — повторяет он, закрывает дверь на ключ, и, спрятав руки под стол, плачет.