Встреча с тигром

Стояла пасмурная погода. Это было начало декабря. Белые кисточки снега сыпали мне прямо в лицо, налипая на ресницы и щекоча нос, от чего приходилось время от времени смахивать их рукой. Из-под ног раздавался приятный хруст пока еще мягкого покрывала, окутавшего весь лесной массив. Теплые солнечные лучи были скрыты за тяжелыми и мрачными тучами, нависшими над головой, словно могучие руки огромного великана. Восточный ветер придавал морозу немного сил, образуя на щеках красный румянец. Идти в снегопад было тяжело, но приятно.

Любил я побродить по бескрайним просторам обворожительной природы далекого Приморского края. Красота здешних мест порой трогает до самых отдаленных глубин человеческой души. Даже самая заброшенная деревушка, украшенная природой, может оказаться привлекательней известных архитектурных шедевров человека.

В этот раз путь предстоял сложный и в тоже время интересный: предстояло обследовать район маленькой речушки, протекающей сквозь наше село, под названием Щеголиха. Извиваясь между кочек и зарослями тальника, она впадает в Бикин, подпитывая в теплое время года эту славную реку своей водой. Мой путь начинался с моста через Щеголиху. Мостом это сооружение назвать можно разве что на топографической карте. Все что от него осталось, — это высокие железобетонные сваи, крепко вцепившиеся в землю правого и левого берегов. Среди огромного поля лохматого камыша, обломки моста с завернутыми на вершинах прутами арматуры создавали впечатление развалин древнего города. На какое-то мгновение представилось как когда-то по инженерной конструкции советских строителей в сторону биржи, расположенной в селе Бурлит, проходила техника, груженная ясенем, елкой, осиной. С моста летел снег, в воздухе парил запах древесины, перемешенный с бензином и выхлопными газами, с увязанных бревен местами облетала кора. Немного пофантазировав я отправился в свое мини путешествие.

Идти было принято навстречу великой реки древнего народа чжурчжэней. От места отправления Щеголиха как будто зажата в узкие тиски. Ширина здесь не превышает двух метров. Извиваясь как змея, бросаясь то вправо, то влево, она словно хочет вырваться из-под завала деревьев, навалившихся на ее русло. А те так и не пускают ее из-под своих скривившихся крон, нарочно задавливая свою поилицу обломками состарившихся стволов и веток. Река бьется из стороны в сторону, пытаясь прорвать жесткую хватку заломов, иногда вырываясь от натуги, заливает заросли камыша и осота. Идти по таким местам без лыж очень сложно, поскольку приходится шагать через высокие кочки. Иногда случалось упасть в море снега, споткнувшись о «волосатые» бугры или запрятанную между ними ветку. С левого берега, метрах в тридцати, зимовали освободившиеся от тоненьких листиков, крупные кусты голубики. Этим кустам удалось остаться нетронутыми ужасным пожаром минувшей весны. Река защитила благородную ягоду от огня, устроив паводок. Очень жаль, что размер ее маловат. Ведь будь она побольше, смогла бы сберечь всю голубичную марь. Среди синей ягоды, местами повырастали молодые деревья ольхи, нарядившиеся в заснеженные серьги. Потрескивая мелкими веточками под ногами, я все дальше углублялся в зимний лес. Вскоре моему взору предстал одиноко стоящий на бугре дуб. Ему было примерно лет десять, двенадцать. Под ним, словно нарочно, приютился колючий куст шиповника. Вдвоем они смотрелись как два брата по несчастью, оказавшиеся на необитаемом острове, которым суждено было остаться здесь до конца своих дней. Примерно в километре от этого «острова» река немного расширяется, предварительно делая крутой поворот. Дойдя до поворота решил сделать привал и перекусить.

Подошел к дубу, раскинувшему свои ветви вдоль правого берега. Очистил от снега поваленное бревнышко, и расположился на нем. Достал из рюкзака термос с горящим голубичным морсом, приготовленный моей любимой женой по особому рецепту; отломил кусок свежевыпеченного хлеба, и с огромным аппетитом уплел свой скромный паек. Аромат хлеба с голубикой согревал мою душу; картина живой природы радовала взор; приглушенный звук падающего снега успокаивал так, что захотелось просто лечь и поспать в этой тихой красоте. Но надо было двигаться дальше. Оставив на бревне кусочек хлеба маленьким обитателям этого леса, отправился дальше в путь. Буквально сразу я наткнулся на разросшиеся кусты шиповника и калины. На некоторых веточках до сих пор осталась висеть ягода. Собрав несколько плодов колючего кустарника, проверил их вкусовые качества. Ягода оказалась забродившей, но очень сладкой. Меня удивило, что все эти дикоросы расположились в леске, деревья которого были словно высажены в один ряд. Вдалеке виднелись чем-то похожие рёлки, расположенные параллельно друг другу. Скорее всего здесь когда-то сажали картофель, морковь, свеклу; а может луговые травы на корм скоту. Во всяком случае, на вид когда-то имевшая место жизнедеятельность человека. В этих лесках росло много папоротника, который к этому времени уже высох и упал, но не был еще полностью засыпан снегом. Далее по пути несколько раз пересекал следы лисицы, маньчжурского зайца, косули. Звериных печатей было очень мало, тропы отсутствовали. Так, только перебежки. Общая картина прибрежной зоны реки Щеголиха была несколько мрачной. Растительность редкая, в основном мелкие кустарники и болотные травы. Птиц ни встретил ни одной. Создавалось впечатление, что иду по заколдованному лесу, уснувшему навсегда, где нет никакой жизни, а правит здесь злой волшебник, заманивающий к себе случайных путников. По мере продвижения природа больше не менялась. Лишь появлялись то тут, то там скудные плешины орешника. Протоптав по глубокому снегу около семи километров, встретил охотничий солонец. В поваленном дереве была вырезана канавка для закладки соли. На противоположном дереве находился лабаз охотника. Отдохнув на бревне, пропитанном солью, немного поразмыслил о своем путешествии: скорость передвижения очень низкая, в виду трудного хождения по глубокому снегу и зарослям. Если продолжать путь к Бикину, то домой можно вернуться только к ночи. Что же делать? Толи идти дальше, толи уходить напрямки через марь, в сторону дороги, идущей от Бурлита к пилораме. Примерно за час преодолею расстояние от реки до дамбы, некогда служившей плацдармом бронепоезда, а там до дома рукой подать… Нет не могу вот так, на полпути все бросить и сдаться… Еще часа полтора то перелазя через валежник, то утопая в мягком снегу, преследовал убегающую от меня крохотную реку.

Изрядно измотавшись сделал привал. Устроился возле поваленной природной стихией лиственницы. Наломал сухих веток, развел костер, поставил на огонь котелок с водой. Подвешал против дыма маскировочный костюм, промокший и покрывшийся к этому времени тонкой ледяной коркой. Меня окружало бесчисленное множество одиноких, но очень плотно стоящих молоденьких веточек голубики. Их верхушки торчали словно частокол, застилая весь лес. Меж кустиков кислой ягоды рос багульник, который летом источал одурманивающий запах. Костер потрескивал, испуская приятный дух. Вспоминалось как летом в знойную жару приходилось собирать в этих местах голубику. Палящее солнце и назойливые комары делали мой труд настоящим испытанием не только на выносливость, но и задавали психике настоящую проверку на прочность. Горячий пот стекал по спине и груди под плотным энцефалитным костюмом, руки час за часом распухали от укусов мелких кровопийцев до такой степени, что пальцы невозможно было сжать в полный кулак. В ушах стоял протяжный и тонкий бесконечный гул. Охлаждаться приходилось из-под кочек, предварительно разбив мох ногами. Набрав в ладоши переболомученную воду, с жадностью умывал этой жижей лицо, шею, голову. Она казалась дороже всего на свете… А сейчас благодать: снег, прохладный боковой ветерок, да греющий тело и душу костер. Отогревшись и отпив чаю, я около получаса созерцал просторы бескрайней природы, находящейся во власти циклона. Пока погружался в воспоминания и размышления, костер сильно задымил, разъедая глаза. Растолкав угли уже еле тлеющего очага, засобирался в путь. Одел уже не совсем белый маскировочный костюм. Залил горячую воду в термос, засыпав в него заварки с сахаром. Остудив котелок в свежем снегу, забросил его на дно рюкзака. Туда же отправил кружку, ложку и остатки чая. Затянул шнурок своего ранца, закрыл клапан и закинул ношу на плечи. От затушенного костра поднимался высоко в небо шипящий столб горячего дыма с паром. Уложив все свои пожитки, отправился дальше.

Сил явно прибавилось после привала. Ноги как в сапогах скороходах заспешили вдоль замерзшей воды. Плохо уложенные вещи позванивали за спиной, нарушая мертвую тишину. По середине маленького притока Бикина высовывались на высоту ширины ладони ледяные колодцы: умелые и изумительные строения самой большой «крысы», — ондатры. Образуя вместе с тропами между горловинами длинную цепь, они вырисовывали настоящую «китайскую стену», с круглыми сторожевыми башнями. Этот зверек бегает по своим тропинкам и заныривая в горловины, прячется в замороженных тоннелях, образовавшихся при быстром спаде уровня воды. Красивые и модные из шкурок этого животного шили шапки народные умельцы. Сейчас же живет ондатра в полной гармонии с матушкой природой, и уже нигде не встретить капканов на ее пути.

Продвигаясь все дальше и дальше, меня все сильнее и сильнее сжимал своими прутиками орешник. Местами пришлось идти как танк, продирая себе путь. Орешины трещали под натиском мощной человеческой громады. Не опавшие осенью листья шуршали об одежду, расставаясь в конечном счете с веточками. Позади иногда раздавался свист загнутого и выпущенного из рук куста. Вот впереди показался просвет. Лещина сменилась не большой порослью тоненьких березок и молодой ольхи обожжённых пожаром. После чего вновь последовали уже редкие кусты лесного ореха. Среди зарослей показались свежие следы дикого кабана. Сбросив рюкзак, быстро пробежался и осмотрел местность. Судя по следам это была свинья с двумя или тремя подростками. Видно спугнул их своим треском и грохотом. Глаза мои загорелись в азарте: очень хотелось воочию увидеть эту семейку. Быстро и тихонько, широкими шагами, пустился в погоню за зверем. Внутри теплилось: может еще не далеко ушли… Задыхаясь в быстром темпе, загребая валенками глубокий снег, я не переставал «плыть» по снегу в надежде встретиться с ними. Метров через триста следы сворачивали на правый, слегка обрывистый, берег. Далее натоптанная тропка скрывалась в дубовой рёлке, отрезанной от русла двухсотметровой пустошью. Подойдя к дубам, я остолбенел. Сначала не поверил своим глазам. Затем нагнулся, присмотрелся получше, и точно: это были следы полосатого хищника. В мгновенье ока обернулся на все триста шестьдесят градусов. Дрожащими руками вытащил никак не вылазивший сигнальный огонь. Нервно вцепившись пальцами в рукоятку и чеку, продолжал крутиться как юла. Ох, как мне хотелось иметь у себя сейчас ружье… Сердце быстрыми и сильными ударами наполнило сосуды защитным адреналином, подготавливая организм к бою или бегству. Что-то кольнуло в ногах. Минуты две или три простоял в ошарашенном состоянии. Никто не показывался, и страх понемногу отступал, возвращая ясность разуму. Свежие тигриные следы перекрывали кабаньи, указывая на то что хозяин Уссурийской тайги отправился на охоту за свининой и бояться в принципе нечего. Но мысль о том, что он где-то рядом не оставляла в покое и тревожила. Переведя дух и приведя сознание в порядок, заторопился обратно к маленькой речушке. Отыскал брошенный рюкзак, забросил его на себя, и помчался побыстрей на выход, озираясь с опаской на любую густую растительность, в которой мог укрыться опасный зверь. До Бикина оставалось около двух километров. Дальнейший путь прошел в подозрительности и настороженности. Усталость давала о себе знать в виде участившихся передышек. Смеркалось, а идти еще много. Разные мысли лезли в голову. Было интересно знать, что забыл тигр в такой близости к деревне: наверняка он ранен или болен, а быть может бедолаге совсем нет пропитания в лесу. Даже появилось сострадание к полосатому хищнику. Пока прикидывал о спугнувших меня следах и жизни тигра в дремучей тайге, не заметил, как показался поворот к «большой» реке.

Темнота вступала в свои права, но налобный фонарик своим лучом прорезал насквозь снежную стену. Настроение приподнялось. На лице засияла улыбка. Очень захотелось домой, да поближе к печке. Остановился на несколько минут утолить жажду и набраться сил для последнего броска. Согревшись крепко запаренным чаем, от чего на лбу выступили капельки пота, завалился на снег. Ноги гудели как паровоз, спина расслабившись издала похрустывающие звуки. А небо было бесконечно темным, и таким далеким. Снежинки, словно выпускаемые из неведомого орудия, с огромной скоростью втыкались мне в лицо, таяли и стекали по щекам. Ветер пытался сдуть летящие маленькие ледышки, но никак не мог противостоять сильному напору, образующему сплошной занавес и быстро затирающему только что появившиеся следы, продавленные моими уставшими ногами. Разыгрывалась борьба двух стихий: с одной стороны, всемогущий и быстрый ветер, с другой кристальная и тяжелая вода. Но силы их были равны, что придавало невозмутимость и спокойствие погоде. Отряхнувшись от снега, завязал свою ношу, и сделав пару шагов встал как столб, врастая ногами в землю. Поперек лесной «дороги» стоял тот самый тигр, ранее нарушивший мое спокойствие своими следами. Он размахивал хвостом, показывая свое недовольство. Глаза высверливали меня с огромной злостью и ненавистью. Его полосатое одеяние висело на исхудавшем теле. С оскаленной челюсти капала слюна. От страха меня почти парализовало. Очень медленно и с огромным трудом вытащил сигнальную свечу и застыл. Мурашки по спине словно истыкали кожу мелкими иголочками, образуя своеобразные волны. В ушах токало. Волосы сжались на затылке. Страшный зверь зашипел, еще более обнажив свои большие зубы. Левая рука дрогнула, потянув за собой чеку… В трубке сигнального устройства загорелся яркий огонь. Изливаясь красным светом, разбрызгивая синие искры, шипя как змей, пламя ослепляло как сварочная дуга все вокруг. Тигр сделал, как мне показалось, два прыжка в сторону, и исчез из вида. Толком ничего не видя, я побежал к засохшему кустарнику. Воткнул «огонь» ручкой в снег, и с высокой скоростью и изо-всех сил принялся ломать пропавший куст, закидывая ветками горящую смесь. Образовался небольшой костер, который мне хотелось превратить в громадный палящий столп. С каждой новой веточкой он становился все больше и выше. Потеряв счет времени от испуга, «очнулся» когда пламя сровнялось с моим ростом, прорываясь в бездонное небо. Руки дрожали, в ногах налился свинец. В голове крутилась мысль: спугнув тех свинок, вмешавшись в естественную жизнь дикой природы, я лишил добычи исчезающего с лица земли зверя. Ведать не смог он догнать бросившуюся на утек свиную семейку. А показался специально, — чтоб испугать меня, чтоб показать какое на самом деле занимает в пищевой цепочке безоружный человек. Решил бы он меня слопать, не стал бы выходить предо мной, бросился бы сразу, без предупреждения.

Фонарь становился тускнее и тускнее. Заменив батарейки, зашагал к дороге, ведущей домой. Позади оставался гореть костер. Затушить не хватило смелости. Ноги, утяжеленные «пудовыми гирями», как не странно, рысью несли меня по переметенной мари. Впереди блеснули фары проезжающей по дороге машине. Неужели дошел… На часах было почти половина десятого. До дома добрался на попутке. Еще не раз я буду вспоминать и рассказывать этот случай среди родных и знакомых, поучая как прекрасен и в то же время смертельно опасен восхитительный мир дикой природы.