Смертельная поездка

— О, боже… Боже! Мы! Его! Убили! — истерично завопила Кэтрин, будто только сейчас осознав произошедшее. — Что нам теперь делать?! Скажи, умоляю тебя, скажи! Пожалуйста… — ее голос потерялся во всхлипах, словно проржавевший якорь в глубинах Мирового океана.

— Успокойся, — тоном маньяка, каждый день разделывающего человеческие тушки, произнес Лайман. — Никаких следов не осталось. Доказательств нет. Никто ничего не видел.

Он выдержал паузу и слегка озадаченно обвел взглядом двух онемевших свидетелей преступления.

— Ну, почти никто.

Близнецы, стоявшие бок о бок около двери, внимательно и с нескрываемым удивлением разглядывали обстановку купе и, в особенности, своих новообретенных соседей — супругов, которые занимались кое-чем, являющимся малость непристойным для помещения, в котором кроме них находился кто-то еще. Четкому ритму, выстукиваемому колесами поезда, мог позавидовать любой барабанщик. Шла пятая минута немого созерцания.

— Извините, пожалуйста, — решившись, робко произнес один из братьев. — Но вы не думаете, что заниматься этим в нашем присутствии несколько… неправильно?

— Ой, мы не одни! — с ужасной наигранностью воскликнула соседка. — Неправильно? Может быть. Но мы не можем остановиться. Неужели не понимаете? Да бросьте… Тем более, все знают, что в этом есть своя неповторимая романтика.

— Ах да, романтика, — протянул другой близнец. — Точно. И как это мы сразу не догадались?

— Вы еще повозмущайтесь мне там, — сквозь завесу весьма своеобразных звуков донесся до них басовитый голос, судя по всему, мужа соседки. — Если что-то не устраивает — никто вас здесь не держит. Поезд большой, вагонов много. Ясно?

— Еще бы, — с ухмылкой сказал Лайт. — Вот только это и наше купе тоже, и мы никуда не уйдем. Понял, башковитый?

Ехидством, вложенным в последнее слово, можно было зацепить даже мертвого.

— Что?! — взревел сосед. — Ты что там вякнул?!

— Секунду, — ответил Лайт и сделал вид, что что-то усердно вспоминает. — Так-так… Ну да! И мы никуда не уйдем. Понял, Баш-ко-ви-тый? — процитировал он самого себя, снова сделав упор на последнем слове.

— Да я тебя…

— Давай-давай, смелее. Подходи, я готов. Хм… Как же я мог забыть! Вы не можете остановиться, верно?

— Оставь его, Лайм, — проворковала соседка. — Ты же знаешь, что твоя голова и впрямь несколько великовата. В разумных пределах, — быстро добавила она, предупреждая стремительно формирующийся ураган негодования. — Мальчики, — обратилась она к близнецам, — раз уж нам теперь какое-то время придется жить вместе, давайте знакомиться! Меня зовут Кэтрин, а моего мужа Лайман.

— Привет, Кэтрин, — жизнерадостно произнес второй близнец, игнорируя ее мужа. — Я Лайт, а это мой брат Питер.

— Приятно, — произнес Питер. — А наша соседка…

— Спит с самой посадки, — поделилась Кэтрин. — Да вы не переживайте, для ее возраста это нормально…

«Такое впечатление, что она глухая», — одновременно одинаково подумали близнецы. — «Да как вообще можно спать под такое звуковое сопровождение?».

— … Старушка, наверное, перепутала купе. А проводник на нее даже внимания не обратил. Привык, что ли, к таким пассажирам, — задумчиво произнесла Кэтрин. — Да вы присаживайтесь, — услужливо предложила она близнецам, даже не поворачиваясь к ним. — Мест хватает.

— Спасибо, но мы постоим. Мы спортсмены. Легкоатлеты, — пояснил Питер. — Тренируемся часто, а вот душ в последний раз видели только на картинке… Ну вы понимаете…

— Еще как понимаем, — ухмыльнулся Лайман. — И, по правде говоря, Кэт слегка оговорилась: она хотела сказать, что мест не хватает. Она такая рассеянная.

Лайт уже было собрался ответить чем-нибудь откровенно едким и оскорбительным, но тут раздался звук хлопка, воспроизведенный в обратную сторону, сигнализирующий о том, что безымянная и безмятежно спавшая до этого момента соседка благополучно пробудилась.

— Доброе утро, — благодушно произнесла она.

— Скорее уж вечер, — грубовато продемонстрировал свою наблюдательность Лайман.

— Ась? — переспросила старушка. — Говорите, пожалуйста, громче, я вас не слышу!

Близнецы переглянулись.

— Мой муж говорит, что уже ВЕ-ЧЕР! — проорала Кэтрин.

— Ох, ну надо же! — расстроилась проснувшаяся соседка — А я и не заметила… Стара стала, ничего не замечаю, фст, — она шмыгнула носом. — Простите, у меня хронический насморк. Ничего не могу с ним поделать… Знаете, появился он еще в детстве, когда…

История чрезвычайно интересной жизни старушки, которую, по мнению всех присутствующих, можно было выдавать в аптеке вместо снотворного, медленно являла саму себя на свет, перемежаясь с периодическими втягивающими звуками. Разнообразных — приличных и не очень звуков — в купе становилось все больше и больше.

— Она серьезно не замечает их… телодвижения? — шепотом спросил у Лайта Питер.

— Ага, видать, она еще и подслеповата, — так же тихо ответил Лайт.

— …фст, и разбила эту несчастную маленькую статуэтку. Осколков тьма была. Я их быстро смела в совочек и спрятала — думала, бабушка не найдет. Какой там… Эх, ремни раньше на совесть делали, не то что сейчас. Так вот, возвращается она домой…

— Кэтрин, вы тоже в Клип-таун направляетесь? — негромко поинтересовался Лайт.

— … лишила сладостей на два дня. Представляете?! Я вообще-то неверующая, но после этих двух дней, проведенных, можно сказать, в преисподней, я захотела поверить в бога и разом искупить все свои грехи… — параллельно говорила старушка.

— Да, мы с Лайманом любим путешествовать, — последовал тихий, старающийся не сбить старушку с мысли ответ. — Это наше маленькое хобби — посещать новые и неизведанные места. Знаете, в каждом посещенном городе мы оставляем частичку себя.

— Надеюсь, она сейчас не про посещение уборных, — едва слышно прокомментировал Лайт.

— Оставлять — важнее, чем забирать, — продолжала рассказывать Кэтрин. — Многие люди привозят с собой из путешествия фотографии и сувениры. И магнитики на холодильник.

— Да, известная история. А потом, когда место на холодильнике кончается, они покупают еще один. Очень разумно, — стараясь, чтобы его не услышала рассказчица, поделился своим опытом с братом Лайт.

— …фст, открыл секрет. Сказал, что с неба на самом деле сыпется сахарок! Я тем же вечером тайком продегустировала содержимое нескольких сугробов. Расстроилась ужасно. Зато узнала много нового. Например, что такое ангина…

— Все, что мы привозим из поездки — это воспоминания и впечатления. Физически они не занимают места, но, тем не менее, хранятся очень долго и их сложно разрушить. Конечно же, если время от времени их реставрировать.

— Простите, реставрировать? Воспоминания? — недоуменно переспросил Питер.

— Именно, — улыбнулась самой себе Кэтрин. — Реставрация крайне важна. Ну… возьмем, к примеру, картину. Дорогую картину. Вы покупаете ее, вешаете на стеночку и любуетесь. Постепенно она покрывается пылью, краска облупливается, и если за картиной не ухаживать, можно совсем ее потерять. С воспоминаниями та же история: если периодически не стирать с них пыль и не освежать, они забываются. Исчезают навсегда, понимаете? Чтобы такого не случилось, я периодически вытаскиваю их из шкафа памяти и снова примеряю на себя. Идеально, конечно, в такие моменты находиться в месте, с которым связано воспоминание, но это не всегда возможно… — тут последовала пауза. — В общем, вот это я и называю реставрацией, — закончила Кэтрин свою мысль.

— Как поэтично, — пробормотал Лайман, видимо, не в первый раз слушающий это объяснение.

— … фст, а в то время, как собачке после прогулки в ванне мыли задние лапы, она спокойно могла доедать свою еду из миски. Эти таксы такие э-э… гибкие, честное слово…

— Такого определения реставрации я еще не встречал, — присвистнул Лайт. — А ты, Пит?

— И я нет. Очень… мудреное. Я даже еще пока не до конца его понял.

— Подожди, до тебя скоро дойдет, — сказал Лайт. — Забыл про Правило трех минут?

Питер картинно закатил глаза. Очевидно, об этом правиле ему напоминали слишком часто.

— Что еще за правило? — полюбопытствовала Кэтрин. — Оно как-то связано с микроволновкой?

— Нет, просто я родился на три минуты позже, чем Лайт, — скучным голосом произнес Питер. — И при каждой удобной возможности он мне об этом напоминает.

— фст, семнадцать. Так что я обречена носить это клеймо всю оставшуюся жизнь…

Поезд, уже некоторое время замедляющий ход, именно в этот момент, дернувшись, встал.

В купе вдруг стало непривычно тихо.

— Вы… вы перестали! — радостно крикнул Питер. «Наконец-то. Такое ощущение, что это могло продолжаться без малого вечность», — подумал он про себя.

— Остановка, она для всего и для всех, — авторитетно заявил Лайман.

Старушка, глубоко вздохнув, снова уснула.

— Да и слава богу, — произнес Лайт и попытался всмотреться в щель между занавесок. — Никак, станция «Конечная» со слоганом «Выйди и закури»? — спросил он у воздуха.

И будто в ответ из-под левого сидения донеслось глухое мычание. Кто-то, находящийся там, очевидно не догадывался, в чем смысл риторических вопросов.

— А это еще что такое? — удивленно спросил Лайт и заглянул под сидение. — Хм. Папаша, — сказал он, обращаясь, по всей видимости, к коллективу, — поздравляю, у вас сосед!

Мычание повторилось.

— Вы не хотите немного прояснить ситуацию? — ненавязчиво предложил супружеской паре Питер, последовавший примеру брата и сунувший нос не в свое дело. Точнее, не под свое сидение.

Кэтрин и Лайман шепотом обсудили свое вдруг ставшее не самым завидным положение.

— А что, собственно, здесь нужно прояснять? — невинно спросила Кэтрин. — Скажем так, это наш знакомый. Мистер Неномерной.

— Еще один сосед, да? И он путешествует таким вот странным образом?

— Может, ему так удобнее? — предположил Лайман.

— Но он же в мешке! — чуть ли не крикнул Питер.

— У всех нас свои причуды.

Близнецы непонимающе уставились на супругов. Пожалуй, если бы существовал список вещей, которые по какой-то причине отсутствовали в этом купе, сейчас его однозначно возглавило бы слово «взаимопонимание». Наконец, Лайман решился:

— Хорошо. Мы расскажем вам правду. Скрывать, видимо, нет смысла.

Близнецы приготовились слушать.

— Начнем с того, что он, по сути, никогда не рождался. Его создали… э-э… в лаборатории. Он ненастоящий, понимаете? Оно ненастоящее! — Кэтрин что-то быстро шепнула ему. — Да плевать! — резко выкрикнул Лайман. — Какая теперь разница? Жизнь этого существа не ценнее фальшивой десятки. Подумать только, до чего мы докатились! Представьте, что нас ждет в будущем. Искусственный мир! Жалкий мир, в котором нет ни капли, ни капли жизни. Сплошные суррогаты и только. Мы должны остановить это, пока не стало совсем поздно. И… вы можете нас осуждать, но сделать это нужно было давно. Кэт, выйдем-ка на минуту, — обратился он к жене. Ей оставалось только подчиниться. Они неспешно покинули купе, оставив братьев в раздумьях.

— Как думаешь, — тревожно произнес Питер. — Он не врет?

— Сейчас и узнаем, — ответил его брат. — Я что-то слышал о подобных экспериментах, но никаких доказательств, что ученым удалось создать его, пока не было. Интересно, что наши попутчики задумали?

Ожидание затянулось, как презентация великолепного нескончаемого кукурузного поля за окном.

Братья вряд ли могли предвидеть, что случится после возвращения супругов. А произошло (причем очень быстро) вот что: шестого соседа на их глазах бесцеремонно вытряхнули из мешка прямиком в емкость с невесть где добытой Лайманом с Кэтрин кислотой. Слабонервным перед этим, конечно же, никто не посоветовал удалиться. Начинала разыгрываться настоящая драма.

— Вы что?! Вытащите его немедленно! — что есть силы закричал Питер.

— Он же тоже хочет жить! — присоединился к нему Лайт. — Вы не можете так поступать!

— Гл-гл-гл-гл, — как могла, поддержала братьев жертва.

Но, увы, голосовые потуги близнецов и несчастного соседа в конце концов ни к чему не привели. Когда к ужасу невольных зрителей все закончилось, Лайман и Кэтрин, неожиданно ставшие хладнокровными палачами, бесстрастно воззрились на результаты своего убийственного труда. Казнь получилась на удивление быстрой и жестокой. «И качественной. Очень качественной», — с каким-то нездоровым удовольствием подумал Лайман.

Тишина на несколько секунд примерила на себя роль очередного попутчика наших героев. Но, как и всегда в таких случаях, нашелся кто-то, чье терпение обладало прочностью яичной скорлупы:

— О, боже… Боже! Мы! Его! Убили! — истерично завопила Кэтрин, будто только сейчас осознав произошедшее. — Что нам теперь делать?! Скажи, умоляю тебя, скажи! Пожалуйста… — ее голос потерялся во всхлипах, словно проржавевший якорь в глубинах Мирового океана.

— Успокойся, — тоном маньяка, каждый день разделывающего человеческие тушки, произнес Лайман. — Никаких следов не осталось. Доказательств нет. Никто ничего не видел.

Он выдержал паузу и слегка озадаченно обвел взглядом двух онемевших свидетелей преступления.

— Ну, почти никто.

В купе резко запахло убийством. Убийство почему-то имело запах кофе.

Кто-то со вкусом отхлебнул из кружки.

Мда. Точно. Фальшивка, как она есть.

— Слушай, кружка, тебе не кажется, что твоя последняя реплика была произнесена ну очень наигранно, а? — с издевкой поинтересовался Лайт.

— Странно слышать подобную критику от тапка, — отмахнулась Кэтрин-кружка. — Было бы ради кого стараться.

— Ладно тебе, зато ложка-то как хорош! «Никаких следов не осталось, доказательств нет», ох! Я даже на секунду поверил, что это все взаправду, — заворожено произнес Питер.

— Спасибо, спасибо, — довольно ответил Лайман-ложка. — Вы знаете, когда-то я хотел стать актером в кукольном театре, но мне не хватало некоторых… двигательных частей тела. Поэтому карьера актера как-то не задалась.

— И совсем неважно, что тебя похвалил какой-то там тапок, да? — снова съехидничал Лайт-левый-тапок.

— Не какой-то, а твой брат, вообще-то! — возмутился Питер-правый-тапок.

— Прошу прощения. Похвалил мой брат, тапок. Так лучше?

— Гораздо, — успокоился Питер. — А вот, кстати, и хороший вариант названия для трех томиков твоих жутко занимательных мемуаров: «Я и мой брат, тапок».

Лайт пропустил подколку мимо ушей. Мимо воображаемых ушей.

— И все-таки, это так скучно — играть в людей, — вздохнула Кэтрин. — Заниматься такими глупостями. Просто уму непостижимо.

— Люди играют в людей каждый день, — напомнил ей Лайман. — Представь, как трудно им приходится.

— А вот это уже их проблемы. Тем более, большинство из них относятся к своим жизням чудовищно серьезно. В этом они схожи с книжками, — тут она буквально стеклом почувствовала недопонимание Лаймана. — Не встречала еще ни одной, которая согласилась бы сыграть хоть в какую-нибудь игру, — пояснила Кэтрин. — Кстати, о книгах. Вы слышали последнюю фразу нашей пятой соседки?

Ответа не последовало.

— И не стыдно вам? К одиноким старушкам всегда стоит прислушиваться. Она говорила про свою семнадцатую страницу и клеймо!

— Она что, библиотечная? — догадался Лайман.

— Похоже на то. Я где-то слышала, что у каждой библиотечной книги есть мечта: обрести постоянный дом. Но в большинстве случаев, конечно, им это не удается. Они зацикливаются на своей несбыточной мечте и к концу существования сходят с ума.

— Неужели? — поинтересовался Лайт. — Слабо в это верится. Свой дом — это ведь такой пустяк.

— Пустяк… Ты так говоришь, потому что для тебя это в порядке вещей. Как, в общем-то, и для всех нас. Помотался бы по сотне-другой домов, по рукам разных хозяев, по-другому бы заговорил. Для книг это особенно важно. Что же касается ценности подарков… Порой даже обычная запонка или открытка с котенком может иметь очень большое значение. Тут важен, скорее, не сам подарок, а осознание того, что где-то есть человек, который тебе его подарил.

После этих слов все они, не сговариваясь, обратили внимание на единственного человека, находящегося в купе. Он, даже не подозревая о беседе, ведущейся рядом с ним, не спеша, допил кофе, устроился поудобнее, снова достал книгу и открыл ее на заложенной ручкой странице.

— Доброе утро! — раздался знакомый голос.

— Уже ВЕЧЕР, мэм! — добродушно подсказал Лайт.

— Ох, ну надо же! — огорчилась старушка — А я и не заметила… Стара стала, ничего не замечаю, фст. Простите, у меня хронический насморк. Ничего не могу с ним поделать… Знаете, появился он еще в детстве, когда…

— Слушайте, мэм, а вы в игры играете? — вдруг прервал ее Питер.

— Ась? В какие еще игры? — недоуменно спросила соседка

— Ну вот, например, есть очень занимательная и познавательная игра. Игра в «дом».

— Никогда не слышала ни о чем подобном, — пробормотала старушка. — В чем ее суть?

— О, правила простые. Вот этот человек — наш общий хозяин. Купе — наш общий дом. А все, что нам нужно делать — быть самими собой. Ничего сложного, правда?

Старушка удовлетворенно шмыгнула носом.

— Вижу, вы согласны. Тогда добро пожаловать в компанию! — тут он на секунду задумался. — Кажется, вы еще не представились, верно? — осторожно спросил Питер под всеобщее молчаливое одобрение.

— И то правда. Меня зовут Пособие-по-садоводству.

— Красивое имя, — вставил Лайт. — И фамилия. И отче…

— Да, совсем забыл, — перебил брата Питер. — Есть еще одно небольшое, но довольно важное дополнение.

Все затихли.

— Ни слова о семнадцатой странице!

Если бы Книга была живой, она бы просияла.

Поезд тронулся. Во время остановки, конечно, много чего произошло. Например, количество счастья в мире (если считать счастье одного отдельно взятого индивидуума за одну штуку) увеличилось ровно на единицу, процент смертности среди пакетиков с растворимым кофе совсем незначительно, но повысился, а в пансионат редких и необычных имен, которыми награждают родители своих чад, с успехом заселили еще одно. Внушительная статистика, не так ли?

Не все великие дела на первый взгляд выглядят великими. И только меньшая их часть творится у всех на виду. Как правило, Общественности становится известно только о тех делах, которые описаны в учебниках по истории.

Обычные, с виду ничем не примечательные вещи тоже способны на многое. Перевернуть чью-то жизнь, словно гравитация бутерброд, летящий маслом вверх? Да запросто!

Но кое-что даже им изменить не под силу…

Дзинь. Дзинь-дзинь. Дзинь.

Январь 2017 — февраль 2017